Марвин вниз головой летел в пустоту. Бум! Он дважды перекувырнулся и наконец замер на полу галереи. К счастью, серое ковровое покрытие смягчило удар. В голове слегка шумело. Вокруг толпились незнакомые ботинки, а голубые кроссовки Джеймса были уже далеко. Остаться у всех на виду — беды не избежать, и он поспешил к стене зала и затаился у истертого плинтуса.

Теперь надо добраться до рисунка. Но ползти по стене, когда вокруг столько народа разглядывает картины, — чистое самоубийство. Попытаешься прямо сейчас начать долгий путь наверх, кто-нибудь да заметит черную блестящую спинку. Как ни волновали Марвина шедевр Дюрера и грозящие ему опасности, он счел за благо подождать: к вечеру толпа наверняка схлынет. В суматохе перед закрытием музея легче проскочить незамеченным и опередить агента ФБР.

Время летело быстро. Чтобы отвлечься, Марвин принялся разглядывать посетителей музея. Ему всегда нравилось разглядывать людей. Марвин стал считать обувь: двенадцать черных туфель-мокасин, шесть коричневых, четыре туфли на шпильках, восемь на шнуровке, шесть лодочек, четыре туристских ботинка, восемь полуботинок, одиннадцать кроссовок (и одна нога в гипсе). Интересно, а можно по типу обуви угадать, как долго человек простоит перед картиной? Лодочки и черные мокасины разглядывали рисунок подолгу, туристские ботинки отставали от них совсем ненамного. Кроссовки либо задерживались дольше всех (студенты, решил Марвин), либо проносились мимо на всех парах (дети).

Прошел час-другой, и Марвин почувствовал, что умирает с голода. Пол, к сожалению, блистал чистотой — в музей не разрешалось проносить еду и напитки. Но через несколько минут мимо прошла женщина с коляской, в которой сидел малыш и жевал сладкие колечки. Наконец одно из колечек упало на пол. Марвин оживился. Улучив момент, когда поблизости было поменьше людей, Марвин отважно бросился к колечку. Он сунул голову и передние лапки в дырку и, отталкиваясь задними лапками, покатился колесом в укромное место, к плинтусу — дома они с Элен много раз проделывали этот трюк. У края коврового покрытия он вытащил голову и уселся поужинать. Колечко оказалось не первой свежести, но все еще хрустящее — отличная еда, нечего жаловаться.

В конце концов из динамика раздался звуковой сигнал и женский голос объявил: «Музей закрывается через пятнадцать минут. Пожалуйста, пройдите к выходу».

Марвин немного помедлил и, убедившись, что посетители уходят, торопливо вскарабкался по стене. Добравшись до «Мужества», он остановился, чтобы взглянуть на рисунок, и еще раз восхитился тонкими изящными штрихами — не его, Марвина, а Дюрера. И нырнул под нижний левый угол деревянной рамки.

Долго ждать не пришлось. Спустя пару минут он услышал стремительные шаги, а потом почувствовал, что рисунок сняли со стены. Марвин крепко вцепился в рамку, которую торопливо сунули в холщовую сумку. В сумке царила полная тьма. Взглянув вверх, Марвин увидел, как толстые пальцы, поросшие редкими волосками, сжимают ручки сумки. Сначала сумка болталась туда-сюда, но вскоре ее поставили куда-то с глухим стуком.

Значит, пришли в кладовку, сообразил Марвин. Зашуршала одежда, и жук переполз на верхний край рамки. Полумрак ему не мешал, Марвин привык уверенно двигаться в темноте. Он увидел, как плотно сложенный коротышка торопливо снимает форму служителя музея.

Коротышка решительно вынул рисунок в рамке из мешка и положил лицом вниз. Марвину пришлось спешно отползти вбок и распластаться. Он совсем забыл об этой части плана Кристины. Сейчас рисунок извлекут из рамки. Свирепо щелкнули ножницы, перерезая крепежную проволоку, прямо над головой сверкнуло лезвие ножа. Марвин еле увернулся, а нож уверенно и четко вырезал квадрат бумаги, закрывающий рамку сзади.

Главное — продержаться всего пару минут, но каких важных минут! Стоит Марвину ослабить хватку, и его стряхнут вниз или, хуже того, заметят и смахнут на пол. Тогда все пропало, никто так и не узнает, куда подевалось «Мужество».

Раздался звук разрываемой бумаги, в темноте резко вспыхнул маленький фонарик, и тонкий луч света скользнул по обороту рисунка.

