Внезапно проснувшись, я не сразу смогла сообразить, где нахожусь. В ушах отдавался какой-то глухой свинцовый звук. Придя в себя, я вспомнила, что я сейчас в комнате Мэриэл Джеймисон на Сент-Клемент-роуд в городе Харрогейт. А глухой звук производил кто-то, ходивший взад и вперед в комнате над нами.
Интересно, знает ли проснувшийся Харрогейт про убийство, которое было совершено в самом его благопристойном центре? Бедняга Родни Милнер. Его отец мог быть хамоватым хулиганом, развратником и позером, но все же ужасно окончить жизнь так – под навесом у входа в магазин с ножом в сердце.
Снаружи уличный продавец-разносчик катил свою тележку по булыжной мостовой, скороговоркой выкрикивая названия своих товаров. Пружины кровати заскрипели, когда я повернулась на бок. Окно было закрыто тонкими клетчатыми занавесками, но света вполне хватало, чтобы я могла разглядеть обстановку комнаты. В стоявшем на подоконнике синем кувшине покоился букетик уже увядших ноготков. Мэриэл приложила немало сил, чтобы превратить эту безрадостную комнату с пятнами влаги на стенах в уютное убежище. Циновки из кокосового волокна образовывали тропинку от двери до плиты. Связанная крючком накидка теперь застилала шезлонг.
Плита постепенно нагревалась. Помятый чайник начинал испускать тонкую струйку пара. Тарелки были поставлены для подогрева.
Когда я встала с постели, воспоминания о событиях прошлой ночи заставили меня замедлить движения. Усилием воли я отбросила эти мысли. Скоро я вернусь обратно в Лидс и побываю у следующего человека, упомянутого в списке мистера Муни, миссис Тейлор в Раундхее, заложившую цепочку для часов.
На столе лежала записка:
Вышла купить яиц. – М.
Небольшой кусочек мыла сорта «Солнечный свет» лежал на дощечке для сушки посуды вместе с влажным изрядно потертым полотенцем Мэриэл. Она, должно быть, встала, оделась и умылась очень тихо. Над мелкой раковиной красовался единственный кран с холодной водой, сама же раковина имела многочисленные сколы и повреждения, но была безупречно чистой. Я быстро умылась и вытерлась сухим углом полотенца.
Вчера вечером я не распаковывала свои вещи. Моя палевая полотняная юбка помялась в сумке, но ее можно привести в порядок. Кремовая блузка сохранилась лучше, так что, если сегодняшний день окажется столь же жарким, как и вчерашний, жакетка мне не понадобится.
Я причесала волосы, глядя в стоявшее на подоконнике треснувшее зеркало, и легонько пощипала щеки, которые были бледнее обычного. Рядом с комодом стоял большой ящик из-под чая с приоткрытой крышкой, в котором виднелись сваленные в кучу юбки и блузки. Стало быть, она держит свою одежду в ящике из-под чая. Это может объяснить постоянно исходивший от нее едва уловимый аромат «дарджилинга». В моей голове возникли еще кое-какие мысли, но тут меня отвлек громкий стук.
Сначала я не могла понять, откуда он исходит. Но, заметив промелькнувшую за окном тень, я сунула ноги в туфли и, не застегивая их, прошаркала к двери и повернула ручку замка.
Дюжий полицейский устремил взгляд прямо на меня.
– Мисс Джеймисон? – спросил он.
Сердце у меня заколотилось. Полицейские не имеют обыкновения барабанить в дверь в восемь часов субботнего утра, чтобы сообщить вам нечто приятное. Неужели это арест?
– Нет, констебль. Мисс Джеймисон нет дома.
– А кто вы? – поинтересовался он, прищурившись.
– Миссис Шеклтон.
