Время неизвестно,
Местоположение неизвестно,
Морфей.
Утро. Как же Я ненавижу утро и оно, между прочим, отвечает мне взаимностью.
Утро нежно гладит тебя предрассветным сновидением или жестоко бьет кошмаром, от которого сердце стремится вырваться из груди. Приносит облегчение, освежая мысли, или же проникает в тебя и наполняет болью каждую твою частичку. Да уж, утро непредсказуемо. Но есть одна черта, которая проявляется всегда — утро безжалостно. Безжалостно к мечтам и фантазиям, созревающим ночью в пылу страстной любви, в неге ночного сна или в размеренных полуночных раздумьях Они разбиваются, стираются в тот момент, когда ты открываешь глаза, а затем окунаешься с головой в трудности. Трудности бытовые, производственные, семейные, любовные…. Остается только оттесненная на задворки сознания надежда на что-то волшебное, что-то безвозвратно утерянное с наступлением утра.
За плеядой имен, чужих жизней и мест проживания Я уже и забыл, как меня звали родители в далеком детстве, как выглядит мой родной город. Я не могу вспомнить, кто согревал мою постель, с кем я делил хлеб. Я все забыл. Я забыл себя. Глупо, скажете вы. Страшно, отвечу вам Я. И это не какая-нибудь банальная амнезия, у меня такое ощущение, что меня и не существовало до того момента, когда мне начали сниться мои сны. Но вам же надо как-то называть меня. Пожалуй, зовите меня Морфей.
Когда-то давно мне пришлось умереть для всех своих родственников, друзей, знакомых. Хоронили, как вы, наверное, поняли, не меня, а какого-то бродяжку. Но я не хочу рассказывать подробности той грязной истории. Она до сих пор вызывает у меня отвращение.
Так вот, знали бы вы, как трогательно будут выглядеть ваши похороны. О, это непередаваемые ощущения, скажу Я вам. Просто фонтан эмоций. Страх. Гнев. Злость. Боль. Страх, рождающийся от осознания неизбежности прихода смерти за каждым. Гнев на всевышние силы, подарившие нам страх перед смертью. Злость, которую вызывает собственная трусость. И боль, боль от потери близкого человека. Единственная, хочу заметить, не эгоистичная эмоция в этом коктейле. Я не виню людей за их эгоизм, в такие моменты надо жалеть себя, ведь мертвому то по сути уже все равно.
Однако я все дальше и дальше ухожу в сторону от повествования. Пожалуй, Я расскажу вам про мои загадочные сны, которые и стали причиной моих скитаний. Мне снились тысячи людей. Разные характеры, разные судьбы. Азиаты, европейцы, африканцы, христиане, католики, мусульмане, дети, старики, мужчины, женщины, извращенцы, праведники…. Сны о прошлом, настоящем и, возможно, о будущем.
В одних снах Я был сторонним наблюдателем, как будто смотрел кино или спектакль. В других снах Я сливался с героем в единое целое и пропускал через себя все его мысли и эмоции. Вы скажете, что такое происходит с каждым. Каждый пропускает свой сон через себя и проживает в нем маленькую жизнь. Я не стану вас переубеждать. Вам просто не понять того единения, что у меня было с героями моего сна. И проклятое утро никогда не стирало памяти о моих героях. Я помню их всех.
В первое время мои сны забавляли меня. Они не затягивали меня, а лишь приносили новые знания, давали советы, открывали любые двери. Я назвал это первой стадией погружения. Я знал, куда вложить деньги, что бы получить прибыль. Знал, в каком месте можно найти утерянный бумажник. Знал, какой лотерейный билет выиграет, где и когда его нужно приобрести. Однорукие бандиты, рулетка, блэк-джек… Деньги не были для меня проблемой. И в первое время, Я сколотил неплохой капитал. Разные города, разные имена, разная внешность. Мне нельзя было светиться. Я не заводил знакомых, не заводил друзей. Я знал только продажную любовь и одноразовых собутыльников. Никаких привязанностей, никаких отношений.
Чем больше ты знаешь, тем сильнее уверенность в собственном невежестве. Парадокс. С течением времени, я понял, что чем больше я узнаю, тем сильнее запутываюсь. Я впитывал все, как губка. Знания накапливались тяжким грузом, и я уже не мог их воспринимать, пользоваться ими. Я не мог систематизировать нарастающий поток знаний. И тогда пришла вторая стадия.
Я стал проникаться эмоциями и чувствами героев моих снов. Сны стали сильнее затягивать в свою суть. Из тысяч людей оставались сотни. И чем меньше их становилось, тем острее Я ощущал единение с каждым героем. Я был каждым из них. Если герой был опечален, Я грустил вместе с ним. В момент торжества героя, моё сердце колотилось от радости в унисон с его сердцем. Такая странная связь проявлялась и на физическом уровне, а вот это уже доставляло неудобства. Если во сне герой ввязывался в драку и получал крепкий удар по лицу, то утро встречало меня саднящей болью в скуле. Если же герой падал и ломал себе ноги, мои ноги на следующее утро отказывали. На мне никак не отражалась только смерть героя. Я умирал много раз, но ни разу не умер. Да, звучит бредово, однако что поделаешь, это все действительно происходило со мной.
Раздвоение личности не редкое психическое заболевание. В какой-то момент Я решил, что и меня постигла сия незавидная участь. Но тяжело признать себя душевнобольным, даже если все признаки на лицо.
Сны стали угнетать меня. Ночью Я проживал чужую жизнь, а днем меня преследовали голоса. Голова разрывалась от чужих мыслей. И Я стал пить. Пытался спрятаться от чужих жизней, забыться, утопить своё сознание с плеядой непрошеных гостей в алкоголе. Но приходила ночь, приходили сны…. И в очередной раз Я примерял чужую шкуру. А утро дарило мне боль и похмельный синдром. Так летели дни, недели, месяца.
Вот еще одно доказательство моей слабости, скажете вы. Уже слышу, как с ваших уст срывается: «Надо было признаться в своей болезни, перебороть себя и отправится на лечение, а не заливаться алкоголем». Но Я надеялся, что вот-вот на меня снизойдет озарение, что Я разберусь в себе и осознаю, что же со мной происходит. Не зря же Я все это вижу!.. Говорят, что параноидальная шизофрения тоже не редкое заболевание.
Наше время, день первый,
Восточное побережье Северной Америки,
Взгляд со стороны.
«Какую же блузку одеть под эту клетчатую юбку? Или надеть черную классическую юбку-карандаш?» Элизабет уже битый час бегала по своей комнате в нижнем белье и не знала, как одеться на предстоящую встречу. Туфли, юбки, майки, блузки были в беспорядке разбросаны по полу её комнаты. К этому моменту она окончательно решила, что брюки и джинсы она ни за что не оденет. Ей хотелось подчеркнуть свою женственность и слегка уйти от официоза. К сожалению, приличными у неё были только эти две юбка. Выбор не велик. «Может платье? Вдруг мы потом пойдем в ресторан…» Она мечтательно улыбнулась, прогнала эту мысль и продолжила перебирать свой гардероб.
Стыдливые мысли о возможном приглашении на свидание робко посещали её голову. Куда же подевалась её рассудительность? Девушка не узнавала себя. Он просто очаровал её: уверенный в себе, умный с легким венцом загадочности мужчина по имени Рональд. Рональд Понтон. Глупая улыбка опять заиграла на её лице при воспоминаниях о нём. В очередной раз отчитав себя за очередную вспышку инфантильности, Элизабет схватила чёрную юбку, алую блузку, туфли и отошла одеваться подальше от зеркала. От зеркала, которое сегодня было её непримиримым врагом.
Её репортерское расследование зашло в тупик. Информация о загадочном южноамериканском культе Смерти была жизненно необходима. Люди очень любили всякую оккультную ерунду, и это был шанс заявить о себе. Девушка мало верила в мистику, но потребности обывателей — это главное. Однако больше всего ей хотелось утереть нос этой зазнайке Сьюзан. Совесть Элизабет даже не терзала мысль о том, что она украла идею и часть расследований своей соперницы. Иногда нужно идти по головам. Поэтому сегодняшняя встреча очень важна для неё.
