Лео, Борис и Лиза умчались в аэропорт – с полицейским эскортом, в свете синих мигалок и вое сирен. Нина и ее команда помощников следовали за ними в фургоне, делая звонки и пакуя чемоданы от «Луи Виттона».

Я стояла на брусчатке, глядя, как удаляются Вольфсбурги, и почти тонула в любопытной толпе зевак, привлеченных шумом. Лео помахал мне с заднего сиденья, я послала ему воздушный поцелуй. Он выглядел расстроенным, но все равно смог позвонить Билли, чтобы тот отвез меня домой, и теперь черный «рендж ровер» ждал меня у тротуара. Билли не завел обычный разговор о вистерии, и сквозь ночной Лондон мы ехали в тишине. Я никак не могла перестать думать об очаровательном Уилли в его измятом парусиновом костюме, и о том, как он отличался от исполненного достоинства правителя, которого я увидела за столом в тот же вечер. Только искрящиеся глаза остались прежними. Я провела с ним всего лишь час, но понимала, отчего Лео выглядел таким опустошенным, уносясь прочь. У меня в груди тоже образовалась пустота.

Как только я вставила ключ в замок нашей квартиры, на лестничной площадке появился Дикон с Бэджером, белые лапы которого были измазаны синей краской. Остатки королевского волшебства испарились при виде его жутких носков-тапочек и благодаря сногсшибательному запаху карри из микроволновки.

– Твой пес позирует хуже вас обеих, – пожаловался Дикон. – У меня получился лишь один кривой набросок, зато четыре холста украсились синими отпечатками лап.

Я устало на него посмотрела. Я была не в настроении.

– Честно говоря, Дикон, я видела холст, который ты сушишь в вентиляционном шкафу, и предпочту синие лапы Бэджера изображению миссис Мейнверинг, прикрытой только кусочком бисквита.

– В обнаженной натуре нет ничего плохого, – надулся Дикон. – Портрет Сильвии вполне в стиле Люсьена Фрейда.

Я подхватила Бэджера на руки, и он лизнул меня в нос, скорее всего потому, что от меня до сих пор пахло лучшим бифштексом из «Клариджа».

– Почему он, кстати, у тебя? Где Джо?

– Ушла. С тем громким нахальным мажором.

– Это мало кого исключает.

– Тем, у которого «порше». И узкие штаны.

– А еще точнее?

Я ощутила исходящую от Дикона волну зависти. Но если он собирался влюбиться в Джо, его место в очереди было за Тедом.

– С тем, который постоянно присылает всякие штуки, за которые расписываюсь я, потому что вас обеих никогда нет дома.

Я нахмурилась.

– Рольф? Джо ушла с… – Я осеклась. О нет! Возможно, Рольф еще не знает о дедушке!

Но в этот миг открылась парадная дверь и Джо с вороватым видом шагнула в дом. Потом она подняла глаза, увидела нас с Диконом над перилами, и ее лицо стало отчетливо виноватым, словно ее застали за поеданием пищи из «Макдоналдса».

– Мы просто выпили! – запротестовала она, взлетая по ступеням (на своих самых высоких шпильках и в самой короткой юбке, чего я не могла не отметить). – Мне было скучно! А этот осел никак не хотел отставать от меня! Но я же вернулась, разве…

– Джо, входи. Мне необходимо поговорить с тобой. И нет, нам не нужна компания, спасибо, – добавила я, когда Дикон попытался протиснуться в нашу квартиру вслед за ней.

– Большое спасибо, что присмотрел за Бэджером, дорогой.

Джо неловко чмокнула Дикона в небритую щеку, отчего мне подумалось, что а) у Рольфа мохито лилось рекой, б) она оставила ему Бэджера в последнюю минуту и в) Дикон выглядит слишком уж довольным.

Я заперла за нами дверь и даже не обратила внимания на то, что Бэджер пробежал по дивану своими раскрашенными лапами.

– Пожа-а-а-алуйста, не читай мне мораль, – пропела Джо, падая на диван и пинками стряхивая туфли. – Рольф пригласил меня на ужин, чтобы извиниться за прошлый раз, поскольку скоро он породнится с моей соседкой и нам придется вместе вести ее к алтарю. Спрашивал, не нужно ли мне помочь с подготовкой твоего девичника.

