Разница между алкоголиком и запойным пьяницей в том, что алкоголик считает свои недостатки истинными, а достоинства фальшивыми.Фил Кеннеди. «Где я сейчас, когда я себе нужен?»
Запойный пьяница держит свои достоинства при себе и уродует других своими недостатками.
~ ~ ~
Следующие несколько дней были настоящим адом. Жуткое похмелье. Провел я эти дни, в основном лежа поперек кровати. И постоянно виски и пиво взывали ко мне: «Иди к нам, мы тебя вылечим».
Да уж.
На каком-то этапе я очнулся с петлей из простыни вокруг шеи. На комоде стояла маленькая фотография. У меня что, галлюцинации? Я дважды моргнул, но фото не исчезло. Я медленно приблизился. На снимке был запечатлен мужчина в дешевом костюме из твида, с явными следами страданий на лице. Внизу фото стояла подпись: «Мэтт Талбот».
Я перевернул фотографию изображением вниз и снова залез в постель. Когда я очнулся в следующий раз, фотография исчезла. Я никогда не посмею спросить про нее у Джанет. Если не она виновница, то… КТО?
На третий день я был слаб, как котенок. Но принял душ и надел чистую одежду. Меня сдувало ветром с тротуара. Мой мозг зациклился на виски. Я направился в кафе на Проспект-хилл. Заказал яичницу, тост и чай. Столик плыл перед глазами. Я весь был в поту. Может быть, если мне удастся поесть…
Несколько месяцев назад, когда я занимался предыдущим делом, я здорово злоупотреблял кокаином. Но кокаин кончился, и я запаниковал. Кэти еще со времен своей панковской поры знала всех торговцев наркотиками. Я нагло воспользовался нашей дружбой и заставил ее дать мне адрес. Это сильно повредило нашим отношениям, но кокаину плевать на дружеские чувства.
Я нашел этого «Стюарта» и получил то, что хотел. Он был далеко не типичным торговцем. Жил в аккуратном домике недалеко от колледжа и больше напоминал банкира, чем наркодилера. Стюарт держался тише воды, ниже травы, и это приносило ему успех и избавляло от неприятностей.
Я отодвинул завтрак, не мог есть. Официантка забеспокоилась:
— Что-то не так?
Но дело было не в еде. Я даже чай не мог пить.
— Нет… Неважно себя чувствую.
Она одарила меня материнской улыбкой:
— Наверное, желудочный грипп, сейчас весь город болеет.
Я пошел к каналу, причем меня бросало то в жар, то в холод. Я взмолился, чтобы Стюарт оказался дома. Постучал, подождал и, когда тот открыл, проговорил:
— Стюарт, не знаю, помните ли вы меня.
Он прищурился:
— Приятель Кэти… не подсказывайте… вы Джон Тейлор.
— Джек.
Тут возникает интересный вопрос: а надо ли вам, чтобы торговцы наркотиками помнили, как вас зовут?
— Проходите, — пригласил Стюарт.
В доме было идеально чисто, как в витрине. На хозяине были выглаженные брюки, белая рубашка, свободно повязанный галстук. Он предложил мне сесть и спросил:
— Чай, кофе, лекарства?
— Сигареты случайно не найдется?
Я почувствовал уже забытое было томление. Стюарт сдержанно рассмеялся и сказал:
— Только в магазине на углу. Я не разрешаю курить в доме.
И разумеется, на стене висело объявление:
У НАС НЕ КУРЯТ
Я заметил:
— Вы шутите.
— Это дурная привычка.
— Стюарт, да будет вам… вы же наркотиками торгуете.
Он поднял палец:
— Я бизнесмен. Сам никогда не употребляю.
— Довольно гибкая система моральных ценностей, приятель, вы не находите?
Стюарт развел руки:
— Мне годится. Но я не думаю, что вы заглянули, чтобы поговорить об этических принципах, ведь так?
