Тут на сцену вышли Эдди и Рей Боб, чужаки из Богом забытых районов у границы, из невидимых и напрочь заброшенных окраин деревенского журналистского пейзажа. Глазея по сторонам, разглядывая, как там и что, они не сильно впечатлились. Еще люди, пытающиеся оседлать доллар.Кристофер Кук. «Грабители»
~ ~ ~
Брендан Флад оставил письмо, адресованное: «Джеку Тейлору».
Я предложил зайти, но женщина сказала:
— Я не хочу, чтобы вы приходили в мой дом.
Что же, справедливо.
Тот, кто думает, что покончить с собой легко, особенно с помощью веревки, наверняка подумает еще раз, услышав подробности. Брендан привязал веревку к крепкой балке и затем, надев на себя форму полицейского, встал на простой кухонный стул. Эти стулья делал парень из Бохермора. На века. Веревка едва не отрезала Брендану голову. Он обделался, испачкав брюки. Все эти подробности рассказал мне молодой полицейский, который вынимал самоубийцу из петли.
Я спросил миссис Флад:
— Где будут похороны?
— У Флагерри, — ответила она, — завтра в шесть, потом в собор Святого Патрика. Брендана похоронят на новом кладбище.
— Могу я чем-либо помочь?
— Оставьте меня в покое.
Клик.
Я не мог поверить, что Брендан Флад умер. Я его подвел, в этом сомневаться не приходилось. Вспомнил все то дерьмо, которое я читал о швейцарах, о том, что там было написано:
Швейцары часто первыми осознают, что человек всерьез собирается покончить с собой. Их обязанность, их долг направить потенциального самоубийцу туда, где ему смогут оказать помощь.
О господи… первыми обнаруживают! Вся моя карьера зиждется на том, что я что-то обнаруживаю первым. Швейцар! Как будто есть еще худший пример, чем я. Я же распахнул калитку как можно шире, все равно что сказал: «Иди и повесься».
Чистое наследство самоубийц — совесть оставшихся в живых. На целый ряд вопросов уже никогда не получишь ответа.
Мог ли я помочь?
Почему я ничего не сделал?
Насколько слеп я был?
Теперь все бесполезно. Мне хотелось забраться в пары виски и никогда оттуда не вылезать. Представлять собой Облако Незнания.
Чувство вины разрывало мое тело, грозило вырваться ревом бессилия. О господи, еще одна могила для тех, на кого я вовремя не обратил внимания.
Я проглотил, не запивая, несколько таблеток в надежде на искусственный душевный покой. Им бы в матери податься. Лег на кровать, пустил слезу. Когда таблетки начали действовать, я закрыл глаза. Моей последней мыслью было: «Хоть бы они меня прикончили».
Не прикончили.
Но отключили меня надолго. Я пришел в себя в темноте. Взглянул на часы: половина девятого. Теперь я знал, что мне следует сделать. Я оделся во все черное, частично и ради Брендана. Джинсы, футболка, кепка. Сунул пистолет за ремень джинсов. Взглянул на себя в зеркало. Увидел лицо из поношенного гранита. Когда ты сам на себя глядишь такими глазами, назад пути нет.
Я сделал себе крепкий кофе, запил им несколько «Черных Красоток».
Глубоко вздохнул и сказал: «Пошел».
На пристани было тихо. Рядом находилась Эйр-сквер с ее обычным туристским безумием. Ни за что не догадаетесь: до меня донеслись звуки песни Дэвида Грейя «Любовь этого года».
Прямо ножом по сердцу. Я мог спеть каждую строчку, более того, почувствовать ее. Эта песня рвет мое сердце.
Я поднял голову и крикнул небу:
— Господи, за что меня так мучаешь?
Разумеется, Он не ответил, во всяком случае так, чтобы я смог разобрать. Тут мне даже Томас Мертон не мог помочь.
Подходя к пабу «У Свини», я чувствовал животом сталь пистолета. Разум мой зациклился по всем фронтам. Не знаю из-за чего — наркотиков или печали. Никогда не пойму, как устанавливается связь в моменты напряжения. В реабилитационной палате, когда я там в очередной раз находился, врач сказал:
— В основе вашей умственной деятельности лежит психоз. Любопытно, что в стрессовых ситуациях вы сосредоточиваетесь на отрывках из прочитанных книг.
Дальше он что-то говорил про псевдоамериканский стиль, многократно употребив термин «сопереживание».
Они это умеют: берегите бумажник — цену заломят охренительную. Теперь мне припомнился отрывок из «Почему так важен Синатра» Пита Хэмилла:
Итальянцы, переселившиеся в Америку, очень страдали. В Новом Орлеане жюри оправдало восемь итальянцев, обвиняемых в убийстве, и еще по поводу трех не пришло ни к какому заключению. Граждане взбесились, утверждали, что это дело рук мафии. Толпа числом несколько тысяч человек штурмовала тюрьму. Двоих вопящих от ужаса итальянцев повесили на фонарных столбах. В третьего всадили сотню пуль. Семерых расстрелял расстрельный взвод. Еще двое спрятались в собачьей будке, так их выволокли оттуда и разрубили на куски.