– О боже, – слабым голосом ответила я.

Джо глядела на меня снизу вверх, не прекращая улыбаться.

– Ты не представляешь, каким хитом ты стала в Нироне. Рольф рассказал мне, что Лео рассказал ему, что дедушка говорит всем, кто готов слушать, какая ты очаровательная. Английская роза Лео! И все вдруг начали гулять по садам и притворяться, что интересуются цветами, потому что розы стали новым…

Я не могла позволить ей продолжать.

– Джо, у их дедушки случился инсульт. Он в больнице, и Лео с родителями полетели в Нирону повидаться с ним.

Джо прекратила массировать ноющие ноги и вскинула потрясенный взгляд.

– О нет! Так вот куда Рольф так умчался. – Она сжалась от стыда. – Я же знала, что не стоило посылать ему те злобные сообщения…

– Ну а ему стоило предупредить тебя, раз уж он убегал в спешке.

Я оттолкнулась от дивана и пошла готовить чай, с запозданием вспомнив, что в холодильнике нет молока, поскольку никто из нас не признавался, что его допил. Пропасть между миром Лео и моим собственным никогда еще не ощущалась так резко.

Вместо чая я заварила нам две чашки просроченного растворимого шоколада, и мы сели, чтобы печально гипнотизировать телефоны в ожидании сообщений и сопротивляться желанию проверить шпионские сайты на предмет того, не выложили ли там новости. Это было странно.

Я находилась на грани того, чтобы сломаться и написать Лео, когда он сам позвонил мне из госпиталя.

– Как он? Как ты? – задыхаясь, спросила я. Джо притворилась, что не слушает.

Голос у Лео был хриплым и надтреснутым.

– Плохо. Я видел его десять минут, но он полностью на аппаратах, а в палате с первой минуты торчат все юристы и советники. Если они появились, значит, дело серьезное.

– Мне так жаль. – Я вцепилась в телефон. Мне хотелось быть рядом с Лео, хотя я и не представляла, чем смогу помочь. – Я помню, как умирала бабушка… Самое ужасное в том, что с этим ничего не поделать. Но для него очень важно, что ты рядом.

– Не уверен, что он вообще осознавал, что я рядом.

– Осознавал. Бабушка знала, что я приходила. Мне казалось, что она меня не слышит, однако я повторяла, что сделаю все возможное, чтобы ей стало лучше. Но последнее, о чем она сказала доктору, было ее желание отдать мне Бэджера. – Я помедлила, не зная, насколько это уместно, но Лео, похоже, хотел поговорить со мной. – Мама была немного расстроена. Она думала, что последние слова бабушки должны быть о Боге или о детях, но, как выяснилось, они касались только домашних дел.

Лео попытался засмеяться, и мое сердце рванулось к нему. Такие беды не решат никакие деньги мира.

– Так что он поймет, что ты приходил, – сказала я, чувствуя, что тоже готова расплакаться.

Мне очень нравился Уилли. У него был дар, как у Лео: за пару секунд заставлять кого-то почувствовать себя особенным. А я так и не смогла как следует с ним познакомиться.

– Эми, ты сможешь вылететь утром? – спросил Лео. – Я бы очень хотел, чтобы ты была здесь.

– А я не буду мешать? Это дело семьи…

– Ты тоже теперь моя семья. И ты нужна мне. Прилетишь? Я попрошу Билли тебя забрать, а Нина устроит перелет.

– Конечно, – сказала я не задумываясь. – Я начинаю собирать вещи.

Мой взгляд упал на переполненную корзину нестиранного белья, и я вспомнила, что ношу запасные-запасные-запасные трусики: из-за плотного рабочего графика и еще более плотного расписания встреч с Лео заниматься домашними делами было некогда.

Джо, не сказав ни слова, отставила свой шоколад и начала загружать стиральную машинку.