— Конечно, вы правы. Мне нужны сильные транквилизаторы. У меня ломка.
Он наклонил голову, напомнив мне врача, и спросил:
— Чем вы пользовались… вернее, чем злоупотребляли? Я тут путаюсь в терминологии.
— А я нет. Злоупотреблять — значит дойти до ручки.
— Понятно. Я запомню разницу. Извините меня.
Стюарт отправился наверх. Если бы я приметил бар с напитками, то обязательно ими «злоупотребил». Хозяин вернулся с кейсом и посмотрел на меня:
— Сколько вы собираетесь потратить?
— Сколько потребуется.
Широкая улыбка, все ради денег, никакого юмора. Стюарт выложил на стол шеренгу маленьких бутылочек:
— Обратите внимание, здесь красные, синие, желтые и черные капсулы.
— Вижу.
— Красные — сильное болеутоляющее, желтые — средние по силе транквилизаторы, синие — кваалюды, а черные…
Он с восхищением вздохнул и продолжил:
— …Черные красотки!
Я попросил:
— Воды можно?
— Сейчас?
— Нет, в следующий вторник. Будет вам.
Когда Стюарт вышел за дверь, я отвинтил крышку с бутылочки с красными таблетками и всухую проглотил две из них. Хозяин вернулся с водой, и я выпил ее залпом, продемонстрировав трясущиеся руки.
— При употреблении этих таблеток требуется осторожность, — предупредил он.
— Вы — как правительство, уведомляете об опасности для здоровья.
Стюарт достал маленький калькулятор, произвел вычисления и показал мне результат.
— Бог мой, тут нужны мощные транквилизаторы… — Я присвистнул и выложил на стол деньги.
— Покупателю, который платит наличными, я добавлю кое-что необычное, — сообщил Стюарт.
— Надеюсь, вы шутите.
Он вытащил маленькую коричневую бутылочку:
— Что вы знаете о ГХБ?
— Гибель, хана, болезнь? — предположил я.
— Не в том смысле, что вы подразумеваете. Этот наркотик еще называют «жидкостью Е», болеутоляющее средство. Через двадцать минут он начинает воздействовать на ваши движения, зрение и разум. Сомнения, стыд, одежда, самоконтроль — все исчезает. Хотите знать, как они на это средство наткнулись?
Глаза Стюарта горели лихорадочным огнем. Я понял, что фармакология — его слабое место. И кивнул:
— Валяйте рассказывайте.
— Впервые этот наркотик произвели в качестве синтетического средства для анестезии и для обезболивания родов. Он расслабляет мускулы. Увы, в Америке его запретили, потому что он вызывает судороги. Затем его соединили с рогипнолом. Его преимущество — утренний эффект. Вы остаетесь бодрым и деятельным.
— Мне уже нравится.
Стюарт поднял бутылочку:
— Теперь об опасности. Если спутаете дозу, можете впасть в кому. Если принимать правильно, получите эйфорию и либидо. Слушайте внимательно… вы меня слушаете?
Те две таблетки, которые я выпил, еще не могли начать действовать, но мне явно становилось лучше.
— Я весь внимание… — Я снова кивнул.
— Ладно. Правила таковы: всегда принимайте правильную дозу. Между дозами должен быть интервал не менее сорока минут. Поставьте кого-нибудь в известность насчет того, чем вы занимаетесь. Ни в коем случае не садитесь за руль.
— Понял.
— Уверены?
— Ну да.
Стюарт положил бутылочку рядом с остальными. Затем сел и внимательно посмотрел на меня.
Я вскинул брови:
— В чем дело?
— Вы знаете, Джек… вы не возражаете, если я буду звать вас Джек?
— Это мое имя, только не затрепите его.
Его глаза вспыхнули, и он сказал:
— Не подсказывайте… Роберт де Ниро и Эд Харрис в… черт, как же назывался фильм?
