Мое чувство направления мне изменило. Я оказалась на дальнем краю Стрея, едущей за семьей в автомобиле с шофером, которому они, видимо, дали указание не превышать скорость в две мили в час.

Если ты оказался в невыгодном положении, лучше сделать вид, что контролируешь ситуацию.

– Я везу тебя в больницу, Люси. Они там посмотрят твою лодыжку.

– Нет! Я просто хочу домой. Посмотрите, в каком я состоянии. Да я стесняюсь показаться в больнице.

Люси отказалась поведать, о чем Дэн говорил до моего появления. Сказала только, что он пытался уговорить ее проще смотреть на случившееся. Когда я спросила, что он имел в виду, она пояснила:

– О, мистер Милнер и все с этим связанное, и о моем желании уехать отсюда.

Я хотела отвезти ее домой и предоставить ей и Дэну Руту объясняться с инспектором Чарльзом.

Люси только махнула рукой:

– Оставьте это, миссис Шеклтон! Вам нужно было повернуть там налево!

– Все в порядке – не кричи. Я поверну налево на следующем перекрестке.

Она не отрывала взгляда от бродящих из магазина в магазин покупателей и зевак.

– Посмотрите только на эту глазеющую на все и на всех толпу!

– Именно этим люди и занимаются по воскресеньям.

– Тупые болваны! Мне всегда нравилось указывать таким идиотам неверный путь, если кто-нибудь из них спрашивал у меня дорогу.

– Почему? – спросила я.

– Это меня забавляло. Ведь именно для этого люди и ходят сюда, за покупками и для развлечения. Что ж, некоторые из них могут развлечь и меня.

– Думаю, они ходят сюда ради своего здоровья.

– Ну, это только старики, которые всегда хотят, чтобы все было «как раньше».

– Раньше чего?

– О, да вы же знаете. – Люси заговорила дрожащим голосом, полным сожаления: – «Если бы мы по-прежнему жили при короле Эдуарде и не ввязались в эту войну, все было бы хорошо». – И уже своим обычным голосом скомандовала: – Теперь налево. Вот сейчас!

Дэн тоже быстро добрался до места на своем велосипеде. Я так и не смогла обогнать его, пока мы не доехали до Лидс-роуд. Я нажала на кнопку клаксона и помахала ему рукой, притворившись, что не слышала его признания, сделанного в башне. Что же он рассказал Люси, о чем она не хочет говорить? И почему он оставался какое-то время на площадке башни, вместо того чтобы сразу же помочь ей спуститься вниз?

– Отлично, – сказала Люси. – Мы будем на месте раньше него. Я не хочу, чтобы он думал, будто должен внести меня домой под взглядами всех соседей.

– Судя по тому, сколько проблем ты всем доставляешь, ты просто слишком много думаешь о себе, Люси Уолфендейл.

В ответ на мою сентенцию она лишь прорычала:

– Да я и так сыта всем этим по горло. Все пошло наперекосяк.

Я хотела было сказать, что и для Лоуренса Милнера эта неделя тоже закончилась не в соответствии с его планами, но сдержалась. На Сент-Клемент-роуд мы приехали в молчании.

Я остановила автомобиль напротив дома номер 29.

Капитан Уолфендейл стоял у раскрытого окна рядом с рыцарскими латами. В следующую секунду он исчез. Парадная дверь распахнулась, и он едва ли не бегом спустился по ступеням.

– Люси! – воскликнул капитан, помогая ей выйти из автомобиля. – Что с тобой случилось?

Принявшись горячо благодарить меня, он пытался помочь Люси подняться по ступеням в дом.

– Со мной все в порядке. Не суетись ты так, дедушка. Просто позволь мне опереться на твою руку.

Капитан в отчаянии покачал головой, помогая Люси войти в дом.

– У тебя такой вид, словно ты спала в кустах. Где ты была?

Открыв дверь квартиры, он помог Люси войти.