Рональд Понтон. Мужчина — загадка. Он появился внезапно и вскружил её голову. Он обещал открыть её многие тайны южноамериканских цивилизаций, рассказать про загадочный культ Смерти и его связь с американским правительством. Самое главное, Рональд обещал подтвердить все документально. Манускрипты, летописи, артефакты.
Одевшись, девушка глубоко вздохнула и направилась обратно к зеркалу. Ей абсолютно не хотелось общаться с агрессивно настроенной отражающей поверхностью, но иначе она не смогла бы накраситься. Нанося на лицо лёгкий вечерний макияж, Элизабет окинула своё отражение придирчивым взглядом. Да. Еще никогда её внешний вид так не раздражал девушку. Пожалуй, только на свадьбе кузины она выглядела глупее. Но там платье выбирали за неё, а сейчас она сама уродовала себя.
«Проклятое зеркало, оно сведёт меня с ума! Соберись, подруга! Ты же знаешь, что ты неотразима». Кое-как успокоив себя, девушка выглянула на улицу. Поднявшийся за окном ветер нагонял тяжёлые тучи. «Стоит взять зонтик, и пиджак» — пронеслось в голове у Элизабет. Учитывая то, что все пиджаки у неё были черного цвета, она не преминула похвалить себя за удачно подобранный наряд. Если не смотреть в зеркало, дурные мысли быстро выветриваются из головы. Встреча назначена на семь, сейчас шесть. Час в запасе. Но Элизабет хотела прибыть на место пораньше.
Рука набирает номер телефона такси. Сумка на плече. В ней диктофон, документы, зонтик и, конечно же, россыпь женских принадлежностей. Прочь вредные мысли, прочь сомнения. Она довольна собой. Она хищница. Она добьется сегодня всех поставленных целей. Элизабет громко рассмеялась. А через пять минуту уверенная в себе девушка сидела на заднем сидении такси.
Место встречи выбирал Рональд. Дорога заняла чуть более получаса. Расплатившись с таксистом, Элизабет покинула автомобиль. Небо уже окончательно затянуло тучами, которые грозились обрушиться на город проливным холодным дождём. Девушка вновь похвалила себя за предусмотрительность и на всякий случай одела пиджак.
Что заставило её заниматься этой работой? Изучением этих сомнительных документов? Поиском мистических символов? Конечно же тщеславие. Она всю жизнь стремилась быть лучшей. Она готова была заниматься любой ерундой, лишь бы добиться успеха в журналистике. Главное — сенсация. Не имеет значения какая. Пусть и окруженная сверхъестественным ореолом. Так даже лучше.
Рональд Понтон подкрался незаметно. Казалось, его нигде не было буквально секунду назад и вот он стоит перед ней с обворожительной улыбкой на волевом лице. Элизабет почувствовала, как заколотилось её сердце. Всё быстрее и быстрее разгоняя кровь по её молодому организму. Заставляя щеки наливаться кокетливым багрянцем. Она ощущала себя неопытной школьницей.
— Добрый вечер, Лиз, — его бархатный голос обволакивал её сознание.
— Здравствуй, — с трудом выдавила из себя девушка.
— Я вижу, погода не благоприятствует вечернему променаду, так что хотел бы пригласить тебя в ресторан, я знаю неплохое местечко неподалёку.
Да. Она готова. Душу её рвало на части от радости. К её чести, буря эмоций никак не отражалась на её лице. Она сдержанно произнесла:
— Я не против.
Рональд предложил ей свою руку. Элизабет уже была готова прикоснуться к его сильному телу. Телу, пышущему здоровьем и энергией. Но тут раздался звонок. Проклятый телефонный звонок. Мужчина встрепенулся и достал устройство мобильной связи, которое разрушило тайные надежды девушки.
— Прости меня, Элизабет, я должен ответить, — извиняясь, сказал он ей и отошёл в сторону. — Это очень важный звонок.
Элизабет осталась стоять одна. Она не сводила глаз с его широких плеч, широкой спины. Его тело было элегантно заковано в дорогой костюм. «Подруга, что же с тобой происходит?» В детстве родители говорили, что подслушивать чужие разговоры плохо. Но если это её потенциальный мужчина, то и его разговоры не такие уж и чужие. Элизабет начала потихоньку подкрадываться к Рональду. Ну же! Не бойся! Еще ближе! Пока что девушка не могла расслышать, о чём он говорит, но беседа определённо велась на повышенных тонах. Мужчина, как будто почувствовав, что за ним следят, нырнул в узкий проулок между домами, не отрывая телефона от уха. Девушка выругалась про себя и направилась вслед за ним. Легкое возбуждение от её шпионских действий нарастало. Подойдя к краю одного из домов, она аккуратно высунула голову. Рональд продолжал что-то кричать, затем резко выключил телефон и бросил его в стену. Постояв с полминуты, мужчина быстро повернулся и встретился с Элизабет глазами. Его глаза. Боже, его глаза были наполнены яростью. Перед ней стоял зверь, готовый убивать. Ей захотелось бежать, но ноги её не слушались. Сердце бешено колотилось. Руки вспотели.
Он стоял и смотрел на неё. А она на него. Время текло медленно и размеренно. Ярость улетучивалась, и его лицо стало меняться. Гримаса ненависти медленно превращалась добродушную обворожительную улыбку. Широкую белоснежную улыбку в его стиле. Он сделал маленький шажок ей на встречу.
Элизабет не раз будет вспоминать, как же это произошло. Прокручивая в голове раз за разом случившееся, она не могла найти рационального объяснения.
За спиной Рональда появился маленький черный вихрь, медленно увеличивающийся в диаметре. Неприметный черный вихрь. Но на фоне наступающих сумерек и неосвещенной подворотни он просто лучился тьмой. А еще он лучился холодом и смертью. Ужас овладел всем сознанием Элизабет, сковал её. Девушка хотела кричать, но не могла даже открыть рта. Рональд, видимо, тоже что-то ощутил. Он начал медленно поворачиваться, как вдруг из вихря появилась рука, схватила его за лацкан пиджака и втянула в разрастающийся кошмар. Вихрь моментально захлопнулся, обдав девушку запахом тлена.
В голове у Элизабет зашумело. Она ощутила слабость в ногах, тело не слушалось. Девушка часто заморгала, её бил озноб и к горлу подступила тошнота. А потом чей-то крик начал доноситься до неё издалека, и Элизабет почувствовала, как земля устремилась к небу.
Наше время, день первый,
Арабское содружество,
Взгляд со стороны.
— Ибрагим, я буду требовать внеочередного созыва Совета!!! — высокий, спортивно сложенный молодой человек европейской внешности в бешенстве вышагивал по кабинету.
Пожилой мужчина отрешенно наблюдал за метаниями собеседника. Он величественно восседал на высоком резном кресле за письменным столом из красного дерева. Правой рукой он неторопливо перебирал чётки. В левой же он держал пиалу, наполненную ароматным цветочным чаем.
— Так не может продолжаться, его маниакальное стремление держать всех «закрытых» под контролем ни к чему хорошему не приведет. Ты же видел, что он натворил! Его радикалы организовали крушение авиалайнера! Ради одного единственного нечитаемого! Ибрагим, я считаю, что это перебор. Ты понимаешь, что так не может продолжаться? Двадцать лет назад он пускает пассажирский поезд под откос. Десять лет назад проводит ряд терактов. Теперь самолет. Что будет еще через десять лет? Атомная бомба упадет на провинциальный городок, которому не повезёт приютить «закрытого»? Линии изменились! Ты давно просчитывал ходы? А я сегодня набросал схемы. И знаешь что — этот его поступок ведет к хаосу!!!
— На все воля Аллаха, — задумчиво произнес мужчина, поглаживая подбородок.
— Что?! Корми этим дерьмом свое стадо, Ибрагим! — взревел молодой человек. — В этом самолете, между прочим, летел носитель. Мой носитель, на которого я возлагал надежды!!!
Мужчина удивленно поднял брови, и тут же, покорив себя за несдержанность, придал лицу прежний надменный вид. Попивая чай, он продолжил думать о своем.
— Ибрагим, ты вообще слушаешь меня!!!
— Да, Ричард, да…
— Тогда ты должен понимать, что Адис вконец обезумил, — не унимался молодой человек. — Для исполняющего обязанности главы Совета такое поведение не приемлемо. О чем он думает?