Неужели Мэриэл попала под подозрение? Она, как и другие участники спектакля, незадолго до окончания вечера на какое-то время удалялась, чтобы собрать свои вещи. Но могла ли Мэриэл быть убийцей? Нет. У нее не имелось для этого никаких мотивов. А если бы она увела меня по переулку в другую сторону, я бы и не увидела мертвое тело. И вообще, не могла же она совершить преступление?
Тон полицейского стал жестким.
– Были ли вы в маленьком парке полчаса назад?
Его поведение и тон вселили в меня беспокойство.
– Нет.
Констебль строго взглянул на меня.
– Цветники в муниципальных парках предназначены для удовольствия жителей Харрогейта, а не для личного использования или наслаждения, не для сбора по своему желанию. Пожалуйста, известите мисс Джеймисон, что она должна прийти в полицейский участок.
Я совершила над собой неимоверное усилие, чтобы не расхохотаться прямо ему в лицо от облегчения, что его визит не связан с убийством. Местная жизнь Харрогейта должна следовать своим ровным курсом, независимо ни от каких произошедших в городе убийств. А если кто-то имел неосторожность сорвать пару цветочков, то на него должна была обрушиться вся тяжесть законной кары.
Навестивший нас полицейский явно не принадлежал к сливкам местных правоохранительных сил и не был выбран для расследования убийства.
В моем сознании возник образ Мэриэл, рвущей цветы с клумбы городского парка. Словно некий безумный адвокат-защитник, я взяла со стола кувшин с увядшими ноготками.
– Эти цветы никак не могли быть сорваны полчаса назад.
Пожалуй, он не был так уж глуп и мгновенно возразил на мой довод:
– Эти – нет. Их она нарвала раньше. За подобным она была замечена не один раз.
Бедная Мэриэл. За все ее труды по спектаклю хоть кто-нибудь должен был поднести ей букет. Я была готова дать пинок самой себе, что не подумала об этом.
– Я уверена, что здесь какое-то недоразумение.
– Ах, – медленно произнес он, словно раздумывая, на чем бы подловить меня. – Но тогда где же мисс Джеймисон?
Это был хитрый вопрос. И я чуть не сказала: так она же позади вас, потому что в этот самый момент Мэриэл появилась на верхних ступенях лестницы, ведущей в полуподвал. Она держала в руке корзинку с покупками, которые были закрыты сверху небольшим куском белой материи, а уж на ней лежал пучок гиацинтов, голубые цветы и зелень стеблей и листьев которых ярко выделялись на фоне материи.
Мэриэл всегда поражала меня своей сообразительностью и быстротой реакции. Я думаю, только такой характер и может быть у человека, который способен ставить пьесы, руководить актерами и создавать чудеса драмы, держа при этом свои вещи в ящике из-под чая.
– В ванной, – произнесла она одними губами, показывая в то же время большим пальцем, что она войдет через парадный вход.
После этой мимической сценки она тут же исчезла.
– Она сейчас в ванной, – сообщила я.
– В ванной? – В голосе констебля прозвучало сомнение. Судя по всему, он явно не поверил в то, что обитатель каморки в полуподвале может располагать ванной комнатой.
– Пожалуйста, войдите, констебль. Я скажу ей.
Полицейский осторожно вошел в комнату, будто ожидая некой ловушки, снял свой форменный шлем и прижал его к груди, как щит. Я взяла со стола записку Мэриэл и сунула ее в карман.
Это мое движение тут же вызвало его подозрительный взгляд.
– Констебль, если вы собираетесь вернуться в полицейский участок, то не будете ли так любезны передать этот конверт инспектору Чарльзу из Скотленд-Ярда?
Я протянула ему конверт со своими показаниями.
Его тон немедленно изменился от близкого к угрожающему до почти подобострастного:
– Да, конечно, мадам, передам обязательно.
Пока он прятал конверт в карман своего мундира, я взяла с раковины водопровода старое поношенное полотенце. Быстро прошла через заднюю дверь и поднялась по неосвещенной лестнице на первый этаж. Мэриэл стояла здесь, явно сомневаясь: оставаться ли здесь или продолжить свой путь и юркнуть в ванную. Корзина с покупками и цветами стояла на полу.
