«Умные люди — самые скучные и тупые люди, они самые легковерные».

С самого утра я получил три хороших удара наотмашь, после которых встал и ушёл. Я не мог уехать, потому что Йогиня оставалась здесь, хотя сам я был сыт происходящим по горло. Вокруг моей головы собралась туча комаров. Превосходная метафора. Юджи не останавливался, он продолжал движение, как заведённый механизм. Это было ненормально. Я хотел убраться оттуда к чёртовой бабушке. До отъезда оставалось недолго, но теперь к усталости и паранойе добавилась ещё паника Йогини из-за того, что одна женщина, как ей казалось, злилась на неё. В общем, напряжение испытывали все, а он постоянно подпинывал нас.

Люди, у которых было шесть недель, чтобы увидеться с ним, в массовом порядке пришли теперь, когда он собирался уехать из города.

Однако независимо от того, как я переживал происходящее, мысль о возвращении в Нью-Йорк угнетала меня ещё больше. Я устал от постоянных оскорблений, даже если они способствовали моему скорейшему духовному росту. Мои новенькие швейцарские очки, купленные за бешеные деньги, были слегка погнуты. Каждый раз, когда он смахивал их с моего лица, я боялся увидеть их разбитыми. На моём лице были царапины от его ногтей, а веки полыхали огнём — очевидно, из-за загрязнения воздуха.

Стоя снаружи под крышей зелёного цвета, я заговорил с коммунистом, о котором Чандрасекар рассказал мне несколько недель назад. Приятного вида мужчина пятидесяти с лишним лет, довольно бодрый, он обычно неделями тихо сидел среди других посетителей. Я спросил его, как он познакомился с Юджи. В течение долгого времени он активно занимался политикой. О Юджи ему рассказал его друг, но духовные люди его тогда не интересовали. Тогда Юджи посоветовал его другу: «Скажи ему, что я был женат и у меня четверо детей. Я знаю, как это — ласкать грудь женщины».

Услышать такие слова от человека, считающегося чуть ли не святым, было странно, и он пошёл посмотреть на него из любопытства. И вот уже тридцать лет смотрел.

— Юджи, все ли устремления одинаковы? — спросил молодой человек с искренним интересом. Юджи ответил что-то не в тему.

— Он эксперт по отвлечению нашего внимания, — заметил Маджор.

— Юджи, есть ли какая-нибудь разница между выбором и устремлением? — попытался он снова.

— Нет.

За этим коротким ответом последовала история о выборе шоколадных конфет, затем ещё одна левая история о молодой женщине, совершившей самоубийство, а затем:

— Сэр, между избирательностью и удовольствием нет разницы. Нет такой вещи, как удовольствие, и нет такой вещи, как боль. Вы хотите постоянно быть счастливыми. Ваше желание бесконечного счастья душит вас.

Его слова были остры как иголки, и они втыкали в наш запутавшийся мозг осколки непознаваемой мудрости. «Не называйте это мудростью!»

Одна женщина ходила к нему годами. Чувствуя, что, возможно, это последний раз, когда она имеет возможность спросить, она начала давить его вопросами о том, как достичь того, о чём он говорит.

— Юджи, мы устали пытаться, что нам делать?

— Ваши ноги так устали от бега, от постоянного бега!

Она не поняла, что он хотел сказать, и отчаянно желала получить ключ прежде, чем он уедет.

— В любом случае это не важно! Вы — жулики, делающие много денег, — утешил он её не слишком приятным комментарием.

— Ну в чём тут соль, Юджи? — умоляла она.

Никакого ответа.

— У тебя уже есть ответ в любом случае!

Вмешался Маджор и положил конец её вопросам. Они с доктором Свами влезали в разговор в самый последний момент, интерпретируя то, что удалось выжать из Юджи, и побуждая людей задавать вопросы, пока была возможность.

В тот день мы навестили мать с её новорождённым ребёнком в последний раз. Когда Юджи ушёл, она снова залилась слезами.