Она медленно пересекла комнату, придерживаясь за мебель и опираясь на руку деда. Дойдя до обтянутого бархатом кресла, она буквально упала в него.

Капитан тут же нашел и поставил перед креслом скамейку для ног.

– Лучше положи ногу сюда.

Она благодарно улыбнулась ему:

– Спасибо тебе, дедушка. У меня было ужасное время, я очень голодна.

При этих словах присевший было на стул капитан вскочил на ноги и исчез на кухне.

Я присела на подлокотник кожаного кресла. Как только он вернется, я могу уйти. Спустя пару минут Уолфендейл снова появился в комнате, неся стакан воды и ломоть хлеба, намазанного капающим маслом. Его первоначальное облегчение при виде здоровой и невредимой Люси сейчас схлынуло. Он был хмур и явно страдал одышкой.

– Спасибо.

Люси впилась зубами в хлеб. И с полным ртом поинтересовалась:

– Миссис Шеклтон, вы были медсестрой?

– Да.

Момент не подходил для отрицаний или оговорок.

– Я понимаю, что была несколько невежлива с вами, но скажите, как вы думаете, не сломала ли я лодыжку?

– Скорее это похоже на растяжение. – Я повернулась к капитану. – У вас есть эластичный бинт?

Его радость и облегчение при виде благополучно вернувшейся домой Люси сменились гневом.

– Лодыжка? Эластичный бинт? – Он как-то подергивался всем телом, словно исполняя танец святого Витта. – Два послания с требованием выкупа. Написанные тобой! Они почти свели меня с ума. И где твои объяснения?

Люси обратилась ко мне:

– Аптечка первой помощи на полке в зале.

Капитан словно постарел на несколько лет с той поры, как я увидела его в пятницу вечером. Он помог Люси войти в дом из последних остававшихся сил. Теперь же хриплое дыхание с трудом вырывалось из его груди, и он не мог усидеть на месте.

– Тебе нечего сказать мне, Люси?

Люси в упор взглянула на него.

– Не могу представить, что ты когда-либо сделал нечто плохое в своей жизни. Едва ли ты когда-нибудь нуждался в деньгах, чтобы сделать то, что ты отчаянно хотел сделать.

Капитан смотрел на нее, открыв рот. Внезапно он отшатнулся от нее, словно от какого-то чудовища.

– Ты говорил, ты всегда говорил, что мне положено наследство!

Никто из них больше не замечал меня.

Когда я вернулась с бинтом, растаявшее масло, капавшее с ломтя хлеба, капало теперь на подбородок Люси. Она попыталась вытереть его ладонью, но только размазала по всему лицу.

– Я просила тебя по-доброму, дедушка. Я просила у тебя мое наследство, но нет, ты не дал мне ни пенни. И это ты вынудил меня поступить так.

Некоторое время капитан глядел, как я накладываю давящую повязку на ее голеностопный сустав. Затем хрипло произнес:

– Полиция хочет поговорить с тобой, Люси. В пятницу вечером, после спектакля, произошел неприятный инцидент с мистером Милнером.

Люси проглотила пережеванный хлеб.

– Мне нечего сообщить им. Меня не волнует смерть мистера Милнера. Но я не убивала его.

Капитан перевел взгляд на меня. Я не решилась посмотреть ему в глаза. Он тихо поинтересовался:

– Откуда ты знаешь, что он мертв?

Взгляд Люси переметнулся с капитана на меня и обратно.

– Дэн сказал, что его зарезали, и я ничуть не сожалею об этом. Он был мне противен.

Несколько секунд мы молчали. Если души умерших витают в мире живых, чтобы понаблюдать, как воспримут их уход из жизни, Милнер должен быть охвачен страданием. Ни его сын, ни его экономка, ни женщина, которой он мечтал обладать – никто не оплакивал его смерть.

Капитан присел на подлокотник кресла Люси. И почти шепотом спросил:

– Мистер Рут сказал тебе, что Милнера зарезали?