На следующее утро, когда я прибыла во дворец, мне показалось, что все до единого члены семьи Вольфсбург и все их помощники отправились в госпиталь, так что я провела три часа, сидя в приемной с высокими потолками возле апартаментов Лизы и Бориса в восточном крыле. Ждала, когда появится кто-то, кто скажет, что делать. Разгуливать здесь и рассматривать что-либо я не рискнула, чтобы никто не увидел, как я сую нос куда не следует. Зато я любовалась картинами (Лео и Рольф оказались классическими образцами соответственно светлых и темных предков Вольфсбургов, только без доспехов) и пила чай «Дарджилинг» из фарфоровой чашки с гербом Нироны (два вставших на дыбы льва с золотыми лентами и белыми розами), пока не поняла, что с чаем пора заканчивать. Мне было слишком стыдно искать того, кто расскажет, где здесь туалет.

Лео появился в половине второго, в джинсах, свежей рубашке и с растрепанными, словно после сна, волосами, отчего казался еще сексуальнее. Не тратя ни секунды, он подхватил меня под руку и вывел через боковую дверь в сады, где протащил мимо итальянского сада и австралийских кустарников в приватную часть, куда не допускались туристы, а потом схватил меня и крепко обнял, отчего кровь у меня буквально вскипела.

– Я так рад тебя видеть, – сказал он, зарываясь носом в мои волосы. – Спасибо, что приехала.

– Лео, – я мягко вывернулась из его хватки, – все хорошо? Что случилось?

Он поморщился и усадил меня на ближайшую каменную скамью.

– Дедушка умер этим утром.

Я видела, как он сдерживает слезы.

– О, мне так жаль! – Я взяла его за руки, переплетая наши пальцы.

– Я в некотором роде даже рад. В конце он пришел в себя, но был очень слаб, и возникли проблемы… серьезные. Он всегда был очень активным и не смирился бы с аппаратами. Такое впечатление, что он оставался здесь только, чтобы… – Он уставился на сад, сжав губы.

– Со мной не надо сдерживаться, – пробормотала я ему в плечо. – Все нормально.

Лео развернулся ко мне со слезами на глазах.

– Ты говорила, что последние слова твоей бабушки были о тебе и Бэджере?

Я кивнула.

– Она считала, что только я смогу как следует о нем позаботиться. И это очень для нее характерно: даже в последний миг думать о делах.

– А последнее, что сделал дедушка, – изменил очередь наследования. Теперь папа наследует трон. Не Павлос.

Я удивленно моргнула.

– Что?

– Дедушка внезапно «вспомнил», что папа родился на десять минут раньше Павлоса, и сказал, что называл Павлоса старшим только из-за бабушки, которая считала его первенцем, а он не хотел публично ей возражать.

– Но разве это не записано в свидетельстве о рождении?

Лео устало потер глаза. Он выглядел так, словно вовсе не спал.

– Ты не поверишь, но нашлось свидетельство, подтверждающее новый порядок. И будь я подозрительнее, я бы подумал, что оба свидетельства еще тогда были подделаны на этот случай.

– Но зачем ему так поступать?

– Чтобы посмотреть, какими вырастут оба наследника, и решить уже потом?

– Что? Как в «Стажере»? – Только задав вопрос, я поняла, что это не самый тактичный вопрос в данном случае.

Лео пожал плечами и кивнул.

– Как я и сказал, в то время парламент хотел видеть серьезного наследника. Павлос всегда был серьезным. Он дипломированный бухгалтер по налогообложению, развлекается тем, что занимается всей налоговой отчетностью семьи. Он представляет Нирону в шахматах. Самым двусмысленным его поступком за всю жизнь была женитьба на француженке.

– Это же не двусмысленно.

– Я знаю. Он немного… тусклый. Но, господи, я совершенно этого не предвидел. Все теперь по-другому, банковские дела идут иначе, туризм снова на подъеме, и… – Лео потер лицо ладонью. – Кажется, дедушка считал, что деньги приносит харизма, поэтому у мамы с папой лучше получится сохранить Нирону на карте мира. У мамы в США есть влияние на СМИ, папа очень популярен. И София оставила след в истории, издав множество книг о семье. У меня есть опыт работы в банке, и даже у Рольфа есть связи в индустрии развлечений…

Он замолчал, а я медленно начала осознавать сказанное. И заставила себя считать чаек над гаванью, чтобы хоть как-то сохранить связь с реальностью этого невероятного разговора. Принять это все не получалось.

