Обратная дорога обошлась без приключений. Гопал не вспоминал Вьясу. Как он мог говорить о том, чего не понимал? Он даже не был уверен, что это на самом деле происходило. Казалось, что никому до этого не было дела. Нимаи был счастлив, что они ушли из храма и идут домой в Голоку. А Китти? Китти улыбалась, демонстрируя все свои двадцать восемь зубов. Ее лицо могло бы освещать дорогу, происходи дело ночью. Она могла думать только о кинжале в складках ее одежды.

Что он несет назад, спрашивал он себя. Коготь наги. А было ли у него такое право? Его сестра сама отрубила коготь у зверя. Вьяса каким-то образом был ответствен за смерть существа, хотя он и не знает точно каким. А видхи?..

Наконец они обогнули последний поворот крутой тропинки, который возвращал его в родную деревню, и может быть, его встретят как героя, заслуженно или нет.

Сквозь деревья появились облачка густого черного дыма. Никаких церемоний подобного рода не планировалось, и Гопал не мог понять, что происходит.

Он молча ускорил шаг. Стук его сандалий становился громче. Отзвуки еще четырех ног присоединились к ритму его торопливых шагов, так же как и знакомые крики павлинов, яростная болтовня обезьян и вой одинокого зверя бакасура. Концерт становился громче, стук быстрее, песня еще яростней, и наконец его ноги бесконтрольно понесли его вниз по склону.

Оставив тропу, Гопал остановился. Он искал место, любое место на гребне, которое дало бы ему лучший обзор. Наконец он нашел одно и так же молча рванулся к краю. Гопал смотрел, и лицо его бледнело. Он сорвал повязку с головы и обернул окровавленную материю вокруг руки. Сестра упала на колени. Глаза у Нимаи расширились, рот приоткрылся при виде зрелища, увиденного им.

Голока — их родная деревня — была в огне!

Сельчане, друзья и соседи, разбегались во всех направлениях. Орды солдат, подобных которым Гопал ни разу в жизни не видел, наотмашь рубили все, что двигалось. Сквозь занавес дыма и облаков, раздуваемых ветром, он видел, как несколько сельчан занимали места на рынке — или том, что было рынком. Повозки стояли поломанные и покинутые. Разорванные пандалы развевали языки пламени и клубы дыма.

Купцы и покупатели больше не торговались, ибо их тела были разбросаны по улицам и лавкам. Колеса гончаров стояли недвижимые. Молотки и кувалды кузнецов служили теперь оружием в центре скопления народа, где стоял Падма, командуя теми немногими, кто остался верен своему королю.

Конные воины, подобно потокам воды, сходились в одной точке — там, где небольшой отряд мужчин пытался защитить свою деревню. Рынок — место его грез — стал ареной невыразимого ужаса.

— У них нет шансов! — пронзительно закричала сестра. Встав на ноги, она в замешательстве бросилась к краю скалы. Гопал схватил ее.

— Что мы можем сделать? — Нимаи плакал, глядя на Гопала, на Китти, в ужасе прижавшуюся к брату, потом вниз на деревню.

Видя слезы Нимаи, Гопал тоже захотел заплакать. Он неосознанно коснулся когтя за поясом, и где-то в подсознании вспыхнула искра. Он зажал слезы внутри.

— Ничего, если мы будем стоять здесь. — ответил он. — Пошли!

Стоя на гребне, Гопал наблюдал, застывший и беспомощный.

Мысли о мертвой наге и Вьясе проносились у него в мозгу, пока он продирался сквозь кусты. Что происходило? Почему все это случилось с его семьей и с его деревней? Гопал знал, что ему делать, — добраться до отца, больше не о чем было думать, не сейчас! Ему не нужно было оборачиваться, чтобы посмотреть, не отстают ли Китти и Нимаи, он слышал их торопливые шаги.