– Я не знаю. – Она откусила еще кусок хлеба, прожевала и проглотила. – Какая разница, был ли он зарезан или нет, застрелен или что-то еще?

На этот раз я не успела перехватить взгляд капитана. Он встал и побрел в кухню. Я последовала за ним вдоль полутемного коридора. Он постоял несколько секунд, опираясь о кухонный стол, а потом тяжело сел на стул. Я заняла место напротив него.

– У меня был разговор с полицией несколько часов назад, – сказал он. – Они нашли меня, потому что Милнер и я были сослуживцами на войне с бурами.

– Они сказали вам о причине смерти?

Капитан отрицательно покачал головой.

Я подождала, думая, что он спросит меня, в самом ли деле Милнер был убит ударом кинжала. Он не спросил. Он знал это и без моих слов.

Сложив руки на столе, капитан смотрел на них так, словно никогда их раньше не видел.

– Что теперь будет?

– Ее допросят.

Мысли роем проносились в моей голове. Либо это Люси убила Милнера, либо кто-то рассказал ей, что того убили ударом кинжала. Это было вполне возможно. Ей мог рассказать Дилан, если он видел ее вчера, или же Дэн. Полиция пыталась держать информацию в тайне, но у нее это далеко не всегда получалось. Достаточно какого-нибудь утреннего подметальщика улиц с острым слухом и хорошо подвешенным языком – вот и конец всем тайнам.

Мне снова пришел на ум обрывок подслушанного на башне разговора. Дэн Рут говорил Люси: «Я ненавидел его» и «Я решил убить его за то, что он сделал».

– О чем вы думаете? – спросил капитан.

– Когда я нашла Люси, там уже находился мистер Рут. Мне очень бы хотелось точно знать, что он рассказал ей.

– Мы можем просто спросить это у нее, – сказал капитан, приподнимаясь, чтобы выйти из кухни.

– Нет. Если мы вернемся обратно в вашу гостиную, Дэн Рут услышит наш разговор. У него есть устройство, которое он использует, чтобы подслушивать все ваши разговоры.

Уже сделавший пару шагов капитан замер на месте. Он удивленно посмотрел на меня, а затем снова опустился за кухонный стол.

– Подлое ничтожество. Зачем он это делал?

– Капитан, имя Биндеман что-нибудь говорит вам?

– Биндеман? Нет, не думаю.

Это была фамилия, которую я заметила в Библии Дэна Рута. Человек, путешествующий налегке, обычно не возит с собой Библию, принадлежащую другой семье, а не его собственной.

– Я думаю, что Дэн Рут не его настоящее имя. По-моему, он африкаанс по крови. Попытайтесь вспомнить. Есть ли кто-нибудь по фамилии Биндеман, кто мог бы испытывать ненависть к вам или мистеру Милнеру?

Капитан поначалу отрицательно покачал головой, но потом какое-то воспоминание пришло ему на ум, и выражение его лица изменилось.

– Да. Теперь я вспоминаю. Во время войны с бурами нам приходилось сгонять гражданских жителей в особые лагеря. Противно, но другого выхода у нас не было. Понимаете, они оказывали поддержку нашим врагам. Нам приходилось сжигать их фермы. Там был кто-то с таким именем. Это была английская женщина, вышедшая замуж за бура. Бунтарка по характеру. В определенном отношении ею нельзя было не восхищаться. Буры находили пути и пробирались в лагерь. Мы подозревали ее в передаче им продуктов – хотя передавать было почти и нечего. И в саботаже. Она помогала им и в этом. Капитан… Дело в том, что она умерла во время заключения в карцере. Но я не понимаю, что…

– Кто был начальником лагеря?

– Разумеется, старший по званию офицер…

– Вы?

После некоторого колебания он ответил:

– Да.

Я пристально посмотрела на него. Если я была права, и он – самозванец, то какое же напряжение он испытывал все эти годы, просыпаясь каждый день с мыслью о том, не будет ли он разоблачен.

