«Вы всегда должны распознавать, на что вы смотрите, в противном случае вас там нет».
Люсия спросила Юджи о страхе.
— Так только страх и существует. Страх не получить то, что вы хотите, или страх потерять то, что у вас есть. В конечном итоге это страх потерять то, что у вас есть. Страх — это вы, такие, какими вы себя знаете, и если этот страх придёт к концу, вы тут же упадёте замертво.
Он воспользовался возможностью, чтобы снова рассказать историю смерти Джидду Кришнамурти.
— Старик чуть не убил меня. Он хотел забрать меня с собой. Это была одна из тех таинственных историй, которые он рассказывал, пока мы не выучили её наизусть.
Найдя глазами своего худого друга Калифорнийца в дальнем углу комнаты, он напомнил нам, как тот спас его в знаменательный день в 1986 году, когда «старик» из Охая умирал и пытался прихватить его с собой:
— Эй! Спасибо, что спас меня!
— Пожалуйста, Юджи! — отметил он с лёгким поклоном и кривой улыбкой. Калифорниец был одним из тех, кого вопросы духовности мало заботили, но он был очень предан Юджи: его никогда не интересовали другие гуру, духовные люди или идеи.
История отношений между двумя людьми с одинаковой фамилией Кришнамурти продолжала трансформироваться в моей голове по мере того, как всплывало всё больше деталей. Я подслушал, как Калифорниец рассказывал на кухне историю о смерти Юджи. Юджи не был уверен, что его тело сможет выдержать пульсировавшую в его теле энергию. Он показал своим друзьям, где лежат важные документы, и дал инструкции относительно того, что делать с его телом, если он не справится. Он говорил, что волны энергии идут вверх и вниз из головы в грудную клетку.
Калифорниец также рассказал о том, как Юджи явно умирал несколько раз разными способами в разное время. Вскоре после случившегося взгляд Юджи часто становился пустым, голова опускалась на руки и на какое-то время он «исчезал». Если с ним начинали в это время разговаривать, он «возвращался». Иногда у него на лбу появлялось похожее на пепел вещество, но он быстро его стирал. Будучи тогда более открытым к обсуждению, он объяснял, что пепел являлся результатом выжженной изнутри мысли — процесса, называемого в ранних аудиозаписях «ионизацией мысли». Он считал, что именно отсюда берёт начало ритуал размазывания пепла по лбу в индийской религиозной практике. На одной из записанных в 1970-е годы кассетах он размышляет на эту тему и замечает, что видел подобную субстанцию на коже Джидду Кришнамурти.
— О, он тот ещё плут, я вам говорю! Он не любил трепаться о подобных вещах.
*
Хозяйка дома, в котором мы жили, предложила познакомить меня со своей подругой — коммерческим арт-дилером, занимавшейся проведением частных выставок в своём доме в Савоне.
В то утро Юджи превзошёл сам себя, прилюдно разнося мои картины в пух и прах. Я чувствовал себя очень неловко. Мне не нравилось, что ей придётся везти меня знакомить со своей приятельницей, когда рядом будет Юджи: он настоял на том, чтобы поехала вся наша честная компания. Я беседовал с ней, а они в течение нескольких часов ждали меня в местной кофейне. В конце разговора она сказала, что следующей весной можно устроить выставку двух художников с моим участием.
Когда я вернулся к нашим, Юджи ни о чём не спросил, ну и я промолчал. В итоге ничего из этой затеи не вышло. Несколько месяцев спустя он уже рассказывал о том, как артдилерша устроила мне выставку, поскольку не хотела обидеть подругу, и ни одна из картин не была продана. Я продолжил рассказ и добавил деталей: арт-дилерша заболела, её муж разорился, а в семье произошло несколько трагических смертей. Мои картины стали использовать вместо туалетной бумаги. Моё дополнение ему понравилось.
Я стал проводить довольно много времени в своей комнате. Он постоянно посылал за мной Йогиню, чтобы та «притащила меня вниз». Ей это надоело до чёртиков, а мне до чёртиков надоело крутить баранку. У меня появились новые боли — на этот раз в заднице, которые, казалось, с каждой поездкой становились всё сильнее и сильнее. Я снова был уверен, что у меня рак. Теперь это был рак простаты.
Время от времени мы готовили вместе обед. Обычно она была инициатором, поскольку хотела как можно больше вещей делать сообща. Юджи взял за правило хвалить за еду меня, хотя прекрасно знал, кто готовил на самом деле. Она не возражала. Он часто спрашивал нас друг о друге, когда мы находились тут же вместе с ним в комнате. Вопросы не отличались разнообразием: «Что она здесь делает? Она такая богатая талантливая девушка». Я отвечал, что у меня нет ответа на этот вопрос и лучше спросить об этом у неё.
Наедине она была гораздо более разговорчивой, чем это можно было представить. Часто она не понимала, что он имел в виду, сделав комментарий по тому или иному поводу: «Что он имел в виду, когда сказал?..» Я понятия не имел. В большинстве случаев эффект сказанного испарялся в тот же момент. Она постоянно сомневалась, но, тем не менее, просиживала в «пещере» час за часом. Из всех окружавших его людей она была самой стойкой, самой верной. Гримаса была на её лице или улыбка — она продолжала сидеть. В ответ на мой вопрос об этом она ответила: «Я хочу, чтобы он растворил меня».