_

Психиатр уставился на сидящего напротив Бранта. По всему офису были развешены печатные благодарности посетителям за то, что они не курят.

Психиатр был в твидовом пиджаке с декоративными заплатами на локтях. Тонкие светлые волосы падали ему на глаза, что заставляло его каждые несколько секунд дергать головой, откидывая их назад. Этот доктор был уверен, что составил себе правильное представление о Бранте.

Он ошибался.

— Теперь, сержант, — сказал он, — я хотел бы, чтобы вы рассказали мне о ваших позывах к насилию.

Собираясь на собеседование, Брант приоделся. Видавшая виды куртка «пилот», потрепанные синие джинсы, грубые ботинки, купленные в Нью-Йорке. Он не стал бриться, и на его угловатом лице сохранился синий оттенок. После слов доктора он сунул руку в карман и достал пачку «Уэйтс» и «Зиппо». Зажигалка была такой же потертой, как и сам Брант, но на ней еще можно было разобрать надпись: «1968».

Брант, улыбаясь воспоминаниям, щелкнул зажигалкой. К потолку поднялось облачко дыма.

Психиатр сказал:

— Сержант, я вынужден потребовать, чтобы вы потушили сигарету.

Брант преувеличенно глубоко затянулся. При этом он втянул щеки так сильно, что голова его стала похожей на череп. Выпустив дым, он сказал:

— И что ты сделаешь, если я не послушаюсь?.. Арестуешь меня?

Доктор вздохнул и сделал какую-то пометку в карте Бранта. Психиатр пользовался тяжелой золотой ручкой «Шеффер»; он явно гордился ее изысканностью. Потом сказал:

— Вашему делу это не поможет, сержант.

Брант с улыбкой заметил:

— Хорошая ручка.

— Что?

— Ага, много о тебе говорит.

Доктор невольно спросил:

— В самом деле? Не расскажете что именно?

— Что тебе нравится держать в пальцах твердый предмет, символизирующий член.

Доктор, попавшийся на удочку Бранта, с трудом сдержался.

— Сержант, — произнес он сухим тоном, — я не уверен, что вы понимаете всю серьезность своего положения. От моего отчета зависит, останетесь вы в полиции или нет.

Брант резко, напугав врача, поднялся, склонился над столом и проговорил:

— Зря дергаешься, док.

— Я требую, чтобы вы сели, — выдохнул тот.

Брант встал одним коленом на стол, подался вперед и сказал:

— Дело в том, док, что, если меня вышвырнут, мне капец. Я ничего другого не умею делать. И я уверен, что пойду в разнос и сотворю что-нибудь совсем безрассудное, если мне дадут пинка под зад.

Доктор, в бытность его интерном, проработал несколько месяцев в заведении для психически ненормальных преступников. Он смотрел в глаза некоторым из самых опасных людей на планете.

Близко и практически один на один.

Но никто из них не заставил его испытывать такой страх, какой сейчас вызывали у него глаза Бранта.

— Вы… вы угрожаете… мне? — заикаясь, выговорил психиатр.

Ему показалось, что Брант на секунду задумался и вроде бы смягчился.

Вроде бы.

Врач, чувствуя себя победителем, выкрикнул:

— Я так не думаю!

В этот момент Брант бросился вперед. Голова его попала прямо в переносицу психиатра, и тот отъехал назад вместе с креслом. Брант соскочил со стола, обошел его, открыл нижний, ящик кивнул:

— Я так и знал!

Вынул из ящика бутылку виски «Гленфиддик» и два стакана, поставил все на стол. Схватил врача за лацканы, поднял и, придвинув ногой кресло, снова усадил. После этого процедил сквозь зубы:

— Возьми себя в руки, мать твою.

Плеснул в оба стакана виски, протянул один стакан психиатру, сказал:

— Пей давай.

Доктор послушался.

Виски подействовало на него почти так же, как и удар. Брант налил в стаканы в два раза больше виски и сказал:

— Теперь ты готов.

Доктор, родившийся в обеспеченной семье среднего класса в Западном Лондоне, получивший образование в лучших школах, никогда в жизни не получал по физиономии. Будучи президентом Кембриджского полемического общества, он играл в словесную агрессию. Но только среди своих. Во время учебы в психбольницах он всегда мог рассчитывать на защиту:

крепких санитаров

пут

смирительных рубашек

и, разумеется, замечательного успокоителя — торазина.

Конечно, сидя за рулем своего «бентли», он иногда испытывал умеренный гнев, а однажды женщина, защищенная от него лобовым стеклом, проговорила одними губами: «Гомик».

Здорово будоражит нервы.

Теперь же он пребывал в состоянии панического страха; доктор машинально снова взял стакан и влил в себя виски. Брант наклонился, оправил на психиатре пиджак и сказал:

— Ну вот, взгляни на себя, совсем другой человек.

Он вышел из офиса, даже не оглянувшись. Оставил открытую бутылку виски стоять в центре стола; крышка лежала рядом. Секретарша улыбнулась, когда Брант сказал:

— Док просил часик его не беспокоить.

Она с понимающим видом кивнула:

— Бедняжка, он так много работает.

Брант подумал: «Не предложить ли ей перепихнуться?», но секретарша выглядела чересчур серьезной. У нее наверняка будут вопросы, которые она захочет обсудить после.

Он это терпеть не мог.

Выйдя из здания, он направился к телефону-автомату и набрал номер отдела внутреннего расследования. Полиция, надзирающая за полицией.

— Могу я поговорить с детективом-инспектором Крестом?

— Я у телефона.

— Сэр, мне очень противно стучать на своего коллегу-офицера…

Брант точно знал, что сейчас услышит.

— Это никакое не стукачество. Мы все в одной лодке. Мы вовсе не враги, и вы выполняете свой долг.

— Я тоже так думаю, сэр. Так вот, доктор Хейзел, наш психотерапевт… он пьет на работе. Даже во время беседы он хлещет виски.

— Ваше имя, пожалуйста?

— Констебль Макдональд, — ответил Брант.

И повесил трубку. Затем окинул взглядом будку. Вся она, естественно, была обклеена призывными объявлениями шлюх. Все что угодно для мужчины или животного. Например:

«Мадам, ловко владеющая плетью,

ждет сильного мужчину для

уроков послушания».

Бранту понравилось, как это звучит, — ему даже послышалась музыка из «Сыромятной плети». Он записал номер совсем недавно приобретенным тяжелым золотым «Шеффером».

Констебль Макдональд пытался обжулить Бранта неоднократно. Когда все узнают, что на Хейзела донес Макдональд — а все обязательно узнают, — тому придется несладко. Брант положил ручку в карман куртки и произнес:

— Тут тебе и крышка.

 

_

В тот день, когда умерла его жена, Робертс как раз получал втык от старшего инспектора.

Следующим образом.

Суперинтендент сидевший за столом, положил в рот печенье и, жуя, сказал:

— Брант скоро доиграется.

— Сэр?

Робертс, сидевший напротив, выпрямил спину.

— И в этом ты виноват, Робертс.

— Да, сэр.

— Сколько раз я тебе говорил, что его надо приструнить?

— Много… много раз… сэр.

Суперинтенденту не понравился его тон, и он закричал:

— Мне не нравится, как ты себя ведешь, парень!

— Да, сэр.

В этот момент зазвонил телефон. Суперинтендент схватил трубку и рявкнул:

— Что?

Через секунду выражение его лица изменилось, он взглянул на Робертса и сказал:

— Понимаю.

Увы, он не понимал.

Робертс почувствовал, как по спине пробежал холодок.

Суперинтендент сказал:

— Садись-ка, старший инспектор.

При упоминании чина Робертс понял, что ему придется туго. Суперинтендент выдвинул ящик стола — такой же ящик такого же стола, какой принадлежал доктору, у которого побывал Брант. Затем на столе оказалась бутылка виски того же сорта. И разумеется, за ней последовал реквизит: два стакана. Суперинтендент налил в оба стакана по одной аккуратной ирландской порции, подвинул один стакан и сказал Робертсу:

— Давай выпей.

Тот выпил. Он не хотел спрашивать, хотел оттянуть время, когда ему придется услышать касающуюся него новость. Виски ударило в голову. В желудке потеплело. Супер сказал:

— Плохие новости.

— Да?

— Твоя жена…

Супер не мог вспомнить, как ее зовут, поэтому сразу перешел к сути.

— Она попала в автокатастрофу, — сообщил он.

— Она серьезно пострадала?

— Она умерла.

Робертс уставился на пустой стакан в своей руке. Супер потянулся, налил ему еще виски. Робертс спросил:

— Как это произошло?

— На нее наехали сзади в Дэлвиче. Мгновенная смерть.

Робертс осушил одним глотком стакан, передернул плечами и сказал:

— Мэгги Тэтчер живет там дальше по дороге.

— Прости?

— Ага, — кивнул Робертс, — из-за нее цена на недвижимость взлетела до небес… Я жутко много плачу по закладной, — прибавил он.

И тут же, осознав сказанное, грустно улыбнулся.

Суперинтендент встал и сказал:

— Мы отвезем тебя домой. Нужно еще сказать твоему сыну.

— Сыну?

— Да, твоему мальчику.

— У меня дочь.

— Ну конечно! Память у меня уже не та, что раньше. Давай поехали, а?

Он не то чтобы его торопил, но что-то вроде того. Супер обошел стол и обнял Робертса за плечи. Тот сказал:

— Я выпил бы еще глоток виски.

— Лучше не надо, парень. Алкоголь на пустой желудок, сам понимаешь.

Робертс поднялся и покачнулся.

— Знаете, мне она никогда не нравилась, — признался он.

Супер хотел, чтобы Робертс убрался немедленно, поэтому сказал:

— Это все шок, старший инспектор. Вы сами не понимаете, что говорите.

Алкоголь может сделать человека не только доброжелательным, но и злобным. Лицо Робертса приняло воинственное выражение, и он резким тоном произнес:

— Слушай, ты, урод! Привык на людей гавкать! Вообще никого вокруг не слышишь. Я ее любил. Просто она мне никогда не нравилась.

— Я забуду твою последнюю вспышку, — проговорил Супер. — Спишем ее на душевную травму.

Раздался стук в дверь. Супер сказал:

— Войдите.

Вошел констебль Макдональд, как всегда весь из себя великолепный. Он посещал, как говорит Вуди Аллен,

«уроки красоты».

Макдональд был новым любимчиком суперинтендента. Хотя констебль был родом из Глазго, он умудрился нахвататься эдинбургской культуры. То есть он сгладил складки на своем акценте, и теперь произношение Макдональда напоминало картавость Шона Коннери. Недавно небрежность Макдональда едва не стоила жизни констеблю Фоллз. Он знал, что Брант в курсе. И больше чем когда-либо, с помощью Суперинтендента, желал надуть:

Бранта

Робертса

Фоллз

Туристическое бюро Шотландии.

Суперинтендент сказал:

— Констебль, проводите старшего инспектора домой и оставайтесь с ним.

— Слушаюсь, сэр, — отчеканил Макдональд.

И мысленно вздохнул. Нянчить этого придурка Робертса не входило в его планы. Он вывел старшего инспектора на улицу и подвел к машине. Робертс сердито сказал:

— Чертова «вольво»!

— Сегодня нет других свободных машин, сэр, — объяснил Макдональд.

Он посадил Робертса сзади, сам сел за руль. Повернул зеркало так, чтобы хорошо видеть. Ничего хорошего не увидел. Неряшливо одетый офицер полиции, выглядевший так, будто он месяц простоял на ночном дежурстве на Рейлтон-роуд. Робертс спросил:

— Сигареты есть?

— Я не курю, сэр.

— Я тоже, но какое, мать твою, это имеет значение?

 

_

Констебль Фоллз пыталась замазать свои корни. Только это касалось не волос, а наследственных признаков. Она выросла в Брикстоне и гордилась цветом своей кожи.

Черное — это прекрасно.

…но она начала терять цвет.

Сами основы ее уверенности были подточены. И на то были причины. Смерть ее отца, неудачная беременность, самоубийство лучшей подруги, долг Бранту и заигрывания с алкоголем.

Кого бы это не расстроило?

Ее расстроило.

Если честно, из всех потерь самой болезненной была потеря себя. Во время последней встречи Брант в своей грубой ирландской манере изображал Вэна Моррисона. Этот чувак из Белфаста знал, что такое гетто. Надо же.

Брант сказал:

— Вэн тот, кто тебе нужен.

— Возможно, — сказала она.

Но Брант знал, что задел больной нерв. Улыбнулся по-волчьи — со злорадством оскалил зубы. Вот она и купила «Astral Weeks». Чтобы почернеть, она также приобрела:

«Strictly 4 My N.I.G.G.A.Z.»

«Me Against the World»

— мультиплатиновые альбомы рэпера Тупака Амару Шакура. Затем в телерепортаже о Сьерра-Леоне она увидела подростков-боевиков в футболках с надписью «2Рас». Она полезла в Интернет и выяснила, что Шакур был также популярным киноактером и что его застрелили после боя Майка Тайсона в Лас-Вегасе. На рынке в Брикстоне она купила фотографию Тупака в рамке и поставила дома на полку. Но ничего путного из этого не вышло.

Недавно она сдавала экзамены на сержанта. Брант сказал:

— У тебя верняк. Эти мудаки не завалят черную телку.

Телку!

Кстати, это ерунда в сравнении с тем, как он обзывал ее раньше.

Она провалилась.

Кандидатка из Азии прошла, так что «Гардиан» не станет поднимать шум. А Фоллз позвонила Портеру Нэшу. Он был гомиком и не скрывал этого, а также он был ее новым лучшим другом. Портер сказал:

— Алло.

— Портер, это Фоллз.

— Привет, душечка.

— Я провалилась на экзамене.

— Поганцы.

— Ты можешь мне помочь?

— В каком смысле, лапочка?

— Куда-нибудь меня сводить.

— Заметано.

— Спасибо, Портер. Я хочу, чтобы ноги отказали.

— Текилу любишь?

— Обожаю текилу.

Она никогда ее не пробовала.

— На Варвик-сквер есть паб, рядом с Паддингтонским вокзалом, называется «Руки лесоруба». Встретимся в восемь.

Она представила себе карту.

— Портер!

— Что?

— Это же Западный Лондон.

— И что? Тебе нужно больше общаться.

— Это не моя территория… Чё они скажут черной из Брикстона? — прибавила она жалобным тоном, что для нее было подвигом.

Портер засмеялся, от чего у нее стало теплее на душе, и сказал:

— Там вокзал рядом, они обслуживают черных.

Уже нормальным голосом она проговорила:

— Обслуживают черных?.. Как?

— У меня пейджер свистит. Одевайся поярче. Сегодня загуляем.

Клик.

Слухи появились задолго до того, как его перевели в участок, где работала Фоллз. Репутация у Портера была отменная: «уличный коп» — лучшей рекомендации не требуется. Но куда важнее было то, что он был голубым. То, что он выбился в сержанты, было настоящим гребаным чудом. В день его появления в сортире на стенах появилось граффити:

Портер Нэш сосет.

Причем и в мужском туалете, и в женском.

Именно это либералы называют «информационной дискриминацией».

Вот так.

Буфет во время первого перерыва был набит битком. Никто не собирался пропускать этого зрелища. Даже Глэдис, буфетчица, нервничала. Когда появился Нэш, шум стих. Он подошел к прилавку и попросил чай и два куска сахара. Портер взял то, что копы называли «порочный Сид». Они все смотрели «Сид и Нэнси» с Гэри Олдманом в роли Сида, который перепробовал всю известную человеку химию и который орал на представителя своей записывающей компании: «Чашку чая, бля… и два куска сахара!»

Глэдис очень понравилась вежливость Портера. И приятный голос, которым он произнес: «Пожалуйста». И — чудо из чудес — добавил: «Спасибо».

Позднее она сказала мужу:

— Говори что хочешь, но у этих голубых парней отличные манеры.

Выпив чай, Портер встал и направился к выходу. Все до одного не сводили с него глаз. У дверей он повернулся и сказал:

— Даже я не рискну подступиться к Бранту.

Наступила мертвая тишина.

Затем раздались аплодисменты и одобрительные возгласы.

Его приняли.

 

_

Похороны миссис Робертс организовали быстро и недорого. Робертс был по уши в финансовом дерьме и согласился на кремацию в Кройдоне. Самым дорогим предметом оказалась урна. Брант отвез его туда. Никто из коллег больше не присутствовал. Главным образом потому, что их не пригласили. Даже Фоллз получила записку:

«Твое присутствие нежелательно».

Крематорий был ничем не примечательным зданием около игрового клуба «Мекка Бинго». Когда Брант и Робертс вошли, к выходу проследовала пара: мужчина с урной, которого под руку держала женщина. Брант заметил:

— Быстро у них тут.

Робертс промолчал; его затошнило, и он оперся на стену, чтобы удержаться на ногах. Брант нашел ему стул, вынул фляжку из кармана брюк и предложил:

— Глотни-ка.

Робертс не отказался.

Ему обожгло глотку. Он сказал:

— Не знаю, смогу ли я через все это пройти.

— Ты будешь в порядке. Глазом моргнуть не успеем, как все закончится.

— Думаешь, нужно было устраивать обычные похороны?

— Нет, финал везде одинаков. Зато ты прилично сэкономил. Она была бы довольна.

— Моя дочь не захотела прийти.

— Умница.

— Поселилась с каким-то индусом на Колдхарбор-лейн.

Брант знал отличный анекдот про карри, но решил, что сейчас не время для юмора. Из приемного офиса появился мужчина, подошел и сказал:

— Мы готовы, мистер Робертс.

Они вошли в маленькую комнату. Там был ряд кресел и нечто, напоминающее конвейер. На нем стоял гроб; сверху на крышке гроба лежали белые розы. Робертс спросил:

— Кто прислал цветы?

Брант, сдержав улыбку, объяснил:

— Парень из ларька в Стритхеме мой должник, он торгует фруктами и овощами.

Этот парень прислал еще и дюжину ананасов, но работники крематория их присвоили. Заиграла музыка, что-то похожее на валлийский хор мальчиков. Пленка была заиграна, местами звук пропадал, и воцарялась пугающая тишина. Брант сказал:

— Лично мне нравится «Moody Blue».

Служащий принялся убирать цветы. Закончив, он сказал:

— Пора.

Брант слегка толкнул Робертса локтем и сказал:

— Пара слов на прощание.

Робертс не мог сам идти, так что Брант подвел его к гробу, взял руку инспектора и положил на гроб. Дерево казалось теплым на ощупь. Робертс разомкнул губы, но не смог выговорить ни слова. Тогда Брант сказал:

— Нам будет тебя не хватать, любимая.

И они отступили от гроба.

Послышалось тихое жужжание, и гроб начал двигаться. В стене открылись стальные дверцы, полыхнул красный отсвет, и гроб исчез. По щекам Робертса ручьем текли слезы. Брант сказал:

— Подождем на улице.

Сотрудник проводил их в офис и удалился. Брант снова вынул флягу и протянул Робертсу со словами:

— Сегодня напьемся в стельку.

Робертс кивнул и отпил из фляги. Брант достал сигареты и зажигалку. Закурил. Его любимые сигареты «Уэйтс» становилось все труднее найти. Теперь ему приходится ездить в Вест-Энд и закупать курево на месяц. Хозяин магазинчика недавно сказал:

— Вы бы перешли на другие. Эти скоро не достанешь.

Обычно Брант слегка нажимал на владельцев магазинов. Скорее по привычке, чем по нужде. Но хозяева магазинов в Вест-Энде плясали под другую дудку. Он забирал свой заказ и платил сполна. Черт, как же он ненавидел отстегивать большие деньги, прямо-таки чувствовал себя оскорбленным. Нужно было что-нибудь найти на парня, торгующего сигаретами; Брант пытался, но до сих пор не удавалось. Ничего страшного, рано или поздно он их всех прищучит. Робертс сказал:

— Дай мне одну.

— Сэр?

— Да ладно тебе, Брант, одна сигарета меня не убьет.

— Они довольно крепкие, парень.

— Дай мне эту чертову сигарету!

Брант щелкнул зажигалкой, ожидая, что Робертс, когда затянется, сразу же начнет кашлять и плеваться.

Ничего подобного.

Через некоторое время подошел директор похоронного бюро. Он торжественно нес урну, держа ее перед собой обеими руками.

— Мистер Робертс, — сказал он, — ваша жена.

С Робертсом едва не случилась истерика, ему показалось, что его представляют. Ему хотелось закричать:

— Как я, черт возьми, могу с ней поздороваться? У нее же нет рук!

Брант, этот гребаный экстрасенс — как всегда, — вмешался:

— Я возьму.

Директор прошептал:

— Нужно еще решить вопрос со… счетом.

— Какие между нами счеты?

Директор слегка хихикнул, хотя ничего смешного и в помине не было. В этом деле с сожжением и похоронами теряешь чувство юмора. Он сказал:

— Все оказалось немного дороже, чем предполагалось.

Брант отвел его в сторону и сказал:

— Вы назвали цену, вам заплатили — а теперь вы эту цену пытаетесь поднять, стрясти еще денег с мужа покойницы?

— Бывают непредвиденные обстоятельства, тогда стоимость вырастает. Так случается на любом предприятии.

Брант пристально посмотрел на него и спросил:

— Вы в курсе, на каком предприятии я работаю?

— Разумеется… сержант.

— Приятель, тебе не понравится иметь со мной дело, поверь мне, — проговорил Брант.

И улыбнулся директору. Эта улыбка напомнила тому вид лица покойника до того, как его приведут в надлежащий для траурной церемонии вид. Директор кивнул:

— Понятно.

— Надеюсь, черт подери, что тебе понятно, — сказал Брант.

Затем порылся в кармане, вынул комок мелких купюр и сунул директору, прибавив:

— Тут, пожалуй, хватит тебе на выпивку, а?

Директор ледяным тоном произнес:

— Я не пью.

— Еще раз попытаешься меня надуть, пожалеешь, что не пьешь.

Они взяли такси, чтобы доехать до Кемберуэлла. Водитель, явно из Равалпинди, дважды умудрился заблудиться. Когда они вышли из машины, Брант сказал:

— Я заплачу, приятель.

Он наклонился к водителю, сверкнул своим жетоном. Таксист вздохнул:

— Даже чаевых не будет?

— За что чаевые? — осклабился Брант. — Вот тебе фунт, купи себе карту.

Они здорово напились в пабе, куда часто заглядывали сотрудники и пациенты психиатрической больницы Модели, ранее известной под позорным прозвищем Бедлам. В тот вечер они где-то посеяли урну. Или ее спер кто-то из пациентов.

Так или иначе, но миссис Робертс стала историей.

 

_

Барри Вайсс рассердился всерьез. У него был ларек у Ватерлоо. Местный полицейский напустил на него налоговиков. Торговлю пришлось свернуть. Дорожный коп застукал его при вождении в пьяном виде, у него отобрали права. Сосед пожаловался на шум квартире, и чернокожая женщина-полицейский зачитала ему закон об охране общественного спокойствия и порядка. Возвращаясь домой после крикета, он помочился у собора Святого Марка.

Догадайтесь, что было дальше?

Коп-шотландец, блондинистый мудак по имени Макдональд, оштрафовал его за неприличное поведение в общественном месте.

Все, с него хватит.

В самом конце Ист-лейн у какого-то придурка с континента он за пятьдесят фунтов купил пистолет. «Глок» — кто не слышал об этой игрушке? Легкий, надежный, удобный. Барри просто в него влюбился. Чтобы отметить это событие, он пристрелил регулировщика в Бэлхеме, просто так, первого попавшегося. Но об этом даже в «Саус Лондон пресс» не написали. Его всерьез это расстроило. Черт возьми, кого надо замочить, чтобы о тебе написали? В течение нескольких последних дней ему никто подходящий не попался, пришлось развлекаться другим способом. Купил бутылку водки и шесть банок «Ред Булл». Шибает, как кокаин.

Его уже начало забирать, появился легкий гул в ушах, по радио наяривали «Айрон Мейдэн». Надо что-то придумать. Тут его осенило: убей копа. Как говорила Опра, нашло озарение. Нет, подожди минутку… Убей много копов! А если поймают? Тогда ему сразу предложат написать книгу, снимут сериал, начнут показывать по телику… И какая же оборотная сторона? Черт, он ничего такого не находил.

Экипировался соответствующе: кроссовки «Найк», футболка с рожей Мэнсона (Чарльза, не Мэрилина), черные джинсы, черная куртка, «Глок». Он вышел из дому в девять вечера, сильно на взводе. Быстро темнело. За пять минут добрался до метро. Там около паба женщина-полицейский поправляла китель. Он направился в ее сторону, выстрелил в нее, проходя мимо, и пошел дальше. Через шесть минут он был уже на Северной линии метро, а через пятнадцать вышел на станции «Клэпхем Коммон». Адреналин кипел в крови, сжигая алкоголь, вел его в нирвану.

— Я игрок, — шептал Барри Вайсс.

Барри был парнем симпатичным, во всяком случае, так ему сказали аж две женщины. Ну и что с того, что они были шлюхами? Двадцать восемь лет, рост шесть футов, вес около двухсот фунтов. С таким шутки плохи. Никто и не нарывался, если не считать полицию, которая постоянно к нему цеплялась. У него были темные волосы, которые он стриг почти под корень, так что просвечивала кожа на голове. Выцветшие голубые глаза, нос крючком и узкий рот. Барри регулярно посещал спортивный зал в Стритхеме, мог отжаться много раз подряд. В зале, где занимались и женщины, он любил пялиться на их обтянутые трико фигуры. Сам он натирался маслом и напрягал грудные мышцы. Он видел, когда женщины это замечали. Как-то к нему в сауне подошел гомик, так он ему врезал по голове.

Здорово врезал.

Барри любил читать, но только детективы, особенно о реальных убийствах. У него все авторы имелись:

Энн Рул [12]

Джо Макгиннисс [13]

Эдна Бьюканан [14]

Джек Олсен. [15]

Он изучал эти книги. Асоциальные типы, психопаты, серийные убийцы — ему все было мало. Для него эти люди были примерами для подражания. Он изучал их характеристики и находил, что у него с ними много общего. Банди и Гейси были его ролевыми моделями. Их биографии его завораживали, он восхищался действиями одного и другого. Они всегда шли до конца. Никаких гребаных заложников, никогда. Счастливой цифрой Барри было восемь, вот он и решал, что убьет восемь копов.

Много лет назад один коп задал ему жестокую взбучку. Как-то Барри был в Пэкхеме и немного перебрал. Он вошел в бильярдную и поднялся наверх. Попытался облапошить пакистанца за третьим столом. Появился полицейский.

Один.

Барри сказал:

— Вали отсюда, свинья.

Повернулся, чтобы насладиться восхищением братвы. И получил удар, после которого боль пронзила его от макушки до самого копчика. Так что он рухнул на десятый стол. Барри глазам не поверил — коп приложил его кием. А как же закон, гражданские свободы? Разве никто не читает эти долбаные либеральные газеты? Затем его перевернули, засунули в рот бильярдный шар, и коп сказал:

— Сержант Брант для тебя, мудило.

Схватил его за штаны сзади и стащил по лестнице, причем он башкой пересчитал все ступеньки. Под восторженный рев пакистанцев. На улице коп поставил его на ноги и сказал:

— А сейчас получишь хорошего пинка.

И врезал ему от души.

Стыд, унижение, а еще надо было вытащить изо рта шар, — Барри с той поры не бывал в этой бильярдной. Вместо этого он колотил пакистанцев, как только подворачивалась такая возможность. Сержант Брант был главным в его списке. Когда он убьет по очереди семерых копов, он пойдет на Бранта, и, будьте уверены, мало никому не покажется. Барри Вайссу становилось жарко, когда он только об этом думал.

 

_

Несколько лет назад Брант был неравнодушен к ныне покойной миссис Робертс. Весь этот выпендрежный снобизм Дэлвича пробрал его до печенок. Он поймал ее в койке с молодым жеребцом и прибег к тому, чем владел отменно.

К шантажу.

В уплату за молчание она согласилась прийти к нему на свидание. Брант приоделся и приобулся, повел ее в роскошное заведение в Ноттинг-Хилле и поразил обаянием. Как только она начала проявлять интерес, его вызвали на особо опасное дело. Там он получил нож в спину и после этого оставил ее в покое. Какой-то первосортный негодяй напел Робертсу, что сержант ухлестывает за его миссис. Однажды во время пьянки Робертс прямо спросил, правда ли это. Брант сказал:

— Разве мы не приятели, парень?

Умудрился произнести вопрос насмешливым и в то же время жалостливым тоном.

В тот вечер после кремации он дошел до того, что раз за разом бормотал: «Ага, приятели».

Похмелье выдалось классическим. Чудовищным и безжалостным. Брант заметил под стулом то, что осталось от зеленого цыпленка, и взвыл:

— Не может быть, чтобы я это ел!

Живот подвело, и Брант оказался на коленях перед унитазом. Проблевавшись и утерев слезы, он увидел, что он таки ел эту зелень. Зазвонил телефон, Брант заорал:

— Отвали!

Но телефон не послушался.

Брант схватил трубку.

— Чего надо? — прорычал он.

И услышал голос суперинтендента Брауна:

— Сержант Брант! Где, черт побери, вы пропадали?

— Помогал старшему инспектору, как было приказано, сэр.

— Немедленно двигайте кормой к Овалу. Полицейский убит.

— Сэр?

— Немедленно, сержант.

Клик.

Держа в руке мертвую трубку, Брант проговорил:

— Кормой?

 

_

Фоллз оделась так, чтобы произвести впечатление. Да, Портер Нэш голубой, и это не настоящее свидание — но ведь никогда не знаешь, куда может занести. Она надела белое платье и даже ахнула — такой она казалась в нем черной. Сказала:

— Bay, девушка, классно выглядишь.

Так оно и было.

Жемчужные серьги на винтах — для пущего эффекта; пусть клиенты поразятся, пусть задумаются.

Тут она спросила себя: а что скажет Рози? Ничего. Рози уже ничего не скажет. Это была ее лучшая подруга, тоже полицейский, но белая. Обдолбанный наркоман, зараженный СПИДом, укусил ее, и она покончила с собой. Фоллз снова окатила волна тоски.

Муж Рози, настоящая свинья, сказал по поводу организации похорон:

— Никакой полиции, большое спасибо. И тем более никаких вульгарных венков в форме шлемов.

«А пошел ты», — подумала тогда Фоллз. Сейчас она так же думает.

И она послала самый большой и самый броский венок, какой только сумела найти. В форме большого синего шлема. А сейчас она прошла к шкафу, достала бутылку виски и сказала:

— Самую малость, для настроения.

Да, у нее есть кое-какие проблемы с выпивкой, все правильно. Пожалуй, даже серьезные проблемы. Например, алкоголь убил ее отца, а у нее не было денег на похороны. Три штуки. Господи, какая же стыдоба. Брант обо всем позаботился, потом сказал:

— Ты у меня в долгу, Фоллз.

И он получил свой долг… причем не деньгами. Хуже того, он спас ее от клэпхемского насильника. Черт, ей никогда не освободиться от Бранта.

Рози, хоть и была белой, любила слушать Леонарда Коэна. Фоллз ее дразнила: «Девк, хочешь блюз? Давай включу тебе Нину Симон».

Через ее тоску пробилась строчка из Леонарда Коэна, что-то насчет будущего и грядущего убийства.

Тут ты прав, грек.

Она села в двухэтажный автобус номер «36» и на втором ярусе доехала до Паддингтонского вокзала. В крови ее бурлил алкоголь. Кондуктор тоже был черным; он сказал, растягивая слова:

— Просто заглядение.

Она улыбнулась, после чего кондуктор осмелел.

— Не хошь выпить после моей смены? — предложил он.

