«Знаешь, этот диалог помогает только тогда, когда мы доходим, мы оба, до сути дела и осознаём, что никакой диалог невозможен и никакой диалог не нужен».

Как только Лакшми с девочками уехала, настроение Юджи испортилось, и он приказал полностью очистить кухню от еды и всех продовольственных запасов. К десяти утра на кухне было пусто. До отъезда главных игроков оставалось ещё несколько дней, поэтому данная процедура выглядела как предварительное, если не полное закрытие лавочки.

— Я больше не хочу встреч с людьми. Больше никаких гляделок и никакой еды. Кухня закрыта!

Желая поскорей уехать, он хотел знать все наши даты отъезда.

— Мне не нужен здесь ашрам! Вы, люди, ограничиваете мою свободу передвижения!

Три человека оставались жить в квартире ещё на несколько дней, так что вряд ли можно было полностью отказаться от приготовления пищи. Квартира неожиданно приобрела тот же вид, что и до его вселения.

Он отказался там есть, вызвав в комнате ещё одну волну шока. Люди по кругу обменивались взволнованными взглядами.

— Я с этим местом покончил! Давайте скорее убираться отсюда!

Под угрозой быть изгнанным из общества кто-то втихаря подогревал на кухне его рисовые палочки, кто-то наливал горячую воду и упаковывал «Леонидас». Он питался только этим, но если бы он застал кого-то на кухне, мог отказаться от еды вообще. Конечно, он бы потом попросил поесть в машине. Поэтому вся деятельность быстренько сворачивалась и мы выметались из 609-го номера, хватая по пути свои сумки, кошельки и паспорта.

В любимой кофейне в Эвиане он отказался от сливок, которые обычно пил с кофе. Народ недоумевал: «Что происходит?»

Нам было велено ехать вдоль Женевского озера, чтобы «показать город» гостям из Индии, прежде чем они улетят со своим сыном в Бостон. Они молились всем индуистским богам, чтобы тот был умницей и женился. Юджи позаботился о том, чтобы их хорошенько покатали по городу без лишних остановок. В тот день, несмотря на то что я был за рулём, я чувствовал себя замечательно. Пока мы стояли в пробке в Женеве, я выскочил из машины и побежал к его машине. Протянув блокнот и ручку в окно с его стороны, я попросил автограф великого индийского философа Юджи Кришнамурти. Взяв в руки ручку, он с улыбкой написал: «Ты самый большой болван в мире, с которым мне только приходилось сталкиваться!» Внизу вместо подписи он написал: «Женева». У меня до сих пор где-то лежит этот блокнот. Мы возвращались по грунтовым дорогам, проходящим рядом с сельскохозяйственными угодьями вдоль озера. Озеро блестело, как лист аквамаринового стекла. Полуденное солнце сквозь фильтр облаков согревало поля своим тёплым жёлтым светом. С далёкого расстояния коровы в поле были похожи на желтовато-коричневые игрушки. В свете солнца они казались пластиковыми. Смешанные букеты пухлых, вытянутых и бесформенных облаков были разбросаны по всему небу.

Когда австралийцы позвонили на следующее утро, он был очень кратким и, отдавая назад телефон, рассеянно спросил:

— Наша любовь всегда отсюда. Что это? Что это значит, сэр?

— Любовь, сэр!

— О, ха-ха-ха!

Он снова отказался завтракать в номере 609, сказав, что хочет уехать из Гштаада, но к девяти утра он уже должен вернуться, поскольку ему нужно в банк. Он захотел прокатиться. Погода была великолепной, и я быстро ретировался к себе в комнату — меня даже взяла досада, когда они вернулись неожиданно быстро.

Мой сосед по комнате пригласил их в наш 601-й на кофе, поскольку номер 609 «закрылся» — запланированную прогулку пришлось отложить. Да и дождь уже пошёл к тому времени. Было странно сидеть с ним вместе в той же комнате, где я слушал его старые записи. Он сидел в кресле-качалке в гостиной и пил свою горячую воду. Мы развели огонь. В конце концов разговор зашёл о планах на сентябрь. Он предложил поехать в Шварцвальд. Отыскав взглядом Йогиню, сидящую в глубине комнаты, он спросил её мнение.

— Я ненавижу Фрайбург!

Откровенно гневные нотки в её голосе сказали больше, чем слова. Фрайбург ассоциировался у неё с падением, случившимся с Юджи два года назад, и ужасным временем, которое пережили мы все, наблюдая за его выздоровлением. Возникла пауза, и по комнате пронёсся нервный смешок. Юджи выглядел озадаченным и, пока он продолжал обдумывать свой вариант, на лице его какое-то время сохранялась кривая улыбка. Затем он оставил эту идею.

После кофе мы поехали обедать в Лаунен. Шёл дождь, и мы не могли, как обычно, прогуляться до озера. Вместо этого Рэй поехал вокруг озера по однополосной грязной дороге, пестревшей запрещающими дорожными знаками. По дороге мы шутили по поводу того, какую банкноту будем предъявлять, если нас накроет местная полиция. В ресторане Юджи обрадовался, увидев, что нас будет обслуживать его знакомая симпатичная официантка из Чехословакии. Она тут же принесла ему его горячую воду и суп — всё, как он любил. Только после этого она начала обслуживать остальных. Он сидел во главе стола с каменным лицом, пока Преподобный не уступил мне своё место. После этого в течение всего обеда Юджи складывал мне на голову салфетки, брызгал в меня горячей водой и набивал мне рот хлебом. Затем он взял свечу и сделал ей передо мной три круговых движения. Это было то, что индийцы называют Арати — благословение огнём.