«Почему вы беспокоитесь о тех парнях? Они мертвы. Их следует бросить в реку».

Как приятно было самому решать, куда идти и что делать. Несколько недель я провёл в Бангалоре, посещая разные места вместе со своими новыми друзьями.

Он приземлился рано утром 15 февраля 2006 года. Маджор, Чандрасекар и Сугуна пошли встречать его в здании аэропорта, ещё несколько человек остались снаружи. Он вышел в зону для встречающих и ждал, пока остальные подтянутся со своим багажом. Мы спросили, не хотел бы он присесть или пойти в машину, он ответил: «Зачем? К чему такая спешка!»

Стоя рядом с нами, он ждал и, изображая старика, шутил со мной, легко и беззаботно болтал с другими. Я был поражён его внимательностью и заботой. Приятные манеры и соблюдение правил хорошего тона отличали его всегда.

В Бангалоре полным ходом шла подготовка к празднованию пятидесятилетия известного гуру. Тысячи людей стекались сюда со всего мира, волонтёры за столами, специально установленными в аэропорту, приветствовали прибывающих гостей. Конечно же, самого гуру нигде видно не было. А здесь, в толпе, находился настоящий Маккой — человек, являвший собой самую суть того, что воспевали величайшие индийские поэты. При мысли об этом меня захлестнули эмоции.

Когда он приехал, маленький дом был заполнен людьми. Чандрасекар ходил вдоль стен комнаты, отвечая на телефонные звонки и периодически исчезая в своём кабинете. Я редко видел его на диване рядом с Юджи. На этот раз визит проходил более мягко. Уменьшившееся количество людей компенсировал громкий выразительный голос Юджи по любому поводу. Его последней находкой была книга интернет-издательства под названием «Разоблачение гуру». Духовные легенды XIX и XX столетий разоблачались и обвинялись в различных правдоподобных и не слишком правдоподобных сексуальных извращениях, отклонениях и скандалах. Для Юджи это была манна небесная. Он зачитывал списки их проступков. «Не то чтобы я был против них! Не поймите меня неправильно!» Маджор со скрещёнными ногами сидел у ног Юджи, положив голову на журнальный столик. Во взгляде его читалось одновременно принятие и отрицание.

— Что, сэр? Что происходит? — желая поддеть Маджора, спросил Юджи, зачитывая чертовски раздутую историю о чересчур ласковом обращении Рамакришны с Вивеканандой. Он не собирался отставать от него:

— Что, сэр? Здесь говорится, что он игрался с пен-н-нис-с-сом Вивекананды!

Вивекананда, пожалуй, был самым почитаемым духовным и политическим героем Индии, поэтому Юджи с особенным энтузиазмом читал о том, как «он посещал все бордели Индии, этот ублюдок!». Маджор только качал головой: «Да, сэр!» Он говорил это, не столько потакая Юджи, сколько смеясь над абсурдностью самого метода ведения беседы. После предыдущего визита людей мало беспокоили эти безумные новые обвинения. В 11 часов Сугуна подала нам кофе и сладости. Её дочь ожидала ребёнка и большую часть времени в течение этого визита она проводила в её новом доме.

В этот раз он чаще выбирался на прогулку под предлогом визита к молодой женщине, родившей ребёнка преждевременно. Он ответил отказом на её просьбу принести ребёнка к нему или прийти без него. Вместо этого он сам ходил к ней. Каждый раз, завидев его на пороге, она лила слёзы радости. Он предсказал, что когда-нибудь ребёнок будет великим музыкантом.

Спускаясь по ступенькам в их доме, он немного споткнулся, а у меня сердце ушло в пятки. В этом году он приехал позже обычного: на дворе стоял март, и в Бангалоре становилось очень жарко. Однажды, когда до моего отлёта оставалось не так много времени, я проснулся в слезах. Я подумал о том, что случится, если он упадёт, а меня не окажется рядом, и тут же принял решение сдать билет.

