Я построил дом и обнаружил — почему я так удивился? — что Торо был прав.

Гэри Полсен. «Паломничество на колесах»

Если человек строит сарай, этот сарай становится его тюрьмой.

~ ~ ~

В конце января, в понедельник, со мной случился алкогольный припадок. Ничего особенного. Но я снова оказался в больнице. Доктор склонился надо мной и сказал:

— Мистер Тейлор, вы хотя бы имеете представление, что с вами произошло?

— Нет.

— Следующий приступ вас убьет.

— Я буду осторожен.

Эскулап взглянул на мою карту, покачал головой и заметил:

— Тут не в осторожности дело. Вам нельзя пить.

Этот случай нагнал на меня страху. Выйдя из больницы, я не стал пить. Но такое со мной бывало уже тысячу раз. Рано или поздно страх улетучивается или я решаю: «А пошло оно все!» — и напиваюсь. Я погружался во все более глубокую депрессию. Невероятно трудно стало подниматься с постели. Ночью неведомое беспокойство заставляло меня пробуждаться практически каждый час. От обезвоживания я заставлял себя слезать с кровати и принимать душ. Еда меня не интересовала, но я пытался. Спросил себя: «Зачем беспокоиться?» Сбрил бороду и ужаснулся, увидев в зеркале свои ввалившиеся щеки. Но, черт возьми, зубы были просто великолепны.

Когда я занимался последним делом, меня навестили два братца. Если бы они жили в Америке, то считались бы отребьем. Здесь же они были «холостяками». В смысле, они сами предпочли такую долю. Они ненавидели всех, особенно цыган, которых здесь обзывали тинкерами. Я на них работал, на тинкеров. Я вернулся с похорон под мухой, держа в руке пакет с чипсами, — настоящая ирландская нирвана, или, как бы сказали радетели языка, «TirnanOg».[1]Тирнаног — в ирландской мифологии страна вечной юности. — Здесь и далее примечания переводчика.
Братцы засадили мне по зубам ломом. Долгие недели в кресле зубного врача — и у меня сияющая улыбка.

Я как-то слышал, что депрессию сравнивали с нахождением под толстым слоем мутной, дурно пахнущей воды, без всякой надежды вырваться на поверхность.

Очень верное сравнение.

Каждый следующий день был тоскливее, чем предыдущий. Наилучший момент наступал, когда я укладывался в постель и засыпал, прекращая сознательное существование. Если можно было чем-то утешиться, так это только мыслью о самоубийстве. Дерьмово, когда такая мысль — единственный луч света. Несколько месяцев назад я пьянствовал в кабаке на обочине Мерчантс-роуд. Меня туда привлекло ощущение опасности, которое, казалось, можно было пощупать. Русский матрос, застрявший на суше на восемь месяцев, продал мне пистолет «хеклер и кох» 32-го калибра. Клеевая штучка. Я удивился, что он мне достался, причем очень дешево.

Часто ночами я держал пистолет в руке и думал: «Одно движение вверх — и нажать на спусковой крючок…»

Не могу сказать, почему я этого не сделал. Попытался вернуться к книгам. Всегда оставалась возможность почитать. Что бы ни случалось, я всегда мог почитать. Я больше не работал. Самыми надежными моими друзьями были:

          Томас Мертон

          Нелсон Алгрен

          Уолтер Мэкен

          Фрэнсис Томпсон.

Нет.

Я не мог читать.

Вернулся к писателю, который познакомил меня с мраком. Дерек Реймонд, основатель английского нуара, «черной» серии. Еще его звали Робин Кук. Всю свою жизнь он был сродни криминалу, во всем увечным. Образование он получил в этом «очаге мужеложства», Итоне, что явилось, по его словам, «великолепной подготовкой к самому разнообразному злу». Движимый смертельной скукой, он перебрался сначала в Париж, поселившись в легендарном отеле «Бит», а затем в Нью-Йорк, в Истсайд. Первый из его пяти браков закончился катастрофой через шестьдесят пять дней.

Мой собственный брак повел себя аналогично. Еще четыре брака в мои планы не входят.

Реймонд писал:

Я понял, что дела обстоят скверно, когда я пришел домой, поставил пакет с продуктами на кухонный стол и ужасно закашлялся.

Ничего удивительного, что он мне нравится.

Он написал несколько книг и приобрел верных последователей. Его переводили, но денег это не принесло, только хорошие отклики. Реймонд на это плевал. Он писал:

Я наблюдал за такими людьми, как Кингсли Эмис, карабкавшимися вверх по эскалатору, тогда как эскалатор, идущий вниз, был в полном моем распоряжении.

Вот за что я люблю его больше всего.

Ему было уже почти пятьдесят, когда он начал писать серию романов, которую назвал «Фэктори». Совершенно беспросветные триллеры; главный герой мучился от личной трагедии и был одержим смертью людей, на которых абсолютно всем было наплевать. В этих книгах вы знакомитесь с Лондоном, впавшим в отчаяние. Городом, подверженным «злой психической погоде».

Кульминацией творчества Дерека Реймонда стала поразительная книга «Я была Дорой Суарез». В своем романе «В трауре» он писал:

Если бы не мучила меня вина, я не знал бы, где пролегает дорога в ад… она была моим утешением в течение пятидесяти лет безразличия к жалкому состоянию мира, ужасному путешествию через мою собственную вину и вину других.