Я протянула ей полотенце со словами:
– Обмотай вокруг головы.
– О, отлично проделано!
Мэриэл схватила полотенце и обернула в него свои волосы. Сбросив с ног туфли, она прошептала:
– Кто-нибудь видел, как я брала молоко?
– Не молоко.
– Тогда яйца?
– И не яйца.
– Тогда какого же черта он приперся…
– Тебя видели рвущей цветы.
– И из-за этой мелочи… Я думала, у них есть более серьезные вещи, которыми стоит заняться. Цветы все равно завянут. А так я могу получить от них хоть немного удовольствия.
Она стала спускаться по лестнице, бормоча про себя:
– У меня нет времени, чтобы разгуливать по паркам, нюхая цветочки и наслаждаясь флорой. Я занятая женщина. И если я могу получить толику наслаждения за счет налогоплательщиков…
– Ш-ш-ш… Он же не глухой, – прошипела я. Удивиательно, что такой дуайен театральных подмостков не чувствует, что ее сценический шепот хорошо слышен.
Намеренно повысив голос, Мэриэл произнесла:
– Что, в наше время девушка уже не может вымыть голову? – А, войдя в комнату, просияв, улыбнулась констеблю: – Доброе утро, офицер.
Он сделал шаг назад от ее ящика из-под чая, как будто тот обжигал ему пальцы.
– Доброе утро, мисс. – Прищурившись, он обвел Мэриэл подозрительным взглядом.
Она же потерла волосы полотенцем, словно высушивая их.
На какое-то мгновение мне показалось, что полицейский сейчас сорвет с ее головы полотенце и пощупает волосы. Мысли проносились в его голове так быстро, что веки нервно подергивались. Может, он думал о том, что все знакомые ему женщины моют голову вечером пятницы, а не утром в субботу?
– Я – Мэриэл Джеймисон. А это моя давняя подруга миссис Шеклтон, которая любезно приехала сюда вчера, чтобы побывать на последнем представлении моей постановки пьесы «Анна из “Пяти городов”». Вы видели этот спектакль, офицер?
– Спектакль не смотрел, но видел объявления о нем.
Туман подозрительности начал рассеиваться на его широком лице. Дама из театральной среды не обязательно должна мыть голову по тому же графику, что и другие женщины.
– Леди, проходя по парку, видела, как некая женщина, по приметам похожая на вас, рвала нынешним утром цветы в Западном парке.
Мэриэл вздохнула и заправила прядь волос, выбившуюся из-под полотенца.
– Боюсь, я человек не очень-то приметный. Она, должно быть, перепутала меня с кем-то другим. Не составите ли вы нам, констебль, компанию за чашкой чая?
Чайник, закипев, начал пофыркивать. Констебль напряженно обдумывал ее предложение. А я, стоя ближе всех к черной лестнице, услышала какой-то едва уловимый шум за внутренней дверью. Кто-то подслушивал.
– Чайник почти закипел, – сообщила Мэриэл.
Слово «почти» вряд ли правильно описывало то, что сейчас происходило с чайником. Констебль, наконец приняв решение, надел свой шлем и откланялся.
Только когда за ним закрылась внешняя дверь, раздался негромкий стук в дверь внутреннюю. В полумраке прохода для слуг стоял капитан. Он показался мне не таким высоким, как накануне вечером.
– Все в порядке, леди?
Мэриэл размотала полотенце с головы.
– Заходите, капитан.
– Что хотел от вас этот констебль? Я не разобрал ни единого слова. Не слышал, о чем был разговор.
Мэриэл провела рукой по волосам.
– Он хотел знать, не довелось ли мне видеть человека, кравшего в парке цветы.
– Кравшего муку?
– Нет, цветы – цветы с клумбы.
– И что вы ему сказали?