Мы с Йогиней поселились в расположенном у кольцевой дороги новом отеле с комнатами замысловатой формы. Номер, который мы заняли, по счастью, находился в конце коридора, и шум дороги в нём был не слишком слышен. Йогиня постоянно и безуспешно ходила к портному за своей новой одёжкой. Доходило до смешного. У индийцев есть анекдот на эту тему. Молодой человек заказывает портному сшить рубашку, а на следующий день его сажают в тюрьму. Отсидев два года, он первым делом направляется к портному за рубашкой. А тот ему отвечает: «Извините, сэр, она будет готова завтра». Вот что-то типа того. Но она ничего не могла с этим поделать, так же как я не мог перестать строчить или рисовать мои «ужасные» картины. Нам всем нужно было чем-то заниматься. Каждое утро, сокращая путь и стараясь избежать кольцевой дороги, мы шли «на работу» напрямик: через минное поле мусора и грязи — мы так и не смогли до конца к этому привыкнуть.

Юджи хотел увезти куда-нибудь гостей, чтобы Сугуна могла исполнить церемонии, связанные с рождением внука, поэтому было решено навестить друзей в Ченнае. В полдень, под палящим солнцем мы появились у них. Как приятно было ступить ногами на прохладный мраморный пол! Жаркое дыхание ветерка покачивало висячее кресло на веранде, где устроился хрупкий, похожий на школьника Юджи. У него снова пропадал голос.

— Не говорите мне, что у меня простуда! Вы все — испуганные цыплята!

Он кашлял, но продолжал разговаривать, когда днём приехали новые люди из Тируваннамалая. Пожилой француз сказал, что чувствует, как в присутствии Юджи у него поднимается кундалини. Юджи, конечно же, от всего открестился.

— Я не вижу никакой кундалини! Где возникает вопрос о кундалини?

Он говорил до тех пор, пока голос не стал скрипеть, как несмазанное колесо. Появился Махеш и спровоцировал его на бунт. Махеш работал над статьёй для индийской газеты, и потому разговор пошёл о политике. В Индию собирался приехать Джордж Буш, мнение о котором у Юджи было однозначным:

— Он приезжает, чтобы поиметь индийцев!

Раскачиваясь в кресле, как скучающий ребёнок, он точно и по сути отвечал на все вопросы Махеша. Как всегда, Махеш разразился гневной тирадой, и вскоре они уже орали друг на друга, несмотря на хрипоту Юджи. В последнее время, говоря о Юджи, Махеш использовал выражение «повелитель историй», имея в виду человека, который не выступает на авансцене, не является героем повествований, но даёт подпитку всей индустрии развлечений. Переживая за голос Юджи, я забыл и о себе, и о серьёзности ситуации и вклинился в разговор. Когда Махеш спросил его, что может сделать Индия, чтобы достичь такого же могущества, каким обладает нынче Китай, я сказал ему с сарказмом в голосе:

— Как он может отвечать за всех людей?

Юджи выпрыгнул из своего висячего кресла, с быстротой молнии подошёл ко мне и трижды сильно ударил меня по лицу.

— Заткнись, ты, грязный ублюдок! Держи свой большой рот на замке!

Мне хотелось исчезнуть. Я моментально покраснел. Он сел назад, тут же вернулся к разговору, а я стоял весь в поту, переживая собственную глупость. Он столько раз бил меня до этого, что, казалось бы, ещё одна пощёчина ничего не значит. Но на этот раз она несла в себе совершенно определённый смысл: «Никогда и ни за что на свете не вмешивайся в то, что происходит между ним и кем-либо ещё». В течение нескольких минут я размышлял о том, чтобы уехать следующим поездом, автобусом, улететь на самолёте. Для него всё закончилось в одну секунду, а я ещё какое-то время сильно вибрировал.

Однажды поздно вечером, уже после того, как он ушёл к себе, приходила женщина. Утром наши хозяева сообщили ему об этом, и он тут же отправился в Ауровиль, чтобы встретиться с ней. Всю дорогу до её симпатичного маленького домика, где Кореянка приготовила для нас обед, он прошёл пешком. Он получал удовольствие, общаясь с разными людьми, и даже заметил, что за дверью спряталась какая-то женщина, которая не хочет выходить. Хозяйка удивилась, что он узнал про неё.

Через несколько дней, проведённых в Ченнае, мы вернулись в Бангалор. Сугуна совершила все обязательные церемонии, и дом снова был свободен.