Таблетки уже действовали вовсю, и хозяин мне даже начал нравиться. Я и сам не мог вспомнить название фильма, только мило улыбнулся. Стюарт продолжил:
— Ладно, надо подождать, я обязательно вспомню. Короче, я хотел сказать, что, несмотря на ваш острый язык, а этого ужу вас не отнимешь, я начал испытывать к вам симпатию.
Я уже был почти на седьмом небе, поэтому с улыбкой произнес:
— Рад слышать.
Стюарт поднялся:
— Вот что я сделаю.
Я ждал. Черт, я чувствовал себя так хорошо, что мог прождать неделю.
— Я вас, пожалуй, викну.
Я не знал, это что-то сексуальное или я неправильно расслышал. Он пояснил:
— Викодин — болеутоляющее средство, выдается по рецептам. Именно из-за него Мэттью Перри так долго торчал в реабилитационной клинике.
— Кто?
— Вы не смотрели «Друзей»?
— Я смотрел «Баффи».
Он отмахнулся:
— Это любимый наркотик репперов, рокеров и тому подобное. У Эминема яйцевидная татуировка на руке. Он даже поместил графическую схему викодина на обложку одного из своих альбомов.
Я совсем перестал успевать за ним, хотя и чувствовал себя превосходно.
Стюарт снова продолжил тему:
— Один американский психолог описал среднестатистического потребителя викодина как сегодняшнего экономического победителя — ловкого, решающего все проблемы, гибкого. Невероятно трудно его достать, но я вскоре ожидаю поставку и запишу вас в список желающих.
— Спасибо, Стюарт.
Он посмотрел на меня, и я понял, что пора уходить.
Я встал, подавив желание прокатиться на каблуках.
— Не пропадайте, Джек, следите за поставками.
— Понял.
Он сложил мои покупки в пакет из «Макдоналдса» и проводил меня до двери. Чтобы порадоваться тому, что я могу ходить, не испытывая боли, я направился в гостинцу «Ривер». Нигде поблизости реки не наблюдалось, да и до канала было не меньше двух миль. Я был здесь всего один раз. Когда я сел у окна, ко мне подошла девушка лет двадцати.
— Как дела? — с улыбкой спросила она.
— Отлично.
— Что принести?
— Кофе.
Мне не требовалось выпить, я и не хотел — наслаждался действием наркотика. Рядом сидел мужчина с книгой. Он поднял голову и кивнул.
Вновь обретенное дружелюбие заставило меня произнести:
— Что вы читаете?
— «Пальто убийцы».
— Детектив?
— Господи, нет же. Это антология дневников. Вы можете прочитать одну запись за какой-то день. Самых разных людей, от Пепиз до Вирджинии Вулф.
— Нравится?
— Замечательно. Я пропустил несколько дней, так что сейчас получаю наслаждение, догоняя.
И тут я вспомнил про Риту Монро. Я порылся в карманах и нашел ее адрес. Так, это практически рядом. Выйдя на улицу, я ощутил новый прилив эйфории. Я прошелся мимо больницы.
Найти дом не составило труда. Прошедший мимо францисканский монах гневно взглянул на меня, и я решил, что ему не понравился пакет с символикой «Макдоналдса». В последний раз я разговаривал с францисканцем около аббатства. Рядом с кафе. Я зашел в церковь, чтобы зажечь свечу. С детства усвоил, что свеча — это молитва в действии.
Однажды мне помогло.
Все люди, которых я больше всего любил и с которыми хуже всего обращался, умерли и лежат на кладбище Рахун. В Ирландии посещение могил считается делом чести, священной традицией. В смысле, разве у англичан есть Кладбищенское воскресенье?
Не стану спорить.