— Поубавь свой пыл! — перебил его гневную тираду Ибрагим, — я понимаю, что ты расстроен потерей носителя, и приношу свои соболезнования. Но в этом виноват только ты сам, ты не просчитал всех ходов и не смог защитить его. Кстати, ты хотел взять его в помощники или сделать учеником?
— Помощником… — растерянно, чуть смущаясь, ответил Ричард и снова вспыхнул — зато я просчитал, что дальше нас ждут большие неприятности!!! Несколько знатных воротил экономической сферы летели в самолете. Это был, конечно, поверхностный анализ, но…
— Ричард, — снова перебил его мужчина. — Сколько ты лет в Совете? Ты же еще юнец. А Адис один из основателей. Ты думаешь, он глупее тебя? Что он, не проведя полного анализа возможных вариантов развития событий, устроил это представление? Он самый лучший стратег из нас, его аналитические способности уступают только Войцеху. То есть уступали. Ему подвластны все сферы жизнедеятельности.
— Нельзя просчитать «закрытых», они непредсказуемы и их вклад в историю неизвестен!
— Ты имеешь наглость учить меня прописным истинам? Неосмотрительно с твоей стороны, молодой человек. В конце концов, хочу заметить, что Адис лично не убил ни одного «закрытого», а авиакатастрофы иногда случаются. То есть, претензий к нему, согласно Уставу, нет.
— Но мой носитель, Ибрагим, я вложил в него силу! А теперь он мертв! Годы работы канули в лету. Я буду требовать созыва Совета!
— И что это тебе даст? — Ибрагим из последних сил терпел этого вспыльчивого птенца. Он даже пожалел, что согласился встретиться с ним для беседы, все опять скатилось к нытью.
— Я потребую досконального анализа сложившейся ситуации, дабы избежать приближения кризиса, — уверенно ответил Ричард.
— Твой рассудок затянула пелена безумия, Ричард. Я уже сам провел анализ. Для того чтобы понять что все идет без нарушений не требуется Совет, — пытаясь не показывать раздражения, сказал Ибрагим. — А единственное, что ты можешь потребовать, это ликвидация одного из помощников Адиса. Согласно Уставу. Ни больше, ни меньше.
— Какой к черту анализ? Никто не может просчитать, как будут вести себя «закрытые»! Его игры с нечитаемыми пора прекращать.
— Ты сам не знаешь, чего хочешь, Ричард. То хочу Совет собрать для анализа, то нельзя проанализировать. Видимо потеря потенциального помощника сильно выбила тебя из колеи. Или ты что-то скрываешь? — странное поведение Ричарда впервые заинтересовало Ибрагима.
— Это уже не важно, — молодой человек не хотел развивать эту тему.
— Значит все-таки ученик, а не помощник… — задумчиво произнес мужчина.
— Да, ученик, и что? Разве это имеет теперь значение?
— Это многое меняет…. Значит, не только Адис помешался после событий середины двадцатого столетия. Теперь твой гнев мне понятен, потерять столько сил впустую. Глупо, Ричард, глупо. Зачем тебе ученик? Давно ли ты сам занял место в Совете?
— Я думаю это моё дело, когда заводить учеников, — Ричарду определенно не хотелось делиться своими личными страхами, даже с Ибрагимом. — Не хочу повторять ошибок Войцеха. Сколько лет прошло, а нового главу Совета мы так и не избрали. И никто не видит в своих расчетах в ближайшем будущем никого, кто мог бы прийти на его место. Хотя общество должно было уже давно породить замену для Войцеха. Силы уходят в пустоту. И все из-за того, что он никогда не заводил учеников. Да и на Адиса управы нет.
Молодой человек, казалось, успокоился. Он подошел к бару и налил виски в массивный, невысокий стакан с толстым дном. Сделав глоток, Ричард направился к окну.
— Что-то происходит, Ибрагим. И ты не можешь с этим спорить. Я очень обеспокоен. Лини постоянно меняются, видимо появилось огромное количество «закрытых». Анализировать становится все сложнее, а на корректировку просто не хватает сил. Без объединения у нас ничего не получиться! Просто я не могу ни к кому пойти, кроме тебя. А сам я не имею должного авторитета, так как являюсь самым молодым представителем Совета.
— Я услышал тебя, Ричард, — ответил ему Ибрагим. — Твоя обеспокоенность радует меня. По крайней мере, хоть кого-то в Совете еще интересует равновесие. Но на данный момент и в ближайшие пару десятков лет никакой угрозы не предвидится. Это тебе скажет каждый из Совета. Они просто поднимут тебя на смех. А это точно не прибавит авторитета. Никогда не спеши, Ричард, никогда. Тебе еще не хватает опыта. Я постараюсь поддержать тебя. Я не откажусь от союзника в Совете. А теперь ступай, мне нужно подумать.
— Ладно, Ибрагим, я надеюсь на твою помощь, — от былой уверенности Ричарда не осталось ни следа, он был абсолютно подавлен. Допив виски, он поставил стакан на подоконник и, не попрощавшись, направился к двери.
— Не забудь про свои права по Уставу, ты можешь потребовать ликвидации одного из учеников Адиса и это единственное, что ты можешь требовать на данный момент. Я бы на твоем месте не пренебрегал этим. Твое молчание сочтут за слабость.
Ричард растеряно кивнул и покинул комнату, а Ибрагим погрузился в глубокие раздумья. Ему было о чем подумать и в чем разобраться. Близилась пора перемен.
Время неизвестно,
Местоположение неизвестно,
Морфей.
Хансен Патэрсон спускался по лестнице своего подъезда. Нетерпение распирало его, он желал быстрее добраться до своего института и продолжить исследования. Он чувствовал, что стоит на пороге чего-то грандиозного.
Покинув подъезд, он решил не идти пешком, хотя утро выдалось на удивление теплым. Некогда. Надо спешить. Уничтоженное на прошлой недели в ходе неудачного опыта оборудование сегодня будет заменено. Он просто обязан лично проконтролировать его установку и настройку.
Остановившись у дороги, он поднял руку в надежде поймать такси и, спасибо богам, тут же перед ним остановилась машина. Сев в автомобиль, Хансен назвал адрес своего института и потянул ремень безопасности. Не обнаружив защелки, он вопросительно посмотрел на водителя.
— Извини, брат, вчера вечером пьяный пассажир вырвал. Да не бойся, тут недалеко ехать. Я не лихач, доберемся без происшествий.
Хансен пробормотал что-то неразборчивое и покрепче вцепился в свой портфель. Автомобиль тронулся и, проехав метров пятьсот, остановился на светофоре, не успев проскочить на мигающий зеленый.
— Тише едешь, дальше будешь! Да, брат? Главное правило автомобилиста, — панибратство таксиста раздражало мужчину. Но ехать недалеко. Можно и потерпеть.
Зажегся зелёный сигнал и автомобиль тронулся с места. Проезжая перекресток никто не обратил внимания на мчащийся справа автомобиль, водитель которого не знал главного правила автомобилиста. Такси было атаковано в бок. Обе машины вылетели на встречную полосу. Последнее что увидел в своей жизни Хансен, это испуганные глаза водителя приближающегося рейсового автобуса.
Именно такие сны, снились мне. Будничные, если позволите их так назвать. Они показывали чью-то семейную жизнь с её ссорами и переживаниями, чьи-то попытки добиться чего на творческом поприще. Утерю кошелька, выигрыш в лотерею, рождение детей, похороны родственников и прочее, прочее, прочее. Ничего неординарного или выходящего за рамки представлений о нашей реальности. Ноль мистики. Ноль фантастики.
Маги, колдуны, чародеи, шаманы. Всю жизнь Я, как убежденный прагматик, считал это бредом. Любая мистика, на мой взгляд, может быть объяснена с научной точки зрения. Я не исключал ментальной связи между людьми. Но её можно было разобрать, используя физику, имея хорошую научную базу.
Способности людей предсказывать будущее всегда веселили меня. По большей части все предсказания великих пророков представляют собой размытые высказывания, которые потомки притягивают за уши к происшедшим событиям. Это как ситуация с гороскопами. Если рака убедить, что он козерог и дать прочитать гороскоп козерога, он с восторгом воскликнет: «Да здесь же все, как с меня писали!» Забавная ложь. Однако вернемся к предсказаниям. К тем из них, которые не толкуются двусмысленно. Что ж, их действительно сложно объяснить, но возможно их можно объяснить нарушением пространственно-временной связи, временным пробоем. Мы же до сих пор не можем с полной уверенностью ответить на вопрос, что такое время.