Она одарила его взглядом а-ля Рейлтон-роуд, и кондуктор быстро ретировался.

Паб «Руки лесоруба» был почти приличным заведением. Моряки, туристы, яппи — не самый худший вариант. Портер сидел за угловым столиком, на котором уже стояла выпивка. Портер встал и сказал:

— Настоящая красотка.

Потом обнял ее, что заставило несколько голов повернуться, — но Фоллз было на это наплевать. Она сказала:

— Дай я на тебя посмотрю.

Портер сделал шаг назад; на нем был бежевый пиджак, белая рубашка с расстегнутым воротом, синие брюки, полицейские ботинки. Почему-то мужики все время носят эти ботинки.

— Пиджак дерьмовый, — констатировала она.

— В «ГЭПе» покупал.

— Без разницы.

Они чувствовали себя отлично в обществе друг друга. Она подняла маленькую рюмку, понюхала и поморщилась. Он сказал:

— Текила.

— А у тебя?

— Виски.

Они чокнулись, пригубили, после чего Портер вынул из кармана пачку тонких сигарет с ментолом и большую зажигалку. Фоллз сказала:

— Одно к другому не подходит.

Портеру понравилось ее замечание.

— А мне нравится. — Он улыбнулся. — Ментол — для тех, кто легок на подъем, а зажигалка от Молодежной христианской организации — в порядке шутки.

Фоллз не была уверена, что поняла его — но какая разница? Зазвонил его мобильник, она попросила:

— Не отвечай.

— Надо.

Он ответил. Помрачнел. Произнес:

— Ладно. — Посмотрел на нее и сказал: — Полицейского убили.

 

_

Выйдя из паба, Портер сказал:

— Я на машине.

Фоллз взглянула на него, с укоризной произнесла:

— Ты же сказал, что мы напьемся в стельку.

— Ну и что?

— Тогда какого черта ты взял колеса?! Портер виновато повесил голову, проговорил:

— Я недостаточно хорошо все продумал. Она не поверила ему и сказала:

— Я тебе не верю.

— Ладно, Фоллз.

— Ладно? Что ладно, мать твою?

— Я не собирался много пить.

— Но ты обещал меня напоить в дупель.

— Да.

Они дошли до красного «датсана». Портер показал на него пальцем:

— Вот машина.

— Разбитая колымага.

Это было обидно, но он не стал ерепениться. Они сели в машину. Портер завел мотор, включил передачу, машина тронулась с места, и в этот момент Фоллз спросила:

— Что это за игры?

— Ты о чем?

— Ты меня слышал. Мы договорились провести вечер вместе, а ты, оказывается, собирался изображать мисс Благонравие.

Он резко вывернул руль, чтобы увернуться от «ауди», и, опустив стекло со своей стороны, крикнул:

— Иди на курсы, научишься водить!

Она искоса на него взглянула, который раз пожалела, что он голубой, и сказала:

— Прямо как Брант.

Портер поморщился, сказал:

— Никто не умеет так, как Брант.

Он нашел брешь в потоке транспорта, подрезал черное такси и набрал приличную скорость. Оба они думали о погибшем коллеге, но говорить об этом не хотелось. Наконец Портер сказал:

— Я бы все-таки немного выпил.

— Забудь.

— Ты извини.

— Я что только что сказала? Я сказала: забудь.

Он глубоко вздохнул и проговорил:

— Это женщина-констебль.

Фоллз некоторое время смотрела в окно, потом спросила:

— Она умерла?

— Да.

— Черт, черт, черт.

Портер знал о самоубийстве подруги Фоллз. Ей было вдвойне тяжелее пережить гибель женщины-полицейского. Он сказал:

— Больше никаких подробностей не знаю.

— Она умерла — какие еще подробности?

— Я имел в виду, как ее зовут… Ну, знаешь, и как там все произошло.

— Скоро все узнаем.

Они уже подъезжали к Ватерлоо. Фоллз заметила:

— Я тут жила когда-то.

— Да? И как оно было?

— Дерьмово.

Он засмеялся, потом внезапно замолчал, почувствовав себя виноватым. Она спросила:

— Тебе уже приходилось с этим сталкиваться?

Он знал, что она имеет в виду смерть полицейского, но сделал вид, что не понял, и спросил:

— С чем с этим?

— С гибелью полицейских.

— Да, несколько раз.

Они поднимались по Кеннингтон-роуд и уже могли видеть мелькание синих огней впереди. Портер сказал:

— Все уже в курсе.

Полицейские машины были всюду, создавая хаос. Водители, пытавшиеся выражать недовольство, тут же слышали в свой адрес резкое замечание. Неподходящая была ночь, чтобы беспокоиться об отношениях с общественностью. Регулировщик остановил их машину. Когда Портер опустил стекло, полицейский сказал:

— Насквозь не проедешь, придется подождать.

Это была не просьба, это был приказ. Лицо у полицейского было мрачным, а глаза говорили: только вякни, огребешь так, что мало не покажется.

Портер показал свое удостоверение. Регулировщик детально изучил его и сказал:

— Извините, сержант, я думал, вы гражданские.

Он оглядел Фоллз, ее облегающее платье, ноги и спросил:

— Новая форма?

Портер выдержал паузу и сказал:

— Следи за своим языком.

Регулировщик удивился и пробормотал:

— Да я просто пошутил.

Портер выскочил из машины и крикнул в лицо регулировщику:

— Полицейского убили — а ты шутишь?!

Фоллз поспешно вышла и сказала:

— Портер, уймись.

Тот посмотрел на свою машину, затем на регулировщика и сказал:

— Оставляю эту машину под твоим присмотром. Надеюсь, ты о ней позаботишься.

Регулировщик показал на запрудившие проезжую часть машины, которых становилось все больше, и со вздохом сказал:

— Слушаюсь, сержант.

Портер уже отвернулся и зашагал к Овалу. Фоллз крикнула:

— Подожди!

Когда она догнала его, он сказал:

— Когда я работал в участке в Кенсингтоне…

— Ты работал в Кенсингтоне?

— Да, так вот, там один сержант, его звали Карлайл, один из лучших копов, каких мне только доводилось знать…

Фоллз подумала: Карлайл, Портер Нэш — неудивительно, что они устраивали концерты в Западном Лондоне. Тем временем Портер продолжал:

— …Мне здорово доставалось из-за того, что я голубой, и Карлайл отвел меня в сторону и сказал: «Не прячься от этих козлов».

— Что он имел в виду?

— Чтобы я не скрывал, какой я. Говорил им об этом прямо в лицо, пусть они выбирают, как к этому относиться.

— Помогло?

— Отчасти… Главное, он убедил меня, что прежде всего надо быть полицейским, а все остальное несущественно.

— Он был белый и гетеросексуал?

— Да.

— Тогда ему легко было так говорить.

Портер резко повернулся к ней и с ожесточением сказал:

— Он остался без головы во время погони на большой скорости. Водителю угнанной машины было четырнадцать. Ты думаешь, важно, какой у Карлайла был цвет кожи и какая была сексуальная ориентация?

Они уже подошли к Овалу. Рядом со стадионом стояла палатка. Фоллз сказала:

— Они ее туда положили.

— Жди здесь, — велел Портер.

И направился к полицейским, стоявшим около палатки.

Кто-то присвистнул. Фоллз обернулась и увидела Бранта, который сказал:

— Клевое платьице.

Брант выглядел ужасно, будто не просыхал целую неделю. Фоллз сказала:

— Выглядишь ужасно.

— Я утешал старшего инспектора.

— Как он?

Брант посмотрел на палатку, затем на Фоллз и ответил:

— Хреново.

 

_

Убитую женщину-полицейского звали Сандра Миллер. Она приехала в Лондон из Манчестера два года назад. Полгода торговала телефонами, едва не сошла с ума. Поэтому подала заявления в авиационную компанию и государственную полицию, решив, что в любом случае она будет летать. Копы отреагировали первыми, затем авиационная компания. Первым делом Сандра сравнила форму. Решила, что полицейская форма немного круче. К тому же Сандре хотелось наблюдать, как меняется выражение на лице тех людей, которые, интересуясь родом ее деятельности, слышали бы в ответ: «Работаю в полиции».

Должность стюардессы на скромной авиалинии не производила бы никого эффекта. И Сандра решила, что ей нравится работа вольнонаемной в полиции.

Сандру Миллер назначили в Юго-Восточный округ. Она нашла себе жилье в Кемберуэлле и начала работать на улицах. Она занималась этим уже год, когда Барри случайно выбрал ее своей жертвой. Два выстрела — и жизнь Сандры оборвалась.

На место преступления явился суперинтендент. И все копы, что были в радиусе нескольких миль вокруг. Чтобы засветиться. Полицейских в форме отправили опрашивать жителей домов, из окон которых было видно место преступления. Когда подошел Брант, Браун разговаривал с детективами. Постаравшись скрыть свою неприязнь к сержанту, Супер заявил:

— Я сейчас занят. Получишь всю информацию утром вместе с остальными.

И удивился, что Брант не пошевелился. Сержант остался стоять на месте; он, как обычно, усмехался. Супер с раздражением произнес:

— Что-нибудь еще?

— Да, сэр.

— А подождать нельзя, черт побери? Здесь расследование убийства.

Брант взглянул на машины, затем повернулся и сказал:

— Есть свидетель.

— Что? Почему мне не сказали?

— Я уже полчаса пытаюсь вам это сказать, но ваш водитель… — Брант презрительно махнул рукой в сторону Макдональда и закончил: — Но ваш водитель сказал, что вы заняты.

Супер заметил, как детективы, слышавшие его разговор с Брантом, подавили улыбки. Браун решил напомнить присутствующим, кто среди них главный, и начальственным тоном произнес:

— Почему этот… свидетель не появился раньше?

— Никто его не спрашивал.

— Что?

— Никто с ним не разговаривал.

С этими словами Брант кивнул стоявшему на повороте улицы мужчине, и тот приблизился. Если такое скопление полицейских и пугало его, он этого никак не показывал. Мужчина выглядел как человек, проводящий большую часть времени на улице, то есть имел предприимчивый вид того, кто всегда в курсе, всегда начеку. Супер оглядел его, явно не впечатлился и рявкнул:

— Говоришь, видел стрелка?

— Ага.

— Опиши.

Мужчина слегка улыбнулся, помолчал несколько секунд и сказал:

— Вон на него похож.

И указал на Макдональда. Супер, не сразу ухватив смысл, закричал:

— Это же полицейский, черт тебя побери!

— У него такие же волосы, светлые, длинные, стянуты сзади… ну, вы знаете, как у гомиков или других, которые вроде них.

— И что ты делал — болтался на углу улицы и случайно увидел стрельбу?

Мужчина, игнорируя ор суперинтендента, спокойно ответил:

— Я продаю «Биг Исью».

— Ну и что?

Мужчина показал на вход в метро и сказал:

— Это мой участок. Стою тут каждый день с утра до ночи, так что все вокруг вижу.

Супер повернулся к Бранту и приказал:

— Отвези его в участок и запиши показания.

Мужчина тут же сказал:

— А как же мои клиенты? Это самое удачное время — пабы закрываются. Люди под градусом, более жалостливые.

— Тебе все компенсируют.

— Так я и поверил.

Брант отвел мужчину в паб и спросил:

— Что будешь пить?

— Пинту и большую рюмку бренди.

Он получил только пиво. Они заняли столик в углу. Брант сказал:

— Ты ведь Тони, так?

— Энтони. А ты Брант?

— Ты меня знаешь?

— Ё-моё, кто же тебя не знает?

— Опиши мне того парня.

— А чего ты не записываешь?

Брант посмотрел на продавца «Биг Исью» так, что тот судорожно сглотнул.

Вокруг места преступления около Овала была натянута лента. Большинство полицейских разъехались. Портер спросил Фоллз:

— Хочешь выпить на посошок?

— Нет.

— Постой тут. Я пригоню машину, отвезу тебя домой.

— Дойду пешком.

— Да будет тебе, Фоллз. Как ты пойдешь в таком виде?

Она резко повернулась к нему и с гневом сказала:

— Какой такой вид тебе так не нравится?

— Господи, да ничего такого, но сама знаешь… женщина, одна…

Фоллз уперла руку в бедро и сказала:

— Очень хотела бы, чтобы какой-нибудь козел попытался. Очень.

Макдональд почувствовал себя лучше. День начался скверно. Когда он приехал в участок, он увидел, что к его шкафчику прибита мертвая крыса. Затем в буфете он попытался подсесть к группе полицейских, но они все до одного поднялись и ушли. День тянулся, и Макдональд наконец сообразил, что с ним никто не разговаривает. В конце концов он подошел к дежурному сержанту и спросил:

— Сержант, что происходит?

— Как будто ты не знаешь.

— Сержант, клянусь, понятия не имею. Что я такого сделал?

Другой не стал бы с ним разговаривать, но сержант был шотландцем. Он огляделся, убедился, что никто не слышит, и сказал:

— Ты донес на доктора.

— Доктора… Какого доктора?

— Того, к которому ты ходил, по психической части. Позвонил в службу служебных расследований и донес на него. Они поехали туда, обнаружили его пьяным в зюзю, да он еще и к медсестре приставал.

Макдональд пытался привести свои мозги в порядок. Покачал головой:

— Я ни к какому врачу не ходил.

Сержант выгнул брови, сказал:

— Как бы то ни было, с психотерапевтом все кончено. Консультантом в полиции он уже служить не будет. Я слышал, он неплохо зарабатывал. А о тебе теперь говорят, что ты доносчик, крыса.

Макдональда внезапно осенило, и он сказал:

— Брант.

— Что? — с недоумением произнес сержант.

— Это его рук дело. Он звонил, я уверен.

Сержант наклонился вперед и проговорил:

— Ты, парниша, здорово влип. Меньше всего тебе теперь надо злить Бранта.

Макдональд с обидой возразил:

— Я этого урода не боюсь.

Сержант глубоко вздохнул:

— Зато все остальные боятся.

— Да уж, — кивнул Макдональд.

Он почувствовал, что зашел слишком далеко, и попытался дать задний ход.

— Я был бы очень признателен, — произнес он просительным тоном, — если бы вы всем сказали, что я не стукач.

Сержант покачал головой:

— Теперь никуда не денешься, ты в дерьме.

 

_

Звонок поступил на коммутатор «Таблоида» и был переведен на главного корреспондента по уголовным делам, человека, которого звали Данфи. Он снял трубку:

— Да?

— У меня есть информация об убийстве полицейского.

— Слушаю.

Последовала пауза, затем Барри сказал:

— Где твои гребаные манеры?

Данфи напрягся, услышав ругательство, и сказал:

— Что?

— Я предлагаю информацию, а ты даже не здороваешься.

— Привет.

— Уже лучше.

— Я рад, что ты счастлив.

Еще пауза, затем:

— Ненавижу сарказм. Наверно, я начну отстреливать журналистов, после того как закончу со своей квотой легавых.

Данфи нажал кнопку записи и легким тоном произнес:

— Мы начали не с той ноги. Давай все с начала. Как, ты сказал, тебя зовут?

— Господи, ну и уродский ход. Сомневаюсь, что ты годишься для дела.

— Для дела?

— Ну да. Для того чтобы по горячим следам писать отчеты об убийствах полицейских.

— Ты коп?

— Господи, ну ты и дурак.

Клик.

Данфи закурил сигарету, вытер слегка вспотевший лоб. Данфи сообразил, что все испортил. Он уже решил послушать запись, как телефон снова зазвонил. Данфи торопливо схватил трубку.

— Да?

— Еще один шанс.

— Замечательно.

— И веди себя прилично.

Хорошие манеры не были сильной стороной Данфи, но он мог притвориться, как нередко и делал. Он попытается.

— Очень рад, что вы позвонили.

— Твое место в пищевой цепи?

Данфи не вполне понял, что это значит, и сказал:

— Я не вполне понимаю, что это значит.

— Есть у тебя какой-нибудь вес? Ты из тех, от кого что-то зависит?

— Ну… я заведую уголовной хроникой.

— Я могу сделать тебя знаменитым.

Теперь ему хотелось от души выматериться, но он сдержался и сказал:

— Было бы здорово.

— Что тебе больше нравится… семь… или восемь?

Теперь он уже знал: говорить «Что?» не стоит, — поэтому просто ответил:

— Семь.

— Пусть будет семь.

— Могу я спросить, семь чего?

— Еще семь копов убить. Пока.

Клик.

Данфи вынул кассету с пленкой и бросился к офису главного редактора. Ему хотелось — впервые за много лет — крикнуть: «Оставь мне первую полосу!»

Барри вышел из телефонной будки, чувствуя, как сила гуляет по всему организму. Просто невероятно. Крикнул:

— Твою мать!

Он заставил журналиста унижаться, просто вынудил лизать себе задницу, и это только начало. Сейчас необходимо показать, что он говорил серьезно. Пистолет был спрятан за ремнем джинсов, холодил позвоночник. Как в кино. Ну, это его кино, и он покажет им «Апокалипсис сегодня». Уродливая полицейская машина была припаркована в начале Кемберуэлл-нью-роуд. Всего один человек, водитель. Барри подождал, не покажется ли напарник.

Никого.

Стекло со стороны водителя было опущено, полицейский слушал радио. Барри еще раз оглянулся. В Кемберуэлле это обязательно. Если стоит полицейская машина, надо держаться подальше, это почти закон. Барри хотелось поиграть. Он сказал:

— Здорово, полицейский.

Тот повернулся, взглянул на него и спросил:

— Чё надо?

Барри набычился, сказал:

— Чего!

— А?

— Ты сказал чё. Научись хоть разговаривать правильно.

Полицейский размышлял, не выйти ли ему из машины, даже взялся за ручку двери, потом сказал:

— Отвали.

Барри сделал вид, что ужасно испугался, и сказал:

— О, боже мой! Разве так нужно укреплять веру общественности в полицию?

Полицейский прищурился, предупредил:

— Второй раз повторять не буду. Мотай отсюда.

— Но я хочу задать вопрос.

— Какой вопрос?

— Что ты будешь делать, если я назову тебя мудаком?

Прежде чем полицейский успел выйти из машины, Барри со вздохом произнес:

— Все как я и думал.

И дважды выстрелил ему в лицо.

Быстро повернулся, перешел через дорогу, вскочил в автобус номер «36» и через пять минут был уже в центре Пэкхема. Пересел в другой автобус, идущий в обратном направлении, и почувствовал, как кровь бросилась в лицо, когда увидел полицейскую машину. Возле нее уже собралась толпа, и, когда он посмотрел вниз, он увидел лежавшую на земле фуражку полицейского. Черт, вот был бы клевый трофей.

Во всех детективах обязательно писали о трофеях.

 

_

Газеты посходили с ума:

«УБИЙЦА ПОЛИЦЕЙСКИХ ТЕРРОРИЗИРУЕТ ГОРОД»

«БЕЗУМЕЦ УГРОЖАЕТ ПОЛИЦИИ»

«ВТОРАЯ КАЗНЬ ПОЛИЦЕЙСКОГО»

Суперинтендент Браун отыгрался на своих подчиненных. На него сегодня с утра не орал только ленивый, даже министр внутренних дел звонил. Он намеревался компенсировать все за счет своих подчиненных. Брант во время брифинга сидел в задних рядах и пил кофе из «Старбакс». Портер Нэш взглянул на него, Брант ему подмигнул. Браун уже начал выдыхаться и сказал напоследок.

— Старший инспектор Робертс сейчас в длительном отпуске по семейным обстоятельствам — в связи со смертью жены. Как вам отлично известно, мы сейчас испытываем недостаток в старших офицерах из-за всемирного кризиса. В связи с этим сержант Портер Нэш временно назначается инспектором и руководителем расследования.

Все были в шоке, даже Брант внимательно посмотрел на Брауна. Поднялась рука.

— Да? — сказал Браун.

— Разве мы не должны выдвинуть кого-нибудь из своих?

Супер всмотрелся в полицейского, задавшего вопрос, и мысленно внес его в черный список. Затем сказал:

— Власть имущие решили, что здесь нам требуется перспективный товарищ. Мы и так уже привлекли внимание всей прессы. Как действующий инспектор Нэш прибыл из престижного…

Он сделал паузу, чтобы присутствующие успели переварить сказанное, затем продолжил:

— Из престижного отделения нашей славной полиции в Западном Лондоне. И он обладает всеми необходимыми качествами профессиональных полицейских, которых в нашем примитивном юго-западном подразделении, похоже, не наблюдается.

Внезапные аплодисменты.

Только Брант не хлопал — он открыто таращился на Портера. Они оба сразу сообразили, что это значит. Портер стал начальником Бранта. Брант подумал: «Супер все же исхитрился меня достать, перегнул и выпорол».

Он даже слегка восхитился мерзостью этой махинации. К тому же из гомика-начальника получится превосходный козел отпущения.

Западный Лондон, как же.

В буфете Брант сел в углу и закурил «Уэйт». Никто не подходил, пока не появился Портер и не спросил:

— Тебе что-нибудь взять?

Брант глубоко вздохнул и ответил:

— Чай с сахаром и пару печений «Клаб милк». Мне кажется, у меня сахар в крови понизился.

Глэдис, как всегда, была рада обслужить педераста и даже сказала:

— Могу я поздравить тебя с… повышением?

— Спасибо, Глэдис, но это временная должность. Я уверен, старший инспектор Робертс скоро выйдет на работу.

Она уперла руки в бока и сказала:

— Этот тип давно с голубыми феями… О, господи, я ничего такого не имела в виду. Не обижайся.

Портер улыбнулся, и она залюбовалась его зубами. Вот если бы нормальные мужчины уделяли столько внимания своей внешности.

Он сказал:

— Два чая с сахаром и два печенья «Клаб милк».

Глэдис со злобой посмотрела на Бранта и сказала:

— Не забудь получить деньги с этого дьявола.

— Обязательно, — кивнул Портер.

Когда он уходил, она прошептала:

— Следи за своей спиной.

И тут же прикусила кончик языка, сообразив, что это неподходящее предостережение для гомосексуалиста.

Брант съел оба печенья, скатал обертки в шарик и швырнул его в голову новичка. Затем повернулся к Портеру и сказал:

— Извини, может, ты хотел одно?

— Я сладкое не пользую.

Бранту понравилось выражение, и он сказал:

— Надо будет записать. Ты этого наверняка в Найтбридже набрался.

— В Кенсингтоне.

Брант втянул чай с таким шумом, как будто ему десны мешали, и сказал:

— Что?

— Я работал в Кенсингтоне, не Найтбридже, — уточнил Портер.

— Какая, твою мать, разница.

— Большая, если ты владелец «Хэрродс».

Портер достал длинную ментоловую сигарету и, зная, какое действие она оказывает на Бранта, спросил:

— Есть зажигалка?

Зажигалка нашлась.

Брант не заглотил наживку, и Портер ничего не узнал. Он был осведомлен, какой репутацией пользовался Брант. Ходили слухи, что он берет взятки. Портер также слышал, что Брант ставил прослушку в офис суперинтендента, флиртовал с женой Робертса, упустил подозреваемого в Хитроу, едва не умер от ножевого ранения в спину. Портер спросил:

— Вы действительно такой дурной человек, каким вас изображают?

Ему показалось, что Брант его не услышал. Портер собрался повторить вопрос, но в этот момент Брант посмотрел на него в упор и спросил:

— А ты действительно педик, как все говорят?

Портер докурил и сказал:

— Touché. Похоже, у нас будет проблема?

Теперь Брант широко ему улыбнулся, но в его улыбке не было и намека на теплоту. Сказал:

— У нас уже есть проблема: чокнутый ублюдок убивает полицейских, и он только начал.

— Я имею в виду, между нами.

Брант встал, стряхнул крошки с пиджака и сказал:

— Я понял, что ты имел в виду. Я тебе не толстый Пэдди, во всяком случае, не всегда. Проблема? Нет, если ты не потащишься за мной в общественный туалет. Не пора ли нам пошевелиться? По крайней мере, сделаем вид, что ты знаешь, что делаешь.

Портер встал, понимая, что напортачил с принципом «обсуждать все открыто». Но он понял: что бы ни случилось, «открыто» не та территория, на которой действует Брант.

 

_

Есть великолепная книга про смерть, написанная Бертом Кайзером; она называется «Танцуя с мистером С».

Прямо мозги прошибает.

Когда Роузи покончила с собой, Фоллз пыталась найти какой-то смысл в этом поступке подруги. Пробираясь через литературу печали (и обнаружив, что это весьма процветающая отрасль), она нашла только одну книгу, которая ей помогла.

Эта книга и «Джек Дэниэлс».

Залей этим виски кубики льда, и никаких книг не нужно. После выхода в свет с Портером Фоллз решила остаться дома. Долгое сидение в ванне с добавлением «Рэдокса», старый драный халат, пицца на дом — и кому от этого плохо? Она приняла ванну, надела халат, и тут зазвонил дверной звонок.

— Черт.

Она открыла дверь… мальчишке из гитлер-югенда.

Несколько лет назад она поймала возле своего дома скинхеда, который писал «нацистский» на стене. Он даже ошибку сделал в слове. Она дала ему денег на чашку чая, хотя он без конца повторял: «Черная сука, черная сука». Так началась эта странная дружба. В течение нескольких следующих месяцев она давала ему книги, диски, деньги. Он не рассказывал своим дружкам об этих странных отношениях. Прошло много времени, прежде чем он назвал ей свое имя, вернее, прозвище. Как-то он зашел к ней в субботу вечером; они никогда заранее не договаривались об его приходе, он заходил, когда хотел. Он спросил:

— Телик можно посмотреть?

— Конечно.

— Я ничего не припер.

— Ты пиво пьешь?

— Ясен пень! Ты на чё намекаешь? Я те не гребаный педрила.

Фоллз получала от общества парнишки огромное удовольствие. Сочетание в нем наглости и хрупкости вызывали у нее чувства, которые она даже не пыталась проанализировать. Она достала из холодильника упаковку с шестью банками пива и сказала:

— Я почему-то думала, что ты предпочитаешь сидр.

Как обычно, он присмотрелся к ней, чтобы убедиться, что она над ним не издевается. Он видел привлекательную женщину, и почти забыл о цвете ее кожи.

Почти.

Позднее она услышала его рев, возвещавший об окончании футбольного матча, и спросила:

— Кто выиграл?

Он подозрительно на нее посмотрел:

— Что ты в этом петришь?

— «Лидс» против «Манчестер Юнайтед», верно?

— Ну и что?

— Иан Харт играл?

— Дрочила поганый — вот кто он такой!

И Фоллз снова порадовалась. Ей нравилась предсказуемость парня. Это была игра для нее. Если ей удастся обратить его, она сможет обратить любого. Сможет все, что захочет.

Мечтай себе, мечтай.

Наконец она узнала его прозвище.

Металл.

Фоллз громко рассмеялась. Расслабившись после выпитого пива, он наконец сказал ей. Увидев его разгневанное лицо, она поняла, что облажалась, и попыталась дать задний ход, сказав:

— Я не над тобой смеюсь, я смеюсь вместе с тобой.

Она понимала, что объяснение слабое. Он вскочил на ноги и с пеной на губах заорал:

— Но я не смеюсь! Ты видишь, чтобы я смеялся?

Пицца, которую она купила по дороге, с хрустящей корочкой, и пиво вскоре его успокоили. Да еще футболка с надписью «2Рас». Подожди, ты еще узнаешь, что Тупак был черным. Пока ты считаешь, что на футболке просто реклама пива…

Она мягко спросила:

— Так откуда у тебя такое… необычное имя?

— Оттуда.

— И все же?

— Я тащился от тяжелого металла, перекололся, попал в дурку.

— А сейчас?

Он пожал плечами, начал:

— С той поры как я вступил в Британскую национальную партию…

Замолчал.

Хотел оценить реакцию Фоллз, ничего подозрительного не заметил, прибавил:

— Я с этим завязал.

Она открыла банку, протянула ему, сказала:

— Теперь вы избиваете людей.

— Только приезжих. И пакистанцев. Иногда гомиков.

И вот теперь она открыла ему дверь и увидела, что он в фашистской форме. Она спросила:

— В чем дело?

— Можно войти?

— Только не в этом дерьме.

Он нервно огляделся, закусил нижнюю губу и сказал:

— Я вляпался. У меня неприятности.

— Входи.

Она отошла к окну, сложила руки на груди и выжидающе на него посмотрела.

Наконец он подал голос, спросив:

— Пивка можно?

— Нет. Что ты натворил?

Он принялся ходить из угля в угол, потом сказал:

— Мне кажется, мы убили одного чудака.

Она пошла в кухню, взяла «Джека», две кружки и вернулась в комнату. Он посмотрел на бутылку и заметил:

— Здорово.

Фоллз сказала:

— Садись.

И почувствовала себя его матерью.

Налила виски в кружки, протянула ему одну. На ней было написано:

«Марта бегает… за мужиками».

Он рассказал, что вместе со своей командой патрулировал Воксхолл. Фоллз спросила:

— Искали, с кем подраться?

Он уставился на свои ботинки. «Мартенсы» с усиленными носами. Он выпил виски одним глотком, едва не задохнулся, закашлялся, потом сказал:

— Просто обеспечивали покой белым людям.

Она уже стояла, склонившись над ним. Сказала:

— Джон — да, да, я знаю, как тебя зовут, и всю твою историю из толстого дела в отделе, занимающемся подростками, — пришло время истины… Если ты еще когда-нибудь испоганишь мой дом этим расистским дерьмом или обзываниями, я заставлю тебя съесть эти ботинки.

Металл испугался. Фоллз явно завелась: глаза жесткие, как гранит. Она ударила его рукой по затылку и спросила:

— Кого ты избил?

— Одного черномазого… Прости… Парня арабской наружности.

— Сильно?

— Он не двигался.

Металл достал табак, начал скручивать сигарету. Фоллз выкрикнула:

— Не смей курить в моем доме!

Он спрятал все в карман. Она глубоко задумалась. Через некоторое время сказала:

— Ладно, я проверю.

— Спасибо, я…

— Заткнись, я еще не закончила. Если человек умер — ты сам по себе. Более того, я сама тебя арестую. Иди домой, я дам знать, когда что-нибудь узнаю.

Он встал, и она добавила:

— Пришло время выбирать, Джон. Если ты не убил этого человека, то ты либо завязываешь с нацистами, либо больше никогда сюда не приходишь. Ты меня понял?

— Да, мэм.

Выходя из квартиры, он спросил:

— Мы все еще… ну, это… приятели?

— Я не знаю, — ответила Фоллз.

И захлопнула дверь.

 

_

У Бранта завелся новый осведомитель, а осведомители — это жизнь и кровь полиции. У Бранта и раньше бывали классные осведомители, но как-то так выходило, что все они плохо кончали. Из одного парня-киприота, который ему запомнился, сделали кебаб в буквальном смысле слова. Это навсегда отвратило Бранта от кебаба. Его последний осведомитель был староват для роли осведомителя. Уже за шестьдесят, тридцать из них просидел за решеткой. Звали его Рэднор Боуэн. Никто не знал, настоящее это имя или нет, но специальностью Боуэна были ограбления со взломом на Рэднор-уок, так что неясно, кого чьим именем назвали. Отсюда такой суровый приговор: судьи не любят, когда всякие подонки «к югу от реки» задирают нос.

Он был высоким и худым, с открытым, теплым взглядом. Его можно было принять за доброго дядюшку, а он примет вас так, как вы того стоите. Он как раз пытался начать новую карьеру, когда на него наехал Брант.