Рак печени и алкоголь вывели его из игры в возрасте шестидесяти трех лет. Я расставил его книги вдоль стены, подобно ряду пуль, которые осталось только загнать в обойму. В последние годы Реймонд жил в маленькой спартанской квартирке в Уиллесдене.

Если бы я не горевал по нему тогда, я бы восполнил это упущение сейчас.

Я чувствовал его палец на спусковом крючке моего «хеклера и коха».

Когда я занимался своим последним делом, я прибегнул к помощи одного крутого мужика по имени Билл Касселл. Я попросил его организовать защиту молодой девушки, и он выполнил мою просьбу. Затем я еще глубже влез в долги, попросив его убрать убийцу. Дал Биллу кучу денег, но все равно он теперь в любой день имел право попросить меня об услуге. Если вы в долгу у такого человека, отказать ему вы не можете. И ужасно ждать и гадать, о чем же он попросит. Он тогда меня заранее предупредил, но я все равно согласился на сделку. Но помнил: он мужик суровый, даже полицейские обходят его стороной. Для него не существует периметров, нет линии, которой он бы не пересек, и вам остается лишь надеяться, что вы не тот человек, ради свидания с которым он пересекает эту линию. Билл позвонил вечером в воскресенье. Начал он со слов:

— Тебя нелегко найти.

— Ты умудрился.

Он хмыкнул:

— Угу.

— Как здоровье, Билл?

Какое может быть здоровье с раком печени? Но мне казалось, я должен спросить. Он ответил:

— Хреново.

— Мне жаль, Билл.

— Ты знаешь, зачем я звоню, Джек.

— Пора отдавать долги?

— Угадал.

— Что ты хочешь?

— Не телефонный разговор. Завтра в двенадцать в пабе «У Свини».

— Я не пью сейчас.

— Слышал. Это не займет много времени.

— Наверное, я должен этому радоваться.

— Чем богаты — тем и рады.

— Ладно, я буду.

— В двенадцать, Джек. Не опаздывай.

Клик.

Депрессия давила на меня, как цементный блок Я знал, что рано или поздно Билл позвонит, но сейчас я даже не мог толком взволноваться. Все дела с Биллом требовали сосредоточенности. Я заставил себя надеть пальто и пойти прогуляться. Хотя мне хотелось лишь свернуться где-нибудь в уголке и заплакать. Когда я проходил мимо конторки, меня окликнула миссис Бейли:

— Мистер Тейлор! Джек, пожалуйста.

Я знал, она никогда себе этого не позволит. Ее лицо выражало озабоченность.

— Все в порядке?

— Слегка простыл.

Мы немного помолчали. Потом она сказала:

— Вам бы не помешал тоник.

— Верно.

У миссис Бейли был такой вид, будто она могла еще много чего сказать, но она воздержалась, лишь заметила:

— Если я могу чем-то помочь…

— Спасибо.

Я направился к Эйр-сквер.

Там крутилось много народу, и все с фляжками с сидром и бутылками пива.

          Выпивка,

          выпивка,

          выпивка.

Я отправился в паб «У Нестора». Джефф стоял за стойкой. У него был удивительно здоровый вид. Его подружка Кэти недавно родила ребенка, страдающего болезнью Дауна. Джефф сказал:

— Господи, Джек, где ты пропадал?

— Не высовывался.

— И у тебя все в порядке? А то ты выглядишь так, будто за тобой привидения гоняются.

— Привидения, говоришь? Я бросил курить, пить и баловаться кокаином. С чего бы мне хорошо выглядеть?

Он явно поразился:

— Даже не куришь… и кокаин… Ну, ты даешь, Джек.

Часовой, пребывавший с самого Рождества в полуобморочном состоянии, поднял голову, сказал: «Молодец» — и снова упал головой на стойку.

В те дни, когда я пил в баре «У Грогана», у стойки в разных ее концах всегда сидели два мужика, на которых были одинаковые грубые куртки, матерчатые кепки и штаны из синтетики. Я звал их часовыми. Перед каждым всегда стояла наполовину опорожненная кружка пива. Неважно, когда вы заходили, уровень пива всегда оставался одинаковым. Когда паб перешел в другие руки, у одного из часовых случился инфаркт, а второй переместился в паб «У Нестора». Джефф сказал:

— Тут молодой парень заходил, тебя искал.

— Молодой?

— Примерно лет двадцати пяти.

— Действительно молодой. И чего он хотел?

— Что-то насчет работы.

— Он назвался?

Джефф порылся в кипе газет, нашел ту, что была нужна, и прочитал:

— Терри Бойл.

— Что ты можешь о нем сказать?

— Ну… вежливый. Ах да, на нем был приличный костюм.

— И что из этого следует?

— Не знаю. Если он снова зайдет, его о чем-нибудь спросить?

— Ага, спроси, где он купил свой костюм.

Я вернулся в гостиницу, бормоча себе под нос: «Видишь? И совсем это нетрудно. Ты был в пабе, не пил, вел себя хорошо».

Уже улегшись в кровать, я задал себе вопрос: «Тебе от этого лучше?»

Ни хрена.