А в желудке появилась знакомая тяжесть. У меня не было связей в индустрии развлечений. И академических степеней тоже.

Как и чего угодно другого, хоть сколько-то значимого для Вольфсбургов. А избавляться от тех, кто не подходит, всегда было просто.

Я подумала о том, сколько денег Борис бросит на решение проблемы с Павлосом. Какие отступные выплачивают принцам?

Раз. Два. Три. Четыре. Здесь очень много чаек. Пять. Шесть. Продолжай считать, ничего не говори. Семь. Восемь.

– Но как же Павлос? – не сдержалась я. – Он же всю жизнь посвятил созданию своей серьезной репутации! Каково ему будет лишиться цели в жизни? А как же его дети? Разве они не сидели послушно дома, вместо того чтобы развлекаться в «Буджи»?

– Я знаю, что это прозвучит немного резко, но дело не в нем. Дело в интересах страны, – сказал Лео. – В нас с детства это вбивали, даже в меня и Рольфа. Нирона для нас – как еще один отец. Всегда превыше всего. Ее учитываешь, когда решаешь, где провести выходные и где работать. Если дедушка пришел к выводу, что Нироне требуется более проактивная и яркая монархия, Павлосу придется с этим смириться.

Я не могла придумать, что сказать. Я пыталась привязать эту ситуацию хоть к чему-то знакомому, но ближе всего был пример, когда папин брат Терри хотел передать семейную булочную моему кузену Стиву, а тот отказался из-за кожной болезни, и случилась ссора. Хотя, как высказалась Ди Оверенд, никто не стал бы есть булочки с чесоткой.

– К тому же Павлос может и обрадоваться. – Лео развел руками и пожал плечами. – Будучи наследником трона, он не мог заниматься любимым хобби – ориентированием на местности, чтобы случайно не пострадать.

– Ну, тогда, наверное, это неплохо.

Я знала, что принимаю все это слишком близко к сердцу, ведь Павлос не будет очень уж разочарован. Пусть он немного тусклый, лысоватый – не сравнить с Борисом и Лизой, обладающими роскошными гривами, но все-таки его чувства имели значение.

– И я уверен, что Матильда обрадуется тому, что ей не придется быть правящей принцессой. Главное, чтобы Павлос мог проводить время, бегая за местными лисами с компасом и свистком. Разве не каждая девочка мечтает выйти за парня в спортивной куртке?

Лео взъерошил руками волосы, растрепав их еще сильнее.

– Эми, я не зря хотел поговорить с тобой наедине. Пока никто не вернулся.

– Ладно. – Прозвучало это как-то мрачно.

– Ситуация теперь совершенно не та, что на прошлой неделе. Нравится нам это или нет, но для меня все изменилось. – Он сглотнул и уставился в землю, а потом на меня, и лицо у него было тревожное и серьезное. Я вдруг перестала узнавать знакомые черты, и меня затошнило от ощущения, что я стою по другую сторону пропасти.

– Если ты захочешь расторгнуть помолвку, – сказал Лео, – я пойму.

Я заморгала от шока. Расторгнуть помолвку?

– Что?

– Если ты захочешь ее разорвать, я пойму, – повторил он.

– Ты хочешь сказать… – Теперь меня по-настоящему тошнило, я чувствовала, как чай поднимается к горлу. – Ты хочешь сказать… что теперь, когда ты наследник… нам не стоит жениться?

Мне тут же стало стыдно от этих слов. Ну как садовница сможет стоять рядом с ним в диадеме и мантии?

Страна будет ждать кого-то вроде Лизы или Софии. Я знала, что не справлюсь так же хорошо, как Лиза. Лео пытался дать мне возможность уйти, сохранив достоинство, сделать вид, что решение принадлежит мне, но своей новой правящей семьей они явно будут заниматься серьезно.