А гадания? Гадания на кофейной гуще, на картах, по руке, по лицу и прочее, прочее, прочее. На мой взгляд, все гадания заключаются в подсознательном программировании человека. Представим такую ситуацию: парню цыганка нагадала, что его ждёт успех в любовных делах. Допустим, что, будучи человеком стеснительным, у него всегда имелись проблемы с девушками. И тут на ближайшей вечеринке его знакомят с милой особой. Наш герой вспоминает слова цыганки. Он думает вот его судьба. Вся его скромность исчезает в один миг. Он завоёвывает сердце девушки. А дальше любовь, семья, дети…. Но извините, какое ж это предсказание? Это просто руководство к действию, совет. Результат мог бы быть такой же, если бы друг нашего парня, хлопнув его по плечу, сказал: «Не дрейфь, у тебя все получится!»
Или другая ситуация: женщине, посмотрев на руку, хиромант утверждает, что у неё будет два мужа. Женщина воспринимает все серьёзно и оставляет эту мысль в своей голове. Семейная жизнь полна неожиданностей. И взлёты, и падения. И вот каждая ссора с мужем является удобрением для посаженного хиромантом зерна в её сознании. В один прекрасный день женщина вспоминает про возможного второго мужа, с которым возможно будет счастлива. Отдавшись в руки фортуны, женщина уходит от своего мужчины. От порядочного семьянина, любящего её. Через время, может через месяц, может через год, она находит нового спутника. Страсть, любовь и, как итог, свадьба. Но годы текут, новый муж пьёт, иногда бьёт её. Так, для порядка. А она терпит, тихо плачет в подушку по ночам и шепчет: «Судьба…» Ведь на её руке закончилось количество мужей. Смешно и грустно.
Но мой прагматизм дал трещину, когда Я только начал видеть сны. Я, в конце концов, смог упорядочить поступающую информацию, систематизировать свои знания. Эта не самая простая задача, скажу Я вам. Несколько месяцев я пытался выполнить работу, от которой отмахивался все предыдущие годы. И это дало определённые результаты. Я научился сосредотачиваться на определённых героях моих снов, и их история выстраивались в четкую линию. Это была третья стадия.
Оставались только обрывочные фрагменты, никак не вписывающиеся в общую картину. Это были сновидения о будущем моих героев. Они были противоречивы. Я подозревал, что вижу возможные варианты развития линий их жизни. С этим стоило разобраться внимательней. Ощущение того, что люди в моих снах действительно существуют и спокойно живут в этом мире, посещало меня все чаще. Однако здравый смысл твердил об обратном.
Хансен Патэрсон спускался по лестнице своего подъезда. Нетерпение распирало его, он желал быстрее добраться до своего института и продолжить исследования. Он чувствовал, что стоит на пороге чего-то грандиозного.
Покинув подъезд, он решил не идти пешком, хотя утро выдалось на удивление теплым. Некогда. Надо спешить. Уничтоженное на прошлой недели в ходе неудачного опыта оборудование сегодня будет заменено. Он просто обязан лично проконтролировать его установку и настройку.
«Куда ты спешишь?» пронеслось в его голове.
Остановившись у дороги, он поднял руку в надежде поймать такси и, спасибо богам, тут же перед ним остановилась машина. Сев в автомобиль, Хансен назвал адрес своего института и потянул ремень безопасности. Не обнаружив защелки, он вопросительно посмотрел на водителя.
— Извини, брат, вчера вечером пьяный пассажир вырвал. Да не бойся, тут недалеко ехать. Я не лихач, доберемся без происшествий.
«Куда ты спешишь?» снова пронеслось в его голове.
— Какой я вам брат? — настроение резко упала, еще и этот голос в голове, — Как вас выпустили на линию, машина не безопасна!
— Э, полегче, мужик. Если тебе что-то не нравится, можешь идти пешком!
— Вот и пойду!
— Привыкли ездить! Боитесь ножки свои отбить, проклятая интеллигенция, — не остался в стороне таксист. — Вали из моей машины!
— С удовольствием, а на вас я подам жалобу!
— Засунь её себе… — окончание фразы Хансен не услышал, он уже вылез из машины и направился вдоль улицы.
Неприятный осадок, от общения с таксистом быстро растворился в легком освежающем ветре. Действительно, куда спешить. Прогулка пойдёт только на пользу. Хансен остановился на перекрестке. Повернув голову налево, он увидел своё потерянное такси. Таксист тоже заметил его, и, показав неприличный жест, сорвался с места. Хансен, ошарашенный бесцеремонным хамским поведением таксиста, остался стоять на месте и наблюдать за проезжающим перекресток автомобилем.
Никто, кроме оскорблённого мужчины, не обратил внимания на то, как справа мчался на красный сигнал светофора автомобиль. У Хансена вырвался отчаянный крик из горла, но было поздно. Такси было атаковано в бок. Обе машины вылетели на встречную полосу. Рейсовый автобус встретил такси лобовым столкновением.
Хансен почувствовал, как волосы его стали дыбом, а по спине покатился холодный пот. Ноги его задрожали и мужчина сел на землю. Закрыв лицо руками, он заплакал. Чудо спасло его.
Наше время, день первый,
Американский горный массив,
Взгляд со стороны.
Природа творила шедевр. Сталкивая свет и тьму, небо и океан, природа рисовала все новые и новые штрихи эпической картины. Прозрачное голубое небо постепенно впускало в себя тьму, а величественный океан постепенно поглощал солнце, которое на прощание заливало все, до чего еще могло коснуться, яркими теплыми тонами. Природа творила закат.
Высота и глубина этого величайшего явления не могла оставить равнодушным никого. Никого, кроме одинокого мужчины, сидевшего на вершине горы. Как бы ни старалась природа, ей не удавалось обратить его внимание на разливающуюся по небу и океану густую багряную кровь солнца. Высокий, широкоплечий мужчина демонстративно сидел спиной к умирающему солнцу. Его занимало только одно — маленькая фигурка, которую он вырезал из дерева.
Ветер шевелил и путал его длинные непослушные черные волосы. Желтое морщинистое лицо было скованно маской безразличия и отрешенности. И лишь в глазах изредка проскакивал мимолетный огонек неравнодушия, да руки усердно управляли ножом, который срезал кусочки беззащитного дерева.
Мужчина даже не замечал, как слева от него сквозь горную породу неуверенно пробился тонкий росток. С каждой минутой, нарушая все законы мироздания, росток становился все выше и сильнее, наливаясь яростной силой земли. Не прошло и минуты, а стебель этого диковинного растения, разросшийся до громадных размеров, увенчался исполинским бутоном.
Только сейчас мужчина обратил внимание на великолепное событие, творящиеся у него под боком, но и оно удостоилось лишь мимолетного взгляда.
А тем временем бутон превращался в переливающийся радужной палитрой красок цветок, похожий на тюльпан, и своей тяжесть наклонял стебель все ниже и ниже. Едва цветок коснулся земли, лепестки широко раскрылись, и из цветка вышел невысокого роста полноватый мужчина. Голова его была абсолютно лишена волос. Маленькие бегающие глазки, оттопыренные уши и большой нос делали его лицо комичным.
Одет сей неординарный персонаж был неподобающим для горной местности образом. Черные лаковые туфли, бархатный, темно-синего цвета фрак, шёлковый галстук-бабочка. В руках, закованных в белоснежные перчатки, он держал деревянную трость, служившую, по всей видимости, дополняющим образ атрибутом. Осмотревшись, мужчина из цветка устремил свой взор на солнце, из последних сил цепляющееся за горизонт. Не найдя подходящих слов для восторженного отзыва, он прошептал «вот это да» и, встряхнув головой, уверенным шагом направился к мужчине, занятому резьбой по дереву. Встав у него за спиной и ехидно улыбнувшись, гость воскликнул:
— Желаю здравствовать, Обрученный со Смертью!
— И тебе не хворать, Луцим, — буркнул в ответ черноволосый, даже не повернувшись к собеседнику.
