Инспектор Чарльз сказал накануне, что встретится со мной в отеле «Принц Уэльский», где он приспособил одно из помещений второго этажа под кабинет следствия.

С выбранного мной кресла в вестибюле отеля я могла видеть лестницу и лифт. Тот же самый сержант полиции, который провожал в пятницу вечером меня и Мэриэл, медленно спускался по лестнице, стараясь подавить зевок. Невысокий крепкий мастеровой, который, по моим прикидкам, являлся одним из автомехаников фирмы «Милнер и сын», нажал на кнопку вызова лифта и, кажется, получал удовольствие от неодобрения его действий лифтером.

Все по той же лестнице медленно спускался инспектор Чарльз. Заметив меня, он кратко кивнул в знак признательности и поднял палец, давая знать, что освободится через пару минут. После этого он исчез в телефонной переговорной комнате отеля, плотно прикрыв за собой дверь.

Спустя минут пять инспектор появился вновь и извинился за то, что заставил ждать. Пока мы поднимались по лестнице, едва ли не физически ощущала его близость, широкий шаг и ауру сосредоточенности, исходившую от него. Мы прошли по коридору, с которого открывался вид на старый Харрогейт былых времен.

Дверь в помещение, приглянувшееся полицейским, была слегка приоткрыта. Взглянув в приоткрытую дверь, я увидела комнату, меблированную большим столом и несколькими креслами. Мощного сложения человек в штатской одежде и рубашке с длинными рукавами, стоя спиной ко мне, раскладывал на столе учетные карточки, словно пытаясь сложить «солитер».

Инспектор Чарльз достал из кармана ключ и открыл дверь в другую комнату. Это помещение было меньше, в нем находился только один письменный стол и два кресла.

Он придвинул одно из кресел мне, в другое опустился сам.

– Благодарю вас за письменные показания. Недавно я взял этого бельгийского типа, месье Гиртса, под стражу. Но в настоящее время мы его освободили.

Его слова заставили меня испытать неловкость, поскольку я указала пальцем не на того человека.

– Впрочем, он тем не менее дал интересные показания, – быстро добавил инспектор. – Да и мы сомневались, что он тот, кто нам нужен, еще до того, как проверили его алиби.

– О?

– На Гиртсе нет ни царапинки. Вечерняя одежда, которая была на нем, в идеальном состоянии. Я уверен, он и в самом деле не знал, что мистер Милнер убит, а шины его автомобиля порезаны.

– Ко всему этому у него еще и алиби?

– Молодой Дилан Эштон уже пришел в сознание и подтвердил показания Гиртса. Они ушли из театра вместе. Месье Гиртс был взволнован тем, что жена буквально ускользнула у него из-под носа. Он зашел в мужской туалет, чтобы успокоиться и привести себя в порядок. Там был и молодой Эштон, который чувствовал себя неважно. Гиртс проводил Эштона домой и поднялся в его квартиру вместе с ним. У него была с собой карманная фляжка, и он угостил Эштона виски. Из его квартиры Гиртс ушел около полуночи. По дороге домой он попрощался с соседом, выгуливавшим старую овчарку. Этот момент мы тоже проверили и получили подтверждение.

– А показания Дилана Эштона?

– Мы сравнили их с показаниями его друзей, вплоть до того момента, когда он ушел с Гиртсом.

– Это будет облегчением для мадам Гиртс. Вчера она была чрезвычайно расстроена. И я рада услышать, что Дилан Эштон пришел в сознание.

– Мы отыскали водителя-лихача, который сбил его велосипед. Негодяй оставил его на обочине и в панике продолжил свой путь. Удачно, что местный сержант распространил описание его автомобиля, составленное со слов другого велосипедиста. Владелец гаража увидел это описание и сопоставил с помятым крылом своего грузовика. Водитель оказался взбалмошным молодым парнем, который куролесил всю ночь.

Таким образом, происшествие с Диланом не имело никакой связи ни со смертью Милнера, ни с исчезновением Люси.

– Миссис Шеклтон, как вы знаете, мы, полицейские, иногда обращаемся за содействием к женщинам.

– Да, знаю.

– Конечно, вам должно быть об этом известно, поскольку вы дочь суперинтенданта Худа.

Ага, он проверял и мое прошлое.

