«Культура сделала невозможным для человека по-своему проявлять себя, потому что у культуры есть различные идеи».

Он подчёркивал, что был скорее функционирующим, чем идейным существом. У него оставались предпочтения и вкусы, он по-прежнему любил определённую марку йогурта, ему всё так же хотелось, чтобы цвета сочетались друг с другом. Я как-то утром вслух заметил, что он ссылался на какую-нибудь традицию, если та совпадала с его мнением. Мне хотелось знать, что он на это ответит.

— Юджи, для нерелигиозного парня ты, кажется, любишь ссылаться на традиции.

— Мне нравятся традиции, когда они мне подходят.

Он в сотый раз попросил меня почитать по его руке, и я продолжил игру. Ладони Юджи могли превратить в верующего кого угодно. На них были совершенно удивительные линии, даже если смотреть на них с точки зрения дизайна. На правой руке на линии жизни имелся огромный разрыв, означавший «катастрофу». Другие линии, коих было множество, брали своё начало в самом основании руки и практически беспрепятственно поднимались вверх, уходя в пальцы. Во всех значимых местах были звёздочки, а вдоль главных линий шли защищающие квадраты. Чтобы импровизировать, материала было более чем достаточно. Я сказал, что он никогда не путешествовал, поскольку уничтожил пространство и находился одновременно повсюду. Джидду Кришнамурти был на левой руке, а Рамана Махарши — на правой.

— А как насчёт Рамакришны? — спросил кто-то из местных. Я ответил, что он был вписан в обе руки.

Юджи ничего не говорил, только улыбался. Затем я взял его за оба запястья, он вытянул вперёд руки и вывернул их под прямым углом. Его гибкость впечатляла. Он сказал, что после «катастрофы» его запястья стали более гибкими. Чандрасекар рассказывал, что во время беседы Юджи с небольшой группой в Швейцарии вскоре после «катастрофы» кто-то спросил его, достиг ли кто-либо ещё такого состояния. Юджи встал, сложил руки в пранам, поблагодарил на телугу всех, кто был в этом состоянии до него, и вышел из комнаты. Позже он сказал, что желает им всем скатертью дорогу, поскольку теперь они выброшены из его системы. Я слышал, как в ранних записях он утверждал, что его руки сами собой стали складываться в пранам, притягиваясь друг к другу так, что их невозможно было расцепить. Он объяснял этот феномен сухо и по-научному: «В конце концов, все тела представляют собой магнитные поля».

День был прекрасным: в помещении было жарко, но на улице дул приятный прохладный ветерок. После обеда мы сидели и слушали нападки Юджи на Джидду Кришнамурти. В комнате присутствовала женщина, которую он знал как преданную Джидду Кришнамурти, и всё то время, пока она находилась там, он продолжал, не останавливаясь. Он выбирал и читал самые гнусные ссылки о нём из Интернета, смаковал самые шокирующие абзацы, всё время улыбался или смеялся.

В тот день мы смотрели видео с Юджи, снятое в Еркауде и Бангалоре в 1996 году. Казалось, это было так недавно. Я размышлял о своей тогдашней жизни в Нью-Йорке. Я не мог не думать о том, где был бы я сейчас, если бы встретился с ним тогда. Некоторых из людей, заснятых на видео, уже не было в живых. Брахмачари, его старый друг, танцевал и шутил с Юджи.

— Где сейчас этот ублюдок? — спросил сам себя Юджи и сам себе, почти без эмоций, ответил: — Он мёртв.

В тот день после обеда началась вечерняя сессия. Маджор рассказал нам, что когда-то Юджи хвалил Марио за его замечательные поварские способности. Услышав эти слова, Юджи закрыл уши руками и закричал: «О боже!» В перерывах между криками на Нью-йоркершу и выдаваемыми мне тумаками он рассуждал о йоговском туре Йогини в Майсуре. Он считал, что вся его польза заключалась в том, что Йогиня научилась ценить упму — южноиндийское блюдо. Затем он снова сел на своего конька — тема Джидду Кришнамурти пользовалась у него особой популярностью, поскольку поклонница Джидду Кришнамурти по-прежнему находилась среди нас. Казалось, он получил удовлетворение, только когда из её глаз полились слёзы.

— Перестань, Юджи! Кришнаджи был для нас Богом! — сказала она.

— Меня это не впечатляет.