*

В Бангалоре Юджи пригрозил уехать, если возникнет такой же бедлам, как в прошлый раз. Он, правда, забыл упомянуть, что в прошлый раз бедламом дирижировал именно он.

— Если вы будете продолжать рассказывать людям, что я здесь, я уеду! Я не собираюсь снова вариться в этой каше!

Но было слишком поздно: слух уже пошёл, и с каждым днём всё больше и больше людей звонило, желая увидеться с ним. В конце концов комната стала наполняться людьми, как прежде.

Мы продолжали много путешествовать, и, несмотря на страшную жару, он всегда выбирал машину Маджора, хотя в ней не было кондиционера. Сколько бы ни предлагал ему другой его друг свою машину с кондиционером, он неизменно отказывался. Юджи отстаивал свою точку зрения на то, что необходимость в охлаждении воздуха является просто психологическим вздором. Естественно, мы попадали в пробки, и чтобы не дышать загрязнённым воздухом, он не открывал окна. Салон автомобиля превращался в душегубку, и дважды после таких поездок он практически терял сознание. Только после этого он смягчился и пересел в другую машину, но с условием, что за рулём будет Маджор. Он был очень преданным.

Хотя Юджи был не слишком известен в Индии, поскольку отказывался продвигать себя или читать лекции, его часто цитировали в прессе — ситуация, которую невозможно представить на Западе. Там он всегда оставался в тени.

Я пришёл к выводу, что Джидду Кришнамурти был лжецом, поддерживавшим свой фальшивый образ в обществе, но факт остаётся фактом: Юджи, по его собственным словам, следовал за этим человеком более двадцати лет. Сейчас я был привязан к Юджи гораздо больше, чем когда-либо к Джидду Кришнамурти. Мои представления о том, что связывало Юджи и Джидду Кришнамурти вплоть до момента «катастрофы», с течением времени менялись. В моём чёрно-белом отрицании Джидду Кришнамурти как абсолютного лжеца появились серые полутона. Уже один тот факт, что и дня не проходило без упоминания его имени, говорило о чём-то таком, что я до конца ещё не понимал. Он продолжал кормить меня сахаром, «подслащивая» мою жизнь, горечь которой, казалось, то и дело хватала меня за горло своими стальными конечностями. Сначала я думал, что он предлагает мне «ощутить вкус» сахара по аналогии со сладостью просветления. Он часто говорил о человеке, который видел сахар, но никогда не пробовал его на вкус. Однако чем более безнадёжной становилась эта затея, сахар приобретал более конкретное земное значение. Он указывал мне на необходимость смягчения моего взгляда на жизнь и людей в ней. «Лжец заставит тебя чувствовать себя хорошо, по крайней мере, на время, уверяя тебя, предлагая тебе удовольствие, а искренний человек сделает тебя несчастным». Отсроченный эффект длительного времени, проведённого в его обществе, стал с некоторых пор проявляться как проблески умиротворения и счастья, не сравнимые ни с чем, испытываемым мной раньше. Интенсивность наших взаимодействий по большей части не давала возможности замечать этого в моменте.

На этот раз он определённо умерил пыл в песнях и плясках, но атмосферу полного абсурда, тем не менее, создал — хотя и другим способом. Он говорил, говорил, говорил, говорил — бесконечно. Он выбил почву из-под ног у всех, опереться хоть на что-либо привычное не было никакой возможности: он отменил все правила обычного общения, врываясь в коллективный разум своими огненными и точными насмешками.

Он максимально преувеличивал и обыгрывал истории из книги о разоблачениях гуру. Рассказывая их, он улыбался. Я иногда думал, не отвращение ли к уму и всем его путям заставило его сдаться и поднять всё на смех. Его методы возникли как следствие его способа функционирования. Он получал информацию, перерабатывал её, пропуская через ясность, в которой жил. Мы — все остальные — были потеряны, а он, пребывая в сознании «незнания», потерянным не был. А возможно, он потерялся сильнее всех и был счастлив от этого. Всё, что может быть обнаруженным, имеет свои пределы. Он непосредственно видел то, что находилось перед ним, и его «электрический глаз» автоматически вычислял лживость.