Вздохнув, Луцим не торопясь прошагал вокруг мужчины и уселся напротив него на неокатанный, остроугольный валун. Внимательно оглядев деревянную фигурку в руках мрачного собеседника, он картинно и произнес:
— Ты как всегда не рад меня видеть, мой старый друг. Нельзя быть таким нелюдимым. Кстати, Отэктей, ты обратил внимание, какой необычайно красоты выдался сегодня закат?
— Нет, я был занят.
— Да брось, ты же все время был здесь, так сказать в непосредственной близости и даже краюшкам глаза не посмотрел на багряное великолепие?
— Нет, я был занят.
— А мой новый способ путешествия? Как он тебе?
— Я не видел, я был занят.
Мужчина во фраке закатил глаза. Затем, взяв себя в руки, он широко улыбнулся и продолжил беседу:
— Да уж, ты очень многословен сегодня, Отэктей. Если не секрет, что же тебя так занимало?
— Миктлантекутли.
— Прости, что?
— Я вырезал Миктлантекутли.
— А, ну это все меняет. Это очень ответственное занятие, — голос Луцима сочился сарказмом. — Ты же вырезал Миктлантекутли!
— Тебе не понять, Восхваляющий жизнь, — черноволосый даже не обратил внимание на издевательский тон собеседника. — Сегодня предался забвению один древний народ, сегодня умер последний человек, хранивший о нём память. Теперь никто не вспомнит о былых заслугах, о доблести, об отваге тех людей, как будто их и не существовало никогда. Они умерли для истории. Моя фигурка древнего божества — символ их гибели.
— Но ты же помнишь, мой друг, — Луцим приободрился, удивленный несвойственной словоохотливости Отэктея. — Так и возроди же память о них.
— Смерть сделала свой выбор. Память о них должна умереть, как когда-то умерли они сами, — черноволосый замолчал. Сделав пару завершающих надрезов на фигурке, он, поставив своё творение возле ног, затянул заунывную песню.
Осознав, что исповедь закончена, Луцим достал из кармана сигару и с удовольствием раскурил её. Теперь оставалось надеяться, что панихида, которую устроил Отэктей по безвременно ушедшей памяти о неизвестном народе, не продлиться долго.
Небо окончательно пропиталось тьмой. Наследники солнца, взвалившие после его гибели на себя долг дарить людям свет, с трудом пробивались сквозь гонимые нещадным ветром тучи. Залюбовавшись отчаянной борьбой света и тьмы, Луцим не услышал, как черноволосый закончил петь. Он не видел, как из медленно разрастающегося черного вихря Отэктей вытащил испуганного мужчину. Не видел, как тяжелый нож с легкостью воткнулся в грудь пленника, и алая кровь хлынула на фигурку Миктлантекутли. И только отчаянный крик, полный боли, вывел Луцима из забытья.
— Какого черта ты творишь?! — негодованию Луцима не было предела. — Ты не мог предупредить, что собираешься немножко убить кого-то. Знаешь ли, я не любитель присутствовать на таких мероприятиях.
— Ты не спрашивал.
— Долбанный псих, зачем ты это сделал? Что бы покрасить свою фигурку в красный цвет? — Луцим понимал, что это была часть обряда, но присутствовать при торжестве смерти он не любил. Лицо убитого в одно мгновение состарилось, почернело и покрылось глубокими морщинами.
— Смерть сделала свой выбор. Память о них должна умереть, как когда-то умерли они сами, — Отэктей аккуратно вытер нож, спрятал его в кожаный чехол и, взвалив тело убитого на плечо, двинулся к обрыву.
— Это я уже слышал сегодня, — Луцим брезгливо поморщился и промокнул выступивший на лбу пот белым платочком и засеменил за своим собеседником. — А ты не думал, что твои спецэффекты с перемещением жертвы твоего воспаленного рассудка мог кто-нибудь заметить.
— Он был абсолютно один.
— Чем же не угодил тебе этот бедолага?
Отэктей положил на краю обрыва тело и поставил на разорванную ножом грудь фигурку Миктлантекутли. Пропев пару куплетов прощальной песни, он вскинул руки к потемневшему небу. Тот час же деревянная фигурка вспыхнула ярким пламенем, которое с удовольствием принялось за тело убитого. Отэктей повернулся к Луциму и ответил:
— Он — последний человек, хранивший память.
— Ты же сказал, что он уже умер сегодня.
— Иногда я путаю прошлое и будущее, — Отэктей позволили себе мимолетную улыбку, которая казалась чужеродной на его уставшем, не выражающем эмоции лице.
— Я вижу, ты издеваешься. Заставил меня стать соучастником этого омерзительного действия, а теперь смеёшься надо мной. Как-то не гостеприимно по отношению к старому другу.
— Хочу заметить, что ты сам пришёл ко мне, я тебя не звал.
— Ты жаждешь одиночества?
— Смерть обязывает меня быть одиноким.
— Она решает за тебя?
— Она решает за всех людей.
— За всех, но не за нас.
— Луцим, ты просто боишься себе в этом признаться.
— Это изречения преданного раба.
— Это истина.
— Слепая вера — это слабость.
— Слабость — это отрицание силы смерти.
Луцим чувствовал легкое возбуждение, ради таких дискуссий он и навещал периодически нелюдимого мужчину. Они приносили ему удовлетворение, и никогда не надоедали. Для Отэктея, по всей видимости, они тоже были приятны. Отстаивая свою точку зрения, каждый из них внимательно слушал оппонента. Они пытались задеть друг друга. Они пытались понять друг друга. И не понимали. Просто они были разные.
— Смерть украла твою суть, только Жизнь дарит эмоции, чувства. Жизнь дарит бытие.
— Жизнь дарит страх перед Смертью.
— Жизнь — это дар.
— Жизнь — это дорога к смерти.
— Смерть не существует без Жизни.
— Ради реализации своих планов Смерть может изменить законы мироздания.
— У тебя нет доказательств этого.
— А если я скажу, что действия нечитаемых могут быть спрогнозированы и ими можно управлять.
Луцим хотел что-то добавить, но слова так и застряли у него в горле. Отэктей никогда не бросал слов на ветер. Это-то и выбило мужчину из колеи. Справившись с волнением, он хрипло пророкотал:
— Ты что-то знаешь?
Насладившись произведенным эффектом, Отэктей ответил:
— Пожалуй, настало время…
Наше время, день первый,
Еврообъединение,
Взгляд со стороны.
— И как тебе такое искусство, Лео? — спросил черноволосый мужчина средних лет с аристократической внешностью у своего собеседника, рассматривая рисунок, нанесённый на поверхность кофе пеной.
Его собеседник, названный Лео, был седоволосый коротко подстриженный старик с аккуратной абсолютно седой бородкой. Его немолодое лицо, изрезанное морщинами, лучилось умиротворенностью и расслабленностью. Казалось, что он получает несравненное удовольствие от происходящего вокруг него. А происходящее не отличалось незаурядностью: двое мужчин сидели за столиком на пустующей летней веранде небольшой кофейни, расположенной на маленькой пешеходной улочке провинциального города. Они пили кофе из больших белых чашек и наблюдали за парой уличных музыкантов, расположившихся на противоположной стороне бульвара.
— Прости, Никола, но я никогда не считал кофеварение и всё связанное с ним искусством, — Лео удостоил своего собеседника лишь мимолетным взглядом и продолжил внимательно вслушиваться в музыку, рождаемую необычным дуэтом скрипки и барабанов типа там-там.
— Я подожду, мой друг, я подожду, — с трудом сдерживая раздражение, произнёс Никола, и чуть слышно добавил: — Твоя неторопливость и размеренность, Леонардо, — это константа, и изменить её не в силах даже Бог.
— Странно, мальчик мой, что ты упоминаешь в своих речах такое понятие, как Бог, — лицо седоволосого мужчины озарила улыбка. — Я, между прочим, стар, но слух меня не покинул. Наберись терпения, уважь меня.