– Да, в самом начале войны я какое-то недолгое время служила в женской вспомогательной полиции, но потом ушла в женский вспомогательный медицинский корпус.

– Тогда я перейду сразу к сути дела. Мы отрабатываем широкий спектр версий, разговариваем с деловыми партнерами покойного, его клиентами и так далее. Но меня, естественно, интересуют люди, которые видели его последними – покровители театра и исполнители ролей, среди которых есть одна девушка, с которой мы пока еще не говорили.

– Люси Уолфендейл.

Он благодарно кивнул мне:

– Вы идете на два шага впереди нас. Именно вы побывали вчера в танцевальной школе Гиртсов, где, как понимаю, вели расспросы относительно Люси Уолфендейл и Элисон Харт.

– Именно так.

Я решила пока не открывать добровольно другую полученную мною информацию. Я ждала.

– Вы нашли мисс Харт, но не мисс Уолфендейл. По какой причине вы разыскивали ее?

Вот всегда с полицией подобные проблемы. Они имеют право задавать неудобные вопросы. Я почувствовала некоторое сочувствие к Люси и ее изрядным амбициям, а также нежелание вовлекать ее в неприятности. И в то же самое время я не готова была лгать ради нее.

– Дедушка Люси беспокоился о ней. Он просил меня проверить, в самом ли деле Люси находилась в доме Элисон, как она сказала.

– Продолжайте.

– Как вы знаете, ее там не было. Элисон провела ночь у мадам Гиртс.

– Продолжайте.

До чего же меня раздражала эта его манера твердить «продолжайте», «продолжайте».

– Я не нашла Люси.

Инспектор в задумчивости пожевал нижнюю губу, понял, что он делает, и остановился.

– Почему ее дед обратился к вам?

Я почувствовала, что краснею, а это всегда очень меня раздражает.

– Поскольку он знал, что я частный детектив.

Тут мне пришла в голову гениальная мысль. Я вполне могла намекнуть на возможное участие Люси в некой запретной для нее романтической связи.

– Капитан Уолфендейл полагался на мою скромность относительно репутации Люси.

– Так что… вы полагаете?..

Ну вот, он снова об этом. Будучи в восторге от найденных драгоценностях, я совершенно забыла о своей угрозе обратиться в полицию, если Люси не будет найдена к концу субботы. Теперь я сожалела об этом, но мне не хотелось посвящать полицию в подробности относительно фальшивых требований о выкупе Люси.

Инспектор Чарльз тяжело опустил руки на стол.

– Вам не приходило в голову, что она могла пострадать или стать ответственной за причиненный вред?

Ничего подобного мне даже в голову не приходило. Кроме того, я была слишком занята, решая собственные дела. С полной убежденностью я ответила:

– Я не верю, что Люси убита, если это то, что вы имеете в виду. Или что это она убила мистера Милнера.

– Тогда где же она?

Мое раздражение перехлестнуло через край. Неожиданно я оказалась в невыгодном положении.

– Инспектор, я находилась в Харрогейте со второй половины дня пятницы до вечера субботы. Капитан Уолфендейл попросил меня разыскать Люси, на что я потратила несколько часов. Затем он изменил свое мнение. Вы попросили меня приехать сюда сегодня, чтобы помочь, но до сих пор вся помощь ограничилась перекрестным допросом меня же.

Инспектор откровенно посмотрел на меня, склонив набок голову, будто в нерешительности. Затем улыбнулся:

– Извините меня, миссис Шеклтон. Я просил вас приехать сюда, поскольку надеялся, что вы можете помочь нам, если пожелаете.

– Что вы хотите, чтобы я сделала для вас?

Я прекрасно понимала, что он хочет, и он это знал.

– Поскольку вы уже начали разыскивать мисс Уолфендейл, не будете ли так любезны продолжить эти поиски и приложить все силы, чтобы ее найти? Я верю, что вы можете осуществить это куда более деликатно и с большим успехом, чем любой из моих людей.

– Очень хорошо. Но я буду делать это так, как я считаю нужным, так, чтобы не бросить тень на ее репутацию. Харрогейт – небольшой городок.

Он стиснул губы.

– Репутация? – холодно произнес он. – Убийца разгуливает на свободе, девушка пропала с вечера пятницы, а вы говорите о репутации и беспокоитесь о сплетнях.

– Если уж вы просите меня помочь, то доверяйте моим суждениям.