В шестидесятых годах Фрэнк Синатра сказал:
Когда я был молод, люди спрашивали меня, зачем я посылаю деньги в Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения. Я отвечал: потому что мы все там, приятель. Не только черные болтались на их гребаных веревках.
Аминь.
Неподалеку от паба «У Свини» есть узкий переулок, где даже днем сумеречно. Там на время устраиваются алкаши, пока их не выгоняет оттуда темень. Пьяницы больше чем кто-либо любят свет. Я зашел в переулок, сверился с часами… Половина одиннадцатого. Если Кейси следует своему ритуалу, то через час он появится. Я прислонился к стене, постарался устроиться удобнее. Из-под стены выскочила крыса, пробежала по моим ногам и исчезла. Я не пошевелился. Никогда нельзя привлекать их внимание. По ногам, когда крыса их коснулась, пробежал озноб. Где вода — там всегда крысы, и нечего их бояться, но я боялся.
А кто не испугается?
Достав пушку, я ощупал ее в темноте.
Я знал все подробности наизусть.
«Хеклер и Кох».
НК4, пистолет со свободным затвором.
Калибр: 32 АСР.
Емкость магазина: восемь патронов.
Длина ствола: 85 мм.
Вес: 480 г.
Прицел: установленный, узкий.
Особенности: поставляется полностью собранным.
Что еще требуется знать?
Один из лучших пистолетов, какие только можно сегодня найти.
Если вы когда-нибудь захотите вогнать даму в ступор, зачитайте ей вышеприведенное описание.
Если вы не в состоянии произвести впечатление на своих приятелей футбольными талантами, зачтите вышеприведенное описание.
Vive la difference.[6]Да здравствует непохожесть (фр.).
Раздались звуки, обычно сопровождающие закрытие паба. Народ вывалил наружу, крики, смех, один парень завернул в переулок, и я пригнулся пониже. Он расстегнул ширинку и оправился.
Я подумал: «Ах ты, свинья! Не мог воспользоваться туалетом в пабе?»
И чуть не пристрелил его.
Парень облегченно выдохнул, застегнулся и пошел прочь. Я чуть не крикнул ему вслед: «Руки помой!»
Стало тише. На пирсе мало кто застревал надолго. Все оттуда убирались как можно быстрее. Ни возраст, ни состоятельность значения не имели. Замешкайтесь — и можете попасть в беду. Я двинулся к выходу из переулка, держа пистолет в правой руке. Несколько раз глубоко вздохнул. Послышалось громко сказанное «Спокойной ночи».
Затем хлопнула, закрываясь, дверь пивнушки.
Вот он, храбрец Кейси. Хорошо виден в темноте в своем белом костюме. Я поднял пистолет, дважды выстрелил в его правое колено. Как делают в Белфасте. Сделал шаг вперед, свернул налево и быстро направился к гостинице «Виктория». Две минуты.
На третьей минуте я уже смешался с толпой, ломившейся в ночной клуб. Сорвал кепку, расстегнул куртку.
Четвертая минута. Я вошел в «Грейт Сатерн», кивнул портье. Он сказал:
— Джек.
— Как делишки?
Шестая. Я умудрился сделать один из последних заказов молодому бармену.
— Большую порцию «Джеймсона» и пинту «Гиннеса».
И опустился на один из этих гостеприимных диванов в конце фойе, над которым на полочке стоял бюст Джеймса Джойса. Я взял пиво, отпил пару глотков, затем сделал большой глоток виски.
— Твое здоровье, Джимми, — сказал я, приподнимая рюмку.
Теперь, подумал я, мне остается только найти Нева, того любителя русской рулетки, и придумать для него что-нибудь средневековое. В 1985 году мы пережили лето ходячих статуй. Статуи передвигались по всей стране. Меня отрядили к Маунт Меллари в Уотерфорд, где девять ночей подряд Святая Дева являлась детям. Мне велели следить за порядком в толпе, но я был слишком зол, чтобы принести хоть какую-то пользу. Каждый вечер люди собирались, чтобы пообщаться со Святой Девой. Воздух был пронизан ожиданием. К тому времени мой цинизм взял верх, и я спросил сержанта:
— Если толпа возбудится, мне применять дубинку?
Он грустно взглянул на меня, вздохнул и ответил:
— Неужели ты думаешь, что дубинкой можно чего-либо добиться в стране, где статуи ходят, а дети напрямую беседуют с Непорочной Девой?
За последующие годы я четко уяснил, что, если вы хотите чего-либо добиться, пистолет очень помогает. С той поры статуи давно перестали ходить, но вся страна пошла к чертям собачьим. Ясновидящие донесли, что Ирландия будет спасена! «Кельтский тигр» доказал, что это ложь. Я взял книгу. Цепочка мыслей привела к воспоминанию, и я нашел следующий отрывок:
Но все еще готов поспорить, что никто из прыщавых соседей или кузенов в твоем списке никогда не поднимался наверх с полуавтоматическим пистолетом 25-го калибра. Ну, разве не развлечение?
«Нет, — сказала она, — от пистолета все удовольствия от траханья пропадает».