Почувствовав легкий укол стыда из-за своей несдержанности, Никола одним глотком допил кофе. Не найдя ничего подходящего, чем можно было бы занять себя в томительном ожидании, он достал пачку сигарет и закурил. Учитывая тот факт, что его собеседник не терпел табачного дыма, Никола решил, что это будет его маленькая месть. Симпатичная официантка принесла ему новую порцию кофе и, одарив безупречной улыбкой и ароматом духов, удалилась в здание кофейни. Чем-то она его зацепила. И дело было совсем не во внешность. Невысокая брюнетка с далеко не выдающимися формами не могла удивить мужчину, познавшего за свою жизнь множество женщин. Что-то было в её глазах, в её улыбке. От неё исходило внутреннее тепло, которым она не боялась делиться с окружающими. Пожалуй, стоит оставить ей хорошие чаевые.
— Кофе и сигареты не благоприятно влияют на сердце, — Леонардо прервал его размышления.
— Ты знаешь, что это не может меня убить. С возвращением.
— Спасибо, — ответил старик, не обращая внимание на сарказм собеседника. — Я заметил, что тебя привлекла милая барышня, которая обслуживает нас.
— Это пустое. Но раз у тебя есть желание побеседовать на эту тему, я к твоим услугам, — Никола вновь почувствовал раздражение, и не особо хотел развивать тему. — Я подумал о том, что, коль я застрял в этом городе, неплохо было бы развлечься с этой девушкой, провести пару незабываемых вечеров, показать ей роскошную жизнь, а не убогость грязной посуды, которую она день за днем носит взад-вперед.
— Зря пытаешься обмануть старого друга. Твои глаза не горели как у самца, они затянулись пеленой раздумий. Эта девушка заставила тебя думать.
— О чем же я думал, будь любезен, поясни, — с наигранным интересом произнес Никола. Старик и не думал завершать беседу, прицепился как репей. Это в стиле Леонардо.
— Хочу тебя огорчить, я не умею читать твои мысли, Никола. Я заметил, и, надеюсь, ты тоже, что официантка излучает своеобразное тепло. Она умеет ценить жизнь. Она счастлива от осознания того, что она жива. И делится этим счастьем с окружающими. Мы не сможем понять её. Никогда не сможем.
— Что же в ней особенного, Лео? — выказывать неуважение молчанием Никола посчитал излишним.
— Всё просто — наша общая знакомая умрет через два года от рака. Она не знает этого, но чувствует, что ей нельзя терять драгоценные минуты. Когда ей объявят о столь неутешительном диагнозе, она не станет тратить время на слёзы, а с головой окунется в океан своих мечтаний. За этот год с лишним она успеет увидеть и познать столько, сколько не успела за предыдущие двадцать пять лет. Перед лицом смерти она совершит поистине геройский поступок. Хотя все окружающие будут называть её безумной. Люди предпочитают мучиться, вливая в себя литры химии, и жаловаться на несправедливость высших сил, превращаясь в живой разлагающийся труп.
— Старый хитрец, ты прочитал её, но где официантка возьмет деньги на свои развлечения? Или у неё имеются обеспеченные родственники, готовые подарить всё свое состояние умирающему человеку?
— Это не главное. — Леонардо достал из внутреннего кармана пиджака обычный карандаш и начал рисовать на белоснежной салфетке, не прекращая своих размышлений. — Счастье — это особый склад ума. У нас же совсем другой склад ума. Мы можем получать удовольствие, чувствовать торжество, радоваться. Но мы абсолютно несчастливы. А она абсолютно счастлива. Поэтому девушка и привлекла тебя. Выражаясь твоим языком, частицы с разным зарядом притягиваются.
— Интересная теория. В ней есть что-то. Однако почему же я раньше не встречал «абсолютно счастливых» людей?
— Понимаешь ли, я считаю, что это как-то связано с ростом численности населения и увеличением скорости жизни. Людям тесно быть счастливыми. Людям некогда быть счастливыми. Но это моё мнение.
Леонардо резко замолчал, увлёкшись своим рисунком. Над столом повисла гнетущая тишина. Никола вновь достал сигарету и не без удовольствия закурил. Он решил, раз выдалась минута затишья, можно было бы и обдумать свои дальнейшие действия. Этот выезд был очень важен для него. Встретить здесь Леонардо он совсем не ожидал, но отказать в общении старику он не мог.
— Мальчик мой, а для каких целей ты приехал в этот город, если это конечно не секрет, — старик обронил свою фразу, не отрываясь от рисования.
— Не секрет, мне необходимо проконтролировать развитие новой технологии. Странная вещь случилась со мной недавно, мой друг. Занимаясь анализом перспектив развития промышленности в данном регионе, я наткнулся на необычайное событие — я не видел результата. Линии как бы обрывались, я не знаю, как тебе объяснить… — Никола замялся.
— Я понимаю тебя, рассказывай дальше, — Леонардо спрятал карандаш и перевернул салфетку, укрыв свое творчество от глаз собеседника.
— Так вот, руководствуясь проведенным анализом, я сделал вывод, что никаких значимых открытий в научной сфере не должно произойти. Однако каждый раз я натыкался на обрыв линий, причем во всех доступных мне вариациях развития событий. Я упирался в стену. Отстранившись от этого региона, я постарался проанализировать общую ситуацию на континенте. И знаешь, что я увидел? Я увидел научное открытие, способное повлиять на все сферы жизнедеятельности. Причем далеко не во всех вариантах развития это влияние будет положительным. И ноги его росли из этого региона.
— Не хочешь ли ты сказать, мальчик мой, что это предполагаемое научное открытие будет принадлежать человеку, которого мы привыкли называть «закрытым»? — Беседа заинтересовала Леонардо.
— Боюсь, что это так, — Никола вновь закурил и, глубоко затянувшись, продолжил. — Как я понимаю, без вмешательства Совета не обойтись. Поэтому мне необходимо собрать как можно больше предварительной информации. Для внеочередного созыва Совета мне необходимы веские причины, не хочу выставить себя паникером.
— Твоё решение я полностью одобряю. Что ж, значит в скором времени увидимся на совете, — Леонардо поднялся из-за стола. — А мне, пожалуй, пора. Засиделся я с тобой. Я надеюсь, ты заплатишь за кофе?
— Да, мой друг, я помню, что ты всегда забываешь деньги, — переглянувшись, они оба рассмеялись.
Никола смотрел в след удаляющемуся силуэту Леонардо. Он, как обычно, не попрощался. Это была, пожалуй, единственная странность, которая не задевала Николу. Многое другое в поведении старика просто выводило его из себя. Его раздражало, когда Леонардо, обращаясь к нему, говорил «мой мальчик»; раздражала его неторопливость и медлительность; его занудный поучительный тон в общении… Однако он все равно испытывал к старику теплые чувства. Леонардо был единственный, кто поддерживал его после вступления в Совет.
— Вам что-нибудь еще? — голос официантки вырвал Николу из размышлений.
— Нет, спасибо. Будьте любезны счет.
Оставив на столе счет в кожаном чехле, девушка вновь одарила Николу своей искренней безупречной улыбкой и направилась в кофейню, игриво покачивая бедрами. Разыгравшийся ветер, как будто поджидая пока мужчина засмотрится на официантку, бросил ему в лицо салфетку. Никола, выругавшись, схватил салфетку и увидел на ней мастерски нарисованный портрет официантки с подписью «Счастье — это особый склад ума».
— Черт возьми, старый лис, это будет самая дорогая улыбка! — Никола встал из-за стола, спрятал салфетку в карман и удалился, оставив на столе пару купюр и банковский чек на крупную сумму.
Время неизвестно,
Местоположение неизвестно,
Морфей.
Теперь я знал всех своих героев. Если можно так выразиться, у меня появилась большая воображаемая семья. Маленький Андрюша, запертый в безумном месте. Бедная Элизабет, которая попала в психлечебницу. Каника, не без помощи приемного отца забывшая своё прошлое. И многие другие. Я осознал, что могу управлять ими, ненавязчиво подталкивать их к определённым действиям. Теперь я мог видеть во сне именно того, кого хотел. Я знал, что ожидает моих героев, и помогал делать выбор, который считал правильным. Я чувствовал себя Богом своего микромира.
Не знаю, что заставило меня полететь в одну из республик Еврообъединения. Возможно, это была маленькая противная мыслишка, терзавшая меня всё чаще. Мысль о моём душевном состоянии. Проще говоря, мне всё чаще казалось, что Я — психически не здоров. Вижу, вы полностью поддерживаете моё мнение, но давайте не будем делать поспешных выводов.