Раньше мне доводилось видеть снимки этой невероятно красивой индианки. Сейчас она была несколько старше, но это её нисколько не портило. Сидя у его ног, подобно экзотическому цветку, в своём роскошном сари пастельных тонов, она говорила на английском с характерным индийским акцентом. Её отточенные движения напоминали движения гейши. Её глаза наполнялись слезами, когда Юджи сильнее обычного честил Джидду Кришнамурти, уделяя особое внимание его сексуальной жизни. Он несколько раз повторил при ней, что Джидду Кришнамурти достиг полного успеха, а он потерпел сокрушительное поражение, потому что не смог убедить никого из нас уйти от него и больше не возвращаться. Это прозвучало в ответ на вопрос:

— Получилось ли у кого-либо сделать то, о чём вы говорите?

— Ни у кого.

Он делал так же, как «старик». Фактически в этом смысле он «получил это» от Джидду Кришнамурти: он ушёл и никогда больше не вернулся к нему. Ушёл ли кто-нибудь от него? «Нет», — ответил он.

Каждую ночь к нам наведывался местный пьяница, выпрашивающий деньги. Он всегда давал ему несколько сотен рупий после того, как тот демонстрировал какие-нибудь сложные йогические позы или исполнял пару бхаджанов. Юджи брал деньги у Нью-йоркерши, шлепком вкладывал деньги в ладонь пьяницы, делал намасте и желал ему пойти и напиться.

— Это лучше, чем сидеть здесь и слушать весь этот вздор!

В тот вечер в воздухе витала какая-то особая сумасшедшинка.

Пришли новые люди. Судя по их лицам, им казалось, что они попали на чайную церемонию к Шляпнику из «Алисы в стране чудес». Найти смысл хоть в чём-нибудь было невозможно. Любого, кто пытался привести какие-то логичные аргументы или задавать вопросы духовного порядка, тут же затыкали. Он снова начал заставлять людей танцевать. Каждый, кто пытался ответить себе на вопрос, что он тут делает, вскоре уходил. С большим удовольствием к компании примкнул глухой музыкант из Перта. Он играл на гитаре и громче всех пел песню «Аббы» «Мани, мани, мани». Вскоре хаос набрал привычные обороты.

Маджора убедили, что это последний визит Юджи в Индию, однако в прошлом году я тоже думал, что тот визит был последним, и ошибся. Это было почти самое жаркое время года, и энергия Юджи, как всегда, била ключом.

Смотрели DVD с записью визита семьи Юджи к нему в Нью-Йорк (слава богу, без звука). Я думал о 2003 годе, когда они приезжали к нему, и я чувствовал себя таким дураком среди успешных молодых профессионалов. Пропасть, разделявшая жизнь тех, кто крутился рядом с Юджи, и тех, кто жил обычной социальной жизнью, проявлялась в такие моменты особенно ярко. Все члены его семьи успешно реализовывали себя в социуме, и он говорил о них с гордостью отца семейства. Без звука видео было похоже на старое домашнее кино. Это было одно из последних видео, на которых он ещё был со вставными зубами, и казалось, с того момента прошла целая вечность. Время летело незаметно. Он очень сдал.

С целью шокировать публику он продолжил читать порнографические ссылки, изобилующие полюбившимися ему в последнее время словами «дерьмо» и «выродок», а также несколько отрывков из Ошо — «величайшего сутенёра, которого когда-либо видел мир!», после чего вернулся к маловразумительным сообщениям о провалившихся попытках мошенничества Джидду Кришнамурти в третьем томе главного сборника под названием «Ссылки ещё и ещё».

Его повторяющиеся заявления о том, что «Ссылки» в итоге найдут своё пристанище в архивах правительства Индии, казались почти дадаистскими, гарантирующими его забвение в будущем. Я не могу представить, чтобы коллекция упоминаний о нём имела значение для кого-нибудь, кроме него.

Видео, которые мы смотрели, создавали странное ощущение: казалось, то, чем он когда-то был, уже наполовину ушло и мы как будто одним глазом заглядывали в могилу. На записях, конвертированных в DVD-формат, звук намного отставал от изображения: «сначала происходит восприятие света, а затем звука». Мы начали смотреть «фильм», записанный на камеру, которую кто-то оставил включённой под столом на полу, с объективом, направленным на обратную сторону сиденья дешёвого металлического стула. Было видно, как туда-сюда перемещаются ноги двух индийских женщин, в фоновом режиме происходит какой-то разговор ни о чём. Некоторые моменты были странно гипнотическими. Юджи говорил, что для него движения руки представляли не меньшее совершенство, чем какой-нибудь священный стих. Мы смотрели это кино в течение всего дня, «в реальном времени» сидя рядом с ним. После этого данный «фильм» обрёл равное право на существование в материалах Юджи. Во время наблюдения за движущимися ногами мне было интересно, чьи это были ноги и что с ними случилось потом. Вполне может быть, что их хозяина уже не было в живых.