Рэднор знал о репутации Бранта, он также знал, что его предшественники кончили плохо, но он решил, что сможет перехитрить сержанта. Они встретились в ирландском пабе в стороне от Бэлхем-хай-роуд. На этот раз Рэднор пришел первым и сидел над пинтой горького пива. По вкусу оно напоминало теплую мочу, которую его как-то заставили пить во время первой отсидки. Он оглядел огромный зал, стены которого были увешаны портретами Вольфа Тоуна. Картина в рамке: «Человек за решеткой». На стене также висела афиша грядущих развлечений. Ожидалось конкурсное пародирование

Дэниела О'Доннелла [29]

Брендана Шайна [30]

«Дейл Хейз и чемпионов». [31]

Рэднор содрогнулся. Те, кого собирались представлять в смешном виде, и без того выглядели гротескно. На пепельнице, стоящей на столике, он прочел:

«Только для участников».

И подумал: «Не дурной ли это знак?» Полжизни в камере кого угодно сделают суеверным. На нем были пальто кромби, шелковый шарф, блейзер, серые брюки и идеально начищенные черные туфли. Бармен решил, что он бывший военный. Но его прямая спина — еще одно наследие тюрьмы.

Он знал, что будет нужно Бранту. Убийца копов. Весь юго-запад гудел от слухов. Рэднор решил, что для него это дело станет джекпотом, кушем, который позволит купить маленький коттедж в Корнуолле и уйти на покой. Открылась дверь, и вошел Брант. Выражение лица у него, как всегда, было дикарское.

Брант прошагал прямо к стойке, взял виски и о чем-то поговорил с барменом. Затем, не рассчитавшись, повернулся и подошел к столику. Брант был в почти приличном костюме и галстуке. Тот еще коп-федерал. Он спросил:

— Давно пришел?

— Только что, — ответил Рэднор.

Брант вынул из кармана сигареты, закурил и сказал:

— Ты знаешь, что мне нужно.

— Знаю.

— Тогда выкладывай.

Рэднор сосредоточился и сказал:

— Я тут кое-что нарыл.

— Что именно?

— Мне нужны деньги.

Брант улыбнулся, бросил сигарету в его пиво и сказал:

— Ах, прости.

Рэднор печально улыбнулся и промолчал. Брант наклонился к нему, спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Серьезные деньги.

— Bay… Вроде выходного пособия?..

Брант положил руку на колено Рэднора и проговорил:

— Нуты и костлявый, да?

Разве можно найти разумный ответ на такой вопрос? Если такой ответ и существует, Рэднор его не знал. Брант начал гладить его колено, сказал:

— Но у тебя нет даже куриных мозгов, верно?

Затем Брант стиснул пальцы, и острая боль обожгла бедро Рэднора, пронзила его гениталии и угнездилась в животе. Из глаз Рэднора побежали слезы, а Брант продолжил:

— Сомневаюсь, что в тебе есть хоть капля ирландской крови. Ты конченый жлоб, английский джентльмен в этом своем выпендрежном шарфе и гребаном пальто. А я из диких кельтов, и потому непредсказуем. Ты знаешь, что коленный протез изобрели ирландцы? Отвечай.

— Гм… нет, да… Думаю, можно предположить…

— А., забудь свою манеру выражаться а-ля Хэмпстед!.. Так вот, коленный протез — неприятное дело. Врачи делают все возможное, но ты все равно хромаешь всю оставшуюся жизнь. «Рэднор хромает» — здорово звучит, правда? Как это стыкуется с твоими планами уйти на пенсию?..

Брант взглянул на бармена и поднял руку, сказав:

— Эй, хозяин! Бренди и портвейн и большую порцию виски перед закрытием.

Затем улыбнулся Рэднору: одни зубы, никакой теплоты — и сказал:

— Черт, так трудно найти приличную обслугу! Понимаешь, о чем я? Вот что мы сделаем. Мы как следует выпьем, укрепим нашу решимость, съедим пакет соленых чипсов. Или ты предпочитаешь с сыром и луком?

Рэднор хриплым голосом выговорил:

— С сыром и луком.

— Отлично, так и поступим. Бармен, тащи свои лучшие чипсы, и не думай о расходах!

В паб вошел мужчина и сел на стул у стойки бара. Рэднор по профессиональной привычке его оглядел. Брант сделал то же самое. К ним подошел бармен с подносом, на котором были чипсы и напитки, и поставил его в центр стола. Брант сказал:

— Давай, Рэд, заплати человеку.

Рэднору пришлось сунуть руку в карман и вынуть банкноту.

— Сдачу оставь себе, — сказал Брант, подмигнув бармену.

Бармен сдержанно улыбнулся. Вернувшись за стойку, он спросил у мужчины, сидящего на стуле:

— Чего желаете?

— Пинту светлого пива, — ответил тот. И добавил: — И себе налей чего-нибудь.

Улыбка бармена с каждой минутой становилась шире. Брант поднял стакан и посмотрел на Рэднора:

— Говори, я слушаю.

Рэднор тяжело вздохнул и с ощущением, что ступает на минное поле, начал:

— Есть один парень, который все время треплется: он посещает навороченный спортзал в Стритхеме. Когда менеджер спортзала его отчитал и пригрозил полицией, тот заявил: «Скоро я прибавлю им работы».

Брант прекратил жевать и с полным ртом чипсов спросил:

— В самом деле?

— Этот парень — шизик.

— Е-моё, если мы начнем задерживать каждого полудурка, который что-то там сказал, то подозреваемых некуда будет сажать. Его имя?

— Не знаю. Я скоро встречаюсь с парнем, который мне его назовет.

— Не суетись, я съезжу в спортзал и спрошу у менеджера.

Рэднор, чья мечта испарилась, просительным тоном произнес:

— А я ничего не получу?

Брант ответил:

— Ты уже получил чипсы с сыром и луком… — Добавил: — Тебе все мало, жадина?

И ушел.

Сидевший у стойки мужчина следил за ними. Бармен сообщил:

— Это коп и его осведомитель.

— Да?

— Да. Тот кусок дерьма, что ушел, это Брант, настоящая свинья. А тот тип в шарфе сливает ему информацию.

— Похоже, ты это точно знаешь.

— Я тут босс, мне положено знать. — Бармен постучал по своему носу указательным пальцем.

Барри Вайсс присмотрелся к человеку, оставшемуся за столиком, и подумал: «Может, его замочить?», — но сразу отказался от этой мысли. У него и так целая программа. А вслух спросил у бармена:

— Еще хочешь?

 

_

Портер Нэш потратил весь день на организацию команд. Полицейские проверили каждую наводку, обошли все дома подряд, составили список тех, кто ненавидит полицию. Список оказался очень длинным, и его пришлось сократить до рациональных размеров. Домой Портер пришел в полночь, сунул в микроволновку вегетарианский ужин, включил разогрев. Стянул с себя рабочую одежду и надел старый костюм для занятий дзюдо, сохранившийся с тех дней, когда он этой борьбой серьезно занимался. Достал из холодильника большую бутылку воды «Эвиан», напился и почувствовал, что напряжение начало понемногу спадать.

Портер жил на Ренфрю-роуд в Кеннингтоне, напротив старого полицейского тренировочного колледжа. Смешно, но у него так и не нашлось времени зайти в колледж. Квартира Портера была просторной, занимала весь верхний этаж. Она была окрашена в белый цвет и обставлена самой необходимой, но дорогой комфортабельной мебелью; в глаза сразу бросались современный музыкальный центр и огромный телевизор. В нише располагался стол с компьютером и принтером, на столе лежали аккуратные стопки бумаги.

Портер подошел к музыкальному центру, включил Пуччини, приглушил звук настолько, чтобы музыка щекотала нервы, но не увлекала полностью. Микроволновка просигналила, Портер достал еду. Он закупил себе много такой еды про запас в «Селфриджес». Сел за деревянный стол, приготовился есть. Зазвонил дверной звонок, что его очень удивило. Он достал из-под кровати пистолет; у Портера не было ощущения беды, поэтому он оставил оружие, решив довериться своей интуиции, и пошел открывать. За дверью оказался Брант.

— Сержант?

— Всем добрый вечер, — кивнул Брант. — Я никому не помешал?

Портер окинул его беглым взглядом. Брант был одет в рабочий комбинезон, настолько грязный, что можно было подумать, будто он только что вылез из мусорного бака. Может, так оно и было. Если даже половина из того, что рассказывают о Бранте, правда, тогда ему самое место на помойке. Брант поднял бровь:

— Пригласишь меня войти?

— Я как раз ужинал.

— Валяй продолжай. Я только что ел ребрышки, все позастревало в зубах.

Портер посторонился, пропуская Бранта. Тот вошел, осмотрелся и сказал:

— У япошек есть какое-то название для… такого пустого вида — как это будет?

На Портера, подошедшего к Бранту, это замечание произвело впечатление.

— Минималистский, — подсказал он.

— Я вообще-то имел в виду говенный.

Портер стиснул зубы, сообразив, что Брант легко может вызвать собеседника на доверительный разговор, а потом так же легко сдать назад. Об этом следует помнить. Брант тем временем наморщил нос и проговорил:

— Чем воняет? Это то, что хиппи употребляют?

— Масло из пачули.

Брант многозначительно ухмыльнулся, сказал:

— Чтобы заглушить странный запашок? Покуриваешь травку, да? Так, немножко, просто чтобы расслабиться?

Портер не счел нужным отвечать, подошел к столу и посмотрел на свой остывший ужин. Брант, стоящий рядом, сказал:

— Что это за гадость? Черт, тебе надо закинуть в желудок хороший кусок мяса, толстый сочный бифштекс, от которого кровь заиграет.

Портер сел на стул, и Брант спросил:

— А мне не полагается выпивка — я ведь в первый раз в твоей берлоге и все такое?

— На нижней полке, угощайся.

Брант наклонился, открыл дверку, увидел ряд бутылок и с восхищением произнес:

— Твою мать, неудивительно, что ты предпочитаешь сидеть дома. Тебе что-нибудь налить?

— Нет, я уже выпил воды.

Брант плеснул арманьяка в тяжелый хрустальный стакан, одним глотком осушил его и заметил:

— Bay, здорово забирает.

Портер чувствовал, как у него слипаются глаза. Брант же продолжал свой тур по квартире; он взял книгу, прочитал:

— «Дикая тьма. Дневник моей смерти». Кто такой, черт возьми, этот Гарольд Бродки?

— Он пишет, как умирал от СПИДа.

— Педик, да?

— Это имеет значение?

Несмотря на свое твердое решение, Портер позволил себе несколько обиженный тон. Брант был просто счастлив. Сказал:

— Для него имело. Лично я читаю только Макбейна. Я как-то его видел издали. Очень хотелось бы с ним поговорить. Я вот что тебе скажу — я дам тебе одну книжку почитать, чтобы отвлечь от этого скучного дерьма.

Портер встряхнулся, сказал:

— Очень интересная беседа… Но ты зачем-то пришел?

— Мне нужен твой совет.

— Совет?

Он действительно удивился. Брант сказал:

— Мне наплевать, что ты голубой. Твою мать, плевать я хотел на то, что люди делают, если они ко мне с этим не лезут. Но тебя я уважаю, а я мало кому могу это сказать.

Портер растрогался; он встал, налил виски в стакан, сделал приличный глоток и спросил:

— Так в чем проблема?

Брант допил арманьяк, нахмурился, в глазах его промелькнуло удивление. Затем, втянув носом воздух, сказал:

— Я это теряю.

— Ты о чем? — с недоумением произнес Портер.

— Теряю память. Не часто, но достаточно, чтобы начать беспокоиться. Бывает, я не хочу говорить, есть… даже пить. Я с трудом заставляю себя встать с кровати.

Брант замолчал, сомневаясь, стоит ли продолжать, поэтому Портер спросил:

— А чего тебе хочется?

— Смотреть в стену и ничего не делать. Абсолютно ничего.

Портер поставил стакан, нашел сигареты, зажег одну, выпустил облако дыма, сказал:

— Ты перегорел.

— Что?

— Ты на грани нервного срыва. Пару дней отдохнешь, и все пройдет.

— Ты так уверенно говоришь…

— Я знаю, что это такое.

— Ты?

— Ну да. Я как-то попал в жуткий переплет.

Пришла очередь удивляться Бранту. Он посмотрел на диван, осторожно сел, словно диван мог его укусить, и сказал:

— Ты не похож на парня, который поизносился.

Портер прислушался, поднял палец, когда послышалось: «Viena la Sera», — и прошептал:

— Bonda dagli occhi pieni di malia.

— Что? — подал голос Брант.

— Следующий кусок мой самый любимый, — сказал Портер.

Он помолчал и заговорил:

— Два года назад у нас завелся педофил, заманивал детишек в машину в Голландском парке. Мы знали, кто это, но никак не удавалось поймать его на месте преступления. Дети были слишком напуганы, чтобы опознать его, к тому же у него были хорошие связи. Он из шоу-бизнеса, у него были влиятельные заступники. Парни в участке считали, что я одного с ним поля ягода… Из-за моей сексуальной ориентации. Совали использованные презервативы в мой шкафчик, сыпали сахар в бензобак… обычные вещи… — Портер перевел дыхание, продолжил: — Я жил в состоянии ужасного стресса, глотал валиум, налегал на кофеин, без конца курил, но в конце концов взял это дело в свои руки. Ворвался в дом этого подонка в четыре утра и бейсбольной битой превратил его гениталии в кашу. А потом я перегорел, заперся у себя в доме, и сразу же после этого меня перевели сюда…

Его потревожил звук, более громкий, чем музыка. Брант храпел, склонив голову на подлокотник; из уголка его приоткрытого рта стекала струйка слюны. Портер взял пару одеял, накрыл его и сказал:

— Спокойной ночи, милый принц.

 

_

Констебль Макдональд, все еще переживавший из-за бойкота сослуживцев, начал следить за Брантом. Очень удивился, когда увидел, что Брант входит в дом на Ренфрю-роуд. Встречается с женщиной? Проверяет наводку? Что он там делает? Макдональд позвонил суперинтенденту. Тот его заранее предупредил: «На мой личный номер звони только по делу — если схватишь Бранта за яйца».

Когда Макдональд назвался, Супер сказал:

— Мне через десять минут идти на областной ужин, так что берегись, если звонишь по пустяку.

— Сэр, я видел, как Брант вошел в квартиру на Ренфрю-роуд, но я не имею представления, с кем он там встречается.

Он услышал кашель, зубовный скрип, глубокий вздох, затем:

— Ты, чертов полудурок, только из-за этого звонишь?

— Я думал, это прорыв, сэр.

— Портер Нэш живет на Ренфрю-роуд — ты разве не знаешь? Кстати, что я такое слышал насчет того, что ты стучал на врача, сынок?

Макдональд посмотрел на трубку; ему хотелось крикнуть: «А что я сейчас делаю, а? Это как называется?»

Но вместо этого он сказал:

— Сэр, это подстава.

— Никому не нравятся доносчики, особенно те, кто попадается. Я доступно объясняю?

— Да, сэр, абсолютно.

Клик.

Макдональд порылся в бардачке машины, нашел мятные леденцы, кинул одну конфету в рот. Пожалел, что бросил курить, но начинать снова не собирался. Сигареты — это для таких как Брант. Пока он сосал леденец, он достал маленький фотоаппарат из кармана и сделал несколько снимков дома Портера. Если повезет, он снимет Портера и Бранта в объятиях друг друга. Поквитается с обоими сразу.

Портер ел мюсли, когда Брант зашевелился. С раннего утра он являл собой неприятное зрелище. Он потянулся, протянул руку за сигаретой и громко рыгнул. Портер мысленно взмолился, чтобы Брант не заблевал диван, и спросил:

— Позавтракать не хочешь?

— Кофе, две ложки, без сахара.

Когда Портер принес кофе, Брант почесал зад и спросил:

— Ты меня попользовал?

— А как же.

Пока Брант шумно втягивал кофе, Портер спросил:

— Хоть имеешь представление, кого надо искать?

— Психа. Таких труднее всего поймать. Я вчера был в спортзале в Стритхеме, получил там имя парня, к которому, возможно, стоит заглянуть.

— Хочешь, я с тобой поеду?

— Нет, тебе надо руководить. Ты же по уши в этом дерьме.

Брант передернул плечами, встал и сказал:

— Пошел.

— Да, конечно, — кивнул Портер. Прибавил: — Заходи еще.

— То, что я ночью говорил…

— Останется со мной.

Последовала пауза. Наконец Брант сказал:

— Я просто очень устал.

— Разумеется, выспись как следует.

Когда Портер провожал Бранта до двери, тот сказал:

— Еще одно…

— Что?

— Насчет того, что ты хороший коп.

— Да?

— Я действительно так думаю.

— Спасибо.

Проходя через холл, Брант добавил:

— Для гомика.

Портер захлопнул дверь.

Выйдя из дома, Брант остановился и посмотрел на здание. Макдональд начал щелкать фотоаппаратом, он готов был поклясться, что разглядел на лице Бранта тоскующее выражение. В резких черно-белых тонах, с названием улицы Портера большими буквами сверху, снимок поведает свою собственную историю.

Брант ушел, Макдональд остался ждать.

Через двадцать минут спустился Портер. Макдональд снял и его. Немного творческого монтажа, и мужчины окажутся на одном снимке. Такой большой плакат на доске объявлений. И название. Может быть, «Новые методы расследования». Макдональд давно не был в таком прекрасном настроении.

 

_

День у Барри Вайсса выдался сложным. Он выиграл приз — это плюс. Каждый месяц он покупал журнал «Бизарр» — как же ему эта хрень нравилась! Журнал собирал все странное и безумное дерьмо, вкладывал его в глянцевую обложку и был совершенно сумасшедшим. Интервью брали у людей, которых звали, например, Билли Бензопила — Барри этого парня просто обожал. Раз в месяц автор самого безумного письма получал бутылку абсента. Барри писал шесть раз… Ничего.

И наконец — бинго!

Почтальон пришел рано, и вот оно: он выиграл. Открывая сверток, он взмахнул кулаком и заорал:

— Рули, «Бизарр»!

Вот какое он послал письмо:

«Я пишу из Фрэджл Рок, так называется психиатрическая палата в тюрьме Брикстон. Журнал мне дал трансвестит ростом шесть футов два дюйма, который сидит за попытку снять заднескамеечника [37] тори. [38] Трансвестита зовут Миранда. Мне кажется, я влюбился. Бутылка абсента абсолютно необходима, чтобы укрепить наши отношения».

И он дал свой адрес. Барри так обрадовался, что немедленно приложился к бутылке; это свалило его с ног, и он сказал:

— Вот черт!

Плохие новости: у него кончились боеприпасы. Это привело его в недоумение.

— Как так вышло?

Загибая пальцы левой руки, он стал считать:

— Значит, так, регулировщик — одна пуля, женщина-коп… две или три?

Он не мог вспомнить и продолжил:

— Мужик в патрульной машине — две?

Вообще-то Барри пил беспробудно, и в основном водку. На Клэпхем Коммон, где торговали из багажников, какой-то украинец продавал «Столичную» упаковками по шесть бутылок. Барри не был так уж уверен, что он больше никого не убил.

Ему жутко не хотелось менять свой почерк. В сериалах, которые он обожал, у убийц всегда был почерк. Бросать «Глок» было непрофессионально. Ничего, он позвонит этому мужику из газеты и скажет, что решил сделать убийства более характерными. Он снимет ячейку на вокзале Ватерлоо и будет складывать туда все вещи, связанные с убийствами, — на случай, если его арестуют. Свои любимые детективы он отдаст Армии спасения, потому что ненавидит этих мудаков.

Внезапное озарение. Молоток!

У него был молоток, прочный, тяжелый. Теперь надо будет подходить совсем близко. Он крикнул:

— Вперед! Переходим на следующий уровень!

 

_

Сержант Кросс жил в квартире-студии на Сиринхем-пойнт в девятнадцатиэтажном доме. У тех, кто жили с одиннадцатого по девятнадцатый этаж и чьи окна выходили на запад, открывался вид на стадион Овал. Кроссу же приходилось смотреть на монахинь. Как раз напротив его окон находился женский монастырь. Как можно было выбрать такое странное место для монастыря, Кросс не мог понять. Прямо за калиткой возвышалась большая статуя какого-то святого. В субботние вечера — после футбола, после паба — на статуе иногда болтался разноцветный шарф. Однажды ее едва не уволокли. Мужик собирался было перелезть через забор, но его остановило предупреждение о собаках на территории монастыря.

Монахини и ротвейлеры: деревенская идиллия.

Кросс однажды увидел настоятельницу и подумал, что собаки им ни к чему. Он был когда-то женат, а теперь — спасибо работе — разведен. Детки его ненавидели, а алименты превращали его жизнь в кошмар. Ему еще повезло, что начальство передвинуло его вверх в списке. Теперь, всего за два месяца до пенсии, он старался не высовываться. Он ходил на работу, никогда не выступал добровольцем, держал рот на замке. Он уже застолбил себе местечко в магазине «Маркс и Спенсер». Кросс был счастлив, что уходит. Подумать только, они поставили педика руководить расследованием убийства! А улицы? Кокаин засыпал улицы, теперь без проблем можно купить любые уцененные химикаты. Он даже названия не успевал запоминать.

Недавно ему рассказали про жидкий экстази: все прелести таблеток, и никаких последствий. Как будто такой наркотик может существовать на самом деле. Если Кросс что и понял, так это насчет последствий. Абсолютно все имеет последствия, бесследно ничего не проходит.

Спросите монахинь.

Он спросил Бранта, который объяснил ему, что жидкий экстази обычно приводит к коме.

— Ривер Феникс, — сказал Брант.

— Где это?

— Это не где, это человек. Вернее, был человеком. Ривер Феникс, молодой актер. Да что с тобой? Ты что, кино не смотришь?

— Только вестерны.

— Ну так вот, говорят, что этот наркотик его убил.

Кросс больше впечатлялся бы, если бы жертвой стал Джон Уэйн. Брант вздохнул и отошел. Какие бы истории не рассказывали о Бранте — а звучали они каждый раз по-разному, — он Кроссу нравился. Брант был копом старой школы: крупный, жестокий, устрашающий.

И он способен сделать тебе одолжение. Когда Кросс переехал на Сиринхем-пойнт, Брант подключил его к кабельному телевидению.

— Эй, сержант, не думаю, что могу себе это позволить, — покачал головой Кросс.

— Так никто не может. Ты и не будешь получать никаких счетов.

— Это как?

Брант посмотрел сквозь него, сказал:

— Ты на самом деле хочешь услышать ответ?

Пауза.

— Нет. Полагаю, что нет.

— Так я и думал. Через пару недель подключу тебе и всю твою цифровую хрень.

— Я у тебя в долгу, Брант.

— Вставай в очередь.

Единственной страстью в быстро сокращающейся жизни Кросса был спорт. Он мог весь день просидеть у большого экрана. Упаковка пива под боком, треска с чипсами, иногда немного копченой колбасы для разнообразия — что еще человеку надо? Он болел за «Лидс», еще со времен Нормана Хантера. Кроссу не слишком нравился Робби Кин, но он расслабился, когда «Лидс» подписал Фаулера. Был четверг, четыре часа дня. Когда позвонили в дверь, Кросс ел поджаренный хлеб с майонезом. Кросс подошел к двери, дожевывая корку, и спросил:

— Кто там?

— Мастер с кабельного телевидения.

Потом сам Барри признает, что «он чересчур разошелся». Верно, он собирался прикончить парня — иначе зачем бы он захватил с собой молоток? — но он пошел в разнос, слишком уж насел на бедного ублюдка. Явный перегиб. Мозги на стене, и в волосах Барри. Он даже сам сказал вслух: «Это уж чересчур».

Все началось нормально. Полицейский его впустил. Почему-то он беспокоился по поводу каких-то счетов. Барри решил немного позабавиться, сказал:

— Вы сами на счету.

Коп тут же насторожился. Барри во всем винил абсент, от этой дряни у него крыша поехала. Он увидел, как в глазах копа вспыхнул огонек, и тут же ударил его молотком.

И промазал.

Коп успел заехать ему в челюсть, но вскользь.

Все могло бы сложиться иначе, но бедному уроду не повезло. Он намеревался отметелить Барри, но споткнулся о ковер. Игры кончились. Барри, еще не совсем пришедший в себя от удара, бросился на копа с воплем:

— Моя бедная шея! Ты мог меня убить!

И обрушил град ударов на его голову. Вскоре лицо полицейского превратилось в кровавую кашу, в которой белели осколки костей. Барри остановился только тогда, когда услышал стук сверху. Барри с отвращением отскочил от жуткого месива на полу и… Ладно, чего уж там: его стошнило.

Образцами ДНК.

Что еще мог Барри сделать? Отучить соседа сверху колотить в пол? В какой-то нише, которую с большой натяжкой можно было назвать кухней, он доел жареный хлеб, сказав:

— Майонез?.. Какого черта?!

Потом нашел пиво, заглушил сильную жажду двумя банками. Вся его одежда была в крови, выйти в таком виде он никак не мог. Он просмотрел жалкий гардероб копа и остановился на полицейском пиджаке, черном, на любую погоду. Теперь это будет трофей. Нашел мягкие бежевые брюки — они были слишком широки в талии, пришлось подвязывать их ремнем — и теплую рубашку с логотипом:

«Братья Клэнси [43] живы».

Интересно, сколько же этой рубашке лет?

Разумеется, он проверил бумажник копа. Двадцать фунтов и фотография полной женщины и троих детишек Он забрал и то и другое, нашел бензин для зажигалок, набросал сверху на тело свои шмотки, газеты и десятки номеров журнала «Гол». Облил все бензином. Сказал:

— Ты король Новой Англии.

Он услышал эту фразу, когда смотрел фильм «Правила виноделов». Самое главное, он нашел записную книжку Кросса с адресами. Теперь у Барри были не только адреса полицейских, но даже личный телефон Бранта. Стоя на пороге, Барри чиркнул спичкой, бросил ее и быстро вышел.

 

_

Робертс пытался читать в «Обсервер мэгэзин» статью про «вэгонистов». Это о трезвости — но не старье про исправившегося пьяницу типа того, что публикуют общества анонимных алкоголиков. Тут призывали к трезвости как замечательному образу жизни, ради моды, ради экономики.

Было всего десять утра. Робертс поднял кружку, отпил несколько глотков красного вина. Он где-то вычитал, что красное вино хорошо для крови и полезно для сердца. Хотя если пить весь день напролет, то можно пролететь мимо поставленной цели.

Сейчас вот вино явно пролетело мимо рта.

Из-за дрожи в руке кружка ударила ему по переносице, и содержимое вылилось на грудь. Он вскочил, стал отряхиваться; на нем был розовый халат его жены. Робертс не брился и не мылся уже несколько дней; он понимал, что слетает с катушек, но не мог собраться с силами, чтобы что-то сделать. Мимоходом забежала дочь, заняла пятьдесят фунтов, потом спросила:

— Ты дом продавать собираешься?

— Какой дом?

Она глубоко вздохнула, совсем как мать, и сказала:

— Этот дом. Ты не можешь здесь жить, кругом мамины вещи.

— И куда мне деваться?

— В однокомнатную квартиру, так живут все одинокие старики.

Он решил, что ослышался. Переспросил:

— Старик… это ты про меня?

— Ох, папа, да ты всегда был старым. Тарик говорит, что тебе пора на пенсию.

— Так ты все еще с ним?

— Разумеется, он моя карма, мы собираемся в Бомбей, чтобы познакомиться с семьей Тарика.

Робертс почувствовал, что очень устал, и сказал:

— Бон вояж.

Его дочь взвизгнула:

— Нам нужны деньги, ты должен продать дом.

Робертс сосчитал до десяти и проговорил:

— Скажи Тарику, пусть придет поговорить со мной.

Дочь закатила глаза:

— Поговорить с тобой? Никто не может с тобой разговаривать. Мама говорила, это все равно что разговаривать с кирпичной стеной.

Он не знал, что говорить дальше, поэтому промолчал. Это завело его дочь еще больше. Она прошипела:

— Какой же ты жалкий. Я тебя ненавижу.

И выскочила из дому, хлопнув дверью. Робертсу захотелось крикнуть: «Ах, так? Тогда верни мои пятьдесят фунтов!»

Ему пришло в голову напустить на Тарика Бранта, чтобы тот вправил индусу мозги. Но вместо этого он пошел к буфету, где держал выпивку, и не обнаружил там ничего, кроме красного вина. Он смутно помнил, как вышел из дому на следующий день после похорон и купил новую партию спиртного. Теперь, оглядев пустые бутылки, он подумал: «Пожалуй, надо взять себя в руки». Умудрился встать под душ и почувствовал себя немного лучше. Затем заглянул в зеркало и даже ахнул от потрясения. На него смотрел небритый сумасшедший с красными глазами. С надеждой на бритье было покончено. Он надел мятый костюм, несвежую рубашку и вышел из дому, решив пополнить запасы продуктов. Охраннику «Сейфвэй» подозрительно его оглядел. Он поспешно вошел, взял тележку и начал ходить между рядами. И заблудился. Робертсу казалось, что на полках стояли только огромные коробки со стиральным порошком. Ему же хотелось купить суп в пакете, молоко, хлеб и, может быть, несколько кусочков ветчины.

— Эй! — услышал он чей-то шепот.

Повернулся и увидел Фоллз. Она была в белом спортивном костюме, который подчеркивал черный цвет ее кожи. Фоллз посмотрела на его пустую тележку, спросила:

— Что ты тут делаешь?

— За покупками пришел.

Фоллз отодвинула тележку, спросила:

— Что тебе нужно… все?

— Немного красного вина.

— Ну, я так не думаю. Нужно сначала купить что-то существенное.

Он хотел сказать: «Вино — это существенно».

Но вместо этого произнес:

— Я подожду снаружи.

Он встал около входа в бар, где продавали спиртные напитки навынос, и подумал: «Может, рискнуть и купить бутылку?» Мимо шла женщина, ведя за руку девочку лет восьми. Поравнявшись с ним, женщина остановилась, порылась в сумке, нашла несколько монеток и сунула их Робертсу в руку, сердито сказав:

— Больше мелочи нет.

И пошла дальше. Девочка оглянулась, на ходу спросила у женщины:

— Мама, это пьяница?

— Ш-ш… — произнесла та. — Он тебя услышит.

Робертс уставился на монеты на своей ладони; от шока по спине его побежали мурашки. Толкая перед собой тяжелую тележку, появилась Фоллз.

— Помоги мне, слышь? — крикнула она.

Он опустил монеты в карман. Фоллз приехала на «дэу». Он спросил:

— Твоя?

— Соседки, — ответила Фоллз. — Я ей тоже продукты покупаю.

Открыла дверь и начала загружать пакеты. Закончив, спросила:

— Ты в порядке?

— Лучше не бывает.

Когда они вошли к нему в дом, она огляделась, спросила:

— Ты здесь в засаде?

Он опустился в кресло, простонал:

— Отдохни, а?

Она промолчала.

Он задремал, проснулся от запаха готовящейся еды. В комнате было идеально чисто. Фоллз протянула ему кружку, сказала:

— Это суп. Ты замерз.

Суп, как ни странно, оказался вкусным, у Робертса появился аппетит. Фоллз дала ему белого хлеба и несколько кусков мяса. Он все съел, сказал:

— Господи, как же вкусно.

Она радостно улыбнулась. От ее улыбки в комнате стало светлее, и Робертс вдруг сообразил, что никогда не видел, чтобы Фоллз так улыбалась. Он сказал:

— Думаю, со мной теперь все будет нормально.

Она долго смотрела на него в задумчивости, наконец сказала:

— Да, я тоже так думаю.

— Я собираюсь продать этот дом.

— Блестящая мысль.

— Ты думаешь?

— Ну да — кто, твою мать, хочет жить в Далвиче?

— Мне казалось, все хотят, — сказал он с искренним удивлением.

Она еще раз улыбнулась, спросила:

— Сколько чернокожих ты знаешь? Я имею в виду, сколько их среди твоих друзей?

— Гм…

— Я так и думала.