– У миссис Биндеман был сын?

– У нее были дети. Я это помню.

– Сын?

– Вы знаете, я помню, что был. Двое ее детей умерли в лагере. Я жалел ее. И был еще мальчишка. Я запомнил его, потому что он стал любимцем школьной учительницы. Она взяла его с собой в Кейптаун, когда лагерь закрыли.

Последний кусочек головоломки встал для меня на место. Как и для капитана. Дыхание его участилось. Он вытер рукой пот, выступивший на лбу.

– Теперь вы знаете все, миссис Шеклтон. Но Рут слишком хорош, чтобы это было правдой. Идеальный квартиросъемщик. Вежливый, всегда вовремя вносящий арендную плату. Провожавший домой Люси после репетиций. И все это при том…

«И все это при том, что?..» – подумала я. Что плохого сделал Милнер этому молодому человеку? Если Дэн Рут прибыл в Харрогейт, чтобы отомстить Милнеру или капитану, он отложил свою месть на очень долгое время, и это казалось мне странным.

– Вам будет лучше рассказать мне все, капитан. До сих пор я слышала от вас менее половины этой истории. Все остальное мне пришлось раскапывать самой.

– На что вы намекаете? Я был совершенно откровенен, мадам.

В его голосе не было уверенности. Кажется, он уже понимал, что игра окончена.

Я хотела знать, что связывало его и Милнера. И желала проверить свою догадку о том, что человек, который сидит напротив и руки которого слегка дрожали, не являлся тем, за кого себя выдавал.

– Кто первым появился в Харрогейте? – спросила я как бы между прочим. – Вы или мистер Милнер?

– Я.

– «Милнер и сын». Подобные компании требуют солидного стартового капитала. Откуда мистер Милнер добыл средства, чтобы начать свое дело?

Капитан достал носовой платок и высморкался. Он явно не собирался отвечать на этот вопрос.

– Вы позволите задать мне вопрос другого типа, капитан?

– Хорошо. Но только потому, что вы вернули мне Люси.

Хозяин старался сохранять хорошую мину, но, не сомневаюсь, он выставил бы меня из дома, если бы был уверен, что сможет сделать это.

– Мистер Милнер появился в Харрогейте потому, что здесь были вы?

– Да, если вам это нужно знать.

Я буквально пролаяла еще один вопрос:

– Ваш армейский номер?

Он наизусть оттарабанил мне ряд цифр.

– Благодарю вас, сержант Лэмптон.

Это был не совсем выстрел навскидку в темноте, но он попал в цель. Капитан, наверное, просто не мог побледнеть, но цвет его круглых румяных щек стал менее ярким.

– К чему вы ведете?

– К тому, что вы выдали себя за капитана и завладели его домом и наследством.

Он смотрел мне прямо в глаза, вероятно, взвешивая в уме мои слова.

– Вы не сможете доказать это.

– Возможно, нет, а возможно – да.

– Вам не откажешь в уме и проницательности, – сказал хозяин, опуская голову. – Об этом знал только один человек.

– Знали два человека: мистер Милнер, который шантажировал вас, и Дэн Рут, который наверняка был весьма ошеломлен, когда прибыл сюда в поисках капитана, а обнаружил вас.

Старик на несколько мгновений закрыл глаза и закусил губу. Это был тот самый момент, которого он страшился всю жизнь, с той самой минуты, когда выдал себя за другого человека и завладел его наследством.

– Как вы догадались? – негромко спросил он.

– Вы сами дали мне множество намеков.

Он покачал головой:

– Нет. Никогда я этого не делал.

Представлялось довольно нелепым вести подобный разговор в послеобеденное воскресное время за кухонным столом.

– Когда вы рассказывали мне о войне и своем участии в ней, вы добавили: «Все это было так давно. Я был тогда совсем другим человеком». Именно так все и было. Другой человек. А ваши фотографии это подтвердили. Я никогда не понимала, почему у некоторых мужчин так заметен выдающийся кадык, а у других его почти не видно, так, легкий намек на него. Я видела фотографию племянника миссис Уолфендейл во времена его молодости. Его шея гладка, как у девушки.