Приехал человек, который опубликовал первую книгу Юджи под названием «Ошибка просветления». Позже я слышал рассказы о том, как прошёл пресс-релиз той книги: была представлена очень красивая книга с замечательной обложкой, все листы которой оказались абсолютно пустыми. Прекрасное выражение учения Юджи в стиле дадаизма.

Юджи был вежливым и спрашивал о друзьях, с которыми не виделся двадцать лет.

Некоторых из них он навещал, и тогда они вместе сидели на диване и болтали.

Молодому начинающему сценаристу из Мумбая он посоветовал отказаться от написания сценариев: «Вы не сделаете на этом денег. Нечего здесь болтаться. Идите и зарабатывайте деньги!»

Во время разгорячённой дискуссии и отнюдь не хвалебных возгласов в адрес Раджниша он сказал: «О, мне нужно поберечь моё пылающее горло» и тут же немедленно себя поправил: «Нет, нет». Он продолжил говорить и, улыбаясь, кричать на Боба, снимающего на видео всё происходящее. (Боб и Юджи познакомились ещё до «катастрофы», когда они оба ходили к Джидду Кришнамурти.)

Оглядываясь назад на время его последних визитов в Индию, на общий тон его разговоров с другими людьми, сравнивая с тем, что было раньше, я думаю, что иногда он действительно был похож на сумасшедшего. Бесконечное повторение смешных претензий, безумное количество энергии — всё это признаки сумасшедшего человека.

Молодой человек подошёл и вежливо спросил:

— Юджи, у меня вопрос.

Он наклонился вперёд на диване и указал на него:

— Нет! У тебя нет ни одного своего собственного вопроса. Иди к учёным и обсуди это дерьмо с ними!

Он считал, что единственными стоящими вопросами были вопросы практической жизни. Ответы он давал только на них, относя всё остальное к школьной логике. Рассуждая таким образом, он заявил, что психиатры убивали себя, выяснив, что психоанализ мёртв. Эта тема стала новым рефреном.

День за днём я сидел в спальне напротив него, моё сознание расщеплялось между тем, что он говорил, и тем, что я писал. Эллен обычно тоже находилась в спальне, помогая Нью-йоркерше рассортировать ссылки. Кровать превратилась в стол со списками его любимых ссылок, разложенных повсюду, чтобы их можно было быстро найти по первому требованию. Однако эта система только создавала ещё больший хаос. Когда он просил Нью-йоркершу что-то найти, она начинала суетиться и он снова на неё кричал. В редкие мгновения тишины в разных местах комнаты слышалось тиканье часов — все часы были подарены им. Теперь звук ходиков всегда напоминает мне о нём. Создавая эхо, часы в спальне вторили друг другу, отсчитывая мгновения, наполняя пространство своей музыкой.

Какой-то журналист взял у Юджи интервью для местной газеты. Он смело жонглировал его высказываниями, начиная с заявлений о феминизме и вибраторах и заканчивая бесперспективностью будущего Индии. На следующий день после выхода статьи в доме у Юджи объявился сумасшедший молодой человек, принадлежавший к экстремистской группировке под названием RSS. Его разозлило мнение Юджи об Индии, и он пригрозил прийти с оружием, чтобы Юджи сам перестрелял всех индийцев. Группа мужчин, сидящих на полу, стала громко кричать на него. Наконец Юджи соскочил с дивана, быстро пересёк комнату и, остановившись в дюйме от парня, заорал, чтобы тот убирался к чёрту. Он использовал свои самые жёсткие выражения.

— Если бы Будда был здесь, этот грязный ублюдок упал бы к моим ногам!

Жёлчь сочилась из каждой поры этого маленького тела, не ведавшего страха. Я сидел на полу прямо под ними и снимал происходящее на видео. Юджи в гневе отвернулся от парня, и уже через какую-то долю секунды на его лице снова появились безмятежное выражение и милая улыбка. Там некому было бояться. Он вернулся на диван и сказал с удовлетворённым видом:

— Мне нравится этот парень.

Затем, словно объясняя своё поведение, заметил:

— Вы можете воспринимать то, что видите, как гнев. Нет! С этим покончено. Просто прекращение шума! Бесполезного шума!