Она собрала его грязную одежду и сунула в стиральную машину. Предупредила:

— Используй кондиционер для белья.

— Зачем?

— Господи… Ох уж эти мужчины! Поверь на слово, ладно?

Помолчав в нерешительности, она проговорила:

— Хочу попросить об одолжении.

Он вгляделся в ее лицо, понял, что это важно, и спросил:

— В чем дело?

— Один знакомый пацан попал в беду. Я должна снять его с крючка.

— Неприятности с полицией?

— Да.

— Серьезные?

— Он сказал, что он и его приятели здорово попинали какого-то мужика.

— А ты с какого боку?

Фоллз повесила голову и негромко сказала:

— Скинхед, помнишь его?

— Конечно, он присматривал за тобой, когда ты с катушек слетела, — ответил Робертс. И тут же прибавил: — О нет. Скажи, что ты от него отделалась. Или нет? Решила, что можешь его переделать? Черт, Фоллз, каким он был, таким и остался. Это он пинал того мужика? А… все ясно.

Они замолчали. Ей нечего было сказать в свою защиту, тем более что любое оправдание будет неразумным. Роберт громко откашлялся, сказал:

— Ладно, не мне читать тебе лекции на эту тему. Есть один детектив-инспектор, он должен быть в курсе, и он уже давно у меня в долгу. Его Нельсон зовут.

— Спасибо, сэр, я, правда, очень ценю…

Робертс поднял руку:

— Подожди меня благодарить, ты еще не видела Нельсона. Он тот еще тип, в сравнении с ним даже Брант кажется полным либералом.

 

_

Брант нашел запись в своем блокноте:

«Барри Вайсс, живет в Нью-Кросс».

Брант решил поехать домой, принять душ, а затем навестить этого парня. К тому времени как он добрался до своей квартиры, он почувствовал, что мозги его начинают отказывать. Он вошел, заварил чай, постарался вспомнить, с чего он должен был начать. Ах да, душ. Он сел в кресло и поставил чай на пол так, чтобы можно было дотянуться. Телевизор был прямо напротив, и Брант уставился на пустой экран. Чай остыл, но Брант, не шевелясь, продолжал смотреть на экран.

Барри Вайсс зашел в телефонную будку, позвонил в «Таблоид», добился, чтобы его соединили с Данфи, и сказал:

— На Сиринхем-пойнт пожар. Недалеко от крикетного стадиона.

— Пожар?

— И ты хочешь знать, какое тебе до этого дело?

— А… да, пожалуйста.

— Квартира на втором этаже, сзади, найдешь номер три. Ты ведь умеешь считать, верно?

— Третий коп?

— Bay, неудивительно, что ты заведуешь уголовной хроникой. На случай если тебе придет в голову идея про подражателя, знай: я перешел на новую методику.

— Нельзя ли подробней?

— Молоток Достаточно тупой для тебя? Ему хватило. Я буду есть мозги всю неделю.

Клик.

Данфи перематывал пленку, когда телефон снова зазвонил. Он схватил трубку, услышал:

— Я придумал имя.

— Имя?

— Тут что, эхо? Не повторяй все за мной! Это раздражает. Блиц, пишется как в «блицкриге».

— Да, но…

— Это не обсуждается.

— Другие газеты…

— Полное дерьмо. Делай, как я сказал.

Клик.

«Таблоид» вышел с огромным заголовком:

БЛИЦ УБИВАЕТ СНОВА

Репортаж Гарольда Данфи,

лучшего криминального обозревателя

Если бы Брант включил телевизор, он увидел бы это по всем каналам. Но он не включил. Он продолжал сидеть неподвижно, и в голове его не было ничего, кроме шума.

 

_

Портер по самую задницу увяз в репортерах, телефонных звонках, наводках, чувстве неудовлетворенности. Он закричал:

— Куда, черт побери, подевался Брант?

Никто Бранта не видел. Парень из «Таблоида», некий Данфи, который принес записи разговора с киллером, требовал интервью. Портер проигнорировал журналиста. Бранта не было три дня. Когда он появился, у него был вид человека, побывавшего в аду и еще не совсем оттуда вернувшегося. Портер сказал:

— В офис. Немедленно.

Брант сел, смотреть на него было почти больно. Портер постарался не кричать, спросил:

— Где ты был?

— Не уверен…

— Что?

— Я не могу дать отчет в своих передвижениях. Кажется, так говорится?

Портеру пришла в голову любопытная мысль, он спросил:

— Ты знаешь, что убит еще один полицейский?

Брант отрицательно покачал головой. Портер подошел к двери, отворил, остановил вольнонаемную работницу, сказал:

— Принеси нам чай. Да, еще два печенья.

Она округлила глаза, и он спросил:

— Ты меня слышала?

— Сэр, в связи с Актом о сексуальной дискриминации, только потому, что я женщина…

— Неси этот долбаный чай!

Она принесла.

Портер наклонился над Брантом. Сказал:

— Сержант, фамилия Кросс.

Выражение лица Бранта на миг изменилось и стало прежним. Портер затруднился бы определить, отразился ли на нем шок или это было сожаление или боль. Но точно не гнев. Портер бы предпочел гнев. Он продолжил:

— Убийца теперь называет себя Блиц. Он убил Кросса молотком, затем поджег квартиру. Патологоанатом сообщил, что, несмотря на пожар, они сделали полную идентификацию. Кроссу не просто раскроили череп, его лицо превратили в месиво. Ребята в жизни не видели ничего подобного. У киллера теперь собственная колонка в газете.

Брант наконец пошевелился, спросил:

— Каким образом?

— Он звонит писаке по имени Данфи, — ответил Портер, — сообщает подробности.

Затем показал на чашки:

— Тут чай и… печенье.

— Не пью я чай. Ты сказал Данфи?

— Да, ты его знаешь?

— Знаю.

Портер начал перебирать кипу газет, по ходу дела спросил:

— Как прошло в Нью-Кроссе?

— Нью-Кросс? А что в Нью-Кросс?

— Господи, Брант. Ты должен был проверить парня, забыл?

Брант не ответил, и Портер прибавил:

— Ты должен был проверить его три дня назад.

Брант поднялся, сказал:

— Поеду сейчас.

Портер тоже встал, потянулся за пиджаком, сказав:

— Я с тобой.

Когда они вышли на улицу, к ним подошел мужчина. У него был вид вороватого бухгалтера. Лет тридцать пять, бритая до блеска голова. Он сказал:

— Портер Нэш?

— Что?

— Я Данфи, из «Таблоида». Хочу спросить — есть ли у вас что-нибудь?

Прежде чем Портер открыл рот, Брант сказал:

— У меня есть кое-что.

Данфи резко повернулся к нему:

— Да?

Брант ударил его в живот и пошел дальше. Когда он и Портер подошли к машине, Портер спросил:

— И что это было?

— Разве я уже не сказал? Я его знал.

Барри устроил себе отдых, не выходил из дому, решив, что слава оказалась куда утомительней, чем он ожидал. Накануне он пошел в паб и хорошенько поддал, полирнув виски светлым пивом. Затем съел карри и улегся в койку.

Услышал стук в дверь. Крикнул:

— Отвали — я уволился!

Он страдал: адская головная боль, желудок отплясывает джигу а-ля карри. Снова стук. Затем:

— Полиция.

 

_

Фоллз не знала, как нужно одеваться, чтобы очаровать. Она знала, как унижать, манипулировать, но если ты хочешь не просто понравиться человеку, а еще и попросить его об одолжении, тогда как? Она решила надеть форму. Она подумала, что Нельсон, знакомый Робертса, скорее всего, принадлежит к старой школе. Напомнила себе, что следует держаться скромно. Когда она наконец дозвонилась до Нельсона, тот грубо сказал:

— Чего надо?

— Главный инспектор Робертс посоветовал мне поговорить с вами, сэр.

— Вы женщина?

Ей хотелось крикнуть: «Неудивительно, что вы детектив!»

Но она сдержалась и сказала:

— Да, сэр, я вольнонаемная.

— Только под ногами болтаетесь.

Она промолчала, и он прохрипел:

— Что вам нужно?

Она набрала в грудь воздуха и проговорила:

— Несколько дней назад одного араба сильно избили.

— А… вы об этом. Не беспокойтесь, мы двоих из этих подонков прищучили. Третьего пока не нашли, но мы знаем, кто это.

Она посмотрела на свои пальцы — они были скрещены — и сказала:

— Как раз о нем я и хотела бы поговорить.

Последовала пауза, Нельсон взвешивал сказанное. Она продолжила:

— Могу я угостить вас завтраком?

— Я всегда не прочь позавтракать.

— Прекрасно… тогда через час?

— Через два. Есть кафе, называется «У Ромеро» — знаете?

— Да.

На самом деле она не знала.

Клик.

Есть кафе уровня ниже тех заведений, что обслуживают транспорт, — вам бы там совсем не понравилось. Строительные рабочие не посоветуют вам туда заглядывать, и этому совету будет лучше последовать. Водители такси называют такие кафе норами: в буквальном смысле приходится туда нырять и оттуда выныривать. Кофе там единственное, что имеет вкус. Фоллз потребовалось два часа, чтобы найти кафе «У Ромеро». Форма сильно мешала. Один старичок заметил:

— Закрыть собираетесь? Давно пора, черт побери!

А молодая женщина сказала:

— Ой, вам там не понравится, там ужасно.

Она была права.

Если окна там когда-либо мыли, то об этом все давно забыли. Корявая надпись сообщала:

«Коронное блюдо дня: „Гад-в-дыре“».

Фоллз вошла. Сумеречный флуоресцентный свет окрашивал внутренности кафе в желтый цвет, от которого хотелось удавиться. Все столики, за исключением одного, были свободны. Фоллз представляла себе Нельсона клоном Бранта — большим, грубым, безобразным. За дальним столом сидел мужчина в твидовом пиджаке. Примерно тридцать пять лет, густая темная шевелюра, лицо, которое ведущие новостей назвали бы грубоватым, и плотное телосложение. Он улыбнулся, и у Фоллз внутри потеплело. Такая улыбка дает понять, что тебе рады. Он сказал:

— Фоллз?

— Да, сэр.

— Ты собираешься охранять дверь или подойдешь и сядешь?

Какого черта Робертс не сказал ей, что парень настолько сексуально привлекателен? Позже, когда она думала об их разговоре, она вспомнила, что, обратившись к ней, он слегка улыбнулся. Совсем сбитая с толку, она подошла, подвинула стул и села. Вблизи Нельсон был еще лучше. Широко расставленные карие глаза… ах, она перед такими глазами никогда не могла устоять. Одернула себя, мысленно отругала. Ну и что? Робертс сказал, что Нельсон — озлобленный фанатик, а это сразу лишало его всякой физической привлекательности… ну как бы лишало.

Тут она сообразила, что он говорит, — услышала:

— Фоллз, привет, ты здесь?

— Простите. Из-за этих убийств мы все немного выбиты из колеи.

Нельсон улыбнулся и спросил:

— Что желаете? Я очень советую вам отказаться от сегодняшнего коронного блюда.

— Чай. Чай, сэр.

Он покачал головой:

— Кончай с этим сэр. Меня зовут Боб.

И протянул руку. Длинные, красивые пальцы и — надо же! — чистые ногти — руки, за которыми ухаживают. Она сразу же обратила внимание, что кольца нет. Рукопожатие Нельсона было крепким, и ей захотелось крикнуть: «К чертям предварительные игры, давай сразу займемся делом!»

Из тени появился хозяин, сильно похожий на пьяньчугу с улицы.

— Чай и тосты для двоих, — заказал Нельсон.

Фоллз прямо обмерла от этого «для двоих». Он посмотрел на нее, сказал:

— Ты можешь курить, если хочешь.

— Я не курю, сэр… Боб.

Он со смехом повторил:

— Сэр Боб! — И прибавил: — Кстати, имей в виду, курить здесь полезно: авось какие-нибудь бактерии сдохнут. Но если честно, я не люблю курящих женщин.

Ей хотелось крикнуть: «Я тоже!»

Но она прикусила язык. Он сунул руку в карман, достал блокнот, начал:

— Ладно, значит, у нас есть два парня, которые обвиняются в нападении…

Она ухватилась за слово:

— В нападении? Он не?..

— Помер? Нет, хотя один Бог ведает, как это ему удалось: скины над ним здорово потрудились. Когда они пускают в ход свои ботинки со стальными носками, дело принимает серьезный оборот. Те двое, которых мы поймали, поют, как канарейки, без всякого зазрения совести валят все на третьего парня, которого зовут… не могу разобрать собственный почерк… Джон Уэйлз, прозвище Металл. Ты про этого парня хочешь поговорить?

— Да.

— Он что, осведомитель?

Фоллз осенило: вот же объяснение, вполне логичное. Она быстро кивнула и сказала:

— Нет ли какой-нибудь возможности снять его с крючка?

Нельсон убрал блокнот, откинулся на спинку стула, сказал:

— Все можно похоронить.

— Вы это сделаете?

— Я? И что я за это буду иметь?

Фоллз вздохнула. Чертовы копы, всегда хотят что-то взамен. Она ответила:

— Много.

— Давай завтра встретимся и выпьем.

— И все?

Он снова ей улыбнулся, но ей показалось, что улыбка стала менее доброжелательной.

Он сказал:

— Ты много чего повидала, знаешь, что так легко не отделаешься.

— Ладно.

— Я заеду за тобой около восьми.

— Хорошо, но запишите мой адрес.

— У меня есть.

— Вы знаете, где я живу?

— Господи, Фоллз, какой глупый вопрос.

 

_

Барри натянул свитер, тренировочные штаны и открыл дверь. Он узнал Бранта, но не подал виду. Портер спросил:

— Мистер Вайсс? Барри Вайсс?

— Это я.

— Мы можем войти?

Они сверкнули своими жетонами. Барри решил осложнить им жизнь, спросил:

— Ордер есть?

Брант слегка улыбнулся, толкнул Барри в грудь и прошел внутрь:

— Получишь по почте.

Барри видел, что второму копу не слишком нравится эта гестаповская манера, поэтому он решил обращаться к нему. Брант же, не сказав больше ни слова, начал обыск. Барри посмотрел на Портера и спросил:

— Что-нибудь хотите? Кофе, может, каплю абсента?

— Каплю чего?!

— Да, я его выиграл. Возьмите «Бизарр» за этот месяц, там мое письмо, я выиграл премию.

— И много вы пишете писем, мистер Вайсс?

Барри печально пожал плечами:

— Откуда взять столько времени?

Появился Брант, сказал:

— Ничего.

Барри неотрывно смотрел на Портера. Спросил:

— Чего вы ищете, может быть, я могу вам помочь?

Брант схватил его за ворот свитера и толкнул в кресло. Сказал:

— Какой же ты услужливый парень.

Портер перехватил инициативу, спросив:

— Чем вы занимаетесь, мистер Вайсс?

— Сейчас ищу работу.

— Вам нравится избивать людей?

— Что?

— В спортзале вы здорово отделали одного парня.

— А… вы об этом. Тот урод полез ко мне. Я дал сдачи. — Он заметил, что копы переглянулись, и быстро добавил: — Не то чтобы я имел что-то против гомосексуалистов…

Брант спросил:

— А что ты имеешь против полицейских?

— Слава богу, говорю я каждый день, слава богу, что есть люди в синей форме.

Барри чувствовал исходящую от Бранта агрессию, знал, что копу ужасно хочется ему врезать. Но тот, другой, педик, его сдерживал. Затем что-то мелькнуло в глазах Бранта, и он спросил:

— Я тебя знаю?

— Если бы мы встречались, я бы точно это запомнил.

Портер сказал:

— Пошли.

У двери Брант обернулся, сказал:

— Ты во что-то вляпался, Барри. Не знаю во что, но глаз я с тебя не спущу.

Когда они ушли, Барри пробормотал:

— Гребаные любители.

На улице Портер спросил у Бранта:

— Что ты думаешь?

— Гад ползучий, но он убивает или нет — сказать не могу.

Они немного постояли, наконец Брант проговорил:

— Ты сейчас думаешь: если это наш парень, то в один из трех последних дней он искромсал Кросса. Если бы Брант проверил его раньше…

— Это всего лишь умозаключение.

— Да ничего подобного, черт побери!

После этого они пошли в паб. Портер сказал:

— Я ставлю.

— Отлично, — кивнул Брант, — пиво и рюмку виски.

Бармен, узнав в них полицейских, сказал:

— За счет заведения, джентльмены.

Портер подвинул деньги по стойке, спросил:

— Я чем-нибудь показал, что мы зашли выпить на халяву?

— Нет, но…

— Тогда давай сдачи!

Когда они двинулись к столику, бармен пробормотал:

— Наверное, я должен был удивиться, мать твою.

Брант опустошил пинту, рыгнул, сказал:

— Похвально, но ведь ты только запутал этого бедолагу.

— Я не беру взяток.

— По крайней мере, пока.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Что тебе предстоит со временем многому научиться.

Когда они вернулись в участок, Портер заметил заинтересованные взгляды других полицейских. Он спросил у дежурного, в чем дело, и тот сказал:

— Взгляни-ка на доску объявлений.

Там висела большая черно-белая фотография Бранта и Портера, стоящих очень близко друг к другу. Внизу большими буквами было написано:

Новые методы расследования.

(Ренфрю-роуд, дом Портера Нэша)

Брант ехидно улыбнулся:

— Здорово похожи.

Портер сорвал фотографию:

— Чертовы ублюдки!

Барри Вайсс размышлял над визитом копов. Тот, который фашист, Брант, обязательно еще зайдет. Барри не мог действовать, когда над ним висела такая угроза. Он надел черные джинсы, черную футболку и кожаную куртку и вышел из квартиры. Успел на автобус, который довез его прямо до вокзала Ватерлоо. Поднялся наверх, на главную линию, удовлетворенно улыбнулся, обнаружив там скопление народа. Он быстро нашел камеру хранения, прошел к своей ячейке и открыл ее. Лицо его осветила улыбка при виде трофеев. Копы многое бы дали, чтобы все это обнаружить. Он отыскал бумажник Кросса и его записную книжку, закрыл ячейку и прошел в модную кофейню. Официантка, молодая женщина примерно тридцати лет, улыбнулась ему, и он сказал:

— Большой латте.

Открыв бумажник, Барри увидел, что глаза официантки остановились на фотографии: женщина и трое детишек Он сказал:

— Моя семья.

— Очаровательные дети, — заметила официантка.

Когда она подала ему кофе, он добавил:

— Все погибли в автокатастрофе.

— О господи, — выдохнула молодая женщина.

Он сел так, чтобы она его видела, и некоторое время наслаждался ее шокированным видом. Затем открыл записную книжку и начал ее листать, тихо приговаривая:

— Раз, два, три, четыре, пять…

Пятой оказалась Фоллз. Он посмотрел на адрес, сказал:

— Сегодня, радость моя.

 

_

Фоллз пыталась разобраться в своих чувствах. Разумеется, ее тянуло к Нельсону, возражать бесполезно. Этот парень знает все движения и не боится ими пользоваться. Но он вынудил ее назначить ему свидание. Дурачок, да она охотно согласилась бы и без принуждения. Фоллз взглянула на часы. Нельсон должен приехать через двадцать минут, есть время на глоток «Джека». Она налила немного виски в стакан, приподняла его, потом добавила еще. Что бы сказала Роузи?

«Хватай его, девка, используй, потом выброси».

Ага.

Фоллз приоделась, но не наряжалась. Белая просторная футболка, скрывающая ее формы, черные слаксы и черные туфли на низком каблуке. Ничего сексуального. «Джек» ее подбодрил, настроение улучшилось, она слегка расслабилась. Она как-то слышала, как мальчишка в супермаркете закричал: «Мам, выпей успокоительное!»

Вот и она сейчас пила успокоительное и чувствовала себя хорошо. Разглаживая ладонью складку на брюках, она вспомнила констебля Тоуна. Новичок с симпатичной мордашкой, он пытался произвести впечатление на Фоллз. Погнался за парой безжалостных бандитов-ирландцев, которые убили его, позарившись на его штаны.

Только представьте себе.

Та же самая парочка едва не прикончила Бранта. Фоллз знала, что он чувствует себя виноватым в смерти молодого парня и часто ходит на его могилу. Но станет ли он об этом говорить, захочет ли открыться? Да ни за что. Она вымыла волосы французским шампунем, и они выглядели отменно. В рекламе все эти белые кошечки мурлычут:

«Потому что вы этого достойны».

Как же она их ненавидела. Все эти слащавые девчачьи слюни — ей просто кричать хотелось. В стакане уже было пусто. Как это случилось? Радио было настроено на местную станцию Брикстона, и тут как раз Мэри Джи Блайдж запела свое «Семейное дело». Фоллз начала подпевать, подошла к дивану, надела джинсовую куртку, подняла воротник, посмотрела на себя в зеркало, сказала:

— Порядок!

Она постелила на постель свежие простыни на случай… на случай, если ей с собой не совладать. Раздался звонок в дверь. Прежде чем открыть дверь, она посмотрела в глазок, убедилась, что пришел Нельсон, и щелкнула замком.

На Нельсоне были темно-синий костюм, белая рубашка, галстук и полицейские ботинки. Выглядел он отлично; он протянул ей конфеты и цветы, сказал:

— Не знаю, вроде это еще принято?

— Принято, — кивнула она. — Входи.

Он бегло, как коп, оглядел комнату, проверил, где выходы. Она спросила:

— Выпить хочешь?

— Конечно, пока ты собираешься.

— Я уже собралась.

— А… да, конечно.

Она налила ему виски, плеснула себе, сказала:

— Твое здоровье.

— И твое.

Она сбила его с толку, он растерялся, поэтому, пожалев его, она сказала:

— Я могу переодеться.

— Нет, ты в порядке.

Когда мужчина говорит женщине «ты в порядке», это все равно что сказать: у тебя милые глаза, но ты страшна, как собака, — и чего-нибудь ей кинуть. Нельсон выпил виски и спросил:

— Готова?

— Вполне.

Он приехал на «ровере» и поразил ее тем, что открыл ей дверь. Затем обошел машину спереди и сел сам. Включая передачу, он спросил:

— Итальянский ресторан годится?

— Конечно.

— Я заказал столик в «Слоне», у него хорошая репутация.

— Чем он ее заработал? — спросила она.

И им сразу стало легче. С этой минуты вечер пошел как по маслу. Они выпили две бутылки вина за едой, и Фоллз приятно удивило, что с Нельсоном интересно разговаривать. Большинство копов говорят только о работе, о работе… и снова о работе. Он про работу не упоминал, говорил о музыке, фильмах, путешествиях. Когда подали кофе, Нельсон заметил:

— Ты все больше молчишь.

— Тебя слушаю.

Он внимательно посмотрел на нее и спросил:

— Значит, мы сможем повторить?

— Думаю, да.

По дороге к ней домой Фоллз ожидала, что он проведет ночь с ней, и при этой мысли все у нее внутри замирало. Когда он припарковал машину и наклонился к ней, она закрыла глаза в ожидании поцелуя.

Ничего не произошло.

Он потянулся, чтобы открыть дверь машины с ее стороны, после чего сказал:

— Я прекрасно провел время. Я тебе позвоню.

Поверить невозможно. Чистые простыни, нетерпеливое ожидание — и «Я тебе позвоню!».

Она спросила:

— Когда?

— Что когда?

— Когда ты мне позвонишь? Попозже, чтобы убедиться, что я благополучно улеглась? Завтра, на следующей неделе… ясным днем в августе?

— Господи, Фоллз, я…

— Слушай, Нельсон, мне эти игры надоели. Мужчина говорит: «Я позвоню» — и женщина начинает считать часы и дни, ждет и надеется. Он же думает: «Завтра воскресенье — какая разница?» Вот что я тебе скажу: чертовски большая разница.

Она повернулась, чтобы выйти из машины, — и в этот момент он сказал:

— Завтра, я позвоню тебе завтра.

— Отвали, — отрезала Фоллз. И хлопнула дверцей.

Нельсон посмотрел через лобовое стекло на молодую чернокожую женщину, затем включил передачу и уехал. Фоллз хотелось его вернуть.

— Дура, дура, дура, — бормотала она, роясь в сумке. Черт, куда подевались эти проклятые ключи?

Барри Вайсс вышел из тени с поднятым молотком.

 

_

Суперинтендент Браун вовсе не обрадовался появлению Робертса, тем более что в этот момент пил чай. Это был ежедневный ритуал: он выпивал две чашки чая и съедал два жирных масляных печенья. Он обожал, убрав все лишнее со стола, макать печенье в чай, подносить ко рту и губами отделять намокшую часть. Пожалуй, черт побери, самое приятное время за весь день. Чаепитие шло своим чередом, когда вошел Робертс. Супер — голова откинута назад, рот открыт, как у Гомера Симпсона, — вовсе не являл собой воплощение власти и авторитета. Он едва не подавился, сказал:

— Я не слышал, чтобы ты стучал.

Робертс сразу пошел в наступление:

— Вы меня заменили.

— Что?

— Портер Нэш возглавляет расследование.

— Ты был в отпуске по семейным обстоятельствам.

— Я вернулся.

Суперинтендент с тоской посмотрел на чай и, решив поскорее выпроводить Робертса, спросил:

— А что, если досрочно уйти на пенсию?

Робертс печально улыбнулся и ответил:

— Нам будет очень вас не хватать, сэр.

Супер сказал себе, что имеет дело с сумасшедшим. Хейзел, полицейский психотерапевт, как-то сказал ему, что скорбь вносит беспорядок в мозги. Перед ним стояло явное доказательство, что Хейзел знает свое дело, — и кто бы когда-нибудь мог подумать, что он алкоголик? До сих пор Браун не мог смириться с мыслью, что его собственная марионетка Макдональд заложил доктора. Теперь Супер выпрямил спину, принял решительный вид, которым, как он надеялся, он славился, и сказал:

— У нас есть и другие срочные дела.

— Я ими займусь, — кивнул Робертс.

Браун, удивившись, что обошлось без возражений, примирительным тоном произнес:

— Тяжело потерять жену.

Лицо Робертса осветилось, он спросил:

— Вы потеряли жену, сэр?

— Ну нет… я…

— Тогда, — сказал он, — при всем моем уважении, откуда вам знать, тяжело это или нет?

И ушел. Даже не дождался, когда его отпустят. Чай уже покрывался пленкой, суперинтендент окунул в чашку печенье, сказал:

— Сумасшедший, вне всякого сомнения.

Робертс просмотрел текущие дела. Господи, тоска зеленая. Если на улицах и шла война, то полиция уже ее проиграла. Он полистал отчеты об изнасиловании, мошенничестве, поджогах, кражах со взломом и подумал: «Не пойти ли мне домой». Пусть волна анархии пройдет поверху. Встряхнулся и взял первое попавшееся под руку дело.

Ладно.

На пенсионеров нападали в их жилищах. Грабитель забирался в дом среди ночи, безжалостно избивал хозяина или хозяйку и забирал все деньги, которые находил. О нем было известно только то, что он белый, немногим старше двадцати. Робертс отложил папку, заметил идущего мимо Макдональда, позвал его и сказал:

— Найди мне карту Саутворка.

— Прямо сейчас?

— В следующее воскресенье! Разумеется, сейчас — и поторопись!

Макдональд действительно поторопился.

Робертс склонился над картой, сверил адреса домов, где побывал грабитель, и мысленно составил схему преступлений. Макдональд наклонился, посмотрел поверх его плеча и внес свою лепту:

— Дело тупиковое, сэр. Я сам ходил там по домам, ничего не узнал.

Робертс взял ручку, сделал пометки на карте и спросил:

— Видишь эти пометки?

— Да, сэр.

— Это дома, где живут пенсионеры.

— Верно, сэр.

— Теперь видишь, как они почти окружают вот это здание?

— Вижу, сэр, но…

— Заткнись. Теперь догадайся, что это за здание?

— С ходу не могу, сэр.

Робертс выпрямился, посмотрел на Макдональда, спросил:

— Ты никогда не удивлялся, почему ты до сих пор всего лишь констебль?

— Ну, сэр, я…

— Потому что ты невнимательный козел. Ты делаешь только то, что положено по штату, и отправляешься домой. Черт, да у регулировщика больше мозгов. Это здание — центральная почта. А что там происходит, как ты думаешь?

Макдональду хотелось пожать плечами и сказать: «Да ничего особенного».

Но он напряг мозги и ответил:

— Пенсии.

— Блеск Значит, вот что ты делаешь — идешь туда в день следующей выплаты, осматриваешься, обнаруживаешь парня лет двадцати с хвостиком, который болтается там без дела, затем возвращаешься ко мне.

— Слушаюсь, сэр.

— Ладно, давай теперь попробуем раскрыть еще одно дело.

У людей на Уолворт-роуд отбирали мобильные телефоны. Забавно, но если телефон оказывался не новым, грабитель его выбрасывал.

Робертс заметил:

— Это не грабеж, а служба на пользу общества.

Он с удивлением отмечал, что получает настоящее удовольствие. Прилив адреналина был настоящим блаженством. Робертс сказал:

— Знаешь что, Макдональд? Если ты раскроешь эти два дела, ты откроешь себе дорогу к званию сержанта.

Макдональд никогда не любил Робертса, теперь же он его ненавидел. Он решил подлизаться, надеясь, что этот зазнайка поставит решение этих двух дел ему в заслугу. Сказал:

— Так полезно наблюдать профессионала в действии.

Робертс глубоко вздохнул и сказал:

— Вообще-то я никогда не верил, что люди могут так разговаривать. Ты что, смотришь шоу Опры, зарабатываешь себе баллы? Вот что, сынок может, это и проходит с Супером, но мне на это насрать. Теперь вали отсюда и проверь почту!

Он открыл следующую папку. На Клэпхем Коммон нападают на мальчишек, обычно в то время, когда они возвращаются из школы домой. Робертс пометил, что следует поставить дневной полицейский патруль у школы на время окончания занятий. Это не прекратит нападения, но наверняка затруднит. Он встал, потянулся, взглянул на стопку папок, ждущих внимания, и сказал:

— По крайней мере, я хоть что-то сделал.

И пошел в буфет. Макдональдс был там, поедал толстый бутерброд. Робертс сказал:

— Я разве не сказал, куда ты должен пойти?

— Ну да, но я решил, что надо сначала подкрепиться.

— Ты неправильно решил. Двигай!

Макдональд начал завертывать бутерброд, но Робертс бросил:

— Оставь!

Когда констебль удалился, Робертс сел, почувствовал, что голоден, и осмотрел бутерброд. Ага, двойной бекон с кетчупом, даже помидор виднеется. Он откусил большой кусок.

 

_

Барри Вайсс сделал широкий замах молотком. Он хотел покончить с ней одним ударом, но на него бросился кто-то с криком, сбив с ног. Этот кто-то рухнул на него. Женщина кричала. Барри удалось перекатиться, встать на четвереньки. Он увидел скинхеда и отмахнулся молотком, попав тому прямо в лоб, затем вскочил и побежал изо всех сил.

Фоллз подумала: «Хорошо бы, если бы крик смолк» — и только тогда сообразила, что кричит она сама. Она зажала рукой рот и медленно подошла к человеку на земле. Это был Металл. Она взялась за его запястье, не нащупала пульс и снова услышала крик.

Портер и Брант сидели в гостиной Фоллз. Доктор дал ей успокоительное, и она спала. Брант нашел бутылку виски, налил себе, предложил Портеру, который отрицательно покачал головой и сказал:

— Может, не надо пить ее виски?

— Она не станет считаться.

Брант выпил, поморщился, проговорил:

— Ненавижу это дерьмо.

Портер не понял, что он имел в виду — ситуацию или виски, — но был слишком расстроен, чтобы об этом беспокоиться.

— Скинхед мертвый? — спросил он.