Пусть приказывает своим сержантам и констеблям, как надо работать, а я его командам не подчиняюсь.

Он вздохнул:

– Разумеется. У нас существует стандартный тариф для оплаты подобных услуг. Я мог бы…

Я прервала его, не желая обсуждать фунты, шиллинги и пенсы:

– Ваш стандартный тариф вполне приемлем.

Меня вполне устраивало то, что я могу продолжить поиск Люси, завершить то, что уже начала. Среди надвигающихся трудностей просматривался только наметившийся приезд моей матери. Про это я предпочитала умолчать.

Инспектор нашел способ заполнить паузу в разговоре выражение надежды и понимания. Однако было нечто еще, о чем он хотел сказать. Я терпеливо ждала. Он размял пальцы. Глядя на это, я вспомнила теорию Джеральда о том, что друиды и поэты былых времен имели систему запоминания историй и сказаний, зависевшую от положения кончиков пальцев.

Он медленно заговорил:

– Я отнюдь не предполагаю вести ваш перекрестный допрос. Пожалуйста, не воспринимайте это подобным образом…

– Но?

– Есть еще одно дело…

Инспектор был несколько смущен и поэтому звук его голоса стал несколько резким, что странным образом умилило меня. Он продолжил:

– Мадам Гиртс, естественно, в настоящее время весьма возбуждена и настроена против всех. Она, как представляется, в равной степени расстроена кончиной мистера Милнера и арестом ее собственного мужа. Так что было бы весьма полезно узнать у нее или от кого-нибудь еще, была ли другая леди… все это довольно деликатно.

Он, похоже, избрал тактику намеков и недосказанностей, хотя, возможно, и говорил подобным образом искренне.

– Вы просите меня узнать у мадам Гиртс, не было ли у мистера Милнера других любовниц?

Теперь настала его очередь краснеть.

– В общем, нечто подобное. Бывают мужья не столь терпимые, как месье Гиртс.

– Мадам Гиртс, скорее всего, не в курсе относительно других женщин. Однако у меня есть другое предположение. Между мистером Милнером и его экономкой не было никакой любви. Вот она и может оказаться для нас полезной.

– Хорошая мысль. Я не подумал, что имеет смысл проследить эту нить, когда экономку допрашивали.

– И еще, Милнер каждую субботу играл в гольф. Его партнеры по гольфу тоже могут что-то знать о его любовных подвигах.

Инспектор откинулся на спинку своего кресла, будто пытаясь избавиться от той неловкости, что чувствовалась ранее между нами.

– Да я и сам собирался побывать в гольф-клубе несколько позже. Сейчас там бывает не так уж много игроков. Поля для гольфа на последней неделе залило.

– Да, я слышала об этом.

– Но я поговорю с секретарем клуба и его сотрудниками. – Он улыбнулся. – А вы играете в гольф? В наше время многие женщины играют.

Я покачала головой:

– В школе мы играли в теннис. Это мой предел в играх с мячом.

– А я не играю в теннис, – и он послал мне быстрый взгляд своих бездонных карих глаз.

В этот момент каждый из нас понял, что за нашими словами скрывается подтекст, а напряженность между нами может разрядиться либо одним, либо другим образом. Он удерживал мой взгляд на долю секунды дольше, чем полагалось. Но в этом не было никакой увертюры, лишь едва заметная рябь в воздухе между нами.

– Думаю, для вас будет приятным разнообразием побывать в Йоркшире, когда там не происходят убийства, – сказала я, затронув этот момент столь же вскользь, как и он сам, но желая в то же время и отметить его.

– Безусловно, – согласился инспектор, послав мне пронизывающий взгляд, который почти заставил забыть, что я нахожусь здесь с целью помочь полиции в расследовании.

В этот миг между нами что-то стало ясно, но эта ясность не имела никакого отношения к расследованию убийства.

Однако этот момент тут же миновал. Инспектор достал из кармана небольшой ключ и открыл замок одного из ящиков письменного стола.

– Я хочу вам кое-что показать.

Он достал из ящика пакет для вещественных доказательств и перевернул его. Из пакета на стол выскользнул какой-то предмет. Это оказался кинжал с рукоятью слоновой кости и ромбическим сечением клинка, с клинком длиннее рукояти. Всмотревшись внимательнее, я заметила, что на клинке засохла кровь.