Все другие звуки затихли вблизи деревни, когда полные боли вопли детей и женщин еще раз разорвали воздух. Глаза Гопала наполнились слезами, когда они подошли поближе. Почему ни один человек не бежит к ним? Воины затихли. Троица добралась до окраины деревни, стоя на дороге, которая этим утром увела их прочь… дорога теперь была усыпана обезглавленными телами их соседей. Смерть лежала, разбросанная по дороге. Матери лежали на телах своих детей. Тела мужчин лежали там, где они упали. Единственным движением было дуновение ветра, накрывающего чистым песком смерть. На площади никого… все были обезглавлены.

Почему эти ужасные зверства обрушились на Гопала? Какие преступления могла совершить целая деревня, чтобы вызвать такую ярость ману? Вопросы Гопала были заглушены ужасной сценой.

Он увидел спины нападавших, которые, как грозовые облака, скакали в глубь Голоки, высоко держа головы своих жертв на наконечниках своих копий, трезубцев и мечей. Их бронзовые доспехи отражали оставляемый ими огонь. Пылая в призрачной дымке, пламя освещало плоды этого черного урожая. На лицах отрубленных голов лежала печать невинности жертв. Крики победы, больше похожие на вой зверя после убийства, жалили Гопала в самое сердце.

— Неужели это мой грех? — закричал он вслух.

Неужели это карма, которую он навлек на себя? Должен ли каждый житель Голоки платить страшную цену за его мысли?

Он никогда не был столь одинок, стоя посреди дороги в окружении невинных жертв.

Китти наклонилась над телом ребенка, лежащего у нее под ногами. Оно было растоптано лошадями, голова раздавлена, как глиняная кукла. Бесполезный трофей.

Она не отрываясь смотрела на искалеченное игрушечное тело, пока Гопал в страхе пятился назад к каменной стене, где уже стоял Нимаи, как будто твердый кирпич мог дать покой. Китти, с красными от слез глазами, поднимала крошечную безжизненную ручонку. Ее потемневшая на солнце кожа резко контрастировала с белой, обескровленной плотью мягких маленьких пальцев.

Невидимый девушке, в дверях позади нее появился солдат. Он вышел из здания, не зная о Гопале и Нимаи, которые были вне поля его зрения.

Солдат представлял собой огромного человека — если он был человеком. Его лицо было покрыто густой шерстью, так же как и голова. Те небольшие участки медной кожи, которые можно было увидеть, выглядели, как шкура животного. Золотые серьги звенели в заостренных ушах. Однако все остальные особенности говорили за то, что это был человек. Солдат нес бронзовый шлем в одной шерстяной руке и бутылку в другой, как будто только что кончил пить. Он провел красным языком по черной верхней губе, чтобы собрать последние капли вина. Черные заостренные ногти мерцали, когда он откидывал влажные волосы со рта.

Может быть, это одно из тех существ, которых Гопал изучал в ашраме? Один из племен Ракшаса? Он читал, как одно из этих племен могло превращаться в лошадей, буйволов или тигров по желанию. Было известно, что некоторые имеют сотню голов. Но племена Ракшаса заключены на Раху после войны с дэвами. Разве не так?

Помятые медные пластины доспехов, покрывающие его кожаное одеяние, висели на спине и груди воина. Гравюра, украшавшая переднюю пластину, заинтересовала Гопала, который, окоченев, стоял наполовину в страхе, наполовину в любопытстве, забыв, что сестра в опасности. Это был трезубец, выгравированный в доспехах и отражающий огонь. Три его черных, молниеподобных лезвия были окружены звездами со множеством лучей. Гопал никогда ранее не видел такого символа, ни в одном из караванов, проходящих через Голоку.

Видя только девушку, солдат приготовился овладеть еще одним трофеем. Он осклабился, растягивая рот от уха до уха и обнажая заостренные зубы. Два выдающихся вперед клыка вырастали, как ворота из слоновой кости, показывая корни сгнивших зубов. Тихо положив бутылку подле себя, великан-людоед вытер вино с черных, влажных губ. Его язык выполз наружу, чтобы подобрать то, что упустила его рука. Затем он молча вынул меч и шагнул на улицу. Пыль на дороге фонтанами поднималась у него из-под ног. Огромное лезвие мерцало в свете языков пламени, охвативших соседнее строение.

— Китти, осторожно!