— Мертвее некуда.

Брант пожал плечами, и Портер спросил:

— Она разглядела нападавшего?

— Только то, что он был белым. Сказала, что все белые мужики кажутся ей одинаковыми.

Портер чувствовал себя бессильным. Ему хотелось отвести душу, что-то сделать.

— Она знает, что скинхед умер? — задал он очередной вопрос.

— Да, знает.

— В чем тут дело? В смысле, чернокожая женщина, к тому же полицейский, и что… скинхед в роли ангела-хранителя?

Брант улыбнулся своей фирменной улыбкой:

— Ты небось думал, что мы тут все от сохи? Добро пожаловать на либеральный юго-восток.

Приехал Нельсон, подошел к ним, почти выкрикнул:

— Она в порядке?

Портер посмотрел на Бранта и ничего не сказал, затем обратил взор на Нельсона:

— А ты кто, бойфренд?

Нельсон достал свое удостоверение и сказал:

— Я на работе.

Брант хмыкнул, и Нельсон взглянул на него. Сказал:

— Я слышал, кого-то убили.

— Фоллз в порядке. Наш убийца полицейских замахнулся на нее, а какой-то скинхед попытался ее спасти, вот сам и получил по полной.

Нельсон глубоко вздохнул и сказал:

— Металл… Джон как-то там. Якшался с Британской национальной партией.

Портер заинтересованно спросил:

— Ты имел с ним дело?

— Нет, но он у меня проходил по другому делу.

Портер внимательно присмотрелся к Нельсону, сказал:

— Ты был с ней сегодня вечером?

— Да, и завез ее домой.

— Тебе не пришло в голову проводить ее до двери?

— Я…

Брант внес свою лепту, заметив:

— Настоящий джентльмен. — Затем повернулся к Нельсону спиной и сказал Портеру: — Я посижу с ней.

— Точно?

— Конечно.

Нельсон хотел предложить свои услуги, но им очень демонстративно пренебрегли. Он повернулся и вышел, больше не сказав ни слова.

Барри Вайсс был вне себя. Он бежал до тех пор, пока ему не показалось, что легкие вот-вот взорвутся, — боялся, что копы вот-вот его схватят. Прислонился к стене, чтобы осмотреться и определить, где находится; он понимал, что нужно как можно скорее убраться с улицы. На другой стороне дороги он увидел паб и направился туда. Раздался вой сирены, причем совсем близко. Барри подошел к стойке, и барменша с любопытством спросила:

— Бежал марафон?

Барри чувствовал тяжесть молотка в кармане, хотел выхватить его, ударить барменшу по лицу, сказать: «Теперь ты побегай».

Но вытер пот со лба и попросил:

— Две пинты светлого.

Получил пиво и двинулся к столику. Сердце бешено колотилось, руки тряслись. Он выпил первую пинту одним махом, мысленно произнес: «Вот это дело».

Спустя несколько минут почувствовал, что паника проходит, и подумал: «Господи, ведь едва не влип. Если бы женщина помогла скинхеду, вместо того чтобы визжать, я бы оказался в глубоком дерьме».

Он знал, что облажался: надо было напасть на нее, после того как он разделался со скинхедом. Начиная вторую пинту, он попытался вспомнить, влипали так Банди или Гейси когда-нибудь или нет. Ну, разумеется, от того и другого сбегали жертвы. И… Их ведь поймали, уж глубже влипнуть некуда. А он все еще на свободе, но ему нужно быть осторожнее. Когда подошло время закрытия бара, Барри ушел вместе с остальными посетителями. Пиво взбодрило его, он снова почувствовал, как бурлит в крови адреналин. На улице ни одного копа видно не было, и Барри решил восстановить уверенность в собственных силах. Люди начали расходиться, некоторые спускались в подземку, другие садились в такси, так что выбирать надо было быстро. Мужчина в дорогом кожаном пиджаке махал кому-то на прощание. Барри пошел за ним, услышал, как друзья кричали ему:

— Джон, Джон, ты уверен, что не хочешь пойти с нами в клуб?

— Нет, мне завтра рано вставать, — отвечал мужчина.

Барри хотелось вставить: «Раньше, чем ты думаешь, приятель».

Мужчина свернул налево; он шел, покачиваясь. Барри нагнал его и позвал:

— Джон.

Мужчина повернулся, и Барри подошел ближе.

— Джон, Джон, — проговорил он. — Зачем так торопиться?

И коленом ударил мужчину ниже пояса; подхватил его, когда тот начал падать; затащил в дверной проем, огляделся. Никто ничего не заметил, и Барри обшарил карманы мужчины, приговаривая:

— Надо было идти в клуб, Джон…

Забрал его бумажник, мелочь и, услышав шаги, оставил его и быстро пошел по улице, на ходу подумав: «А ведь я запросто мог его убить».

Местная полиция квалифицировала нападение на Джона как хулиганство. Он протестовал:

— Нападавший забрал мой бумажник, там была вся моя зарплата!

— Эй, тебя ведь могли убить, — сказали ему.

— Да, такое вполне могло случиться, — признал он.

 

_

Макдональд вознамерился раскрыть дело о нападении на пенсионеров. Робертс велел ему наблюдать за почтой, а потом доложить о результатах. Макдональд подумал: «Как же, пойду я, жди!» Пришло время проявить себя, держаться на виду и поднять свой авторитет у начальства. Он вообще забыл о Робертсе. Он сам проведет великолепное раскрытие дела, это будет всецело его заслуга. Он проснулся рано, чувствовал себя бодрым и готовым к подвигам. Надел гражданскую одежду, на почте обратился к начальнику, показал ему удостоверение и ознакомил с планом. Мужик из кожи вон лез, чтобы посодействовать: он показал место, где Макдональд мог бы спрятаться, но откуда ему будет прекрасно все видно.

Блеск.

Если придется долго ждать, можно будет присесть. День оказался длинным. Просидев четыре часа, Макдональд начал умирать со скуки. Работники почты снабжали его чаем, и теперь ему срочно требовалось в сортир. Но пришлось об этом забыть: он кое-кого узнал и мысленно проговорил: «Привет, ты снова здесь?»

Этот парень — на вид ему было слегка за двадцать — уже проходил мимо него час назад. Он был таким обыкновенным, что почти не запомнился: куртка, толстые очки в черной оправе и длинные жидкие волосы. В другой ситуации на таком «ботанике» глаза даже не остановятся, продолжат искать что-нибудь более интересное. Макдональд всмотрелся в парня. У того был хитрый, бегающий взгляд. Когда парень повернулся и направился к двери, Макдональд пошел за ним. Начальник почты, почувствовавший напряжение, спросил:

— Вы что-то заметили?

Макдональд миновал его, не ответив.

Снаружи он не увидел «ботаника» и решил, что потерял его. Макдональд почувствовал одновременно ярость и разочарование. Но через мгновение он заметил парня в маленьком кафе через дорогу. Тот покупал чипсы. Когда он вышел из кафе, Макдональд последовал за ним. Парень пошел к Ли-роуд, свернул направо и вошел в дом. Макдональд шел почти вплотную за ним, увидел, как тот поднялся на второй этаж, и настиг его, когда тот начал искать ключи.

— Ты тут живешь?

— Кто вы такой?

— Полицейский. Я задал тебе вопрос.

— Да, я тут живу. Что-нибудь не так?

— Давай-ка войдем.

«Ботаник» открыл дверь, и Макдональд втолкнул его в квартиру. Чипсы упали, и Макдональд услышал, как они захрустели под его ботинками. Он захлопнул дверь и прошел за парнем в глубь квартиры. Она оказалась на удивление чистой, книги были аккуратно расставлены, на маленьком столике стопкой лежали газеты и журналы. Макдональд спросил:

— Ты кто, студент?

— Да, студент, изучаю бухгалтерское дело. Послушайте, я не понимаю, чего вы хотите…

Макдональд видел Бранта в действии, слышал истории, рассказанные с придыханием и восторгом. Брант игнорировал все правила, и ему это сходило с рук. Макдональд устал впустую ходить по струнке. Сейчас он использует эту особую магию. Стоя нос к носу со студентом, он ударил его головой в лицо. Очки и нос «ботаника» хрустнули одновременно. Затем Макдональд ударил его кулаком в живот, подошел к окну и широко отворил. Он упивался охватившим его ощущением власти. Указав на окно, он сказал:

— Полетишь туда, если не ответишь на мои вопросы.

Студент теперь стоял на коленях, плакал и утирал кровь.

— Скажите, что вам нужно, — произнес он со стоном. — Я ничего не сделал.

Макдональд склонился над ним и сказал:

— Вот ты ревешь. А старики плакали, когда ты на них нападал, а?

— Что?

Студент попытался встать, кровь ручьем текла из его носа. Макдональд собрался продолжить издевательство, но парень кинулся вперед, схватил его за рубашку, и они оба отлетели к окну. Макдональд попытался вырваться, нанес удар левой рукой. Парень пошатнулся, попытался удержаться на ногах, но ему это не удалось, и он выпал из окна. Макдональд услышал звук глухого удара и быстро выглянул наружу. «Ботаник» упал в общий двор, и шея у парня была вывернута под неестественным углом.

— Мать твою, — проговорил Макдональд.

Несколько секунд он раздумывал, что делать, затем выскочил за дверь, сбежал по лестнице и выскочил на улицу. Он знал, что нужно вызвать «скорую помощь», но отказался от этого намерения, сказав себе: «Нет, нет, слишком поздно».

Когда он проходил мимо паба, ему захотелось зайти, выпить несколько рюмок виски. Но он может не остановиться. Сердце Макдональда колотилось, всем его существом завладел страх.

Вошедший в участок Брант выглядел так, будто не спал всю ночь. На самом деле так и было. Портер покачал головой:

— Господи, ну у тебя и вид.

— Я и чувствую себя так же, — проговорил Брант.

— Как Фоллз?

— Она проснулась, двигается, но она все еще в шоке.

Портер, который весь закопался в делах и папках, сказал:

— Ей повезло, хотя сама она, наверное, так не думает. Если бы не этот скинхед, список жертв стал бы длиннее.

Брант вынул из кармана пачку любимых «Уэйтс», достал зажигалку и вскоре почти исчез в клубах дыма. Портер сидел, словно что-то обдумывая, — наконец сказал:

— Как ты относишься к свадьбам?

— Свадьбам? — переспросил Брант. — Черт, я стараюсь держаться подальше. А ты что, решил нырнуть?

— Не я, мой отец.

— Ты шутишь! Хочешь сказать, что будешь теперь законнорожденным?

— Я серьезно. Ему шестьдесят пять, и он собирается жениться на своей секретарше, которой… около тридцати.

— И ты хочешь, чтобы я пошел?

— Я попросил бы Фоллз, но теперь… А я не хочу появляться там один.

Брант затушил сигарету, скупо улыбнулся и сказал:

— Конечно, только чтобы они не приняли меня за твоего… твою вторую половину.

Портер просиял:

— Они не слишком хорошего мнения обо мне, но уверен: даже они не подумают, что я в таком отчаянном положении.

Брант встал со словами:

— Не надо грязи, парень. Пара стаканчиков, и меня будет не узнать.

— Боюсь, выпивки потребуется гораздо больше, — с улыбкой произнес Портер. — Свадьба в субботу, кармелитская церковь, Черч-стрит в Кенсингтоне.

Брант повернулся к нему и спросил:

— Католическая? Свадьба католическая?

— Ну да. А у тебя с этим проблемы?

— Нет, но там в воздухе всегда стоит плотное облако вины. Побольше выпивки и не своди с меня глаз.

— Вот поэтому я тебя и приглашаю.

— Из-за моей драчливости?

— Нет, из-за вины.

 

_

Робертс распутал еще три дела. Одно касалось наезда на пешехода, и там виновник скрылся с места преступления. Робертс навестил семью жертвы. Выяснилось, что потерпевшего сбил его собственный брат, и он уже давно мучается от сознания своей вины. Как только Робертс начал с ним говорить, он сразу сознался. Главное дело полиции — поговорить со всеми участниками. Следующей проблемой был воришка, который выхватывал сумки у женщин в Кеннингтонском парке. Осведомитель назвал преступника через пять минут. Третьим было дело об угоне машины в Стритхеме. И снова все оказалось проще пареной репы. Робертс организовал наблюдение за подозрительными гаражами и поймал всю банду на месте преступления. Это были не самые умные преступники, но гонора у них было выше крыши.

Участок гудел от разговоров об его успехах, Робертса то и дело поздравляли. Благодаря его триумфу неплохо выглядели и все остальные. Суперинтендент был впечатлен; он послал за Робертсом и достал из ящика стола бутылку. Робертс сказал:

— Нет, спасибо, я на работе не пью.

Бутылка снова исчезла в ящике.

— Черт побери, Робертс, твои успехи достойны всяческой похвалы.

Робертс объяснял свой успех везением и отсутствием личной жизни. Чем ему было еще заниматься? Дела отвлекали от скорбных мыслей. Он сказал:

— Спасибо, сэр.

— Я слышал, ты часто работаешь сверхурочно.

— Мне казалось, это необходимо, сэр.

— И ты был прав. Господи, все должны брать с тебя пример. А я думал, после того как твоя жена умерла… ну, я думал, что с тобой покончено.

— Ваша вера в меня помогла мне остаться на плаву.

Супер всмотрелся в лицо Робертса, не разглядел и тени насмешки и продолжил:

— Жаль, что Портер Нэш и его команда не последовали твоему примеру. Я ничего не могу обещать, но вполне возможно, что ты его заменишь. Как временно исполняющий обязанности инспектора он себя не проявил. Этим людям — голубым — не хватает выносливости.

Робертс не знал, как реагировать на это явное проявление неприязни к гомосексуалистам, поэтому промолчал. Суперинтендент после паузы спросил:

— У тебя близкие отношения с Фоллз?

— Близкие, сэр?

— Ну, ты ведь не просто для нее начальник, вы еще и дружите, да? Ты мог бы с ней поговорить?

— Да, сэр, я могу с ней поговорить.

Супер со вздохом сказал:

— Эти черные… Я никогда им полностью не доверял. Понимаешь, они нас ненавидят.

— Неужели, сэр?

— Богом клянусь, это так Им не нравится, что мы командуем. Ты когда-нибудь забываешь, что ты белый, старший инспектор?

Робертсу пришли в голову несколько диких ответов, но он ограничился кивком. Наверное, начальник именно этого и ожидал, потому что сразу продолжил:

— Молодец. Когда-нибудь они устроят бунт и рванут на Брикстон-роуд — обязательно рванут, помяни мое слово, — поэтому всегда полезно знать, по какую ты сторону баррикад.

Робертс уже всерьез жалел, что отказался выпить. Еще пара подобных высказываний, и он сделает бросок за бутылкой. Но суперинтендент уже начал выдыхаться.

— Ты знаешь, — произнес он более спокойным тоном, — что у нее были какие-то отношения с убитым нацистом?

— Гм… Я слышал, он спас ей жизнь.

Супер презрительно отмахнулся:

— Она собирается пойти на похороны, можешь себе представить?

— Что же, сэр, он был ее другом.

— Чушь, каким другом! Нацист и черномазая. Ты что, не слышал, что я только что сказал?

— Сэр, поверьте, я ловил каждое ваше слово. Ваших слов я никогда не забуду.

— Уж постарайся. Теперь эти последователи Гитлера выйдут стройными рядами: павший товарищ и прочая дребедень. Так что ты должен уговорить Фоллз не ходить.

— Уговорить?

— Используй свой шарм, парень. Говорят, у тебя его хоть отбавляй. Если не получится, напугай ее. Не забывай, скоро ты возглавишь расследование убийств, тебе понадобится твердость. Считай это подходящей возможностью попрактиковаться.

— Это все, сэр?

— Да. И скажи секретарше, что я готов приступить к чаю.

Выйдя из офиса, Робертс глубоко вздохнул. Подошел Брант, сказал:

— Я слышал, теперь ты будешь возглавлять расследование.

— Возможно. А пока мне надо поговорить с Фоллз.

— Желаю удачи.

— Не хочешь присоединиться? Как в старые времена.

— Не могу, иду на свадьбу.

— Да? Кто-нибудь, кого я знаю?

Брант посмотрел ему в лицо, улыбнулся, сказал:

— Сильно сомневаюсь.

Робертс забыл сказать секретарше насчет чая.

Около дома Фоллз стоял «ровер». Робертс сразу обратил на него внимание, постучал по стеклу:

— Нельсон.

Открыл дверь и сел в машину. Внутри стоял запах спиртного и карри. У Нельсона был помятый вид, глаза его покраснели, он был небрит. Робертс, который и сам недавно был таким, спросил:

— Это что, засада?

— Вроде того. Я слежу, кто заходит.

Голос Нельсона был хриплым, как будто он всю ночь драл горло. Робертс понял, что Нельсон сильно напряжен, и спросил:

— Она знает, что ты здесь?

— Да, но разговаривать со мной не хочет.

— Дай ей время. Она едва не погибла.

Нельсон повернулся к Робертсу, обратив на него страдальческий взгляд, и сказал:

— Я все изгадил. Я буквально доставил ее к убийце.

— Что?

— А ты не знаешь? Мы ездили ужинать, я привез ее сюда, даже из машины не вышел, отпустил ее и уехал. А тот тип ждал здесь с молотком.

Робертс решил, что банальностями не обойтись, и сказал:

— Да, ты облажался.

— И очень крупно.

— С кем не бывает, да и она это переживет.

— Думаешь?

— Не знаю.

Он открыл дверь машины, намереваясь выйти, и в этот момент Нельсон проговорил:

— Замолвишь за меня словечко?

— Обязательно.

 

_

Позвонив в дверь Фоллз, Робертс почувствовал, что волнуется. Он ожидал увидеть ее в ужасном состоянии и не знал, что нужно делать, чтобы ее из этого состояния вывести. На звонок никто не отреагировал. Робертс почувствовал облегчение, хотя и укорил себя за это. Но тут дверь открылась. Фоллз оказалась одетой в идеально чистый белый свитер и темно-синие джинсы. Ноги у нее были босые, так что складывалось впечатление, что она занимается релаксацией.

— Ох, — произнесла Фоллз.

Робертс не мог придумать, что сказать в качестве приветствия, поэтому стоял молча, как идиот. Она привстала на цыпочки, взглянула поверх его плеча на сидевшего в машине Нельсона, поморщилась и сказала:

— Входи.

В доме было чисто убрано и пахло освежителем воздуха. Она указала рукой на кресло, а когда Робертс сел, предложила:

— Чай?

— Замечательно, — кивнул он.

Она ушла в кухню и через некоторое время вернулась с подносом, на котором стояли чайник, чашки и вазочка с печеньем. Пока Фоллз разливала чай, Робертс имел возможность внимательнее к ней присмотреться. Решил, что она выглядит хорошо, нет, просто отлично. Она заметила, что он ее разглядывает, и спросила:

— В чем дело?

— Думал, как хорошо ты выглядишь.

В глазах ее мелькнул гнев, и она резко сказала:

— Чего ты ждал? Слез? Истерики? Скажу тебе, что я со всеми этими соплями покончила. После Роузи я развалилась на части. Знаешь, что я тебе скажу? Я рада, что этот маньяк меня не убил. Но дай-ка я догадаюсь. Тебя послали, чтобы ты отговорил меня ходить на похороны. Не трать время, я пойду.

Робертс сделал глоток чая, сказал:

— Ладно.

Этим он ее удивил, она спросила:

— Значит, ты не собираешься спорить?

— Нет.

Он дал ей время переварить его ответ, потом сказал:

— Ты могла бы дать Нельсону шанс.

— Пошел он!

— Он тебе помог, когда ты к нему обратилась?

— Да.

— Тогда кончай с этой хренью. Он коп, так что кончай выпендриваться.

Она внимательно посмотрела на него, прикинула, как далеко можно с ним зайти, и, поняв, что уже на пределе, сказала:

— Я подумаю.

— Думай сколько хочешь, но я хочу, чтобы он пошел с тобой на похороны…

Робертс встал и сказал:

— Если захочешь со мной поговорить, ты знаешь, где меня найти.

— Наверное, спасибо.

Он протянул руку, коснулся ее плеча. Жест удивил их обоих. Робертс сказал:

— Такая жесткость идет только Бранту. Всем остальным по душе не придется.

На мгновение ее глаза затуманились, но она тут же взяла себя в руки, сказала:

— Хочешь помочь мне, в этом цель?

— Не знаю, в чем цель, и есть ли она вообще, но одной тебе не справиться.

— Ты же справляешься.

— Как это я справляюсь? Ты застала меня в супермаркете, где я шатался, как последний пьянчужка. Нет, эту чушь насчет одиночества не стоит переоценивать.

У Портера Нэша выдался еще один тяжелый день. Проверка множества разных наводок не дала никакого результата. Пресса заходилась в крике по поводу непрофессионализма полиции, а ведущие телевизионных программ издевались над их неудачами. В участке воцарилась гнетущая атмосфера. Когда Портер закруглился и направился к выходу, даже дежурный сержант с ним не попрощался. Плохой признак «Дежурка» была термометром для сотрудников участка. Как бы ни были плохи дела, дежурный сержант всегда находил какую-нибудь фразу, чтобы поднять дух. Но не сегодня. Брант стоял, облокотившись на свою машину, и курил. Спросил:

— Хочешь принять на грудь?

— Конечно, почему бы и нет.

Брант ехал в сторону стадиона Овал. Его манеру вести машину можно было назвать образцом контролируемой ярости. Портер спросил:

— Куда мы едем?

— Лорн-роуд, — ответил Брант. — Думаю, там пусто.

— Там есть паб?

— Твою мать, это жилой район. Я там живу.

— Мы едем к тебе домой?

Брант взглянул на него, усмехнулся, сказал:

— Да, только не выдумывай лишнего.

— Я просто удивился.

— У меня редко бывают гости, так что извиняй, что не прибрано. Я подумал: ты пустил меня в свою берлогу — вот я и отвечаю тем же. Есть хочешь? Рыба с картошкой?

— Нет, спасибо.

Когда они припарковались, Портер оглядел улицу. Ничего особенного там не происходило. Редкий островок покоя в бурном море. Портер спросил:

— Как тебя сюда занесло?

— Я надавил на хозяина, причем основательно.

Когда они подошли к входной двери, Портер оглянулся на машину, спросив:

— Она тут в безопасности?

И получил в ответ волчью улыбку со словами:

— Моя — да.

Гостиная была полна книг. В центре на столе была большая фотография чего-то, напоминающего причал. Брант сказал:

— Это Кладдах, в Голуэйе. Там кольца Кладда впервые появились. Слышал?

Портер подошел ближе, различил лебедей на воде, заметил:

— Наверное, мирное место.

Брант фыркнул, сказал:

— Когда я там был последний раз, какой-то придурок отрубал головы лебедям. Уже нет мирных мест, больше нет. Хочешь покоя, носи с собой ствол. Садись, Портер.

Брант скрылся в кухне, вернулся с подносом, на котором стояли бутылка с прозрачным содержимым и два тяжелых стакана. Он поставил все на столик, сказал:

— Это потин, ирландский самогон.

— Он же незаконный?

— Очень на это надеюсь, — кивнул Брант.

Разлил самогон по стаканам, прибавил:

— Slainte.

— О'кей.

Портер ожидал смертельного удара, подождал, ничего особенного не ощутил и сказал:

— Легко пьется.

— Подкрадывается незаметно, как и сама страна, — проговорил Брант. — Утром просыпаешься, выпиваешь стакан воды — и снова в стельку пьяный.

Он подошел к книжной полке, осторожно достал томик, посмотрел на него с благоговением и протянул Портеру:

— Это для начала.

Это было одно из старых пингвиновских изданий в зелено-белой обложке, на которой Портер прочел:

Эд Макбейн,

«Ненавистник копов».

— Спасибо, я буду с ней осторожен, — сказал он вслух.

Брант воодушевился и продолжил:

— Издана в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году, просто блеск. Если тебе понравится, у меня есть еще с полсотни книг Макбейна.

Портера испугала перспектива получить еще несколько таких же книг. И он сказал:

— Я лучше пойду. Ты насчет свадьбы не передумал?

— Я никогда не передумываю, — заявил Брант.

 

_

Рэднор Боуэн после встречи с Брантом был в жутком расстройстве. Он возлагал большие надежды на свою роль осведомителя, полагал, что это относительно безопасное занятие позволит хорошо заработать. Его колено все еще болело после хватки Бранта. И все надежды на приличную оплату пришлось забыть.

Рэднор, у которого хорошо работала интуиция, был уверен: делом об убийце копов стоит заняться. Тут пахнет серьезными деньгами. Он был так расстроен, что едва не раздумал идти на встречу с парнем, который рассказал ему о типе в спортзале, обещавшем «разделаться с полицией». На него парень еще навел Бранта, и Рэднор пошел только потому, что ему нечего было больше делать, к тому же он не хотел оставлять дело на полпути. Где-то здесь должна быть зацепка.

Мужика, владевшего спортзалом на паях с кем-то еще, звали Джимми. У него была лысина, которую он пытался спрятать, начесывая на нее оставшиеся волосы, и пивной живот. Рэднор полагал, что Джимми был скверной рекламой для своего бизнеса. Хотя вслух он этого никогда не говорил. Правило первое в «Инструкции для осведомителя» гласит: будь льстивым. Но Джимми, казалось, прочитал его мысли. Похлопав себя по животу, он сказал:

— Видишь, показатель благосостояния.

Да уж.

Они пошли в паб рядом со стадионом; дело было после ленча, когда почти все клиенты разошлись. В пабе было так тихо, что Рэднор и Джимми услышали донесшийся с улицы голос:

— «Биг Исью», купите «Биг Исью», помогите бездомным.

Джимми улыбнулся, сказал:

— Мне пинту светлого с прицепом.

Рэднор взял ему пиво и закуску, злясь из-за того, какие деньги дерут в баре, и проклиная себя за то, что, как дурак, во все это ввязался. Себе он взял полпинты шенди. Джимми занялся едой, сказал:

— Так ты хочешь знать про этого полоумного, который едва не убил голубого парня?

Рэднор постарался не показывать своей заинтересованности, чтобы, не дай бог, речь не зашла также о деньгах. Джимми, энергично двигавший челюстями, сообщил:

— Я все рассказал легавому, который приходил.

Рэднор знал, кто это был, поэтому просто кивнул, и Джимми продолжил:

— Здоровый такой, зовут Брант. У того урода членство на год, а он еще хочет бесплатно спортивный костюм получить.

— Как звали того мужика, который избил голубого парня?

— Все в свое время, Рэднор. Куда ты так спешишь?

Ему пришлось еще полчаса терпеливо слушать о связанных с управлением спортзалом трудностях, пока Джимми наконец не смиловался, сказав:

— Барри Вайсс. Вот, я тут написал его адрес. С той поры я его не видел. И не очень-то и соскучился — у него явно не все дома. У меня от него мурашки по коже, по правде говоря. Постоянно улыбается, а я точно знаю, что ничего смешного не наблюдается. Наши женщины, члены клуба, постоянно на него жалуются.

Рэднор положил листок с адресом в карман, причем постарался сделать вид, что это нечто несущественное. Джимми слегка толкнул его локтем и спросил:

— Так ты собираешься вступать в наш клуб, или как?

Поскольку никаких дел у него не было, Рэднор решил отправиться по полученному адресу и поболтаться рядом. Ему повезло, он увидел выходивших из дома Бранта и Портера; у того и другого был довольно унылый вид. Немногим позже вышел мужчина — высокий, с очень коротко подстриженными русыми волосами, атлетического телосложения… и улыбающийся. Рэднор пробормотал:

— Привет, мистер Вайсс.

Сердцебиение у него участилось, нахлынуло возбуждение, которое он всегда испытывал, перед тем как проникнуть в дом. Теперь Рэднор был уверен: у этого парня рыло в пуху. За тридцать лет за решеткой он хорошо изучил это выражение лица, видел его сотни раз во дворе — ухмылку человека, который пырнул кого-то ножом в спину. Ухмылка эта прежде всего означала: «Я хочу, чтобы ты знал, что я сделал, и что я получил от этого удовольствие».

Псих высшей категории.

Рэднор решил осторожно проследить за Барри Вайссом. Тот не рисковал, несколько раз менял направление, как будто подозревал, что за ним хвост. Затем вскочил в автобус. Рэднор едва за ним успел. На каждой остановке Рэднору приходилось проверять, по-прежнему ли Вайсс в автобусе, но он получал от этого удовольствие. Если парень так старается, значит, он что-то скрывает. Затем в голову Рэднора пришла новая мысль: а что, если Вайсс наладился убить кого-то сейчас?

У Рэднора не было никаких иллюзий насчет героизма, он не собирался выслеживать такого физически натренированного типа, как этот. Задумавшись, он едва не пропустил момент, когда Вайсс вышел из автобуса у вокзала Ватерлоо. Пришлось поторопиться, кондуктор вскричал:

— Запрещается выходить на ходу!

Рэднор чуть не вывихнул лодыжку, когда выпрыгивал из автобуса. Когда он появился на основной линии вокзала, сердце его упало. Он потерял Барри Вайсса. Черт, черт, черт! Но тут он заметил его около ячеек камеры хранения. Рэднор быстро приблизился, не обращая внимания на боль в колене. Барри открывал ячейку.

Рэднор присмотрелся к номерам: «68», понятно. Теперь Барри вынул из ящика бумажник, покопался в нем, сунул в карман. Закрыл ячейку. Пошел прочь.

Рэднор прошел мимо ячейки номер «68» и убедился, что с замком проблем не будет. Он когда-то забирался в дома, где замки были в сто раз надежнее. Увидел, что Барри болтает с официанткой в кофейне, и подумал: «Надо же, какой приветливый».

Затем он заметил ужас на лице официантки, а Барри уселся за столик с довольной ухмылкой на лице. Это подтвердило предположение Рэднора о серьезной психической ущербности Вайсса. Через десять минут Барри встал и двинулся через толпу к выходу из вокзала. Рэднор зашел в кофейню, заказал двойной эспрессо. Заметно было, что официантка все еще не пришла в себя, и Рэднор как можно более спокойно спросил:

— Вы в порядке, дорогая?

Она огляделась, убедилась, что Барри ушел, и сказала:

— Тот клиент… он показал мне фотографию своей семьи: трое очаровательных детей и жена. Пока я рассматривала фотографию, он сообщил, что они все умерли…

Покачав головой, Рэднор проговорил:

— Да уж, такая новость кого угодно шокирует.

Тут молодая женщина передернула плечами, как будто пыталась физически избавиться от воспоминания о Барри, и продолжила:

— Наверное, это прозвучит ужасно, но я… я ему не поверила — правда ужас? Знаете, мне показалось, что он намеренно пытается меня напугать.

Рэднор с тоской подумал о заказанном и все еще не поданном эспрессо, тем более что аромат молотых зерен вызвал у него потребность в кофеине. Он сказал:

— Тут много всяких странных типов бродит, вам следует быть осторожной.

— Обязательно, вы очень добры. Так что вы хотели, капучино?

— Нет, двойной эспрессо, будьте так добры.

Официантка снова огляделась и заговорщицки произнесла:

— Я возьму с вас как за один, только ничего не говорите.

— Дорогая, — улыбнулся Рэднор, — я нем как рыба.

Потягивая кофе, он чувствовал, что все складывается удачно. Он подумал: «Видишь, Брант, нет, ты видишь, чего можно добиться, имея хорошие манеры и приличное воспитание?»

Ему даже стало казаться, что он из Хэмпстеда.