Добравшись до нужного провинциального города, я первым делом приобрел карту и нашел интересующий меня адрес. Заселившись в ближайшую гостиницу от интересуемого меня места, я со спокойной душой завалился спать. Сегодня Я желал увидеть Хансена Патэрсона.
Проснувшись в половину седьмого, Я по привычке обругал утро, наспех позавтракал и отправился на интересующий меня перекрёсток. Погода благоприятствовала ранней прогулке. Поэтому Я без спеха прохаживался вдоль улочек, с интересом рассматривая незатейливую архитектуру маленького города. Дойдя, скажем так, до пункта назначения, Я купил большой стакан кофе и предался чудесному состоянию — состоянию ожидания.
Каждая минуту заставляла меня нервничать. Кофе был нещадно допит. Сердце колотилось. В правой ноге заработал отбойный молоток. Мысли беспорядочно метались в голове. Признаюсь вам честно: Я не умею ждать. Чтобы хоть как-то отвлечься и успокоиться, Я стал считать проезжающие через перекресток автомобили. К счастью, это возымело эффект. Легкая дремота захватила моё тело.
Визг тормозов. Звук мнущегося металла. Крик отчаяния. Чудовищная увертюра трагедии вывела меня из забытья. Я успел увидеть, как две машины понесло на встречную полосу. Успел увидеть, как рейсовый автобус встретил одну из них лобовым столкновением.
Посмотрев на противоположную сторону улицу, Я увидел, то, ради чего приехал. Я увидел мужчину, сидящего на асфальте, закрыв лицо руками. Это был Хансен Патэрсон.
Я почувствовал, как волосы мои стали дыбом, а по спине покатился холодный пот. Ноги задрожали, и мне очень захотелось составить пару Хансену в асфальтовых посиделках.
Это была правда. Правда, черт возьми! Все мои сны — реальная жизнь людей. Крупная дрожь гуляла по моему телу. Два человека внутри меня завели дискуссию. Один в глубине моего сознания шептал «Это правда, дружище, смирись». Другой неуверенно бормотал: «Не может быть. Зачем мне это».
Как легко решать за других людей. Как легко распоряжаться их жизнью. Очень легко. Но только если это вымышленные персонажи. Герои повести, которую вы пишете. Они не дышат, не чувствуют, не живут. Они существуют только в вашем сознании.
Мои же герои оказались из крови и плоти. Со своими мыслями. Со своими эмоциями. Живые. Тяжесть ответственности за них упала на мои плечи в тот самый момент, когда автобус превратил автомобиль такси в груду металлолома. Одно дело предполагать, совсем другое — быть уверенным. Теперь я был уверен.
Когда в один прекрасный день, если его можно так назвать, вы узнает, что тысячи людей по всему миру связанны с вами невидимыми ментальными нитями, тогда Я, пожалуй, с радостью потолкую с вами об ответственности. А сейчас вы меня не поймёте.
Наше время, день первый,
Северная африканская республика,
Взгляд со стороны.
Адис сидел в рабочем кабинете своего особняка на берегу моря. Это было единственное место, где он мог расслабиться. Кабинет был небольших размеров с абсолютно белыми стенами и одним окном. Обстановка также не отличалась роскошью. Большое глубокое кресло и небольшой лакированный письменный стол стояли перед окном. Адис был убежден, что когда ты работаешь головой и тебе необходимо максимально сконцентрироваться на поставленных задачах, блеск и красота окружающих предметов может только мешать. Чтобы думать — золото не нужно. Единственным украшением комнаты был огромный персидский ковер.
Глаза его были прикрыты, волосы всклокочены, губы торопливо шевелились. Покачиваясь всем телом, мужчина напоминал пациента психиатрической лечебницы. Левой рукой он теребил мочку уха, а пальцы правой выбивали ломаный ритм по столешнице.
Он что-то упустил. Какую-то мелочь, но она меняла грядущие события. Это раздражало его. Адис разучился совершать ошибки. Он привык держать все под контролем. Еще он привык доверять своей интуиции. Мужчина не мог вспомнить, когда у него впервые появилось это тревожное ощущение. Может десять лет назад, может двадцать. Но он всегда отмахивался от этого чувства, проведя полнейший анализ и удостоверившись в безошибочности своих расчетов. А сегодня все было по-другому. Тревога спряталась где-то на задворках сознания, но не ушла.
С каждым годом, с каждым десятилетием после смерти Войцеха становилось сложнее просчитывать будущее. С одной стороны это было на руку Адису. Будучи лучшим стратегом, он мог продвигать и дальше свои интересы, корректируя линии, а остальные члены Совета могли и упустить в своих расчетах его тонкую игру. Проблема заключалась в том, что и он теперь мог упустить чью-то игру. А это уже было непозволительно.
Но сейчас его мысли были заняты другим. Не ускользающей от него тревожной мыслью, не возможными нежелательными событиями, а досадной ошибкой. Ошибкой, которую совершил глупец Ричард, но её последствия в ближайшем будущем коснутся и Адиса. Из-за недальновидности и беспечности юнца придётся ликвидировать одного из своих приемников. Чертов Устав! Время и силы, главные ценности Адиса, тратились на расчеты, чей же потенциал наиболее значим, а чья потеря принесёт меньше вреда. Мужчина представлял себе ехидную ухмылку Луцима, восторженно-торжествующее лицо Ричарда и отречено-сочувствующий взгляд Леонардо, подаренные ему после оглашения решения Совета. Твари. Как же он их презирал. За их глупость, посредственность, пассивность и пацифизм.
Как Ричард узнал, что уничтожение самолёта — спланированная акция Адиса, для мужчины остаётся загадкой. Возможно, в его рядах завелась крыса или кто-то из его носителей не умеет держать язык за зубами. С этим тоже придётся разбираться. Что у Ричарда имеются неоспоримые доказательства, которые он предоставит на Совете, Адис не сомневался. Анализ уже совершенных событий всегда был сильной стороной недоноска. Что ж, виновные будут наказаны. Адис никогда не прощал предательства.
Крик и звуки потасовки за дверью бесцеремонно вырвали его из раздумий. Если граница абсолютного нуля для настроения имелась, то Адис достиг её.
— Повелитель занят!
— Пропусти меня, ничтожество!
— Повелитель запретил нарушать его покой! — Противный писклявый голос сорвался на крик. — Повелитель обещал отрезать мне палец, если кто-нибудь зайдет к нему и потревожит его покой, а у меня их не так уж и много осталось!
— Если ты меня не впустишь, ты рискуешь остаться без глаз. И не тяни ко мне свои грязные руки! — девушка за дверью была настроена решительно.
Адис сделал три глубоких вдоха, что бы хоть как-то успокоить себя. Медленно поднявшись из кресла, он, как мог, поправил свои растрепанные волосы и неспешно направился к двери, из-за которой доносились звуки насилия.
— Госпожа, прошу вас, прекратите. Моё лицо! Не надо! — визг вперемешку с плачем создавали несравнимую симфонию боли. — Только не по животу! За что вы так со мной!
— Что здесь происходит? — спросил Адис, открыв дверь. Его голос звучал спокойно, не смотря на то, что мужчина не отличался умением сдерживать свой гнев.
— Повелитель, повелитель, я выполнил ваш приказ! Я никого не впустил к вам! Никого! Мне угрожали, но я никого не впустил! — непонятное подобие человека подползло к ногам мужчины и уткнулось лбом в пол. Его лицо было разбито и расцарапано. Кровь заливала глаза, искрящиеся восхищением и преданностью. Абсолютно лысый череп был испещрён старыми рубцами и шрамами. Одно ухо на его голове отсутствовало, а второе было лишено мочки. Зубы, которые еще имелись в его рту, были заточены как у акулы.
Адис присел прямо на пол рядом со своим слугой и, покровительственно положив руку на его голову, спросил:
— Скажи мне, что для тебя дороже жизни? — Мужчина, улыбаясь, смотрел на девушку, которая минуту назад избивала беднягу.
— Вы, мой Повелитель, — ответил раб.
— Что ты готов сделать ради меня?
— Все, что прикажете, мой Повелитель.
— А что, я тебе приказал делать три часа назад?