Марвин в ужасе метнулся в сторону. Теперь он смог получше разглядеть невысокого мужчину. Хмурое лицо, темные волосы, вид самый что ни на есть обыкновенный. Наверно, тайным агентам ФБР обыкновенный вид только на руку. Мужчина крякнул, отбросил вырезанный бумажный квадрат, и Марвин увидел что-то белое — паспарту. Когда агент протянул руку, чтобы вынуть рисунок из рамы, Марвин в один миг оказался на паспарту. Перегнувшись через жесткий край, увидел старинную желтоватую бумагу — оборотную сторону подлинного рисунка Дюрера — и уловил особый, неповторимый аромат далеких веков.

Положив фонарик, агент достал из внутреннего кармана маленькую серебристую вещицу. Жучок-микрочип, догадался Марвин. Теперь будет два жучка! Агент приподнял паспарту, быстро и уверенно сделал крохотный надрез ножом. Марвин крепко держался за противоположный край. Похоже на хирургическую операцию, подумал он, глядя, как агент вживляет в отверстие микрочип — тут его никто не заметит. Еще немного повозившись с паспарту, агент наконец выключил фонарик.

Микрочип был на месте.

Едва Марвин успел уцепиться покрепче, как рисунок резко поднялся в воздух и скользнул куда-то в темноту и тесноту. В спину уперлось что-то жесткое. Это потайной карман, вспомнил Марвин. Значит, «Мужество» готово покинуть музей.

Внутри кармана было совсем темно, и даже Марвин, привыкший к неосвещенным, укромным уголкам, почувствовал себя немножко неуютно. Он вспомнил, как они с Элен однажды заигрались внутри футляра для очков, а миссис Помпадей резко захлопнула крышку. Он тогда даже запаниковал, бессмысленно тыкаясь в обитые фетром стенки, и Элен потом долго над ним ехидничала из-за того, что его чуть не стошнило. К счастью, миссис Помпадей намеревалась посмотреть повтор одной из своих любимых телепередач, и вскоре ей снова понадобились очки. (К тому же она так увлеклась телевизором, что даже не заметила, как два маленьких жучка с блестящими спинками выскочили из футляра.)

Марвин раскачивался в потайном кармане в такт шагам агента. Он сообразил, что коротышка выходит из кладовки. Вот он помедлил, проверяя, свободен ли путь. Теперь торопится по коридору, широко шагает по ступеням главной лестницы музея. От тряски у Марвина в животе противно бурчали остатки непереваренного колечка.

Прижатый к широкой теплой груди агента, Марвин все же слышал сквозь плотную ткань приглушенный шум толпы. Стало заметно холоднее: это они вышли из музея в сырой и промозглый нью-йоркский вечер. Открылась и тут же захлопнулась дверца машины. Агент пробормотал шоферу адрес, а потом Марвин услышал попискивание кнопок мобильного телефона.

Он напряг слух, пытаясь разобрать слова.

— Дело сделано. Буду через двадцать минут. Какой номер комнаты? Договорились, до встречи.

Это будет первая остановка, но, должно быть, не последняя. Рисунок отправляется в далекое путешествие. Марвин, сжавшись в тугой комочек, с трудом припоминал подробности плана. Надо сосредоточиться и вспомнить! Трудно думать, когда в спину тебе упирается твердая картонка. Что дальше? Сначала агент ФБР передаст рисунок перекупщику — кажется, Кристина именно это слово употребила. Этот перекупщик — свой человек в мире краденых произведений искусства. А уже потом рисунок попадет к настоящим похитителям.

ФБР отслеживает передвижения рисунка, так ведь? Может, все будет в порядке? Они же собирались следить за подделкой и в конце концов получить ее обратно. Но ведь Кристина предупреждала, что поддельный рисунок, может, и не удастся возвратить. Марвин вспомнил Джеймса — как неуверенно он в последний раз глядел на рисунок. И тут Марвин вдруг затосковал. Ему захотелось домой, к Папе и Маме. Если ехать всего двадцать минут, значит, сейчас за пределы города они не выедут, но, кто знает, вдруг потом рисунок повезут еще дальше? А он, Марвин, незадачливый защитник украденного шедевра, так и застрянет в этом кармане? Вдруг ему не удастся вернуться, и он никогда больше не увидит родителей?

Как же он решился на такой рискованный шаг? Теперь его судьба и судьба «Мужества» связаны неразрывно. Он слегка вздрогнул, прислушиваясь к приглушенному урчанию мотора: машина ехала по шумному усталому городу.