Когда на следующий день Рэднор вернулся на вокзал Ватерлоо, он обошел кофейню широким кругом. Он вовсе не собирался удочерять тамошнюю официантку. В кармане он нес «Тощего Джима», первосортный инструмент, настоящий шедевр, легкий, гибкий, бесценный. Хотя Рэднор давно отказался от воровского промысла, он сохранил орудия труда, которыми прежде пользовался. Некоторые из них были слишком ценными, чтобы от них отказаться. Подходя к ячейке «68», он постарался придать лицу безучастное выражение. Камеры видеонаблюдения были повсюду, а он не хотел привлекать внимание.

Рэднор вынул инструмент из кармана и правым плечом заслонил ячейку от прохожих. Через три минуты дверца открылась. Он ощутил гордость за свои способности. Понаслаждавшись этим ощущением, он заглянул в ячейку. Пару секунд он не мог осознать, что именно он видел. Потом протяжно выдохнул:

— Бинго.

Зазвонил телефон, и Данфи схватил трубку. Он ничего не слышал от Блица уже несколько дней и очень надеялся, что тот не ушел на покой, как раз когда история достигла кульминации.

— Да?

— Гарольд Данфи?

— Да?

— Тот самый Гарольд Данфи? Криминальный репортер?

Данфи просиял. Именно такого признания он и добивался. Может быть, он и выиграет премию. Сказал:

— Тот самый.

Посчитал, что ответил удачно, уверенно и убедительно, что это ответ человека, заслуживающего премии.

— Не хотели бы вы узнать, кто такой Блиц?

Данфи потянулся за сигаретами, закурил, заметил, как дрожат пальцы, и, понизив голос, ответил:

— Было бы здорово.

— Или, мистер Данфи… как бы вы посмотрели на то, чтобы стать человеком, который прищучит этого мудака?

Данфи, поднаторевший в мате, был удивлен. До этого голос был культурным, ровным, даже напоминал о Хэмпстеде, так что ругательство прозвучало неожиданно. Это подтвердило догадку Данфи, что все реально. Когда джентльмены матерно ругаются, тому всегда есть причина. Он сказал:

— Почту за честь поймать этого мерзавца.

Последовала пауза, и Данфи испугался, что дал неправильный ответ, затем услышал:

— Что же, мистер Данфи, вам стоит подумать, насколько велика эта честь. Конкретнее — сколько бы вы смогли заплатить за такую привилегию.

— Вот как.

— Да будет вам, мистер Данфи, вы же не думаете, что я просто выполняю свой гражданский долг?

— Похоже, что нет.

Клик.

 

_

Фоллз надела тяжелое черное пальто, застегнула его до ворота. На волосы натянула белую шапочку. Когда Фоллз села в машину, Нельсон взглянул на нее с любопытством.

— Что? — произнесла она резко.

— Ничего, это пальто… удачный выбор.

— Кто бы говорил.

Когда они отъехали, он спросил:

— Радио включить?

— Догадайся сам.

Он не стал включать радио. Молчание до конца поездки было тяжелым. Нельсон некоторое время поразмышлял, на какие темы он мог бы говорить, но отказался ото всех. Фоллз смотрела прямо перед собой, зажав в пальцах красную розу. Он хотел надеяться, что ей не захочется бросить цветок в могилу. Единственное, на что ее удалось уговорить, это не присутствовать на траурной церемонии в церкви и присоединиться к похоронной процессии у кладбища. Нельсон остановил машину у ворот, сказал:

— Наверное, дальше нам стоит пойти пешком.

Фоллз молча вышла из машины. Они шли по дорожке, и гравий хрустел под их ногами. Собралась большая толпа, особенно много было членов Британской нацистской партии. Священник читал молитву:

— Человеку отведено на земле немного времени, и проходит оно в страданиях…

Нельсону хотелось сказать: «Веселый парень».

Но выражение лица Фоллз заставило его воздержаться.

Они стояли в стороне от небольшой группы скорбящих: убитая горем пара в убогой одежде — наверное, родители погибшего парня; два члена Британской нацисткой партии — они помогали могильщикам опускать гроб в могилу. Неожиданно Фоллз шагнула вперед, положила розу на гроб и быстро отступила. Когда гроб опустили в могилу, священник сказал еще несколько слов, и толпа начала расходиться. Фоллз подошла к родителям Металла.

— Ваш сын…

Мужчина протянул руку, словно защищая от нее жену, и закончил начатую Фоллз фразу:

— …С такими, как ты, не дружил.

Они повернулись и ушли. Нельсон схватил Фоллз за руку и быстро повел к машине. Услышал:

— Эй!

Он повернулся и увидел двух приближавшихся к ним скинхедов. Нельсон встал перед Фоллз и напрягся. На рукавах у них были повязки с буквами БНП. Фоллз с грустью заметила, какими скинхеды были молодыми и симпатичными, хотя ненависть уже исказила их лица, покрытые детским пушком. Фоллз чувствовала, как эта ненависть накатывает на нее, подобно холодной волне. Скинхеды остановились совсем рядом с Нельсоном, один из них протянул руку, бросил ему под ноги смятую розу и сказал:

— Нам ничего не надо от черномазых.

Нельсон дернулся вперед, но Фоллз его удержала.

Второй скинхед сказал:

— Наш товарищ погиб из-за этой черной суки. — И плюнул.

Слюна попала на рукав пальто Фоллз. Один и другой скинхед вскинули правую руку в нацистском приветствии и ушли. Нельсон медленно выдохнул, наклонился и поднял цветок. Фоллз поспешно сказала:

— Брось, они его осквернили.

В машине, когда они уже отъехали от кладбища, она попросила:

— Остановись у паба «Игроки в крикет».

— Хорошо, — кивнул Нельсон.

Он не сразу сумел найти место для парковки. Когда они вышли из машины, он, чувствуя нетерпение Фоллз, спросил:

— Ты не хочешь сначала позавтракать?

Но она уже шла к пабу. Он нагнал ее у стойки бара.

— Два больших виски, — заказала Фоллз.

Нельсон взглянул на бармена, потом на нее и сказал:

— Я, пожалуй, выпью кофе.

— Тогда заказывай. Выпивка для меня.

Когда бармен налил виски, Фоллз слила обе порции в один стакан и пошла к столику. Бармен сочувственно проводил ее взглядом, потом спросил:

— Кофе?

— Да, — ответил Нельсон.

Ему очень хотелось повернуться и уйти. Вздохнув, он направился к столику, за который села Фоллз, но она сказала:

— Не садись.

— Что?

— Ты уже выполнил свои обязанности сопровождающего, теперь можешь уматывать.

— Фоллз, нам надо поговорить.

— Да неужели? И о чем — об итальянских ресторанах или о том, какой ты настоящий мужик? С каким уважением ты относишься к женщине и как бросаешь ее в первый же вечер?

Он поставил кофе, сказал:

— Если хочешь, я уйду. Я могу тебе позвонить?

— Мне уже хватит звонков на один день.

Нельсон направился к выходу, а бармен закатил глаза.

Макдональд с трудом заставил себя пойти на работу. Он чувствовал себя разбитым. Куда только подевалась вся его крутизна, когда тот «ботаник» вывалился из окна? Как Бранту удавалось быть крутым каждый день? Это настоящая тайна. Макдональд пересмотрел свой план выследить Бранта и смешать его с дерьмом. Если Брант совершал нечто подобное и все еще оставался крутым, значит, он сделан изо льда, чтоб он провалился. Макдональд содрогнулся, когда вспомнил, как ездил за Брантом. Господи, да у того совсем крыша поехала. Брант вполне мог вышвырнуть его в окно, а потом грызть чипсы.

Макдональд всю ночь ворочался с боку на бок. Едва ему удавалось заснуть, как он тут же видел окровавленного студента со свернутой шеей. Макдональду казалось, что он больше никогда не сможет заснуть. К тому же, когда найдут тело, начнется расследование. Господи, а что, если его поймают? Его отпечатки повсюду в той квартире… и на очках студента. Макдональд постарался выкинуть из головы все эти мысли.

К тому времени, как появиться в участке, он был окончательно вымотан. Дежурный резко спросил:

— Где ты шлялся?

Макдональда грызло чувство вины. Вдруг они уже знают?

— Ч-ч-то? — проговорил он, заикаясь.

— Посмотри на себя, у тебя черные круги под глазами. Где ты мотался?

— Нет… я…

— Возьми себя в руки, констебль. Гулянки до утра — это не самое умное, что можно придумать, — если, разумеется, ты хочешь чего-либо добиться.

— Конечно, сержант.

— Кстати, сегодня утром на тебя спрос.

— Да?

— Старший инспектор Робертс хотел тебя видеть. Тебе повезло, что ты с ним работаешь. Он сейчас на высоте.

— Повезло? Да, мне повезло.

— Но это везение быстро кончится, если ты не вытащишь голову из задницы. Не стой как последний дурак — шевелись!

Макдональд так и сделал.

Вскоре он постучал в дверь офиса Робертса, при этом подумав: «Не лучше ли бежать из участка?» Просто рвануть куда глаза глядят. Услышал:

— Войдите.

Робертс был воплощенная бурная деятельность: свежий, накрахмаленный, энергичный. Он спросил:

— Так что случилось?

— Случилось, сэр? — с непониманием переспросил Макдональд.

— На этой чертовой почте. Ты ведь там устроил засаду, так?

— Да, сэр. Они мне очень помогли, выделили прилавок, откуда я мог все видеть, не высовываясь.

— И?..

— И… Хм… ничего.

Робертс вскочил на ноги.

— Ничего? — крикнул он. — А как же вышло, что в тот вечер ограбили еще одного пенсионера? В доме, который находится в двух шагах от этой гребаной почты.

 

_

Портер вышел из такси недалеко от магазина «Баркерс». Брант, которому он предлагал его подвезти, сказал:

— Нет, я буду ждать около церкви, покурю.

Он там и оказался.

Но не один. Рядом с ним стояла женщина. Около сорока лет, с всклокоченными светлыми волосами и не раз битой физиономией. Черная мотоциклетная куртка едва скрывала ее огромный бюст. Брант криво улыбнулся. На нем был сшитый на заказ костюм, делавший его похожим на мафиози. Лацкан оттягивала огромная белая роза, продетая в петлицу. Брант сказал:

— Это Ким.

Она протянула руку со словами:

— Уверена, ты очарован.

Портер пожал ей руку, ощутив, какая она грубая на ощупь. Он сказал:

— Нам лучше войти внутрь.

Церемония уже подходила к концу, в церкви было полно народу.

— Черт, они что, куда-то торопятся? — прошептал Портер.

Жених в это время говорил:

— Да, я согласен.

С того места, где стоял Портер, жених выглядел старым, очень старым. Особенно по сравнению с одетой в белое невестой, которой было чуть больше двадцати. Брант ехидно взглянул на Портера и показал ему кончик языка. После церемонии новобрачные встали у входа в церковь, чтобы сфотографироваться. Позднее они, к своему ужасу, обнаружат, что Брант и Ким тоже попали в кадр. Портер вышел вперед, поздравил отца, затем кивнул на Бранта и сказал:

— Папа, это сержант Брант.

Нэш-старший посмотрел на Ким и спросил:

— А это миссис Брант?

Брант, пожиравший глазами невесту, словно не расслышал вопроса, но через секунду повернулся и сказал:

— Нет, это шлюха.

Нэш-старший сглотнул, взял себя в руки, сказал:

— Понятно… — Взглянул на Портера, добавил: — Ну, нам пора. Увидим тебя на приеме… и твоего… гм… коллегу.

Гостиница «Кенсингтон» находилась совсем близко от церкви. Ким поравнялась с Портером, оставив Бранта замыкать тылы, и спросила:

— Этот мужик, который женился… он правда, что ли, твой старик?

— Да, правда, — ответил Портер.

От запаха ее духов у него закружилась голова. Портер сообразил, что не может мыслить здраво. На один ужасный миг ему показалось, что Ким возьмет его под руку. Но она спросила:

— А твоя мама, она как, ну, не возражает?

Он громко рассмеялся, скорее истерично, потому что ему было совсем несмешно. Брант сказал:

— Видишь, Портер, ты пользуешься успехом.

Портер испепелил его взглядом, сказав:

— С тобой я поговорю потом. — Затем повернулся к Ким и ответил: — Моя мать умерла.

— Ох, как кстати ляпнула. — Она хихикнула, закрыла рот рукой и прибавила: — Бог мой, я вовсе не хотела…

— Все нормально. Каким образом вы… — Портер хотел сказать «подцепили», но сдержался. — Как вы познакомились с сержантом Брантом?

Ким снова хихикнула, ответила:

— Он нашел мое имя в телефонной будке.

Портера восхищало полное отсутствие у Ким стыда. Они уже подошли к гостинице, когда она сказала:

— Я обожаю «Бейбишам», но его сейчас мало где продают. Ты помнишь грушевый сидр?

— Да, помню.

Ей пришлось обойтись водкой. Брант вклинился в толпу, и Портер уже начал думать, что ему придется весь день провести с Ким. Она внимательно посмотрела на него и утешила:

— Не беспокойся, я не стану на тебе виснуть.

— Я и не думал…

— Думал, думал. Мужчины ничего скрыть не могут. Если они сердятся, у них все на лице написано… — Она окинула взглядом толпу и сказала: — Поверь мне, я редко надолго остаюсь одна в гостинице.

Обед был обычной мурой: тощая курица и салат, потом вчерашний десерт. Но никто не жаловался. Вероятно, потому что вино лилось рекой. Затем начались длинные речи, это длилось больше часа. В конце концов Нэш-старший поблагодарил гостей, громогласно восхитился своей прелестной женой и ни словом не обмолвился о сыне. Портер взглянул на часы. Самое большее через десять минут он уйдет.

Брант разговаривал с барменом, когда подошел отец Нэша и сказал:

— Давайте я угощу вас выпивкой, сержант.

— Конечно, виски подойдет.

Они получили виски, и Брант произнес:

— Чин-чин, поздравления и все такое.

Нэш всмотрелся в него, сказал:

— Вы мало подходите в друзья… моему сыну.

— С чего вы взяли?

— Простите?

— Может быть, я ошибаюсь, но вы ни хрена не знаете о вашем сыне, — заявил Брант.

Нэш напрягся, принял воинственную позу. Брант улыбнулся, и Нэш, приказав себе расслабиться, сказал:

— Вы удивляете меня, сержант. Я никогда не подумал бы, что вы предпочитаете общество геев.

Брант жестом дал понять бармену, что следует повторить, и сказал:

— Вы ведь надеетесь на эту виагру, верно?

Нэш заставил себя улыбнуться, хотя его распирал гнев. Сказал:

— Дешевый выпад, сержант.

Брант махнул рукой в сторону толпы:

— Несмотря на этот выпендрежный отель, вы ведь дешевка, так?

Нэш знал, что ему следует просто уйти. Ему никогда не выиграть у этого животного, но упрямство заставило его остаться и попробовать другой путь.

— Я много лет занимался бизнесом, и очень неплохо разбираюсь в людях. Если вам когда-нибудь надоест быть полицейским, вам стоит подумать о работе в частном секторе.

Брант допил виски, отступил на шаг от стойки бара, спросил:

— Уж не работу ли вы мне предлагаете?

— Такой человек, как вы, сержант, сможет добиться больших успехов.

Нэшу показалось, что Брант задумался, и он решил козырнуть, сказав:

— Я помогу вам найти жилье на этой стороне реки. Мне самому здесь очень нравится.

— Вот что я скажу. Спросите любого, вам все объяснят. Ладно, пусть я говнюк — но работать на вас?.. Даже я не такой говнистый говнюк.

 

_

Рэднор договорился встретиться с Данфи на вокзале Ватерлоо, причем предупредил:

— Ждите в вокзальном баре, держите в руке экземпляр своей газеты.

— Откуда мне знать, что вы придете? — спросил Данфи.

— Вы главное деньги приносите, а я приду.

Данфи обсудил ситуацию с редактором, и тот сказал: «Делай, что потребуется, — только не просри это дело».

Данфи твердо был намерен не оплошать. При мысли о возможности поймать Блица у него учащалось сердцебиение. Если он все сделает правильно, то наверняка получит предложения от толковых газет, не говоря уже о всевозможных льготах. Он сидел в баре на вокзале Ватерлоо, развернув на столике газету, и то и дело постукивал пальцами по карману, в котором лежал конверт с толстой пачкой денег.

Появился мужчина в пальто кромби и шарфе. Мужчина улыбался. Данфи проговорил:

— Вы ведь?..

— Человек, которого вы ждете, — подтвердил мужчина.

Он сел, и Данфи осведомился:

— Как мне вас называть?

— Вашим пропуском в успех. Деньги принесли?

Данфи похлопал по карману, в свою очередь спросил:

— Что у вас есть для меня?

— Пойдемте, — ответил Рэднор, — на это можно взглянуть.

Он повел Данфи к камерам хранения. Тот все больше волновался. Рэднор оглянулся, затем открыл ячейку номер «68» и сказал:

— Любуйтесь.

Данфи полюбовался. Сказал:

— Неужели это то, что я думаю?

— Полагаю, это называется трофеями. Ничего не трогайте.

Данфи уже придумывал заголовок:

«СУВЕНИРЫ УБИЙЦЫ-ПСИХОПАТА».

Он спросил:

— И вы знаете, чья это ячейка?

— Разумеется. Видел своими глазами, как он ее открывал.

Тут надо было действовать осторожно. Данфи попытался сохранить спокойствие и спросил:

— Когда вы назовете мне имя?

— А… ну тут придется еще поторговаться.

Барри Вайсс наблюдал за ними с расстояния в сотню метров. Он был ошарашен, мысли его метались.

«Какого черта?.. Это репортер, предатель и сволочь… а тот высокий тип, похожий на бывшего военного… Стоп, я же его знаю… думай, думай… да, это он разговаривал с Брантом в ирландском пабе. Это он. Господи, да он следил за мной, теперь можно не сомневаться».

Он смотрел, как двое мужчин направились в бар — наверняка чтобы отметить успех. В этот момент Барри понял, что должен убить их обоих. Они явно договаривались — за какие деньги его продать и купить. Его охватила дикая ярость. Если бы «Глок» был у него с собой, он пошел бы прямо в бар и положил конец их переговорам.

«Но кого из них замочить первым? Кто опаснее? Осведомитель. Он владеет информацией. Черт, тяжелый денек будет у меня сегодня».

Пока Барри наблюдал, осведомитель встал и удалился в туалет. Барри пришла в голову сумасшедшая идея, и он последовал мгновенному стремлению воплотить ее в жизнь. Вошел в бар, прошел мимо журналиста — он мог бы дотронуться до него рукой и спросить: «Догадайся, кто я?» — и направился в туалет.

Высокий мужчина разглядывал себя в зеркало. Барри нанес резкий короткий удар, осведомитель отключился, и Барри втащил его в кабинку. Глаза Рэднора широко открылись, он узнал Барри Вайсса и прохрипел:

— Я не сказал ему вашего имени.

— Почему?

— Он за это еще не заплатил.

Барри такое объяснение было понятно, он сказал:

— Я не собираюсь тебя убивать, я убиваю только полицейских — не забыл?

В испуганных глазах Рэднора промелькнула надежда, и Барри спросил:

— Как ты на меня вышел?

Рэднор с нотой гордости в голосе ответил:

— Я получил ваш адрес в спортзале в Стритхеме, где вы избили парня. И стал за вами следить.

Барри кивнул:

— Умно и просто.

Затем схватил Рэднора за голову и сказал:

— Теперь ты мне поможешь. Я попал в переделку.

После чего сунул его голову в унитаз. Держал крепко. Про себя проговорил: «Ничего себе способ придумал!»

Держать под водой голову Рэднора было нелегко, тот брыкался как конь. Барри, сидевший у него спине, процедил сквозь зубы:

— Натягивай вожжи, ковбой!

Экзекуция заняла довольно много времени. Наконец Рэднор затих, и Барри вытащил его, прислонил к стене и сказал:

— Ты весь в дерьме.

Проверил его карманы, нашел конверт, заглянул внутрь, произнес:

— О, да.

Затем забрал бумажник Рэднора с его удостоверением личности, проездным билетом и несколькими фунтами. Поднялся и вышел из кабинки. В туалете никого не было, но все равно нужно было торопиться. Журналиста обеспокоит задержка осведомителя. Барри вышел из туалета и уже почти дошел до выхода из бара, когда бармен окликнул его и сказал:

— Туалет только для клиентов.

Не поворачивая головы, Барри заявил:

— Позор, а не туалет, все загажено.

Он продолжал идти, зная, что должен держать рот на замке, — но как же заиграла в жилах кровь, какой сильной оказалась эта гребаная встряска! Он направился к ячейке, понимая, что время играет против него; вынул оттуда все, спрятал в сумку. Затем зашагал прочь из вокзала, на ходу забросил сумку в кузов самосвала и успел сесть на автобус до Кеннингтона, воспользовавшись проездным Рэднора.

 

_

Бар был уже закрыт. В туалете работали эксперты, мертвого Рэднора увезли. Данфи сидел, обхватив голову руками; на столике перед ним стоял стакан с приличной порцией коньяка. Брант стоял, а Портер сидел, разглядывая журналиста. Он сказал:

— Расскажите, что случилось.

— Господи, сколько раз можно? Ладно… Он пошел в сортир. Через… не знаю, минут через пятнадцать я забеспокоился, подумал, может, он провалился…

— Он не провалился, его замочили.

Данфи, вспомнив последнюю свою встречу с Брантом, потер живот. Портер спросил:

— И потом?

— И потом! Черт побери, потом я пошел посмотреть, как там он, — и оказалось, что его кто-то утопил… убил этого бедного ублюдка на вокзале Ватерлоо. Нет, это просто невозможно представить.

Портеру его интуиция внезапно подсказала идею, и он спросил:

— Кстати, мистер Данфи, вы ведь не выбежали оттуда сразу, верно?

— Что?

— Бармен говорит, что вы пробыли в туалете по меньшей мере пять минут. Он даже подумал, не занялись ли вы там какими-то глупостями.

Данфи рассвирепел, взглянул на бармена, который вытирал стаканы, затем признался:

— Я… искал деньги.

— Деньги?

— Да, чертовы деньги. Те, что мы заплатили этому типу за эксклюзив.

— Вы их нашли?

Данфи выпил коньяк, жестом попросил бармена налить еще, но тот сказал:

— Не выйдет, приятель, — не видишь, мы закрываемся?

Раскрасневшийся от коньяка Данфи повернулся к Портеру и сказал:

— Конверт исчез. Я даже бумажника этого бедолаги не нашел. Черт, я ведь даже не знаю, как его зовут.

— Этого бедолагу звали Рэднор Боуэн.

Внезапно Данфи вскричал:

— Ячейка! Черт, пойдите и проверьте — вы не поверите, что там!

Портера охватило дурное предчувствие, и он сказал:

— Почему бы вам нам не рассказать?

Данфи вспомнил лицо Рэднора, блеск в его глазах и повторил его слова:

— На это можно взглянуть.

— Уже нет. Там пусто.

— Что?

— Да, он убил Рэднора, затем спокойно, как будто ничего не случилось, очистил ячейку, в то время как вы, мистер Данфи… чем вы занимались? Сидели здесь и ковыряли в носу.

Данфи, покачав головой, проговорил:

— Черт, этот парень молодец. У него яйца величиной с кокосовый орех.

Портеру ужасно хотелось ударить журналиста так, чтобы тот слетел со стула, но он ограничился тем, что заметил:

— Вам стоит умерить свое восхищение, ведь весьма вероятно, что вы следующий.

Брант повернулся к бармену, сказал:

— Эй, врежь по мне двойной порцией чего-нибудь ирландского.

— Не выйдет, приятель. Я уже сказал этому уроду: мы закрылись.

Брант выбросил руку вперед, выхватил у него стакан и перегнулся через стойку:

— Слушай сюда, я повторять не буду. Я тебе не приятель, и когда я заказываю выпивку, ты спрашиваешь: «Со льдом, сэр?» Теперь начнем с начала: двойную порцию ирландского.

— Со льдом… сэр?

— Не смеши, кому нужен лед?

Бармен осторожно поставил стакан на стойку, сказал:

— С вас пять фунтов, сэр.

— Ты же сказал, что вы закрылись, — с улыбкой проговорил Брант. И прибавил: — Теперь расскажи мне снова про того парня, с которым ты перекинулся парой слов.

— Я был занят. Здесь всегда много народа, но я умею вычислять халявщиков — тех, кто жмется заплатить за туалет на вокзале и думает, что может проскользнуть сюда и поссать бесплатно. Я их всегда ловлю.

— Ты настоящий герой. Теперь насчет того парня.

— Я заметил, что он вошел в туалет и пробыл там минут десять. Столько времени обычно требуется наркоманам. Ты заходишь, а они тебе уже кивают. Этот тип, когда вышел, очень спешил, но я остановил его, сказал все, что о нем думаю.

— Свою речь можешь опустить, лучше скажи, как он выглядел.

— Крупный, похоже, накачанный, плечи широкие.

— Белый?

— Да, белый.

— Ты его узнаешь, если увидишь снова?

— Нет.

— Уверен?

Теперь пришла очередь бармена улыбаться. Он отошел от Бранта, сказал:

— Я видел, что он сделал с этим беднягой в туалете. Я совершенно точно его не узнаю.

Потом они отпустили Данфи. Он перед уходом спросил:

— А полиция обеспечит мне охрану?

Брант сказал:

— Мы с тебя глаз не спустим.

Портер посмотрел журналисту вслед, и Брант заметил:

— Не того парня утопили.

Они направились в администрацию вокзала и разыскали человека по имени Хоукинс, который заведовал видеокамерами на вокзале. Портер сказал:

— Нам нужны пленки за последний месяц.

Плечи Хоукинса опустились.

— Я бы с радостью помог, но…

Портер, с трудом сдерживаясь, сказал:

— Мы ведем расследование убийства, нам…

Хоукинс вскинул руки вверх:

— Нет никаких пленок.

— Что?

— Камеры не заряжаются уже шесть недель.

— Вы, видимо, шутите, черт бы вас побрал! Почему не заряжаются?

— Бюджет урезали.

— Поверить невозможно, — выдохнул Портер.

Хоукинс попытался улыбнуться:

— Народ не в курсе. Так что камеры все еще оказывают психологическое воздействие.

Портер уже почти достиг точки кипения.

— Это настоящий позор. Человека утопили в сортире, убийца разгуливает по вокзалу, кругом камеры, и не единой фотографии. Если это сдерживающий фактор, то избави вас Бог от поощрительных мер.

Когда они повернулись, чтобы уйти, Хоукинс сказал:

— Я-то не виноват.

Брант взорвался:

— Нет, виноват. И знаешь что? Мы тебя запомним.

— Да будет вам, вы то же самое делаете.

— Что то же самое?

— Обманываете общественность. Люди думают, что полиция всегда на месте, как эти камеры, но на самом деле это чушь собачья.

Они не стали возражать и направились к выходу. Около бара толпились телеоператоры. Данфи солировал, окруженный репортерами.

Брант заметил:

— Похоже, он уже оправился от шока.

— Ага, — кивнул Портер.

— Бармен сказал, что человек, вышедший из туалета, был крупным, атлетического телосложения. Никто на ум не приходит?

— Барри Вайсс? Можно попробовать.

— Что еще у нас есть?

— Ничего.

Но Барри и след простыл: он съехал с квартиры, не оставив адреса.

 

_

Вынув деньги из конверта, который он забрал у Рэднора, Барри проговорил:

— Мать твою за ногу.

Затем пересчитал деньги дважды, чтобы убедиться, что ему не показалось, и крикнул:

— Только меня здесь и видели!

Он вернулся в свою квартиру, собрал необходимые вещи и огляделся:

— Прощай, дерьмовая дыра.

В конце улицы он остановил такси и сказал водителю:

— Отвези меня в Бейсуотер.

Водитель взглянул на него, заявил:

— Влетит в приличную сумму.

Барри наклонился вперед:

— Когда я сел, я о чем спросил? Сколько стоит доехать до Бейсуотер?

— Нет… но…

— Или я похож на козла, который считает, что Бейсуотер прямо за углом?

— Нет, я только подумал…

— Ты, приятель, должен вести машину. Если бы ты умел думать, нам не пришлось бы вести этот разговор.

Это заставило водителя проглотить язык. Барри уселся на заднем сиденье; когда машина тронулась с места, он подумал: «Черт, вот это жизнь, у меня получается все, за что я ни возьмусь». Он чувствовал себя богом.

Он остановил такси на Уэстборн-Гроув и, расплачиваясь с водителем, сказал:

— Я собирался дать тебе щедрые чаевые, но теперь думаю, что, лишившись их, ты кое-чему научишься.

В любом другом случае таксист обязательно вышел бы из машины и хорошенько взгрел пассажира, но сейчас он видел глаза Барри Вайсса, и ему хотелось только одного — как можно скорее убраться. Недалеко от дороги Барри нашел маленькую гостиницу, где сдавались номера на длительный срок. Барри заплатил вперед за две недели и сказал хозяину:

— Я собираюсь быть здесь счастливым.

 

_

В пабе звучала песня «Рок-н-ролл круглые сутки». Робертс взглянул на хозяина, и тот сказал:

— Это оказалось на одной из пленок, что я купил. Я не знаю, что на половине из них. Кажется, вчера я слышал «Тени».

Робертс отнес выпивку на столик. Он пригласил Бранта выпить, поговорить. Брант, слушая запись, проговорил:

— Господи, сколько же этому лет?

— И все равно неплохо, — сказал Робертс.

Затем рассказал историю о прибытии Хейли в Англию.

— Песня дерьмовая, — констатировал Брант.

«Таблоид» лежал на столе, виден был заголовок:

ПОЛИЦЕЙСКИЙ ОСВЕДОМИТЕЛЬ

УБИТ СРЕДИ БЕЛА ДНЯ

Робертс взглянул на него, заметил:

— Неприятно.

Брант допил виски, сказал:

— Неприятно?! Ты бы видел Рэднора, бедняга выглядел ужасно.

— Ты уже потерял многих осведомителей.

— Они становятся жадными, поэтому и теряют осторожность. Ты же знаешь, как это бывает: облажался — и тебе крышка.

Робертс задумался. Новая песня подозрительно напоминала шлягер семидесятых «Завяжи желтую ленту». Робертс спросил:

— Что у тебя за сделка с Портером Нэшем?

— Сделка?

— Ну да, я хочу сказать, что вы ведь не просто работаете вместе — вы, как бы это выразиться… близки?

Уголки рта Бранта опустились — плохой признак, — и он сказал:

— Мне Нэш нравится.

— Эй, сержант, я не лезу не в свое дело. Просто это на тебя не похоже — водить хлеб-соль с кем-то, особенно с голубым. Я думал, ты их ненавидишь.

Брант усмехнулся:

— Я всех ненавижу.

Робертс решил не приставать к нему, поняв, что объяснений не дождется. Если он будет дальше залезать в душу Бранта, тому может показаться, что он ревнует или еще что. Поэтому он спросил:

— У вас есть подозреваемый в этих убийствах?

— Ага, описание свидетеля совпадает с тем, как выглядит парень, которого мы уже допрашивали. Ячейка на вокзале Ватерлоо была арендована на имя Б. Лиц. Блиц.

— Вы его ищете?

— Повсюду.

— Еще хочешь выпить?

— И не один раз.

Барри решил, что переезд следует обмыть. Ничего особенного, только чтобы взбодриться. Но он даже не заметил, как потерял счет порциям.

Выйдя из паба, он не мог поверить, что уже стемнело. Решил пройтись, чтобы проветриться. Он, пошатываясь, шел к Гайд-парку, когда ему внезапно захотелось отлить. Какого черта он не сделал этого в пабе? Он быстро огляделся и перелез через ограду, едва не напоровшись на прутья. Он уже опустил молнию, приготовился действовать, и в этот момент услышал:

— Эй ты!