Ледяные иглы унижения заставили меня съежиться, несмотря на жаркое солнце.

Я начала стягивать с пальца бриллиантовое кольцо, но руки так дрожали, что оно застряло на костяшке.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Возвращаю… тебе… твое… кольцо. – Я наконец смогла его сорвать и протянула Лео. – Вот. Ты найдешь себе девушку, больше похожую на принцессу.

У Лео отвисла челюсть.

– Нет! Господи, как ты вообще могла такое подумать?

– Вот так! Ты это сказал! Сейчас! Ты попросил меня разорвать нашу помолвку!

– Эми, нет, все с точностью до наоборот. – Он схватил меня за руки, но кольцо обратно не надел. – Теперь женимся не просто ты и я. Когда папу коронуют, мне придется быть не только собой. Я, возможно, смогу часть времени уделять работе, но у меня появятся и официальные обязанности, особенно если мама продолжит летать в США и обратно со своей кампанией. Она хочет быть послом доброй воли. Королевская семья не столько правит страной, сколько всегда находится на виду, появляется на публике, занимается благотворительностью. Тебе, если ты станешь моей женой, тоже придется привлекать сюда средства… – Он помолчал. – А я знаю, как ты не любишь появляться на людях. Тебе не нравится эта часть моей жизни. И это честно.

Я смотрела на него. Если я откажусь, это будет использовано против меня?

– Я бы попыталась, – услышала я свой голос. – Ради тебя. Если это важно для тебя…

Лео внезапно стал выглядеть гораздо старше. Как мужчина, на которого давит груз ответственности.

– И это будет только начало. Со временем тебе придется быть со мной, когда я унаследую папин трон. И работы с публикой станет еще больше. У меня не было выбора. Но у тебя он есть. Я знаю, что ты потрясающе справилась бы, ты отлично общаешься с людьми, ты замечательно слушаешь, но я не хочу тебя заставлять.

Мое сердце так сильно билось о ребра, что я едва могла дышать. Все было как во сне, но с ноткой кошмара: Лео действительно верил, что я справлюсь с делом, которое так много для него значило. И действительно хотел, чтобы я была рядом.

– В смысле, если папа не сменит очередь наследования, передав ее Рольфу, – добавил он.

– Думаю, Рольфу придется купить себе обувь со шнурками, – сказала я. – И побриться. Щетина плохо сочетается с короной.

Лео смог улыбнуться, но лицо его осталось усталым и тревожным.

– Тебе нужно время, чтобы подумать? Я не хочу тебя торопить. Это важное решение.

– Мне совершенно не нужно никакого времени, – сказала я, отметая шепот сомнения. – Я хочу стать твоей женой. Я хочу быть с тобой. Будь ты хоть банкиром, хоть принцем, хоть садовником, я хочу быть с тобой и помогать тебе во всем. Делать тебя счастливым. И надеюсь, что ты сделаешь то же для меня.

– Ты же знаешь, что да, – сказал Лео. Он взглянул на меня покрасневшими глазами, в которых облегчение смешивалось с печалью. И провел пальцем по моей скуле, коснулся кончика носа. – И сделаю. Обещаю, что сделаю.

Он взял из моих пальцев прабабушкино бриллиантовое кольцо и попытался надеть его обратно. Но костяшки так распухли после резкого рывка, что у него не получилось.

Мое сердце оборвалось. О господи! Это знамение. Я разрушила заклятие. Я сама отказалась от кольца!

– О нет, так легко ты не отделаешься, – сказал он и, схватив меня за руку, погрузил ее в чашу фонтана, где и держал, пока у меня кожа не заледенела. А потом с легкостью надел кольцо мне на палец и победно улыбнулся.

Я смотрела, как бриллианты искрятся на солнце, и пыталась запомнить этот миг навсегда: я была Эми Уайлд из Хэдли Грин, и я собиралась стать кронпринцессой.

А потом Лео наклонился вперед, взял мое лицо в ладони и поцеловал меня, нежно и ласково. За нами плескался фонтан, перед нами цвела бугенвиллея, и это было так, словно он снова сделал мне предложение – но уже в полноцветной версии.