Я скверно исполняю свои обязанности. Хожу туда все реже и реже. Не могу даже сказать, что хотел, как лучше, потому что ничего я не хотел, ни тогда, ни сейчас. И вот я украдкой расплачиваюсь. Отсюда свечи, нечто вроде готового возмещения. Один из моих самых любимых авторов детективов, Лоуренс Блок, написал четырнадцать романов про Мэтта Скаддера. Герой, безнадежный алкоголик в первых книгах, становится к концу вылечившимся алкоголиком, цитирующим святого Августина. Мне ранние романы нравятся больше. Если Мэтту в руки попадали какие-либо деньги, он их тут же раздавал. Любой церкви, но католикам доставалось больше всего.
Я положил деньги в ящик для пожертвований на выходе и стоял у церкви, и тут появился монах. Его голые ноги в открытых сандалиях покраснели от холода. Он пояснил:
— Полезно для кровообращения.
— Верю на слово.
Он внимательно всмотрелся в меня. Так же делают полицейские. Это не унижает, но где-то близко.
— Вы не из этого прихода, — заключил монах.
— Нет, из прихода святого Патрика.
Он нахмурился и спросил с явным недовольством:
— С чего это вдруг вы решили посетить нас сегодня?
Мне очень захотелось послать францисканца куда подальше, но я сдержался. Он ведь был без носков.
Поэтому я сказал:
— Я шел мимо.
К этому времени меня уже не пускали во многие пабы. Не хотелось думать, что к ним присоединятся церкви. Разговаривать со священниками довольно просто. Ничему не удивляйтесь. Они не живут по обычным правилам. И этот парень не исключение.
— Знаете, каких двух мужчин я больше всего уважаю? — продолжил вопрошать монах.
На секунду я испугался, что он запоет песню Дона Макклина, где есть такие слова: «Отец, Сын и Святой Дух». Я попытался изобразить интерес:
— Кого?
— Чарльза Хоги и Имонна Данфи.
— Странные приятели. Я скорее бы подумал о святой Франциске.
Подъехала машина, и монах сказал:
— Мое такси.
Все это промелькнуло у меня в голове, пока я звонил у дверей Риты Монро. Дом был чистеньким, аккуратным, приличным. В два этажа, явно чистые занавески. «Осталась привычка с тех лет, что она провела в прачечной», — подумал я. Дверь открылась. Передо мной стояла высокая, худая женщина; волосы стального цвета она стянула в тугой узел на затылке. Наверное, ей лет семьдесят, решил я, но сохранилась она прекрасно. На лице почти нет морщин. Остались даже следы былой красоты. Одетая в белое с ног до головы, она вполне сошла бы за санитарку.
— Да?
— Рита Монро?
— Да.
— Я — Джек Тейлор. Мне…
— Вы полицейский?
— Да.
— Входите.
Рита Монро провела меня в скупо обставленную гостиную. Там были тысячи книг, аккуратно расставленных в каждом подходящем месте, — ничего, кроме книг.
— Мне нравится читать.
— Мне тоже.
Она как-то странно взглянула на меня, и я поспешил добавить:
— Полицейские тоже читают, знаете ли.
Хозяйка взглянула на мой хрустящий пакет и с удивлением спросила:
— Вы принесли с собой ваш ленч?
Какого черта. Врать так врать. Я сказал:
— Мы не всегда имеем возможность нормально поесть.
Мне никогда не приходилось встречаться с сержантом морской пехоты, занимающимся муштрой, но я мог хорошо себе его представить. У Риты Монро был именно такой взгляд.
— Я думала, они пришлют офицера в форме, — заметила она.
Надо сосредоточиться. Она считала, что я полицейский в гражданской одежде. Я решил действовать по наитию и произнес:
— Миссис Монро.
— Мисс.
— Простите.
— Если вы не знаете, замужем ваша собеседница или нет, то правильно будет обращаться к ней «мисс», — вразумила меня Рита Монро.
При этом вид у нее был абсолютно глупым, так что я едва не заорал: «Старая дева!»
Но я изобразил на лице заинтересованное выражение и проговорил:
— Мисс Монро, не могли бы вы мне объяснить своими словами… почему вы нас вызвали?