Не думая о собственной безопасности, Гопал рванулся вперед, бросая себя на бронзовую чешуистую спину солдата, вцепившись как кошка в холодный металл. Человек-зверь обернулся в тревоге. Гопал плотно сжал его шею одной рукой. Он тщетно искал свой кинжал, который отдал Китти. Однако у него было преимущество внезапности и отчаянно лягаясь и колотя солдата, он лишил того равновесия. Они повалились наземь, как огромное дерево, сотрясая землю. Меч выпал из рук ошарашенного воина. Гопал, яростно колотя его кулаками по спине, пытался прижать существо к земле.

— Меч! — задыхаясь, выпалил Гопал.

— Возьми его меч! — призвал он Нимаи.

Нимаи стоял, вжавшись в стену. По его лицу было видно, что он не слышит отчаянного крика своего друга.

Ракшаса вытянул руку, но Гопал с силой ударил по ней. Выбросив шлем, солдат на этот раз обеими руками попытался сбросить Гопала со спины. Гопалу нужна была помощь.

Нимаи продолжал стоять, окаменевший и неспособный двинуться с места, глядя на переплетенные тела.

— Мы попали в ночной кошмар, — снова и снова стонал он.

Китти пришла в чувство и быстро подбиралась к мечу. Ее сари, волочась по земле, мешало ей. Она должна была добраться до меча! Тем временем, когда ее пальцы наконец коснулись рукоятки огромного оружия, солдату наконец удалось одной рукой сбросить Гопала со спины и с силой швырнуть его оземь. Стараясь устоять, Китти боролась с тяжелым оружием, пытаясь поднять его над головой — задача, казавшаяся невыполнимой. Солдат подошел к Гопалу, который лежал оглушенный и беспомощный. Китти обеими руками, собрав все свои силы, пыталась поднять огромный клинок.

Существо уселось на грудь Гопала и похлопало его по щекам. Его рассмешила глупая отвага мальчика.

— Ты храбр для блохи! — прорычал он. — Но твоя крошечная головка стоит того, чтобы ее отрезать.

Ракшаса, держа одной рукой Гопала за горло, потянулся за кинжалом.

Гопал смотрел в последнее лицо, которое, как он думал, он видит, — столь отвратительное лицо, шерсть на руке существа колола ему шею. Думая, что это конец. Гопал читал про себя «Йа Ом».

Позади них стояла его сестра с мечом на плече, которое уже онемело под весом тяжелого клинка. Острые края впивались в ее мягкую кожу, и шелк под тяжелым металлом становился красным. Человек-зверь поднял кинжал, готовясь совершить свое дьявольское деяние. Китти напрягла все свои силы, поднимая оружие там высоко, как только могла.

Кинжал ракшасы взметнулся вверх.

Меч в руках Китти сверкал.

Оба оружия пошли вниз.

Лезвие меча упало на шею солдата, останавливая движение его руки. Рука солдата оцепенела, ладонь раскрылась, и кинжал выпал. Ошеломленный солдат протянул другую руку назад, в поисках источника резкой боли в его шее и позвоночнике, пока тяжелый, острый как бритва меч, едва удерживаемый Китти, как масло входил в его шею.

Удивленный взгляд человека-зверя навсегда отпечатался в сознании Гопала. Черная кровь струйками текла из раны. Разрез расширился, и голова упала вперед. Вспышка голубого света, смешанного с кровью, ослепила Гопала, который в ужасе зажмурился. Когда зрение вернулось к нему, с ним пришло и выражение лица существа. Во рту у Гопала появился дурной привкус, но не мести, а слабости.

Меч в руках Китти продолжал свое движение вниз. Лицо его сестры было красным, а глаза крепко зажмурены. Зубы скрипели в перекошенном гримасой боли рту. Они не могли сдержать удар.

Гопал понял, что если лезвие не остановить, то он будет следующим! Он попытался сдвинуться, но не смог. Вес обезглавленного тела пригвоздил его к земле.

Китти что было силы потянула за рукоятку меча, подавшись всем телом назад, пока не потеряла равновесие и упала на спину.