— Никого не впускать в ваш кабинет и охранять ваш покой, мой Повелитель.
— Как думаешь, ты справился со своей задачей? — Адис своей рукой взял левую руку слуги и стал внимательно рассматривать её. На ней осталось всего два пальца — указательный и средний.
— Да, мой Повелитель, я выполнил ваш приказ! Я никого не впустил к вам! Никого! Мне угрожали, но я никого не впустил!
Адис сморщился, как от зубной боли, услышав ответ слуги. Достав свободной рукой нож, он продолжил беседу:
— Повтори, что я приказал тебе три часа назад?
— Никого не впускать в ваш кабинет и охранять ваш покой, мой Повелитель.
— Ключевая фраза, которую твой примитивный разум не извлек из моего приказа, а инстинкт самосохранение не подчеркнул жирной линией, это «охранять ваш покой». Ты справился с этим? — Голос мужчины лучился спокойствием. Но девушка, наблюдавшая за этим представлением, передернула плечами, как будто ей за шиворот положили кусочек льда.
— Нет, мой Повелитель, — поняв безысходность своего положения, слуга начал всхлипывать.
— Ты заслуживаешь наказания?
— Да, мой Повелитель.
— Но ты же старался, верно? — аккуратно положив руку слуги, Адис поднялся с пола.
— Да, мой Повелитель, — в голосе слуги прорезались нотки надежды.
От ощущения возможности избежать наказания, слуга совершил неосмотрительный поступок — он оторвал голову от пола и посмотрел на своего хозяина. Расплата последовала незамедлительно. Тяжелый ботинок врезался в его голову. Послышал хруст. Упав на спину, слуга закрыл лицо обезображенными руками и тихо заскулил.
— Как ты посмел, раб, поднять на меня свои глаза! — спокойствие Адиса улетучилось, казалось, он был готов разорвать слугу. Сделав неимоверное усилие, мужчина взял себя в руки и продолжил: — За твои старания я не стану отрезать тебе палец. Ты сделаешь это сам. А теперь убирайся.
Слуга поднялся и побрел по коридору прочь, бормоча разбитыми губами «спасибо, Повелитель, я заслужил, Повелитель». Мужчина еле сдерживал свой порыв вогнать в затылок удаляющемуся человеку нож, который он до сих пор держал в руке.
— Браво, отец, шикарное представление, — девушка за его спиной размерено хлопала в ладоши.
— Можешь не паясничать, — Адис уколол её яростным взглядом и вошел в кабинет. Девушка двинулась за ним.
— Почему у тебя здесь нет стульев? — спросила она, окинув взглядом пустую комнату.
— Кроме тебя, сюда никто не заходит. Даже мои ученики. Всем дорога их жалкая жизнь. — Мужчина занял своё место в кресле у окна. — Что за срочное дело привело тебя ко мне, Каника?
— Меня интересует вчерашняя авиакатастрофа, — девушка прошла по кабинету, села на край стола и выжидающе посмотрела на отца.
— Ты многое себе позволяешься, доченька. Мои дела тебя не касаются. А если хочешь услышать официальную версию, включи телевизор, — Адис прикрыл глаза, тем самым давая понять, что тема закрыта.
— Но ты же обещал, что не будешь больше убивать их. Ты же знаешь, я ненавижу, когда меня используют. Ты хочешь контролировать их? Так контролируй, но не убивай! Я не желаю быть трассирующей пулей, вслед за которой ты отправляешь минометный удар.
— Если ты не поняла, я не собираюсь продолжать этот разговор. Ты ничего не смыслишь в манипуляции линиями, ты даже не представляешь, что это такое, — боль подкралась незаметно и пыталась забраться в голову Адиса через виски. — Поэтому повторю: мои дела тебя не касаются. Могу только пообещать, что постараюсь более не применять таких радикальных мер.
— Как я поняла, ключевое слово здесь — постараюсь, — девушка грустно усмехнулась. — Но пойми и ты, отец, что моя связь с ними может оборваться. Я одна из «закрытых», но предаю их. Приношу тебе их на блюдечке — кушайте, не обляпайтесь! — но когда-нибудь это закончиться. Предательство не прощается! Я теряю связь с ними! Из-за тебя я перестаю их видеть. Ты не понимаешь этого и не хочешь меня слышать!
— Они ничего не знают. Пустышки. Ошибка природы. От обычных людей они отличаются только тем, что мы не можем их прочитать, — боль сильнее вгрызалась в голову Адиса, но девчонку надо было успокоить, её дар был ценен. — Твоя связь с ними, это реакция природы, можно сказать подарок от мироздания, что бы я мог контролировать их. А ты просто устала. Отдохни, слетай куда-нибудь, развейся. Не хватало ещё одного нервного срыва.
— А ты никогда не думал, что «закрытые» — это реакция мироздания на ваше вмешательство в жизнь людей?
— Чушь! Люди — это стадо овец, а мы их пастухи. Оставь свои глупые мысли, Каника. Без нас человечество рухнуло бы в пучину хаоса. А теперь уходи. У меня началась мигрень от твоих разговоров.
— Отец, но я не закончила…
— Зато я закончил.
Девушка возмущенно подскочила со стола и, яростно посмотрев на мужчину, покинула его кабинет, громко хлопнув дверью. Адис улыбнулся. Она его ненавидит. Ненависть это правильное чувство.
Время неизвестно,
Местоположение неизвестно,
Морфей.
Я долго мучил вас своими философскими измышлениями, выливал на ваши головы ушат параноидального бреда. Однако теперь настало время поговорить начистоту. Открыть все карты. На меня и на вас объявлена охота. Охота, которая не сулит нам ничего хорошего: либо смерть, либо постоянный тотальный контроль. Сильные мира сего, с возможностями которых я пока что не разобрался, хотят избавиться от нас. У меня, как ни странно, диаметрально противоположный настрой. Они не знают кто мы, не знают где мы. Мы для них «закрытые». Но они нас ищут. Каждый день. Не покладая рук. У них есть свои методы и средства поиска. Мы все в реальной опасности.
К сожалению, многие из нас уже попали на крючок и за ними следят. Многие из нас находятся в изоляторах или мертвы, упокой Господь их души. Но большинство свободно, и Я намерен бороться за нашу свободу. За свободу каждого, кого я вижу во сне. Я чувствую Ответственность за вас.
Заранее хочу извиниться за то, что буду использовать вас в слепую, навязывая на подсознательном уровне свои решения. Но другого выхода Я не вижу. Если наша затея выгорит, Я обещаю, что больше никогда не посмею вмешаться в ваши судьбы. Мы должны быть свободны, сами принимать решения. Мы не марионетки. Мы не стадо. Мы — Люди.
Этот дневник прочитает не каждый из вас. Возможно, его не прочитает никто. Но Я должен был открыться вам. Излить свои размышления и переживания на бумагу. Извиниться. Я не обещаю, что будет легко. Наоборот. Нас ждёт серьёзное испытание. Я не обещаю, что все закончится победой. Возможно, мой замысел провалиться с треском. С нами решили поиграть. Что ж, Я не против. Игра начинается.
Наше время, день первый,
Местоположение неизвестно,
Взгляд со стороны.
Мужчина закончил писать. Отложив ручку в сторону, он взял в руки белоснежные листы бумаги, исполосованные ровным красивым почерком, и углубился в чтение. Перечитав несколько раз, он ухмыльнулся, и плеснул в стакан водки. «Это последний раз» — мысленно пообещал он себе. Опустошенная бутылка полетела в угол комнаты, окутанной полумраком. Только маленький светильник на столе изо всех сил старался побороть тьму. «Как же хочется курить». Мысль пронеслась в голове, заставив сердце биться в ожидании никотина. Мужчина достал последнюю сигарету из помятой пачки. Пачка полетела вслед за бутылкой. «Зачем я тяну время?» Вопрос остался без ответа. Потому что этот ответ не мог бы понравиться никому. Страх.
Подкурив сигарету, мужчина глубоко затянулся. Выпустив струю дыма, он одним махом опустошил стакан. Тепло поползло по пищеводу. Совершив еще несколько затяжек, мужчина безжалостно затушил окурок об полированный стол. «Пора». Он откинулся на мягкое кресло и закрыл глаза. Морфей вступил в игру.