«Эта структура порождена временем и действует во времени, но не кончается посредством времени».
С Йогиней, одетой в стильное кашемировое пальто, мы столкнулись в индийском посольстве: нам обоим нужна была виза на 10 лет. Мы пошли вместе пообедать. Оказалось, что примерно в одно и то же время в семидесятых и восьмидесятых мы ходили в школу в Филадельфии, жили недалеко друг от друга в девяностых. Когда мы стояли на улице, мимо нас прошла женщина с двумя детьми, и с чем-то похожим на вздох облегчения Йогиня сказала: «Это могли бы быть мои». По молодости она крутилась в довольно модных кругах среди людей, о которых я только слышал. Странно, у нас было столько возможностей пересечься раньше, но этого не произошло, а теперь мы где только не встречались. В данный момент она сделала перерыв в поездках к Юджи, чтобы побыть с отцом.
Она ещё какое-то время собиралась побыть в Штатах.
На следующий день после Рождества я прилетел в Цюрих и оттуда отправился в Гштаад. По возвращении я обнаружил, что к нашему каравану присоединился ещё один человек, старый друг Юджи из Калифорнии, который будет рядом с ним, с небольшими перерывами, до самого конца. Калифорниец был стройным тихим парнем, закрывшим свой ресторанный бизнес, чтобы проводить время с Юджи. Были ещё несколько человек, которых я уже знал раньше. Юджи вёл разговоры о том, чтобы поехать в Индию.
Сначала мы вернулись в Бавено, чтобы навестить итальянцев на озере Маджоре, где Юджи в 1967 году пережил «уход святых» в номере отеля недалеко от озера вскоре после «катастрофы». Он говорил, что тогда «те грязные ублюдки, религиозные преступники» были выдворены из его сознания.
Это было ещё одно необъяснимое событие, о котором он рассказывал так же обыденно, как мы рассказываем о походе в овощной магазин: «Наконец, на озере появились три риши. Я сказал им: „Выметайтесь отсюда!“»
Перед ним возникли Мухаммед, Иисус, Сократ и «куча других, которых я не знаю…». Он словно встретился с ними на улице.
«Я их спрашивал: „Ты кто?“ — „Я — Иисус“. — „А ты кто?“ — „Я — такой то и такой-то“. Их было так много и они просто исчезли. Они не могли здесь больше оставаться. Был один приятель — очень симпатичный мужчина с длинным носом. Я спросил его: „Ты кто?“ — „Я — Мухаммед“, и он исчез!»
Позже он говорил, что именно от Джидду Кришнамурти он узнал об этом месте на озере. Джидду Кришнамурти бывал во всех эксклюзивных местах мира, и Юджи, кажется, знал о них всех. Снова чувствовалась какая-то его таинственная связь с человеком, к которому половину своей взрослой жизни Юджи так или иначе стремился, а вторую половину жизни проклинал. По дороге Юджи указал на тот самый отель, вспомнил, сколько стоил номер и как ему оставляли еду под дверью, когда он неделями не выходил из комнаты.
Вспоминая последствия своего опыта в «Ошибке просветления», он говорил:
«Ты возвращаешься назад к источнику. Ты снова в этом первозданном, изначальном состоянии сознания — назовите это «осознаванием» или как угодно. В этом состоянии вещи происходят, и нет никого, кто заинтересован, никто не смотрит на них. Они приходят и уходят своим чередом, подобно текущим водам Ганги: втекают сточные воды, наполовину сожжённые трупы, и хорошие вещи, и плохие — все, — но эта вода всегда чиста».
Он говорил, что за мудрецами пошли святые и началась «целая мешанина» из структур и организаций. Если бы не это, мудрецы были бы полностью забыты: нечего было бы продавать. А так пришли святые и начали продавать массам истории о мудрецах.
*
Итальянцы предлагали широкий выбор экзотических мест, где можно было поесть или выпить чашечку кофе. Когда мы приходили в одно из таких заведений, Юджи обычно брал ньокки и, жуя тёртый или мягкий сыр, подначивал нас по поводу того, что мы едим «двадцать пять блюд, как поросята, свиньи и боровы в одном лице». Часто он оценивал внешний вид официанток и эффективность официантов: «Она хорошенькая?», «Она — сучка!», «Он такой ме-е-е-едленный! Если бы я был его боссом, я бы уволил его тут же!» Он делал комментарии, когда они едва ли могли его слышать, после чего оставлял чаевые. Особенно большие чаевые доставались тем официанткам, которых он определял как настоящих сучек, при этом он говорил нам: «Никто не должен служить другому, люди не должны работать. Еды на планете более чем достаточно, и если бы не ваш уродливый образ жизни, каждый бы получил причитающуюся ему долю». Мы же просто переглядывались, пожимали плечами, улыбались и соглашались, когда он поносил нашу коллективную жадность.
— Мы с вами разворовали всю планету! — заявлял он, включая себя в число критикуемых. — Эта планета может прокормить 15 миллиардов людей. Нас всего 5 миллиардов на планете. Я вам говорю! Почему столько людей голодает? Я хочу знать! — Он сопровождал свои слова рубящим жестом руки.