По счастью, или по воле Ману, Гопалу удалось убрать голову в сторону. Шея натянулась от напряжения. Лезвие ударилось в грязь, втыкаясь в дорогу. Самый кончик оцарапал его туго натянутую кожу на шее, взметнув пыль, осевшую на его красные, покрытые потом щеки.

Облегченно вздохнув, Гопал выплюнул грязь изо рта. Меч был так близок, что он видел и ощущал запах влажной крови. Один его глаз смотрел на него, отраженный блестящим металлом.

Другим глазом он видел мертвую голову солдата, лежащую там, куда она, вихляясь, укатилась, — на дороге. Холодный, изумленный взгляд замерз на его ужасном, теперь бледном, почти человеческом лице.

Гопал видел и подошвы его сандалий. Рядом с ним на дороге распростерлась его сестра, рукоятка меча лежала у нее на коленях. Окровавленный конец лезвия торчал в грязи, в дюйме от его лица. Тяжело дыша, Китти неотрывно смотрела вдоль лезвия. Ужас горел у нее в глазах.

— Помогите! Уберите это с меня! — закричал Гопал.

Китти уронила оружие.

— Ты живой!

Она повернулась к Нимаи, который все еще стоял прислонившись к стене.

— Нимаи!

Через несколько секунд ее голос дошел до Нимаи, окаменевшего от страха.

— Нимаи!

Наконец Нимаи повернулся. Его лицо казалось напряженной бледной маской. Казалось, его вот-вот вырвет.

— Нимаи! Пожалуйста… помоги мне!

Третий призыв вернул его к жизни. Он отлепил себя от стены и побежал к своим друзьям.

Гопал тяжело дышал, придавленный весом коченеющего тела. Нимаи и Китти толкнули… опять… и опять. Наконец тело откатилось, и Гопал сел, прерывисто дыша и уставившись на труп. Он посмотрел на сестру.

— Я никогда не видел такого большого человека, — выдохнул он.

— Если это человек, — сказала Китти.

— Он великан? — спросил Нимаи, кажется, приходя в себя.

— Я думаю, это ракшаса, — предположил Гопал.

— Он не меньше восьми футов в высоту, — зашептала Китти, упав на колени возле брата. Ноги уже не держали ее. Она крепко обняла его, то ли от облегчения, то ли от страха.

Он улыбнулся, стараясь избавиться от собственного страха.

— Теперь в нем только семь футов! — прошептал Гопал, оборачиваясь и видя покрасневшие глаза сестры. У него хватило духу улыбнуться. У нее хватило духу присоединиться к нему. Он взглянул на отрубленную голову ракшасы, а затем стал изучать его доспехи. Вспомнив старинную гравировку, он осторожно приблизился к телу.

— Помогите перевернуть его, — сказал он. — Быстро, пока еще кто-нибудь не пришел.

Китти и Нимаи бросились к Гопалу и вместе перевернули тело на спину. Втроем это было проще.

— Здесь! — сказал Гопал.

— Вот! — показал Гопал, припадая к нагрудной пластине. Нимаи постоял и отошел, потерянный, наедине со своими мыслями.

Китти присоединилась к брату, зажав нос.

— Он воняет!

— Я знаю. Вот, смотри сюда. Ты когда-нибудь видела такой символ?

Китти посмотрела.

— Трезубец… внутри звезды!

— Но что это означает? — Гопал был огорчен этим странным орнаментом.

Китти считала.

— Двадцать восемь!

— Что? — Замечание сестры смутило его.

— Я сказала, двадцать восемь.

Гопал смотрел на нее, все еще не понимая странной реплики.

— Двадцать восемь лучей у звезды.

— А, — сказал он, наконец понимая. — Но что это значит? Я никогда такого не видал.

Он повернулся, чтобы спросить у Нимаи, стоящего посреди дороги.

— Нимаи, подойди посмотри.

Нимаи опять не отрываясь смотрел на обезглавленные трупы, потом на Китти и Гопала. Странное выражение вернулось на его лицо. Встав на ноги, Гопал и Китти пошли к своему другу.