Повернулся и увидел молодого полицейского. Барри не мог поверить своим глазам, спросил:

— Что с вами такое, ребята? Каждый раз, как я соберусь поссать, вы тут как тут. Неужели нет настоящих преступлений, которыми вам следует заняться?

Полицейский не успел ответить. Барри не мог дольше терпеть и выпустил струю, которая залила ботинки полицейского.

— Опс, — произнес Барри.

Полицейский изумленно посмотрел на свои ботинки, затем заявил:

— Ну все, я тебя арестовываю.

Барри отступил на шаг, сказал:

— Увы, ты застал меня без моего молотка.

— Что?

— Мой почерк — молотком я вышибаю мозги у копов.

Молодой полицейский начал соображать, что происходит. Он попытался достать рацию, но Барри тут же на него набросился. Он повалил парня на землю, схватил за горло и сказал:

— Я так рассчитывал на маленькую передышку, но вы постоянно подворачиваетесь под руку.

Затем он сорвал рацию, которая верещала как попугай, и раздавил ее каблуком со словами:

— Заткнись! Не мешай мне думать, черт побери!

Когда он снова перелезал через ограду, на него уставилась группа туристов. Он заорал: — Я Джек Потрошитель!

Они все смотрели ему вслед, когда он, пошатываясь, плелся к Бейсуотер. Он уже начал подумывать, что это новое начало вовсе не случайно.

Из паба Робертс ушел рано — ему позвонил потенциальный покупатель его дома. Брант спросил его перед уходом:

— Переезжаешь?

— Угу, — кивнул Робертс.

— И куда?

— Понятия не имею.

Брант, приняв еще две пинты, позвонил Портеру, который пришел вскоре после ухода Робертса. Брант сказал:

— Решил надраться — не хочешь присоединиться?

— Я одну пинту выпью, но мне нужно вернуться. Мы погрязли в бумагах.

Брант уже разогнался, пинты следовали одна за другой. Он спросил:

— Что, если мы поймаем этого парня и ничего не сможем доказать?

— Ты имеешь в виду Барри Вайсса?

— Да. Предположим, мы знаем, что это он, но не можем его тронуть. Что тогда?

— С чего ты об этом задумался?

Брант некоторое время молчал, наконец сказал:

— Помнишь, ты рассказывал мне про педофила, с которым ты сам разделался, когда оказалось, что его нельзя прищучить обычным способом?

Портер поставил пиво и с удивлением сказал:

— Мне казалось, ты спал, когда я тебе это рассказывал.

Брант улыбнулся:

— Я почти спал — это считается?

— Не думаю, что нам стоит развивать эту тему. Мне не нравится, куда она может завести.

— Насильник из Клэпхема. Он вроде как упал на свой собственный нож, который разрезал его как свинью, каковой он и являлся. Фоллз… и другие… намекнули мне, чтобы я слегка ему помог. Я не страдаю из-за этого бессонницей.

Портер встал:

— Сделаю вид, что этого разговора не было.

Брант, выглядевший расслабленным, почти счастливым, сказал:

— Ты не ответил на мой вопрос. Так ты позволишь Блицу и дальше убивать наших парней?

— Ты слишком много выпил, Брант. Списываю твои слова на это. Увидимся завтра.

— Ты подумаешь об этом, Портер, я знаю.

Потом Брант перешел на виски, пленка в очередной раз смоталась, и снова зазвучал рок-н-ролл. Нахмурив лоб, пьяный Брант заметил:

— Нет, эта песня все-таки говно.

Хозяин, который к этому времени прослушал Билла Хейли уже раз тридцать, подумал: «Наверное, парень прав».

 

_

Макдональд был в буфете. Глэдис, буфетчица, присмотрелась к нему. Он заказал бутерброд с омлетом. Поставив перед ним тарелку с бутербродом, Глэдис сказала:

— Я сделала омлет из двух яиц.

— Большое спасибо, — кивнул Макдональд.

— Ты мог бы стать хорошим другом Портеру Нэшу.

Макдональд несколько секунд смотрел на нее неотрывно, потом с раздражением сказал:

— Ты что этим хочешь сказать, черт возьми?

— Ничего, просто вы оба отличные представители мужчин.

Он отодвинул тарелку со словами:

— Забирай свой чертов омлет!

Взял чай и прошел к столику. Глэдис проводила Макдональда взглядом, подумав: «Какие же эти типы чувствительные».

Вошел Робертс, сказал ему:

— Ты мне нужен.

Макдональд, все еще кипевший гневом, хотел ответить: «Отвали».

Но вместо этого проскулил:

— Дайте хоть чай допить.

— Чай?! — Робертс округлил глаза. — Ты торчишь здесь постоянно. Тебя еще не тошнит от чая? Пойдем, у нас убийство.

Когда они вышли к автомобильной стоянке, свободной оказалась только «вольво», и Робертс сразу сказал:

— Надеюсь, ты водить не разучился?

Когда машина тронулась с места, Робертс сказал, куда ехать, и Макдональда затрясло. Робертс закричал:

— Ради бога, следи за дорогой!

Когда они остановились у дома, Макдональд уже не сомневался, что его выдадут глаза. Робертс сказал:

— Ты должен знать это место.

— Что?

— Ты же караулил на почте, а она чуть дальше по дороге.

— Нет, — покачал головой Макдональд. Ему хотелось сказать: «Я подожду в машине».

Макдональд с тяжелым сердцем последовал за Робертсом к дому. Они не стали подниматься по лестнице, а прошли насквозь и вышли во двор. Эксперты уже кончали свою работу на месте происшествия, а патологоанатом стягивал резиновые перчатки. Макдональд почувствовал резкий, удушающий запах, но не мог заставить себя взглянуть на мертвое тело. Патологоанатом Райн отвел Робертса в сторону и спросил:

— Что такое с твоим констеблем? Впервые?

Робертс повернулся к Макдональду:

— Черт, если собираешься блевать, не смей делать этого здесь — изгадишь место происшествия.

Макдональд пробежал через подъезд, выскочил на улицу, и его стошнило. Проходящая мимо женщина проговорила:

— Милостивый боже! Напился с утра пораньше, а еще полицейский. Я о вас доложу — какой у вас личный номер?

Макдональд, лицо которого заливал пот, выдохнул:

— Отвали.

— Вот так обращение для полицейского. — Женщина покачала головой. — Я совершенно точно на вас пожалуюсь.

Она уже достала ручку и бумагу, записывала номер. Макдональд слишком ослаб, чтобы реагировать: он не мог думать ни о чем, кроме омлета, и чувствовал новые позывы к рвоте. Робертс подошел сзади и негромко проговорил:

— Черт, не пугай прохожих. — Повернулся к женщине и сказал: — Не волнуйтесь, мадам. Я с ним разберусь.

Когда Макдональд выпрямился, Робертс сказал:

— Что с тобой такое? Ты и раньше видел трупы.

— Это… он кажется таким молодым, — выговорил Макдональд.

Робертс внимательно присмотрелся к нему, заметил:

— Я впечатлен. Как ты мог сделать такой вывод, если у него почти не осталось лица?

Макдональд в панике забормотал:

— Одежда, так молодые одеваются.

Робертс, не отрывавший от него глаз, сказал:

— Сомнительный вывод, если учесть, что ты едва взглянул на жертву.

— Сэр, я стараюсь думать, как вы. Ну, знаете, использовать интуицию.

— Ничего себе интуиция. Пойдем рассмотрим все внимательно и поглядим, что подскажет тебе интуиция.

Когда они стояли над телом, Робертс спросил:

— Что ты думаешь?

Макдональд поднял глаза на окно, ответил:

— Я бы сказал, что он выпал из окна и при падении сломал шею.

— Хороший вывод — но он сам выпрыгнул или его столкнули? Подойди сюда, взгляни.

Робертс наклонился, и Макдональд, борясь с отвращением, последовал его примеру. Теперь это лицо будет сниться ему в кошмарах. У Робертса в руках была ручка; используя ее как указку, он сказал:

— Нос сломан, и я убежден, что перед падением. Нам лучше подняться и взглянуть на квартиру.

Макдональд обрадовался возможности отойти от трупа, в этот момент Робертс прибавил:

— Райн сказал, что парень умер не сразу после падения.

— Что?

— Этот бедняга лежал здесь некоторое время живой.

Макдональд, пытаясь взять себя в руки, пробормотал:

— Но ведь вы сказали, что он сломал шею.

— Ну да, но это не сразу его убило. Он мог даже выжить, если бы его сразу увезли в больницу.

Макдональд застонал, и Робертс похлопал его по плечу:

— Не принимай это так близко к сердцу, надо держаться отстраненно… ты меня слышишь?

— Отстраненно? Я постараюсь, сэр.

Когда они подошли к дверям квартиры погибшего, Робертс сказал:

— Хочу сказать еще кое-что.

— Да, сэр? — посмотрев на него, произнес Макдональд.

— Его оставила там умирать хладнокровная скотина. Мы эту сволочь разыщем — я правильно говорю?

— Правильно, сэр.

 

_

Фоллз снова приступила к работе. Поскольку большая часть личного состава занималась Блицем, ее направили в Брикстон. Прошло уже несколько лет с той поры, когда она патрулировала здесь улицы. Некоторое время политика «высокой видимости» — полицейских как можно чаще должны были видеть на улицах — была очень эффективной. Затем от нее отказались из-за недостатка ресурсов. Суперинтендент, разозленный тем, что Фоллз все же пошла на похороны, заявил:

— Она хочет неприятностей? Она их получит, черт побери, — я снова пошлю ее в джунгли!

Большинство людей в этом районе ее игнорировали. Если им требовалась помощь, они искали ее не у полиции. Первые пару дней она все время была на взводе, нервничала, злилась. Сурово карала за неправильную парковку, гоняла уличных торговцев — занималась мелочами. На третий день она поймала торговца наркотиками. Задержала его в дальнем конце рынка. Когда он вывернул карманы, она поразилась: у него был кокаин, причем изрядное количество. Она рассчитывала найти опий, может быть, травку. Торговец наркотиками сказал:

— Ты не можешь у меня это отнять, это дерьмо не мое.

— Но оно было у тебя, — возразила Фоллз.

— Это первосортный кокаин, — сказал он. — Если я его потеряю, мне хана. — И пустился наутек.

Фоллз слишком устала, чтобы гнаться за ним, да и, скорее всего, она не догнала бы его. Она решила сдать кокаин позже и продолжила патрулирование. Позднее один воришка ударил ее по лодыжке, выкрикивая оскорбления. Фоллз изо всех сил старалась не вспоминать Металла, как выглядело его мертвое лицо. Чтобы немного отдохнуть, она зашла в магазин, воспользовалась находящимся там туалетом. Запершись в кабинке, она устало вздохнула. Нащупала пакет в кармане, достала его, развернула бумагу. Приняв устойчивое положение, она достала пилочку для ногтей, сделала три кокаиновые «дорожки», свернула мелкую купюру трубочкой и вдохнула одну порцию наркотика. Подождала, затем вдохнула оставшиеся две «дорожки».

Нирвана.

Кокаин дошел до мозгов, осветил весь мир, Фоллз почувствовала блаженство. Ей хотелось в восторге ударить по двери кулаком. Она вышла из кабинки на подъеме. Продавец спросил:

— Все в порядке?

Она широко ему улыбнулась и ответила:

— Все прекрасно.

Мужчина, проработавший в магазине долгие годы, очень редко видел улыбающегося копа — и уж точно не видел, чтобы коп улыбался в Брикстоне. «Интересно, — подумал он, — на что она подсела?»

Любители кокаина утверждают, что никакие последующие дозы не действуют так, как первая. Поэтому все они хотят снова испытать тот самый, несравненный восторг. Фоллз может это подтвердить. Остаток недели она регулярно нюхала кокаин, и хотя наркотик оказывал на нее свое действие, ничего сравнимого с первым разом она не испытывала. Фоллз сказала себе: «Вот донюхаю этот кокаин, и все — буду считать это просто опытом и двинусь дальше».

Но не смогла.

Ей удалось накрыть торговца наркотиками на Колдхарбор-лейн; она конфисковала у него зелье и сказала:

— Я отпущу тебя, но предупреждаю: больше мне не попадайся.

Торговец, хорошо знавший своих клиентов, присмотрелся к ее раздутым ноздрям и резким движениям, сказал:

— Помаленьку подсели, девушка?

Она ударила его по голове. Потом ужаснулась: «Я его ударила! Что со мной происходит?»

И вскоре увеличила дозу.

Недалеко от Рейлтон-роуд есть ночной клуб, носящий название «Риф». Владельцы не рекламируют свое заведение, да в этом и нет необходимости. Они занимаются обычным бизнесом, а «Риф» — это нейтральная зона, посещаемая людьми, находящимися по разные стороны закона. Полицейским клуб нравился тем, что там были невысокие цены и можно было сидеть до рассвета. Преступники облюбовали его в основном по тем же причинам, кроме того, в «Рифе» они могли оценить полицейских. Пили там ром или ром с кока-колой. Никто не возражал. К трем утра начинало попахивать травкой, атмосфера становилась более умиротворенной. Нельсон в последнее время туда зачастил. Он никак не мог выбросить Фоллз из головы. Поэтому, вместо того чтобы ехать домой, он поехал в клуб. Там велись разговоры, которые его отвлекали. К тому же он выяснил, что начинает любить ром.

Растафарианец Манго часто усаживался рядом с ним, и они говорили о футболе. Однажды Манго предложил ему марихуану со словами:

— Здорово бодрит, приятель.

— Я и так бодр, — сказал Нельсон.

Они легко болтали, и Манго не переступал границ в отношениях. Но в этот вечер он был особенно взбудоражен. Нельсон сказал:

— Может, тебе стоит выкурить эту твою странную сигарету?

— Понимаешь, у меня проблема, приятель.

— Хочешь рассказать?

Манго занервничал еще больше, огляделся и сказал:

— Этот вот клуб, он ведь работает, верно?

— Похоже на то, — кивнул Нельсон.

— Ну да, у нас тут клиенты с обеих сторон улицы. Никто друг друга не обзывает, мы вроде как находимся в демилитаризованной зоне.

Нельсон улыбнулся точности эпитета и подумал, что по крайней мере половина клиентов вооружены. Причем не только ножами и битами, но и пушками. У него самого дубинка во внутреннем кармане. Если решил ночью выпивать в Брикстоне, одного лишь соответствующего выражения на лице недостаточно. Манго неправильно понял его улыбку и поспешил сказать:

— Приятель, это хорошая травка, без балды.

Нельсон со вздохом произнес:

— Слушай, давай ближе к делу.

— Я только не хочу, чтобы ты думал, что я слишком много на себя беру, лезу не в свое дело — ты меня понимаешь?

Нельсон понятия не имел, куда может привести подобный разговор. Да и в голове у него уже гудело от выпитого рома, который особенно легко шел с колой. Сидишь себе, сидишь, потягиваешь помаленьку, и тебя незаметно забирает. Ром действует на человека очень приятным способом. Нельсон вовсе не хотел, чтобы Манго испортил ему настроение, потому сказал:

— Слушай, давай забудем. Как насчет добавить?

— Парень, я не хочу тебя огорчать, но тут серьезные дела творятся.

Нельсон потер глаза, сказал:

— Я слушаю.

— Полицейский обворовывает торговцев дурью.

— Что?

— Ну да, отбирает товар. Люди начинают беспокоиться. Некоторые из этих торговцев, сам знаешь, шуток не любят. Они лезут в бутылку, даже если их обчищает женщина в форме.

— Bay, притормози. Правильно ли я тебя понял? Ты говоришь, что женщина-полицейский обирает торговцев наркотиками?

— Именно так, брат.

Нельсону понадобилось совсем немного времени, чтобы сложить все в уме, услышать тревожный звон и спросить:

— И имя знаешь?

— Фоллз.

 

_

Брант и Портер перевернули все вверх дном в квартире Барри Вайсса. Портер сказал:

— Парень не глуп. Никаких улик.

Брант помахал пачкой фотографий, сказал:

— Но себя любит. Здесь шесть снимков с его рожей.

— Возьми их.

Когда они вернулись в участок, там уже все знали о молодом полицейском в Гайд-парке. Брант сказал:

— Давайте обратимся к общественности насчет Барри.

— Ты думаешь?

— Мы хотя бы разыщем этого урода.

В шестичасовых новостях показали фото Барри Вайсса и обратились ко всем, кто его видел, с просьбой немедленно связаться с полицией. Барри, который был пьян до беспамятства, передачу пропустил. Водитель такси, сидя в пабе, сказал:

— Я его знаю.

И позвонил в полицию. К девяти часам целая армия полицейских уже прочесывала все гостиницы Бейсуотера и Паддингтона, и к половине одиннадцатого местонахождение Барри стало известно. Портеру позвонили, предлагая принять участие в захвате. Когда он и Брант приехали, улица уже была оцеплена. В вестибюле гостиницы толпились вооруженные полицейские, которыми командовал офицер по фамилии Томас. По совместной службе в Кенсингтоне он знал Портера.

— Как они к тебе там относятся? — спросил у него Томас.

Тот ответил:

— Как к члену королевской семьи, прибывшему с визитом.

Томас взглянул на Бранта, сказал:

— Да уж, не сомневаюсь. Ваш парень в номере двадцать восемь. Менеджер говорит, он вернулся в конце дня и после этого не пошевелился. Видимо, здорово набрался. У нас есть запасной ключ, и мы готовы приступить.

Он передал ключ Портеру, который повернулся и направился к номеру «28». Брант, который шел справа от него, посоветовал:

— Немедленно сбивай его с ног и не давай встать.

Портер кивнул, прислушиваясь, постоял у двери, затем всунул ключ в замочную скважину, повернул и медленно открыл дверь. Темнота. Сделал шаг в комнату, нащупал выключатель, щелкнул им и отступил в сторону. В номер с топотом ворвалось целое войско. Барри, валявшегося в отключке на кровати среди смятых простыней, быстро заковали в наручники и сбросили на пол. Брант заглянул в ванную комнату, покачал головой. Барри открыл глаза и с возмущением произнес:

— Какого хрена?

Получил удар в лицо и пинок в пах. Портер сказал:

— Уберите его отсюда, а номер тщательно обыщите.

Барри исхитрился прохрипеть:

— Какую-нибудь одежду, ребята? Пожалуйста.

Его завернули в одеяло и быстро вытащили. У Портера опустились плечи, когда он увидел, как Брант разглядывает пачку денег на комоде.

Портер сказал:

— Если мы сможем доказать, что это часть денег, заплаченных Данфи, у нас что-то будет.

Томас вышел из комнаты, Портер последовал за ним, на ходу сказал:

— Спасибо.

— Ты думаешь, это тот парень? — спросил Томас.

— Не знаю. Господи, я надеюсь.

— Мы отвезем его в Кенсингтон, ты сможешь сделать первую попытку его расколоть.

На улице собралась целая толпа, люди кричали и аплодировали. Барри сказал:

— Обожаю шоу-бизнес.

Фоллз была в ванной комнате. Посмотреть в зеркало она боялась. Она не могла поверить, насколько быстро она оказалась полностью зависимой от наркотика. Верно, она страдала, потеряв Роузи, переживала из-за того, что Нельсон ее оттолкнул, затем это убийство Металла — кто бы смог все это спокойно перенести? Кокаин всего лишь помогал взбодриться, пережить эти первые дни в Брикстоне. Она уже начала с нетерпением ждать нового дня, стремилась поскорее попасть на улицу, добыть дозу.

По спине Фоллз пробежали мурашки. Мысли ее занимали только белый порошок и боязнь того, что он закончится. Разумеется, она срезала кое-какие углы, чтобы добыть наркотик, но думать об этом ей сейчас не хотелось.

Стук в дверь. Она проигнорировала его — понадеялась, что тот, кто пришел, постучит еще и уйдет. Стук усилился, ей стало казаться, что дверь слетит с петель. Фоллз заставила себя дойти до двери и открыла. На пороге стоял Нельсон; он выглядел так, будто его вот-вот хватит удар. Она сказала:

— Уходи. — И попыталась закрыть дверь.

Он толкнул ее, и она упала на спину, а он решительно вошел в квартиру. С трудом поднявшись на ноги, Фоллз проговорила:

— Какого черта ты здесь делаешь?

Прежде чем он успел ответить, из спальни раздался ГОЛОС:

— Кто там так шумит?

Нельсон и Фоллз одновременно повернулись, и Нельсон увидел тощего белого парня лет двадцати с небольшим, в обтягивающих трусах. Нельсон прошел в спальню и собрал в охапку его одежду. Парень, видя это, проговорил:

— Кажется, сгущаются тучи.

Нельсон схватил его, подтащил к двери и вытолкнул из квартиры. Вслед полетела одежда. Парень вскричал:

— Мне срочно требуется кофеин, приятель!

Дверь захлопнулась. Нельсон повернулся к Фоллз, сказал:

— Ты похожа на уличную наркоманку, да еще этот… — Он показал на дверь и добавил: — Этот мусор из трейлеров. Как ты думаешь, с чем ты играешь?

Ей срочно требовалось что-нибудь употребить. Она сказала:

— Мне нужно в ванную комнату.

Зашла туда, попыталась прийти в себя, размышляя: «Ладно, не торопись, вдохни две „дорожки“, затем вернись и избавься от этого хулигана — да, вот так будет лучше всего».

Присела, приготовила две «дорожки» на крышке унитаза, склонилась, собираясь их вдохнуть. В этот момент дверь с грохотом распахнулась, и Нельсон прошипел:

— А… черт, уже на коленях, чтобы втянуть это дерьмо.

Он смахнул порошок, схватил ее за руку, втащил в гостиную и швырнул в кресло. Она попыталась возмутиться:

— Ты не смеешь так себя вести! Кто ты такой, что ты себе вообразил?

Он придвинул лицо к ней так близко, что она почувствовала запах зубной пасты и чего-то еще… кажется, рома. Нельсон заговорил сквозь стиснутые зубы:

— Кто я такой? Я полицейский, который может арестовать тебя за хранение наркотиков, намерение их распространять, за вымогательство… Хочешь, чтобы я продолжал? Речь идет о восьми годах за решеткой, это как минимум. Теперь ты знаешь, кто я такой?

Она попыталась собраться с мыслями. Откуда он все это узнал? Не могла встретиться с ним глазами. Нельсон отошел и опустился в кресло напротив. Она пыталась разглядеть в его лице хоть каплю сочувствия, но он смотрел так, будто ее ненавидел. Она спросила:

— Что ты собираешься делать?

— У тебя есть выбор. Ты можешь сесть в тюрьму или начать лечиться.

— Лечиться?

— Да, прямо сейчас, они тебя уже ждут. — Он взглянул на часы и продолжил: — По правде говоря, ты уже опаздываешь, а они там очень насчет этого суровы, так что начинаешь ты плохо. Я не ожидал, что ты развлекаешь гостей.

Сейчас она убила бы за одну «дорожку». Все тело Фоллз начало дрожать, она спросила:

— Как долго я там буду находиться?

— Сколько понадобится.

— Я не могу, Нельсон. Я из тех, кого они там калечат. Я для этого не подхожу.

— Ладно.

Он встал и направился к двери. Фоллз торопливо сказала:

— Подожди, куда ты пошел?

— Сдать тебя. Ордер наверняка выпишут быстро, поскольку ты полицейский и все такое. Давай прикинем. Думаю, они придут за тобой сегодня вечером, так что у тебя часов десять, чтобы нанюхаться… или ты можешь сбежать.

На глаза Фоллз навернулись слезы, но она взяла себя в руки, сказала:

— Я поеду.

— Слушай, ты вовсе не делаешь мне одолжение. Мне плевать, как ты решишь. Ты скурвившийся полицейский, ниже уже некуда опускаться.

— Чего ты хочешь, крови? Я поеду.

— Немедленно, Фоллз! Собери какие-нибудь вещи, через пять минут мы уезжаем.

Он стоял над ней, когда она собирала саквояж. Никаких надежд на «дорожку». В машине она спросила:

— Где это?

— Кройдон, место называется «Папоротниковый дом». Не стану тебе врать, тебе придется нелегко, нужно будет пройти несколько этапов.

— Ты это место знаешь… откуда?

— Я однажды сделал одолжение женщине, которая там всем заведует.

Нельсон ехал быстро, обгонял, всюду успевал проскочить на зеленый сигнал светофора. Фоллз, которая надеялась на продолжительную медленную поездку, наконец взмолилась:

— Мы не можем остановиться, чтобы выпить? Я уже разваливаюсь на части.

Нельсон быстро взглянул на нее, ответил:

— Нет.

Через десять минут они въехали на тихую улочку и остановились перед большим красивым зданием. Фоллз окинула его взглядом и спросила:

— Это здесь?

— Угу, — кивнул Нельсон.

Он взялся за ручку, намереваясь открыть дверь и выйти из машины, и в этот момент Фоллз коснулась его руки и сказала:

— Хочу, чтобы ты мне пообещал.

— Смотря что.

— Пообещай, что ты никогда мне не скажешь, почему они называют это заведение «Гребаный папоротник».

 

_

Портер, Брант, Робертс и суперинтендент сидели вокруг стола в конференц-зале. Портер сообщил:

— Мы отвели его в кабинет дознания.

После чего кивнул Бранту, который сказал:

— Я привел того парня, продавца «Биг Исью», который говорил, что видел, как он застрелил вольнонаемную женщину-полицейского у Овала. Его показаний нам было бы вполне достаточно, но он сказал, что не может точно вспомнить убийцу, так что позитивной идентификации нам от него не получить. Мы также не в состоянии доказать, что деньги, найденные в комнате Вайсса, те самые, которые принес Данфи. Впрочем, это могло бы помочь, только если бы у нас были более сильные улики.

Супер явно расстроился, сказал:

— Что у нас еще есть?

Портер полистал файлы, ответил:

— Один глазастый патологоанатом заметил, что пули, убившие вольнонаемную, идентичны тем, от которых погиб регулировщик несколькими неделями раньше.

— Черт побери, какое отношение этот регулировщик имеет к нашему делу?

Портер помолчал, потом высказался:

— Это значит, что Вайсс тренировался.

— Что?

— Готовился к убийству полицейского.

Супер решил, что пора взять бразды правления в свои руки и показать, как нужно добиваться весомых результатов. Он заявил:

— Мы применим к мистеру Вайссу старый метод.

Портеру не понравилась эта идея. Но Супер с воодушевлением продолжил:

— Старые трюки порой куда лучше новых. Здесь не требуется никаких ваших новомодных приемов из Западного Лондона, мы просто подсадим к нему в камеру звонаря.

Сердце Портера упало.

— Звонаря? — переспросил он.

— Полицейского. И Вайсс все ему расскажет.

Прежде чем Портер начал возражать, вмешался Брант:

— И у вас уже есть кандидатура на роль этого… звонаря?

Супер, ощущая всю полноту собственной власти, ответил:

— Констебль Макдональд, новое лицо, многообещающий полицейский. Ко всему прочему он парень умный.

Портер взглянул на Бранта в поисках поддержки, но тот сидел с невозмутимым видом. Суперинтендент добавил:

— Итак, Портер, ты можешь начать допрашивать подозреваемого, а я организую арест Макдональда. — И удивился, что никто не рассмеялся его шутке.

Барри Вайсс сидел в кабинете дознания. Несмотря на похмелье, он спланировал свое поведение, сказал себе: «Ни в чем не признавайся, и они ничего не докажут».

Дверь открылась, вошли Портер и Брант. Они уселись, и Портер сказал:

— Мы все запишем, не возражаете?

Барри сделал вид, что думает, затем сказал:

— Я хочу знать, кто победил в шоу «Старший брат».

Первый допрос длился около двух часов и не дал никаких результатов. Барри потребовал адвоката и диетическую кока-колу.

— Мне приходится считать калории, — сказал он.

Во время второго допроса Барри пил чай и ел бутерброды. Закончив с едой, он пожаловался:

— Хлеб черствый.

Появился адвокат и велел Барри ничего не говорить. Барри уставился на него и спросил:

— Вы умный?

Они могли держать его у себя сорок восемь часов, а потом должны были предъявить обвинения либо отпустить. Когда Портер наконец велел отвести его в камеру, он сказал:

— Это ваше последнее слово?

Он очень удивился, что в камере уже кто-то находился, и спросил:

— Разве мне не полагается одиночка?

Его без ответа втолкнули в камеру.

Супер дал Макдональду строгие инструкции.

— Это твой большой шанс, парень, — сказал он. — Мы все на тебя смотрим. Мне не надо рассказывать тебе, насколько это серьезное дело. Разговори его, и твоя карьера обеспечена.

— Да, сэр, — кивнул Макдональд.

Он был рад убраться подальше от Робертса. Напряжение от расследования убийства «ботаника» было огромным. Если он сейчас хорошо себя проявит, ему, возможно, больше никогда не придется снова работать вместе с Робертсом. Супер тем временем вещал:

— Тебе надо добиться, чтобы он признался. Не слишком усердствуй, иначе он может догадаться. Пусть он сам придет к тебе. Сам помаленьку признавайся в разных преступлениях. Ты не должен показывать своего интереса, тогда он попытается произвести на тебя впечатление. Он ведь псих, ему захочется похвастаться, показать, насколько он превзошел тебя. Есть вопросы?

— Я уловил главное, сэр.

Суперу, наверное, не хотелось останавливаться; он прибавил:

— Они были против.

— Сэр?

— Портер Нэш, Брант, Робертс — они утверждали, что ты не годишься для этого задания. Может, выбрав тебя, Макдональд, я ошибся? Совершил громадную ошибку, доверив это дело тебе?

У Макдональда было ощущение, что ему дают инструкции из разряда «миссия невыполнима». Он сделал строгое лицо и сказал:

— Я вас не подведу, сэр.

— Уж позаботься об этом.

На нем были старые джинсы, рваная толстовка и потрепанные кроссовки. В камере было двое нар, и он устроился на одних, сделав вид, что спит. Через некоторое время услышал шум. Это привели Барри. Макдональд слышал, как он возмущался по поводу соседа в камере, затем Барри втолкнули внутрь. Дверь с клацаньем захлопнулась, и наступила тишина, которую нарушало только дыхание Барри. Спустя несколько секунд он произнес:

— Эй ты! — И лягнул нары Макдональда.

Тот немного выждал, повернулся, потер глаза, словно только проснулся, и спросил:

— Какого хрена тебе надо?

Барри оглядел его, оценивая телосложение. Сказал:

— Давай я представлюсь. — Макдональд уставился на него, а Барри продолжил: — Ты что, не сечешь?

— Ты меня разбудил.

— Извини. У меня сегодня трудный день.

Макдональд кивнул, сказал:

— Я Пит.

— Ну привет, Пит. За что повязали?

— Да… тяжкие телесные.

Глаза Барри загорелись, он спросил:

— И кого же ты уделал?

— Одного идиота в пабе.

— И только?

Макдональд скромно улыбнулся, ответил:

— Ну, может, еще пара случаев.

— Например?

— Ну там грабеж и кое-что еще.

Барри с удовольствием развлекался. В детективах, которые он читал, такой сценарий часто встречался. Подсаживают копа к подозреваемому в камеру и надеются, что тот признается. Но этот парень так плохо справлялся со своей ролью, что Барри хотелось громко расхохотаться. Он сел на нары и сказал:

— Спокойной ночи.

Макдональд, начавший беспокоиться, спросил:

— А ты?

— Я?

— Ну да — что они пытаются на тебя повесить?

— Ничего особенного.

— Должно же что-то быть.

Пауза, затем:

— Да я забыл заплатить за телевизор, теперь обязательно буду платить вперед.

Макдональд почти заснул, когда услышал:

— Пит?

Он не сразу сообразил, где находится.

— Пит, ты не спишь, приятель?

Макдональд вспомнил, что он Пит, и ответил:

— Нет, не сплю.

— Есть вопрос… ты слышишь?