*
Изрядно наездившись, мы направились назад в Гштаад через Альпы. Свежий зимний ветер превратил пейзаж в сверкающий свадебный торт.
Он планировал путешествие в Индию, но поскольку до поездки ещё оставалось время, изводил нас вопросами о том, куда бы пока съездить. Он спрашивал, мы расшибали себе лбы, придумывая маршруты и объясняя, почему нужно ехать именно туда, а он одним махом уничтожал все наши предложения и доводы.
— Юджи, а куда ты хочешь поехать?
— Ты хочешь сказать, что если бы я знал, я бы спрашивал тебя?
— Как насчёт Монтре?
— Мне без разницы, ты босс.
Раз за разом продолжался этот диалог по кругу, пока он неожиданно не заявлял, что он просто собирается «убраться из этого места!» и вопрос «куда?» его не волнует. Спустя секунды после объявления «мы едем» он осматривал всех и спрашивал: «Люди, вы чего ждёте?», хотя пункт назначения так и не был выбран. В конце подъездной дороги он указывал рукой направо или налево, и мы отправлялись в путь.
Он часто жаловался: «Вы, люди, ограничиваете мою свободу передвижения».
Чем ближе к дате отъезда, тем сильнее он настаивал на том, чтобы я поехал с ним в Индию, поскольку ему нужна была моя помощь в «развлечении людей». Я тогда всё ещё продолжал пародировать народ, и мне его оценка льстила, но я понимал, что он — последний, кому нужна какая бы то ни было помощь. Если кто и нуждался в помощи, так это я.
Мы втроём — Калифорниец, Йогиня и я — жили в отеле «Кабана» в номере с двумя спальнями. Я никак не мог понять, что происходит между ними двумя. Казалось, что между ними было что-то большее, чем просто дружба, но при этом они спали в разных спальнях на противоположных концах гостиной. Я спал на диване в гостиной, и мы, бывало, часами разговаривали о Юджи, пока я рисовал на журнальном столике.
Снег продолжал идти, и Юджи сделал меня ответственным за поддержание огня.
— Ты должен использовать три полена.
Пока я не сделал так, как он сказал, пламя гасло. Я гордился своими походными навыками, но почему-то они не помогали до тех пор, пока я не послушал его.
Ему нравилось выбрать кого-нибудь из исторических личностей и специально позлословить по его поводу. По поводу Эйнштейна он говорил: «Если бы я встретил этого шутника, я бы наподдал ему, а затем приковал его к камню железной цепью из нержавейки и бросил в реку, чтобы даже труп его не всплыл!»
Не помню, почему он прицепился к известному гению — возможно, из-за его «грязных» теорий о пространственно-временном континууме или потому, что на нём лежала ответственность за открытие атомной энергии, приведшей в конечном итоге к созданию атомной бомбы. В любом случае развлечения ради я купил открытку с изображением Эйнштейна с высунутым языком и положил ему в рот купюру в сто франков. После того как Юджи выхватил купюру, я надел открытку на палку и поджарил её на огне, как зефирку. Юджи был доволен. На следующий день я купил открытку с Далай-Ламой и распял его на маленьком деревянном кресте с ещё одной купюрой в сто франков. Он снова заграбастал деньги, и я бросил её в огонь, распевая песню о белом слоне, занимающемся сексом с матерью Будды:
Мы немного посмеялись. Потом он захотел увидеть мой обратный билет. Раньше тем же днём по пути на стоянку магазина «КООП» в Гштааде я погрузился в мысли об Индии… Ехать или не ехать?.. Когда мы шли по тротуару рядом с магазином, он внезапно схватил меня за руку и, пристально глядя в глаза, резко произнёс: «Ты просто продолжай и продолжай!»
Сидя у огня, он попросил показать ему мой обратный билет. Я протянул его. Юджи имел привычку изучать документы очень тщательно. Несколько раз просмотрев его вдоль и поперёк, он заявил, что билет дешёвый, и предложил сжечь его.
Я бросил билет в огонь.
— Смотрите! Смотрите! — сказал он остальным. — Как у тебя с головой?
— Хорошо. — Я просто засмеялся.
Затем я потратил немыслимую кучу денег на билет туда-обратно до Бангалора. Такова была «экономика Юджи». Для чего ещё нужны деньги? Он всегда говорил, что деньги должны перемещаться из одного кармана в другой — предпочтительно, чтобы они перемещались из наших карманов в его; тем не менее я видел, как он обращается с деньгами, и, по-моему, у него это получалось очень хорошо. У меня были деньги, так почему бы их не потратить? В конце концов, может быть, это была последняя возможность видеть его в Индии.
С приездом Йогини в Швейцарию враждебность между нами усилилась. Она дёргалась по поводу Калифорнийца и того, что я живу в одной комнате с Немкой. Я переживал из-за её непонятной «дружбы» с Калифорнийцем. Между ними то и дело случались напряжённые разговоры по телефону, и днём воздух в комнате просто искрился. К тому моменту как мы добрались до аэропорта во Франкфурте, ситуация значительно ухудшилась. Каждую минуту возникали и рушились новые коалиции.