— Их головы! — выкрикнул Нимаи. — Они мертвы! Законы Ману говорят, что, если голова отрублена, душа не перенесется в другое тело после смерти.

— Все в порядке, — уверял друга Гопал, беря его за плечи и не находя, что еще сказать. Он ведь знал, что это не так.

Но Нимаи не обманешь.

— Нет! Их жизненные силы будут бродить между Кругами и вечностью… Мой отец! Мы должны найти его. — Нимаи вырвался, готовый бежать. — Где? Каким путем?

Гопал вспомнил сцену, которую они наблюдали со скалы.

— Рынок! Нам нужно добраться до рынка.

— Лучше всего сначала найти что-нибудь для защиты, — сказала Китти. Она понимала, что тяжелый меч солдата будет бесполезен, и достала кинжал, который дал ей Гопал. — Вот, пусть лучше будет у тебя, — предложила она, вручая его Нимаи, который смотрел на тело у его ног.

— Вон! — Гопал указал через дорогу на мертвого селянина, которого они не могли распознать, поскольку головы у него не было. — У него кинжал за поясом. Оставайтесь у стены, я его возьму.

Он быстро подбежал к трупу, добывая оружие.

— И еще один, — прошептала Китти, показывая, — возле тела солдата.

— Возьми его, быстро, — прошептал Гопал, — и будь осторожнее.

Китти выхватила кинжал из грязи — кинжал, который едва не перерезал горло ее брату. Подобрав его, она поняла, что и он был необычных размеров.

— Он больше похож на короткий меч, — сказала она, торопясь назад.

Гопал улыбнулся:

— Я уверен ты его удержишь.

Взглянув на Нимаи, он понял, что его друг еще не в себе. Нимаи слепо смотрел на кинжал, который ему дали.

Они быстро передвигались вдоль стены, ныряя под покинутые телеги, стараясь держаться поближе к тем немногим строениям, которые еще не были охвачены огнем, а группы солдат проносились по улицам, гоня перед собой пленников. Гопал и его спутники спрятались среди тлеющих зданий. Гопал часто проходил по этим самым улицам на пути к самому любимому месту во всех Трех Кругах, но теперь все изменилось навсегда!

Звук копыт, заглушаемый грязью улиц, становился громче. Они нырнули в двери небольшой лавки, внутри все было опустошено, хозяин лежал среди руин, обезглавленный.

— Вниз, — прошептал Гопал.

Китти и Нимаи, пригнувшись, шли рядом, их тяжелое дыхание было единственным звуком в помещении.

Звук атакующих лошадей нарастал, пока наконец шесть черных коней не пронеслись мимо них.

Вспоминая о том, что он знал про способности ракшас изменять обличье, Гопал не мог не заинтересоваться, кто у них был лошадью, кто всадником.

Вопли всадников, похожих на слуг Властителей Мертвых, наполнили их убежище, сотрясая обуглившиеся балки здания и изгоняя страшные мысли из его головы.

Пыль и грязь, поднятая ими, облаком ворвалась в открытые двери их тайника. Боясь быть обнаруженными, они всеми силами старались сдержать кашель. Когда немного прояснилось, Гопал осторожно выглянул наружу, затем шагнул на дорогу, глядя во всех направлениях.

— Пошли!

Китти и Нимаи последовали за ним без вопросов.

Дойдя до конца улицы, Гопал настоял на том, чтобы Китти с Нимаи спрятались под повозкой. Он не мог не заметить, как она была похожа на ту, которую они с Нимаи опрокинули всего лишь несколько дней назад. Теперь уже один, он пробирался вдоль стены к рынку, следуя холодной неподвижности камня, к раздавшимся впереди крикам битвы. Лязг металла о металл, металла о бревно и металла о кости становился громче. Он осторожно приблизился к концу улицы — улицы, которая только за день до этого вела его к радостному удивлению и возбуждению.

Наконец, на углу здания, на площадке, он узнал, из чего сделаны ночные кошмары. Ракшасы врубились в то, что осталось от небольшого отряда сельчан. Без всякой жалости они резали своих жертв, и крики беспомощных людей заполнили площадь. Вопли отражались от стены, как предсмертный крик наги. Гопал закрыл уши руками, но не смог заглушить пронзительные крики жертв или завывание атакующих. Он бесполезно наблюдал.