— Слышу.

— Представь ситуацию, как у нас с тобой. Значит так, настоящий псих, убийца полицейских, делит камеру с… копом. А копы — это его специальность. Понимаешь? Он их убивает. Так вот я спрашиваю: насколько спокойно будет этот коп спать?

Макдональд постарался не показать своего интереса, даже с показным раздражением произнес:

— Ты хочешь мне что-то рассказать, Барри?

— Ты задаешь мне неправильный вопрос.

— Да?

— Ты должен спросить: меня подставили?

— Что?

— Твоему начальству нужен результат. Вот они и сунули никчемушного копа в одну камеру с потенциальным убийцей. Они решили, что тот не может себя контролировать. И если останется на всю ночь наедине с полицейским, то у него точно крыша съедет — он же не сможет с собой справиться. В детективах это называют «непреодолимым импульсом». Им кровь из носу нужен результат, пресса их уже достала, а тут явный шанс выиграть.

Макдональд не мог четко видеть, что делает Барри — лежит… или приготовился к прыжку? Что же?! Он изо всех сил старался сдержаться, чтобы не закричать и не вскочить с нар, посмотреть, где находится Барри. Он спросил:

— Ты думаешь, что я полицейский?

Ответа не последовало. А немного позже Макдональд услышал тихий смех, скорее сдавленное хихиканье. Остатки сонливости вмиг улетучились. Разумеется, Барри выдрючивался, издевался над ним, но ведь он убил… Сколько? Шесть человек. Зная это, разве заснешь?

 

_

Брант и Портер вытрясали душу из Макдональда. Брант заметил:

— Господи, ты выглядишь ужасно. Это что, такой метод?

Макдональд с ненавистью взглянул на него, и Портер спросил:

— Ты чего-нибудь добился?

— Это он всех убил, можно не сомневаться.

— Он признался?

Макдональд суетливо задвигался, сказал:

— Нет, но это он, он дал мне понять.

Брант подошел вплотную к Макдональду, проговорил:

— Он раскусил тебя, так? Что ты такого сделал? Показал ему свой жетон?

Макдональд отвернулся, помолчал и признался:

— Да, он раскусил меня.

Портер в сердцах ударил ладонью по столу:

— А… черт бы все побрал!

Макдональд попытался объяснить, как ему было страшно, что значит быть запертым рядом с таким животным, как Барри Вайсс, но Портер и Брант были не теми людьми, которым можно поплакаться в жилетку, так что он в конце концов просто опустил голову.

Портер сказал:

— Нам придется его выпустить.

Макдональд вскричал:

— Вы не можете, этот тип — настоящий псих, он всем этим наслаждается!

Брант холодно произнес:

— Тебя твой начальник ждет.

— Супер?

Брант с улыбкой прибавил:

— Не думаю, что он будет доволен, тем более что ты его любимчик.

Макдональд, который все не мог успокоиться, сказал:

— Но вы должны что-то сделать, его нельзя просто так выпустить.

Портер отмахнулся от него. Когда Макдональд ушел, Брант сказал:

— Сколько у нас еще времени?

Портер взглянул на часы, ответил:

— Девять часов. Его адвокат уже считает. Как думаешь, стоит его еще допрашивать?

— А что нам еще остается?

Когда Макдональд приблизился к суперинтенденту, он разглядел надежду в лице начальника. Он непроизвольно тряхнул головой, и Супер тут же сказал:

— Что это значит? Эта тряска головой пусть лучше не означает то, что я думаю. Я жду от тебя хороших новостей.

— Извините, сэр…

— Извините? За что ты извиняешься? Как ты мог все изгадить? У тебя был великолепный шанс, и ты не сумел им воспользоваться. Кроме того, на тебя поступила жалоба.

— Жалоба, сэр?

— От одной дамы. Она говорит, что, находясь при исполнении, ты был не только пьян, но и выражался. Я не обратил бы на это внимания, спустил на тормозах, прикрыл бы тебя, так как я забочусь о своих людях, но ты… Из-за тебя падает тень на меня. Ты отстраняешься, пока не будет проведено расследование, без оплаты. Тебе повезет, если ты сохранишь место в полиции.

— Но, сэр…

— Убирайся с глаз моих!

Через пару минут Макдональд уже покинул участок. Констебль дико устал и не знал, что делать дальше. Его заметил Портер, подошел и сказал:

— Не принимай все это слишком близко к сердцу.

Макдональд посмотрел на него остекленевшими глазами, проговорил:

— Кто-то должен с ним разделаться.

— С Супером?

— С этим животным в камере, Барри Вайссом. Если его выпустят, кто-нибудь должен его прикончить.

Портер огляделся, подошел ближе, сказал:

— Эй, не заводись. Ты же не хочешь, чтобы люди тебя слышали.

Макдональд визгливо рассмеялся и спросил:

— И что они сделают, отстранят меня?

Он отправился домой, в свою крохотную квартирку в Льюишеме. Он думал, что она вполне функциональна, удобна и всего лишь ступенька наверх. Теперь он смотрел на нее как на ступеньку вниз. Он сорвал с себя одежду, бормоча ругательства и вспоминая недавние события. Спросил себя: «Когда я в последний раз ел? Я голоден? Я в полном дерьме». И забрался в постель.

Отстранен без оплаты. Эта несправедливость заставляла его поворачиваться с боку на бок, пока наконец он не провалился в сон. Во сне он видел Барри Вайсса в одежде «ботаника», говорившего голосом Супера. Разбудил его телефонный звонок. Макдональд, весь в поту, выдохнул:

— Какого?..

Телефон верещал так пронзительно, как будто предупреждал: «Не бери трубку, будешь жалеть, если возьмешь!»

Он взял, услышал:

— Макдональд?

— Да.

— Это Робертс. Где ты есть, черт побери?

— Я в постели. — Не успев подумать, он сказал правду, что всегда плохо, особенно для полицейского.

— Черт, вставай немедленно, у меня хорошие новости.

— Да, сэр?

— Я знаю, кто убил нашего студента.

Макдональд вздрогнул, пробормотал:

— Сэр, я отстранен, без оплаты. Супер…

— Ерунда. Я разберусь, двигай сюда.

Клик.

 

_

Фоллз была перепугана. Первые несколько дней ушли на детоксикацию. Они все слились, казались ей мутным пятном: она рыдала, просила «дорожку» или таблетку, все что угодно, только заглушить боль. Врач пояснил:

— Медицинские препараты мы используем только в самых трудных случаях. У вас склонность к наркотикам эмоциональная, ваше тело еще не зависит от наркотиков физически. Мы захватили процесс вовремя. Еще бы неделя, и кто знает… Что бы вы ни думали, в конечном итоге лучше обойтись без транквилизаторов.

Фоллз с ненавистью посмотрела на него, сказала:

— Легко вам говорить. Если вы не против, я бы рискнула.

Он терпеливо улыбнулся — отчасти с презрением, отчасти с жалостью — и сказал:

— Лучше всего побольше пить, есть и принимать витамины.

Он держал в руках ее карту. Спросил:

— Вы работаете в полиции?

— Да.

— Хм…

В грубой интерпретации это означало: «несчастная сучка». Фоллз спросила:

— Что?

— Ну, я подумал, что быть наркоманкой при вашей работе — это, наверное, создает определенные неудобства?

Фоллз подумала: «Вряд ли в тюрьме хуже».

И ответила:

— Определенные неудобства — это вы верно заметили.

На четвертый день миссис Фокс, та самая женщина, которая всем руководила в заведении, сказала:

— Элизабет, сегодня вы выходите в люди.

Фоллз не могла вспомнить, когда сказала ей свое имя; помолчав, она спросила:

— В люди?

— Да, вы будете жить в комнате вместе с Эмили, займете свое место в доме.

— Повезло мне…

У миссис Фокс было доброе лицо. Этому обучают в психотерапевтических школах. Выражение ее лица означало: «Я уже все слышала, шокировать меня нельзя. Кроме всего прочего, я тебя люблю, бесполезный ты кусок дерьма».

И голос у нее был соответствующий. Тихий, ровный, воплощающий сочувствие. Теперь, однако, в нем слышался холодок.

— Никому не по душе сарказм, Элизабет. Он не поможет вам вылечиться.

— Да, конечно, — кивнула Фоллз.

Ей показали светлую комнату с двумя кроватями. Миссис Фокс сказала:

— Эмили на групповом занятии. Следующие четыре дня у вас испытательный срок.

— И что это значит?

— Вы не смотрите телевизор, не читаете газеты, не звоните никому и не принимаете телефонных звонков.

Фоллз села на кровать и сказала:

— Вы ведь в самом деле от этого тащитесь, правда?

Улыбка миссис Фокс стала еще шире.

— Возмущение — обычное дело на этом этапе, Элизабет.

— Прекратите меня так называть!

Улыбка на мгновение исчезла, затем снова вернулась на место, и миссис Фокс прибавила:

— Привилегии нужно заслужить.

Фоллз решила тоже улыбнуться, спросила:

— И чью задницу нужно целовать, чтобы их заслужить? Кроме вашей, разумеется?

— Мы настаиваем только на взаимодействии и честности плюс искреннее желание воспринять дух этого дома.

— Стать частью команды?

— Можно и так сказать.

Поскольку Фоллз больше вопросов не задавала, миссис Фокс повернулась, чтобы уйти, но на секунду задержалась, сообщила:

— В вашем случае мы сделали одно исключение.

— Не терпится услышать, — с иронией проговорила Фоллз.

— Детектив-инспектор Нельсон, особый друг нашего дома, попросил разрешения навестить вас сегодня вечером. Мы слегка нарушили наши правила, и он будет здесь в семь.

После ее ухода Фоллз с удивлением почувствовала, что с нетерпением ждет этого визита. Хотя что еще у нее есть? Ничего.

Открылась дверь, и вошла женщина. У нее были тощая фигура, редкие рыжие волосы и бледное лицо. Женщина протянула руку и сказала:

— Я Эмили.

Фоллз пожала ей руку, которая оказалась липкой и вялой. Если бы она как следует ее сжала, сломались бы все косточки. Сказала:

— Привет, Эмили.

Женщина закрыла дверь, произнесла:

— Ш-ш… ш-ш… ш-ш…

— Ладно, — кивнула Фоллз.

Затем Эмили подошла к окну, выглянула наружу, снова вернулась к Фоллз и прошептала:

— У меня есть для нас сюрприз.

— В самом деле?

Она достала шоколадку и сказала:

— Я с тобой поделюсь.

— Спасибо.

Эмили сосредоточилась, разломила шоколадку на две равные части и протянула одну половинку Фоллз. Сказала:

— Почти так же хорошо, как оргазм.

Фоллз не знала, что на это сказать, — да и кто знает? Эмили некоторое время рассматривала ее, наконец сказала:

— Я никого черного не знаю.

Фоллз перебрала несколько резких ответов, но девушка с ней поделилась, так что…

— Ну, мы, черные, тоже очень любим шоколад, так что теперь ты уже кое-что о нас знаешь.

Эмили улыбнулась, обнажив измазанные шоколадом зубы, и сказала:

— Ты здесь будешь единственной цветной. У нас есть азиатка, но я не думаю, что это одно и то же. Почему ты здесь?

— Дурь.

— Я тоже, еще в магазинах воровала, я это очень люблю.

Фоллз подумала: «Не рассказать ли ей, чем я занимаюсь?», но, решив подождать, спросила:

— Ну и как здесь?

Эмили закатила глаза, затем ответила:

— Им нравится тебя ломать, чтобы ты призналась, что ты никудышная, потом они переделывают тебя с помощью разного позитивного дерьма. Остерегаться надо мужика, которого зовут Элан: он специализируется на ссорах, пытается тебя сломать, заставить плакать, просить прощения. Я его ненавижу. В нем росту пять футов с кепкой, и вид у него такой, будто он солнца в жизни не видел.

Фоллз доела шоколад, почувствовала небольшой прилив бодрости от сахара и заявила:

— Ты еще увидишь, позволю ли я какому-то карлику взять меня за яйца.

Эмили пришла в восторг, хлопнула в ладоши, спросила:

— Ты когда-нибудь пробовала «вайк»?

— «Вайк»?

— Викодин, сильный болеутолитель, он переносит тебя на облако наслаждения. Кажется, что тебе больше никогда не будет больно.

Фоллз почувствовала жалость к этой нелепой женщине с мучнистым лицом и спросила:

— Так ты хочешь избавиться от боли?

Глаза Эмили расширились, она ответила:

— А разве не все этого хотят?

— Но не с помощью викодина, да и те, кто там, снаружи, чаще хотят причинить боль.

Эмили несколько раз кивнула так энергично, будто никогда ничего подобного не слышала. Сказала:

— Ты умная, да?

— Если бы я была умная, не очутилась бы тут и не пыталась получить оргазм от шоколада.

 

_

Когда Барри Вайсса выпустили, весь участок охватило отчаяние. Полицейские выстроились рядами и молча смотрели, как он уходит. Адвокат Барри оглядел их, сказал ему с испугом:

— Чем скорее мы отсюда уйдем, тем лучше.

Барри, совершенно расслабленный, спросил:

— А пресса собралась?

— Полным-полно. Ты хочешь выйти через черный ход?

Барри посмотрел на него изумленно, сказал:

— Ты рехнулся?

Он улыбнулся полицейскому, который вернул ему его вещи, включая деньги, спросил:

— Надеюсь, все на месте? — Не дождавшись ответа, сказал адвокату: — Пересчитай.

— Что?

— Ты меня слышал.

— Господи, нельзя с этим подождать?

— Пересчитай.

Адвокат, нервничая, начал пересчитывать деньги, сбился со счета, вынужден был начать все сначала. Барри сказал:

— Ты слишком напряжен, тебе надо взбодриться.

Наконец деньги были пересчитаны, и адвокат сказал:

— Давай убираться отсюда к чертям собачьим.

— Не так быстро.

— В смысле?

— Я хочу сказать несколько слов личному составу.

— Господи, ты хочешь, чтобы тебя линчевали? Пошли отсюда.

Барри повернулся к шеренге полицейских и сказал:

— Ребята, мне вас будет не хватать. Несмотря на обстоятельства, связанные с моим пребыванием здесь — и я отдаю себе отчет, что и вам пришлось нелегко, — я хочу сказать, что зла я не затаил. Я не из тех, кто долго помнит обиду… — Здесь он позволил себе слегка хихикнуть, и шеренга копов зашевелилась. — Так что когда я подам в суд на ваши жалкие задницы, я хочу, чтобы вы знали — в этом не будет ничего личного. Я не один из тех…

Адвокат схватил его за руку и резко дернул. Барри сказал:

— Эй, я еще не закончил.

— Нет, закончил, — сказал адвокат. И потащил Барри к выходу.

Через стеклянные двери им была видна толпа собравшихся репортеров.

На пороге стояли Брант и Портер. Барри сказал:

— Еще увидимся, чуваки.

Брант посмотрел на него и улыбнулся. Барри сказал:

— Чему ты улыбаешься, мудозвон? Ты все просрал.

Брант подмигнул, и адвокат вывел Барри на улицу. Толпа двинулась вперед, протягивая к ним микрофоны и засыпая их вопросами. Один мужчина прорвался вперед и крикнул:

— Барри, я Гарольд Данфи из «Таблоида». Мы хотим заключить с вами договор на эксклюзивную статью, поселить вас в гостинице, хорошо вас вознаградить.

Барри улыбнулся и взглянул на своего адвоката, который пожал плечами. Данфи, воспользовавшись моментом, продолжил:

— Мы приготовили для вас машину, она ждет. Зачем отдавать все даром этим…

Барри перебил его:

— Договорились.

Данфи махнул рукой, вперед выступили два здоровяка и расчистили путь к машине. Представители прессы возмутились, закричали:

— Одно заявление, Барри.

— Ты убил этих полицейских?

Барри остановился у машины, повернулся к ним лицом, усмехнулся, сказал:

— Без комментариев.

 

_

Фоллз готовилась к сеансу терапии. Эмили выглядела возбужденной, она сказала:

— Элан собирается разделаться с тобой.

— Спасибо, что предупредила.

— Он сделает это во время занятий в твоей первой группе. Он хочет, чтобы ты знала с самого начала, что прогнулась. Он заставляет людей плакать, унижает любым способом. Он называет это приведением к одному уровню.

— Эмили, не беспокойся, все будет в порядке.

Но Эмили явно сомневалась, и было похоже, что она вот-вот расплачется.

— Я не хочу, чтобы он унижал тебя, — проговорила она, — я знаю, это плохо.

— Плохо?

— Потому что ты хорошенькая. Надеюсь, ты не сердишься, что я так говорю, но это правда. А он прямо буйствует, если женщина приятной внешности, — он таких вроде как за это наказывает. В мой первый раз он не очень старался, только поунижал немного. Это оттого, что я несимпатичная… Не надо, ничего не говори, я привыкла.

Фоллз протянула к ней руку, сказала:

— У тебя красивые глаза.

Они засмеялись и отправились на терапию.

Группа уже собралась, кресла поставили в круг. Два места не были заняты. Эмили прошла к одному. Фоллз осталась стоять, пока группа ее разглядывала. Она сразу же заметила Элана. Его кресло стояло немного дальше, чем другие. Кресло рядом с ним было свободно. Он просматривал бумаги, головы не поднял, распорядился:

— Садись.

Тон был резкий и подразумевал: «Не вздумай выпендриваться».

Фоллз села рядом, и ее тут же окатил запах его лосьона после бритья. Запах был такой приторный, что ее едва не стошнило.

Элан все еще не смотрел на нее. На нем была форма расслабленного терапевта: камуфляжные штаны, толстовка и кеды; в мочке левого уха блестела сережка на винте. В комнате стояла абсолютная тишина. Группа была ровно поделена по половому признаку, возраст — от двадцати до после шестидесяти. Общим у них всех был только подавленный вид. Элан откашлялся, спросил:

— Все в ажуре, люди?

— Все в ажуре, Элан, — хором ответили люди.

Их единодушие удивило Фоллз. Элан выдержал паузу, затем спросил:

— Есть нарушения?

Поднялась рука, он кивнул, и мужчина среднего возраста сказал:

— Я Том, я алкоголик, наркоман и развратник Я хочу доложить о нарушении, допущенном Эмили.

Эмили резко подняла голову, щеки ее покраснели. Том продолжил:

— Она подкупила повариху, чтобы та принесла ей шоколадку.

Глаза Элана просияли, он сказал:

— Спасибо, Том. Эмили, что ты можешь сказать в свое оправдание? — Эмили не ответила, и он крикнул: — Признавайся, кусок дерьма!

Эмили начала плакать, а он принялся хлопать в ладоши. Сказал:

— Вместе, люди.

Группа начала хлопать. Затем Элан остановился, сказал:

— Эмили, ты поделилась этим… с кем-нибудь?

Она отрицательно покачала головой, и он сказал:

— У тебя что, кошка язык проглотила? Пусть он у кошки и остается. Всем запрещается разговаривать с ней три дня. Понятно?

— Да, Элан. — Все вместе.

Получив ответ, он повернулся к Фоллз, сказал:

— И что у нас здесь? Мисс Фоллз, как я понимаю?

Фоллз не сводила с него глаз и теперь заметила, как у него на губах появляется улыбка. Элан снова повернулся к группе и сказал:

— Люди, вы видите перед собой наркоманку, воровку и шлюху…

Фоллз ударила его по голове сбоку — специальный удар Бранта. Сжатый кулак поверх уха с максимальной силой. Затем она встала, правой рукой схватила его за волосы и сказала:

— Никто, я подчеркиваю, мать твою, никто не смеет называть меня шлюхой.

Левой открытой ладонью она ударила его четыре раза по щекам, оставив на них следы своих пальцев. Сказала:

— За это нарушение я требую, чтобы ты извинился перед Эмили и передо мной, иначе я оторву твою гребаную башку. — Она повернулась к группе, спросила: — Все в ажуре, люди?

Они дружно ответили:

— Все в ажуре, Фоллз.

 

_

Фоллз и Нельсон сидели в машине напротив «Папоротникового дома». Саквояж Фоллз стоял на заднем сиденье. Нельсон, пытаясь подавить усмешку, спросил:

— Значит, ты его основательно отделала?

— Ему крепко досталось. По голове.

Нельсон помолчал, сказал:

— Самое подходящее место. Всегда.

Она ждала, что он возмутится, поэтому его реакция оказалась для нее настоящим сюрпризом. Она спросила:

— Они меня вышвыривают?

— И без промедления.

— И что теперь, тюрьма?

Нельсон опустил руку за сидение, достал пакет, протянул ей со словами:

— Это тебе.

— Подарок?

— Ну, наверное.

Развернув пакет, она увидела тяжелую деревянную рамку, темное дерево блестело. В рамке было объявление:

Коронное блюдо вторника:

«Гад-в-дыре».

Нельсон улыбнулся, сказал:

— Скажу честно, хозяин кафе «У Ромеро» не хотел с этим расставаться. Говорил, что рамка стояла в витрине с первого дня открытия заведения.

Фоллз глубоко вздохнула, спросила:

— Что теперь?

— Ну я, пожалуй, подвезу тебя домой, и, может быть, ты пригласишь меня выпить стаканчик.

— Идет.

Он включил передачу и сказал:

— Я тут подумал, что мы можем… попробовать… начать все с начала.

Она долго молчала, наконец сказала:

— Я мало чего знаю про второй шанс. И в первый-то раз было достаточно тяжело.

Он постарался скрыть свое разочарование, заметил:

— Ну я только решил спросить, вот и все.

Она ущипнула его за плечо, сказала:

— Черт, что же ты так легко сдаешься, где твой бойцовый характер?

Позднее той ночью, лежа в постели, Нельсон проговорил:

— Это было божественно.

— Все дело в больнице — взбадривает, — сказала Фоллз.

Встала с кровати, пошла в кухню и взяла две банки пива. Мысль о «дорожке» промелькнула в ее голове, но она подавила ее и вернулась в спальню. Нельсон приподнялся на локте, сказал:

— Мне придется рассказать тебе, что произошло с Блицем.

— Его поймали?

— Не совсем.

Он подробно поведал ей обо всех недавних событиях, она ни разу его не перебила. В конце он сказал:

— Вайсс живет в какой-то роскошной гостинице в Лондоне, которую оплачивает «Таблоид». Со дня на день ждем появления его эксклюзивной истории.

Фоллз поставила банку с пивом на тумбочку, сказала:

— Похоже, ты уверен, что убийца он.

— Не только я. Брант, Портер Нэш, парни из Кенсингтона — они все клянутся, что это он.

Они немного помолчали, потом он сказал:

— Много ходит разговоров о том, что, возможно, надо закончить эту работу самим, пристрелить эту мразь.

Она покачала головой:

— Нет, нет.

Он пожал плечами, сказал:

— Наверное, ты права. Далеко не идеальное решение для полицейских — самим вершить правосудие.

Она прижала ладони к его щекам, посмотрела прямо в глаза:

— Ты меня неправильно понял. Я не против, я только не согласна, что его нужно пристрелить… это должен быть молоток.

 

_

Макдональд ждал Робертса. Констебль беспрестанно думал о словах инспектора, который сказал: «Я знаю, кто убил нашего студента».

Макдональд прокручивал в голове эту фразу десятки раз. Если бы Робертс подозревал, что виноват он, Макдональд, то он уже сидел бы в камере. Значит, кто-то другой, в силу обстоятельств, попал под раздачу. Робертс обвинил в убийстве другого человека. Макдональд спросил себя: «Позволю ли я какому-то бедняге отдуваться за меня?»

Он уже боялся ответа. Прежде чем он окончательно себя издергал, явился Робертс и сказал:

— В мой офис.

Когда они вошли, Робертс указал на дверь, приказал:

— Закрой.

Стол его был завален бумагами. Он отодвинул их в сторону и сказал:

— Плохие новости.

Макдональд решил, что это имеет отношение к его отстранению. Он даже обрадовался, что с него не сняли наказания. Робертс продолжил:

— Это убийство… я был уверен, что в нем разобрался. Друг погибшего был главным подозреваемым: он был должен ему деньги, люди видели, как они ссорились. Но у него оказалось алиби. Я все проверил — алиби надежное. Для нас было бы очень полезно разобраться в этом деле. Мне очень жаль.

— Жаль?

— Да, я внушил тебе надежду, а я знал, что для тебя это дело чести. Мы не будем закрывать дело, но мне думается, что это одна из тех задач, которые так трудно решить.

— Да, сэр.

Макдональд коротко кивнул, хотя ему хотелось запрыгать от радости.

— Но у нас, тем не менее, полно дел. Не хочешь сходить в буфет и принести сюда чай для нас с тобой?

По пути Макдональд встретил дежурного, который заметил:

— У тебя на удивление веселый вид.

— Я просто стараюсь изо всех сил, сержант.

Тот всмотрелся в него и сказал:

— Разве тебя не отстранили?

— Конечно, — ответил Макдональд.

И пошел дальше, постаравшись прогнать с лица улыбку. Сержант посмотрел, ему вслед, пробормотал:

— Новая порода уродов.

 

_

«ТАБЛОИД»

«ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ИНТЕРВЬЮ БАРРИ ВАЙССА,

ЧЕЛОВЕКА, КОТОРОГО НЕСПРАВЕДЛИВО ОБВИНИЛИ В ТОМ, ЧТО ОН БЛИЦ»

Интервьюер Гарольд Данфи

Под этим заголовком была помещена фотография Барри, на которой он выглядел печальным, как будто весь мир его невероятно обидел. В верхней части полосы имелась маленькая фотография гневнолицего Данфи.

Главные моменты интервью:

— Позвольте мне задать вам прямой вопрос, Барри. Вы Блиц?

— Никоим образом.

— Нельзя ли поточнее?

— Я не Блиц.

— Почему тогда полиция вас арестовала?

— Гарольд, я вполне понимаю, что они в отчаянии. Дело очень важное, и они не знают, за что ухватиться.

— Но почему именно вы, Барри? Почему они выбрали вас?

— Я совсем недавно переехал в Бейсуотер, а, как вы знаете, в Гайд-парке трагически погиб молодой полицейский. Я переехал из Юго-Восточного Лондона, где тоже был убит полицейский, — вот они и связали эти события. Все это очень печально, но вполне объяснимо.

— Как с вами обращались?

— Увы, Гарольд, со мной обращались жестоко, как мне не неприятно об этом говорить.

— Нельзя ли конкретней?

— Они меня избивали… постоянно.

— Вы собираетесь подать на полицию в суд?

— Я сделаю это неохотно. Это противоречит моим принципам, но — на случай, если другой бедолага попадет в такую же ситуацию, что и я, — я решил сделать это, чтобы над полицией установили… полицейский надзор, если так можно сказать.

— Полицейский надзор над полицией — здорово сказано. Чем же теперь занимается Барри Вайсс?

— Я пишу книгу.

— Должен заметить, по вам, Барри, не скажешь, что вас одолевает горечь.

— Я не из злопамятных. Моя персональная философия такова: ты поднимаешься, отряхиваешься и двигаешься дальше. Я могу процитировать «Desiderata»:«Ты дитя Вселенной не в меньшей степени, чем деревья и звезды; у тебя есть право быть здесь».

— Спасибо, Барри. Желаю успеха с книгой.

 

_

Это интервью прочитал каждый полицейский в городе. Прочитал и выругался.

В магазин бытовых товаров «Слон и замок» на площади зашел полицейский и купил гвозди, отвертку, краску и тяжелый серебристый молоток с крепкой черной рукояткой. Полицейскому нужен был только молоток — все остальное было куплено, чтобы не вызвать подозрения.

Две ночи спустя Барри все еще наслаждался проживанием в роскошном отеле. Он с удовольствием пожинал плоды славы. Пил в баре гостиницы, люди на него обращали внимание, и он отвечал им скромной улыбкой. Он разучивал эту улыбку перед зеркалом, хотел, чтобы она выражала не только его магнетизм, но и некоторую толику смирения. Он уже приговорил, наверное, с полдюжины порций виски — теперь светлое дерьмовое пиво осталось в прошлом. Когда он подошел к дежурной за ключом от своего номера, девушка дала его ему с ласковой улыбкой. Он решил, что на следующий вечер попробует к ней подкатить. Сегодня он только прищурил глаза, хватит с нее и этого. Идя по коридору, он дважды споткнулся, сказал:

— Опс, парень! Держись.

Он собирался позвонить в службу обслуживания номеров и заказать один бутерброд со стейком и, может быть, бутылку шипучки. Почему бы и нет, черт побери? Он еще может найти ночного портье, пусть пришлет в номер девку. Дверь он открыл с третьей попытки. Ввалился в номер, пытаясь вспомнить, где находится выключатель, — и в этот момент получил сильнейший удар по колену. Он упал навзничь, зажегся свет. Преодолевая боль, Барри выдохнул:

— Ты!

Полицейский размахнулся и выбил молотком большую часть передних зубов Барри. Тот пополз к телефону, полицейский шел рядом. Шевеля разбитыми губами, Барри произнес:

— Ты…

Молоток снова опустился.

 

_

Портер занял столик в конце зала. Удивился, когда Брант предложил купить выпивку. Он принес поднос, на котором стояли кружки с пивом и рюмки с виски. Портер спросил:

— Мы еще кого-то ждем?

— Только мы с тобой, братишка, — ответил Брант.

Портер хотел было отказаться, но сказал себе: «А ну его все к чертям!» Взял кружку и в несколько глотков опустошил ее до дна.

Брант улыбнулся, сказал:

— Видишь, ты в этом нуждался.

Портер взял рюмку виски, выпил, и Брант заметил:

— Bay, дай мне возможность тебя догнать.

Портер сунул руку в карман, вынул книгу и положил ее на стол.

Эд Макбейн

Старое пингвиновское издание.

Брант спросил:

— Прочитал?

— Нет, вроде было ни к чему.

— Ты не понял, Портер. Макбейн завсегда к чему.

Портер посмотрел на него, и Брант сказал:

— Почему бы тебе не выговориться?

— Что?

— Разве это моя работа? Разве это я прикончил эту мразь?

— Так это ты?

— Нет, но у меня есть подозрения насчет тебя.

— Я этого не делал.

Брант отпил пива из кружки, рыгнул и спросил:

— Если мы оба не при делах, тогда кто?

— Половина копов в городе под подозрением.

Брант поднял рюмку, сказал:

— Так этому дерьму и надо.

Портер его не поддержал, заметил:

— Макдональд очень странно себя вел. Сказал, что сам хотел бы прикончить Вайсса.

Брант подумал, сказал:

— Нет, у него кишка тонка. Тот, кто действовал молотком, почти размозжил башку Барри. Это была работа вблизи, по-настоящему вблизи, личное дело. Макдональд может злиться, но у него пока нет такой ярости. Дай ему еще несколько лет.

Портер взял следующую кружку, приложился, почувствовал, как легко разливается пиво по организму, сказал:

— Думаешь, за это кого-нибудь посадят?

— Я вот что тебе скажу: из кожи вон лезть никто не будет.

 

_

Фоллз принимала душ; она крикнула Нельсону из ванной:

— Налей себе выпить. Я не скоро.

— Ладно.

Он заметил объявление в рамке, свой подарок, на столе и решил, что пока может его повесить. Пошел в кухню, порылся в ящиках и нашел гвозди подходящего размера. Осмотрелся, ничего тяжелого не увидел, потом заметил шкафчик под раковиной. Он наклонился и открыл дверцу. В шкафчике на тряпке лежал молоток с тяжелой черной рукояткой. К металлическому бруску, покрытому тонкой коркой запекшейся крови, прилипли волосы.

Фоллз крикнула:

— Милый, не хочешь потереть мне спинку?

Нельсон некоторое время молча смотрел на молоток, потом крикнул:

— Иду, радость моя.

И закрыл дверцу шкафчика.