Глубокий вздох. Единственная женщина на земле, умеющая вздыхать так многозначительно, как моя матушка. По правде сказать, я с трудом видел в этом существе «ангела святой Магдалины». Но Билл был так уверен в ее милосердии. Она сказала:
— Уже в третий раз ко мне вламываются.
Потом помолчала и спросила:
— Вы не собираетесь ничего записывать?
В самом деле.
Я постучал себя по лбу:
— Я запомню.
Рита Монро явно не поверила, поэтому я заторопился:
— В трех случаях, вы говорите?
— Да, и один раз среди белого дня.
Она с отвращением поморщилась и сообщила:
— В последний раз… они нагадили на ковер.
Ощущая действие таблеток, я едва не сказал: «Обделаться можно». Но вместо этого произнес:
— Очень неприятно. Как вы думаете, кто бы это мог быть?
Рита Монро щелкнула зубами. Очень неприятный звук.
— Кто-то из особняка, вне сомнения.
— Мисс Монро, особняков много, нельзя ли конкретнее?
Теперь я уже явно ощутил ее раздражение. Она огрызнулась:
— Перестаньте! Как будто есть какой-то другой.
— Понятно.
Если она не собиралась называть имен, то я уж точно. Я попытался изобразить задумчивость. Как будто взвешивал слова хозяйки.
На самом деле ничего подобного.
— Я напишу подробный отчет, — произнес я после паузы.
Она уперла руки в бедра и ехидно сказала:
— Иными словами, вы не будете ничего делать.
Я встал, подумав при этом: «Могла бы хоть чаю предложить».
Тут она приложила руку ко лбу и охнула.
Можно было подумать, что она вот-вот грохнется в обморок. Я подвел ее к креслу, усадил. От нее пахло карболкой или еще каким-то дезинфицирующим средством. Я спросил:
— Вам что-нибудь дать?
— Рюмку шерри. Там, на кухне, в ящике над плитой.
Я отправился на кухню, которая тоже оказалась стерильно чистой.
Нашел шерри, стакан для воды, налил добрую порцию напитка, сам отпил глоток и подумал: «Господи, до чего же сладко».
Сделал еще глоток. Ужас до чего приторно.
Я понес стакан в гостиную. Старая женщина взяла его обеими руками, деликатно отпила и тихо проговорила:
— Я должна извиниться. У меня недавно случилось большое несчастье. Если бы…
Если бы я был внимательнее, если бы не был под действием химии, если бы я был больше полицейским, если бы вместо головы у меня не была задница…
Я бы ее расспросил. Может быть, даже узнал имя и, видит Бог, предотвратил бы кучу несчастий.
Вместо этого я спросил:
— Теперь все в порядке?
У хозяйки уже был более нормальный цвет лица. Она почти улыбнулась:
— Вы были очень добры.
Явно чуждый ей тон. Ей нелегко было быть благодарной, состояние это было для нее неестественным.
— Вам ничего больше не надо? Может быть, позвать кого-нибудь?
— Нет, звать некого.
Если вы такое слышите, то обычно начинаете жалеть собеседника. Но я не мог заставить себя испытать к Рите Монро жалость. Честно говоря, она вызывала у меня отвращение. Больше всего мне хотелось убраться из ее дома куда-нибудь подальше. Я решил, что шерри, добавленное к наркотикам, лишило меня способности выносить здравые оценки. Поэтому я сказал:
— Тогда я пошел.
Хозяйка молчала, когда я уходил. Я подумал было, не стащить ли мне несколько книг, но не хотелось трогать ничего из того, что принадлежало Рите Монро. Пока я шел мимо университета, я представлял, как она сидит, сгорбившись, в кресле, рядом одинокий стакан с шерри и абсолютная тишина в доме. Я должен был испытывать восторг или хотя бы облегчение от того, что я теперь избавился от Билла Касселла.
Ничего подобного.
Единственная мысль в моей голове сфокусировалась на пинте «Гиннеса», которую я выпью максимум через пять минут.