– Вы узнаете его?

Форма кинжала показалась мне знакомой, но полностью уверенной я быть не могла.

– Это орудие убийства?

– Да. Один из наших ребят уверяет, что этот кинжал скорее всего из Центральной Африки.

– Когда я увидела тело, было довольно темно. Я не могла хорошо рассмотреть рукоять кинжала.

– Да, я вполне это понимаю.

– На нем есть отпечатки пальцев?

– Мы считаем, что злоумышленник мог быть в перчатках. Единственный четкий отпечаток принадлежит мистеру Милнеру. Есть следы борьбы, повреждения на суставах правой руки мистера Милнера, как будто он ударил кого-то.

Медленно и неохотно я произнесла:

– Я видела кинжал под стать этому. Когда капитан Уолфендейл просил меня найти Люси, я оглядела его комнату. У него есть коллекция оружия. Один из кинжалов в ней практически двойник этого.

Инспектор кивнул головой:

– Я наводил справки о нем. Он и Милнер служили в Южной Африке в одно и то же время. Мы нашли похожее оружие и в доме Милнера.

Так что Родни не лгал вчера, когда уверял, что не убивал своего отца. Насколько я знаю, он все еще находился под подозрением.

– Мистер Милнер и капитан хорошо знают… знали друг друга. Возможно, мистер Милнер имел какую-то власть над ним.

– Да? Продолжайте. – Инспектор подался вперед всем телом.

– Во второй половине дня пятницы, когда я приехала в Харрогейт, мне кажется, видела сквозь окно мистера Милнера, который играл с капитаном в какую-то настольную игру.

Инспектор не мог скрыть своего удивления:

– Звучит как довольно мирное времяпрепровождение. Уолфендейл рассказал, что Милнер довольно регулярно заходил к нему. Милнер служил под его началом и был рад навестить старого товарища. Приносил ему табак.

Разумеется, вырисовывалась благостная картинка дружбы ветеранов. Но, промахнувшись относительно Гиртсов, я не решалась высовываться со своими подозрениями о том, что капитан не был в Африке капитаном. Без доказательств это выглядело надуманным.

– Уолфендейл заслуживает более пристального взгляда, – в конце концов произнесла я. – У него, кажется, есть что скрывать.

– Он утверждает, что редко выходит из дома. Весь вечер пятницы он провел у себя в квартире, если верить его словам.

– А вы им верите?

– Я отношусь к ним непредвзято. В любом случае полная картина все еще не складывается. Из различных показаний мы знаем, что есть один человек, которого Милнер подпустил бы достаточно близко к себе, чтобы тот мог всадить ему нож в сердце.

– Люси?

– Да.

– Но запонка…

– Она могла принадлежать убийце или вообще пролежать там неделю незамеченной.

Инспектор посмотрел мне прямо в глаза.

– Когда вы будете разыскивать Люси Уолфендейл, миссис Шеклтон, и обнаружите, где она или где могла бы быть, пожалуйста, сообщите мне. Я знаю, вы считаете это невероятным или даже невозможным, но она может быть опасна. Могу я рассчитывать на то, что вы сделаете, как я прошу?

– Это звучит скорее как приказ, а не как просьба, инспектор.

Взгляд его на мгновение потерял собранность, словно он искал другой довод, который можно было бы выдвинуть в качестве решающего аргумента.

– Если Люси услышит, что мы хотим допросить ее, она может встревожиться и исчезнуть. – Инспектор вернул кинжал в пакет, положил его в ящик стола и запер ящик на ключ. – Мы смогли задействовать для этого расследования меньше людей, чем хотелось бы, но если вам нужна будет помощь, скажите. Не рискуйте, пожалуйста.

Именно его просьба, да еще улыбка достигли своей цели. Мне пришло в голову, что у него есть целый набор способов добиваться желаемого.

– Я не верю, что Люси имеет хоть что-то общее с убийством, – произнесла я с куда большей уверенностью, чем чувствовала. И хотя с самого начала я испытывала интуитивную и мощную неприязнь к Лоуренсу Милнеру, теперь я внезапно почувствовала неожиданный прилив жалости к нему. – Я приложу все силы, чтобы найти Люси Уолфендейл.

Те же самые слова я сказала и капитану Уолфендейлу чуть более суток назад, и как далеко я продвинулась в этих розысках? Практически ни на йоту.