Он поднял руку к своей шее.

– Ну, это ничего не доказывает.

Он выглядел теперь больным и неуверенным. Я подумала, что он уже забыл, как быть самим собой.

– У молодого Роулэнда Уолфендейла было продолговатое лицо, как и у его тетки. У мисс Фелл имеется их фотография. У вас есть – или была до вчерашнего костра – фотография, на которой вы сняты вдвоем, в фуражках и со знаками различия. Стоите плечом к плечу, и сразу видно, кто капитан, а кто сержант.

Старик облизнул губы, и мне на мгновение показалось, что он собирается протестовать. Но он не стал этого делать, и я продолжила:

– Два комплекта военной формы в вашей комнате наверху, одна с капитанскими звездами, а другая с сержантскими лычками. Два комплекта документов об увольнении из армии. Я не смогла получить информацию об армейской службе денщика, но Уолфендейл не был женат. А армейские сплетни откровенно называли его бабником.

Хозяин дома издал горький смешок:

– Да уж, по этой части он был хват.

– В отличие от вас. Вы сообщили, что не пользовались успехом у женщин. Кроме того, немногие офицеры признали бы, что их денщик достоин чести получить «Крест Виктории». Но, безусловно, вы были денщиком, мистер Лэмптон. Или вы предпочитаете, чтобы я продолжала называть вас капитаном?

Он быстро встал, держась за спинку кресла.

– Я должен закрыть парадную дверь. Если Рут убил Милнера, я буду следующим. Если это нечто вроде вендетты…

Я вышла из кухни вместе с ним и пересекла залу.

– Капитан, какое зло причинил Милнер миссис Биндеман, если ее сын собирался убить его?

– Насколько мне известно, никакого.

– Когда Дэн подслушивал вас, мог ли он понять, что Милнер шантажирует вас потому, что вы ложно получили наследство?

Поколебавшись, он ответил:

– Вы ничего не докажете.

– Да, не докажу. Вы приняли меры, когда уничтожили документы и фотографии. Но вы и Люси можете быть в опасности. Пожалуйста, расскажите мне правду.

По всему его телу прошла дрожь. Как и вчера, мне показалось, что старик на грани эпилептического приступа. Протянув руку, я коснулась его, чтобы успокоить, но он оттолкнул ее.

– Если вы правы и он подслушал разговоры между мной и Милнером, то знал бы, что Милнер появился в Харрогейте, чтобы обобрать меня до нитки. А забрав последний пенни, возжелал и Люси.

– А кем вам приходится Люси? Она в самом деле ваша внучка, мистер Лэмптон?

После бесконечного молчания он вздохнул:

– Она для меня никто и в то же время все. Она незаконнорожденная дочь капитана Уолфендейла от школьной учительницы, мисс Маршалл, рожденная ею при переезде из Кейптауна.

Еще одна часть головоломки встала на место.

– Это та самая школьная учительница, любимцем которой стал молодой Биндеман, он же Дэн Рут?

– Она могла стать его отправной точкой для выслеживания меня.

Сейчас в его взгляде уже не было столько страха – в нем теперь преобладали чувства, которые я не вполне могла понять и измерить. Он выглядел как человек, все куры которого одновременно вернулись на насест в курятнике, а он не понимал, почему это случилось. Наконец старик произнес:

– Молодой Дэн Биндеман осиротел. Его отец погиб на войне, а мать умерла в карцере, брошенная туда… капитаном Уолфендейлом. Школьная учительница собиралась усыновить мальчика. Бедное дитя, она думала, что Уолфендейл женится на ней.

Таким образом, Дэн Рут был ближайшим родственником Люси, практически ее братом. И он приехал в Харрогейт, движимый любовью или ненавистью? Или сразу и тем, и другим?