– Что, конечно, не видела, иначе сразу бы сообщила в полицию, – ответила Мэриэл, доставая расческу.
Капитан покачал головой и с явным усилием произнес:
– Цветы? Суета и ерунда по поводу каких-то цветов. Им что, этим полицейским, совсем нечем заняться? Я уж было подумал, что-нибудь случилось с Люси.
Мэриэл на секунду прекратила расчесывать волосы.
– Что-то не так, капитан?
– Нет, нет. Все в порядке.
Он повернулся, чтобы вернуться к себе. На первой ступеньке он, похоже, запнулся, но тут же восстановил равновесие.
У Мэриэл округлились глаза. Она показала пальцем на верхнюю площадку лестницы.
– Корзина! – прошептала она. – Я оставила ее на площадке.
Я кивнула ей в знак того, что принесу ее, и повернулась, чтобы последовать за капитаном вверх по крутой лестнице. Он шел раздражающе медленно, опираясь рукой о стену. Одолев все ступени, он остановился на площадке, явно не собираясь как можно быстрее скрыться в своей квартире. Повернувшись, он посмотрел мне в лицо. Спрашивал ли он себя, зачем я последовала за ним по лестнице? Наклонившись, я подняла корзину, набросив белую материю на цветы.
Протянув дрожащую руку, словно желая прикоснуться ко мне, он сказал:
– До вашего отъезда, миссис Шеклтон, не будете ли вы так любезны заглянуть ко мне для конфиденциального разговора?
Я помедлила с ответом, не понимая, о чем он хочет побеседовать со мной.
– Но это только между нами. Ничего общего с мисс Джеймисон… – Он кивнул в сторону комнаты Мэриэл. – Сугубо личный разговор, если вы не возражаете.
Я осторожно надела корзину на руку, помня, что в ней находятся украденные яйца и молоко, а также цветы.
– Хорошо, капитан. Я зайду к вам после завтрака.
Я подобрала туфли, которые Мэриэл сбросила с ног.
Интересно, что именно капитан собирается приватно сообщить мне? Какие-нибудь сведения о Джеральде? Хотя, конечно, моя надежда смехотворна.
Он медленно побрел к двери своей собственной квартиры, как человек, преодолевший долгий путь.
Неся корзину и яйца, я стала спускаться вниз по лестнице, тоже двигаясь довольно медленно, словно его неторопливость передалась и мне.
Мэриэл стояла над чугунной сковородкой, на которой трещали ломтики топящегося жира. Я поставила корзинку на стул и протянула ей утиные яйца.
Она тут же выпустила первое из них на сковородку.
– Не слишком ли оно большое? Может, мы его поделим?
– Хорошо. Ты будешь делать болтунью?
– Да. Надо еще каплю молока. Плеснешь?
Я нашла в корзине молоко и плеснула немного прямо на сковороду. Оно зашипело, и Мэриэл принялась разбалтывать желтки.
– Спасибо, что разобралась с нашей местной полицией, Кейт. Было бы как-то неловко давать показания перед местными судьями, вроде тех, что я давала мистеру Уитли. Ты спасла мою шкуру.
– Но не было же никакой необходимости обирать людей, Мэриэл! Мы могли бы просто выйти и позавтракать где-нибудь. И я бы купила тебе букет цветов.
– Все это как-то слишком буржуазно, – сказала Мэриэл, отметая мои слова взмахом руки. – Ты мой гость, и должна сытно позавтракать. Как правило, я веду себя по правилам, но тут вся моя наличность ушла на это представление. Театр страшно прожорлив, Кейт. Однажды он проглотит и мое сердце.
Я расставила на столе тарелки и разложила столовые приборы. Ноготки склонили свои увядшие головки. Я поменяла воду в кувшине и сменила ноготки на свежие гиацинты, добытые благодаря муниципальной щедрости Харрогейта.