Это Боб Рейланд.
На следующее утро я опередил похмелье, приняв таблетку. Подавил его в зачатке. Сегодня похороны Брендана. Я должен нормально выглядеть. Отправившись в аббатство, я попросил карточку мессы. Служка выглядел лет на сто. И судя по его манерам, то были трудные годы. Он пролаял:
— Имя покойного?
— Брендан Флад.
— Одну или несколько?
— Что?
— Одну мессу или весь комплект?
Я сделал вид, что задумался, и после недолгой паузы произнес:
— Пожалуй, одну.
И едва не добавил: «С солью и перцем».
Но вовремя удержался.
На лице монастырского слуги читалось: «Дешевка».
Я спросил:
— Сколько это будет в евро?
Оказалось, много. Меня так и подмывало сказать: «А в рассрочку нельзя?»
Но служка уже закрывал калитку, так что я успел только пробормотать:
— Да благословит вас Господь.
Теперь следовало заказать венок. Я пошел в цветочный магазин, к девушке, которую видел уже много раз. Она широко улыбнулась:
— Это вы.
Надо быть ирландцем, чтобы почувствовать весь аромат этой фразы.
— Свадьба или похороны?
Я позволил ей увидеть свое лицо, придал ему соответствующее выражение. Она все поняла:
— Ох, извините, мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Что-нибудь простое или вычурное?
— Подороже.
Она улыбнулась самой печальной улыбкой. Мы оба знали. Знамя вперед, чувство вины плетется сзади. Я сообщил ей подробности.
— Надпись нужна? — уточнила девушка.
— Да. «Последнему полицейскому».
Будучи уроженкой Голуэя, она не спросила, что это значит. Да я и не уверен, что сам мог бы объяснить. Когда я уходил, девушка проговорила:
— Вы хороший человек.
— Хотелось бы так думать.
У похоронной конторы собралась целая толпа. Я с трудом пробрался, чтобы посмотреть на усопшего. В помещении выстроились родственники. Я положил карточку мессы в корзинку и встал в очередь к гробу. Открытый гроб.
Черт.
Он выглядел как восковая кукла. Шея, разумеется, была закрыта белым воротником. Похоронных дел мастеру, несмотря на все усилия, так и не удалось убрать гримасу с его губ. Если вас почти что обезглавили, вам не до улыбок. Но меня больше всего заинтересовал шрам на его переносице. Глубокий и незаживший. Господи.
Руки сложены на груди, пальцы переплетены четками. Как наручниками. Мне хотелось коснуться его руки, но я испугался холода. С трудом пробормотал:
— Пока, приятель.
Убого… Как будто я и сам не знаю.
Я пожал руки куче родственников:
— Мне очень жаль.
Они хором ответили:
— Спасибо, что пришли.
Убийство.
Короткое благословение, длинная речь, потом священник нас отпустил. Вырвавшись из церкви, мужчины немедленно вытащили пачки
«Кэрроллз»
«Мейджер»
и
«Силк Кат Ультра».
У стены в штатском стоял старший инспектор Кленси. Он поманил меня пальцем. Инспектор сбросил несколько фунтов: ему это было просто необходимо. Я заметил двух крупных парней поблизости. Охрана. Я подошел:
— Инспектор.
— Джек, рад тебя видеть.
Дружелюбие Кленси настораживало. Когда-то мы были друзьями. Но… очень давно.
Я спросил:
— Обращался в общество желающих похудеть?
— Стресс, приятель… и гольф.
— Приятно, что ты пришел проводить Брендана.
Я сказал это почти что искренне.
Кленси оглянулся, как будто боялся, что его подслушают, и проговорил:
— Он мог бы добиться большого успеха — настоящий талант следователя, — если бы не ударился в религию.
У него это прозвучало как «болезнь». Он помолчал и добавил:
— Вроде тебя, Джек, только ты утопил свой талант в бутылке.
Я бы пропустил это мимо ушей, но не мог из-за Брендана. Что-то я должен был сделать. Я сказал:
— Ну, кто-то из нас должен был вскарабкаться по лестнице и в итоге получить… что?.. гольф… лишний вес?
Кленси подал сигнал часовому, смахнул пылинку с отворота пиджака и произнес:
— Тут вчера одного парня подстрелили.
— Да?
— Часового твоего старого приятеля, этого Билла Касселла.
— Вне сомнения, вы проведете самое тщательное расследование.
Инспектор взглянул мне прямо в глаза:
— Я и пальцем не пошевелю, чтоб они все сдохли.
Он ухмыльнулся, повернулся к часовому и рявкнул:
— Чего ты тут стоишь? Гони эту проклятую машину.
Пришла моя очередь улыбнуться. — Власть тебе явно великовата, — заметил я.
И потопал прочь.
Среди присутствовавших на похоронах я заметил Брид Ник ен Иомаре. Вероятно, она была на дежурстве, поэтому опоздала. Выглядела Брид потрясенной. Наверное, это для нее первая смерть полицейского. Даже если Флад был бывшим полицейским.
Я подумал, не подойти ли к ней, но она куда-то скрылась.