– Ты знаешь, что мистер Уитли пригласил меня сегодня на ланч? – спросила Мэриэл, целиком сосредоточившись на разделе болтуньи из одного утиного яйца между нашими тарелками.
– Ты уже говорила это вчера вечером. Причем дважды.
Мэриэл состроила гримасу:
– Я могла бы сказать кое-что в свою защиту, но ты же не захочешь слушать.
– Что? И что ты можешь сказать?
– Что жизнь коротка, а искусство вечно. Я должна оставить свой след в театре, и если для этого надо стать немного, скажем, неправильной, я полагаю, что…
– Ты была совершенно бесчувственной. А теперь к тому же превратилась в воришку, и тебя еще и покрываю. Хватит меня дурачить. Это не то, что я должна делать, учитывая свое занятие.
– О, да. Я забыла, что ты у нас частный сыщик. Но, Кейт, нам же надо было чем-то позавтракать. Я не хочу появляться в «Гранд-отеле» голодной. Когда человек голоден, он ведет себя очень странно, не так ли?
«Что я здесь делаю?» – спросила я себя, жадно поглощая болтунью из утиного яйца и слушая советы Мэриэл о том, что сковороду не следует мыть после готовки – лучше вытереть ее куском газетной бумаги.
Потом она сменила тему и принялась рассказывать о знаменитых людях, с которыми ей довелось повстречаться. Вытирая свою тарелку кусочком хлеба, она произнесла:
– Я тебе говорила, что однажды познакомилась с Джорджем Бернардом Шоу?
– Нет.
– Это было за ужином по системе «шведский стол», и я надеялась с ним побеседовать. Он мог бы помочь мне сделать карьеру. Но я была так голодна в тот день, что постоянно думала о еде! Он заметил, как я прячу кусок жареной курятины в свою сумочку. Со стыда я хотела провалиться сквозь землю! Ты же знаешь, он вегетарианец. – Мэриэл вздохнула, вспоминая об утраченном шансе. – Он тогда объяснял нам технику Фредерика Александера – не мне лично, а всем, кто находился в этой комнате, на примере вставания с дивана. Он говорил, что в этот момент вы должны вообразить струну, которая проходит сквозь макушку вашей головы и идет вдоль всего позвоночника. Слышала когда-нибудь об этом?
– Нет.
– Это метод избавления от физического и ментального напряжения тела путем осознанного изменения осанки. После переобучения всей мускульной системы тела его движения становятся простыми и легкими. Это пошло бы тебе на пользу, Кейт. Ты ведь выглядела очень напряженной недавно, когда спустилась с лестницы.
Хотела бы я обладать такими нервами, как у нее! Да и как мне не быть напряженной? Сначала найти мертвое тело, а потом еще и нагло врать, чтобы спасти ее от ареста за кражу…
Одним движением Мэриэл поднялась с кресла, сбросила покрывало с шезлонга на пол и легла на него навзничь.
– Понимаешь, используя эту технику, ты можешь контролировать каждую часть своего тела, и все напряжение уходит.
– Занимайся этим сама, мне не до того. Твой домовладелец хочет о чем-то поговорить со мной.
В то же мгновение она села на полу, вытянувшись в струнку.
– О чем же это?
– Думаю, о своих военных подвигах.
– Ладно, пока ты будешь там наверху, я займусь отработкой техники Александера. Но меня удивляет, что капитан вдруг захотел поговорить с тобой о войне. Это что-то необычное. Чаще всего он просто бродит по комнате часами взад-вперед, особенно ночами, когда я пытаюсь заснуть.
Уже поставив ногу на ступеньку лестницы, я приостановилась.
– Довольно необычно, когда старик растит молодую девушку. А что произошло с родителями Люси и женой капитана?
Мэриэл с присвистом выдохнула и закрыла глаза.
– Да ходили разговоры, что все они погибли где-то в глубинке Черной Африки. Единственным выжившим оказался старый дедушка, худший исход для Люси.