Один из сельчан попытался голыми руками остановить меч. Нападающий отрубил их в припадке ярости и смеха. Беззащитный человек склонился над своими окровавленными обрубками, боль и ужас исходили из его глаз. Великан отрубил ему голову и схватил трофей за волосы, пока тело билось в конвульсиях. Вспышка голубого света вырвалась и поднялась, чтобы присоединиться к усиливающемуся мерцанию, разлитому в воздухе, — душам погибших.

Гопал, давясь, закрыл себе рот рукой. Головы павших высоко поднимались на кончиках оружия их мучителей. Зубы Гопала неосознанно закусили средний палец, окрасившийся кровью.

Несколько оставшихся в живых селян сражались своими шестами, молотками и мотыгами. Это были мужчины, которых он хорошо знал: Башкара — пастух, Нилини Канта — гончар, Адвайта — портной, люди, которых он знал всю жизнь, люди, которые приходили к ним в дом, ели за их столом. Сегодня они были добычей мясников. Один за другим, сельчане падали обезглавленные, и из каждого исходил все тот же голубой свет, когда жизненная сила покидала их.

Еще один сельчанин сражался лежа на земле. Это был Сахадева, отец Нимаи. Вооруженный копьем, Сахадева колол им всадника, который стоял над ним смеясь. Неспособный стоять, калека тщетно пытался защитить себя, когда лошадь встала на дыбы и опустила передние ноги ему на грудь. Тело Сахадевы подергивалось под копытами зверя. Наконец конник выхватил копье из рук Сахадевы и повернул его острием к сельчанину.

Солдат спешился и отрубил зашедшуюся в пронзительном крике голову Сахадевы. Захохотав подобно зверю, воин насадил голову на копье. Выставляя свой трофей на обозрение, ракшаса взвыл и захрапел. К нему присоединились его конь и его неистовые собратья. Отчаянные крики последних сельчан утонули в возгласах победы.

Затем, к своему ужасу, Гопал узнал побелевшую, обескровленную голову его собственного отца, надетую на кончик меча. Его крики ярости и горя были проглочены воем завоевателей и треском огня. Любимый Гопалом рынок был в огне, его отец мертв, его деревня в руинах. Последние звуки Голоки затихали… и наконец исчезли.

Гопал почувствовал вкус крови на своих губах. Вынув руку изо рта, он обернулся. Он больше не мог смотреть на это побоище и разрушение того, что занимало особенное место в его сердце… в его жизни. Его лицо покраснело, а глаза были полны слез. Он вытер капли со щек и кровь с пальца. Он все еще жив. Почему? Почему его не было с отцом? Он должен взять кинжал и идти на площадь. Он может убить, по крайней мере одного из них, прежде чем убьют его. Он должен умереть вместе с отцом, решил Гопал, но потом вспомнил сестру и Нимаи, прячущихся под повозкой. Он не мог покинуть их, во всяком случае, не сейчас и не так. Звуки резни прекратились; солдаты заканчивали свое дело на площади. Боясь за сестру и друга, он быстро вернулся к ним.

— Что происходит? — спросил Нимаи, глядя на подбегающего Гопала.

При виде бледного лица Гопала Китти охватил ужас.

— Можем мы что-нибудь сделать? — спросила она, уже зная ответ.

— Слишком поздно. — Он опустил глаза на коготь, а подняв их, встретил пристальный взгляд сестры. — Настало время позаботиться о себе.

— Мой отец! Что с моим отцом? — закричал Нимаи. — Мы должны найти его. Он будет волноваться.

— Он был там, на рынке, вместе с симхой. Я видел его. Он умер как герой. Они все умерли как герои.

— Его голова, — взмолился Нимаи.

— Она отрублена… так же, как и у моего отца… и у всех остальных.

Нимаи не пытался сдержать слез.

— Что нам теперь делать?

Гопал посмотрел назад по направлению к рынку.

— Эти демоны скоро закончат свои черные дела. Возможно, в деревне еще есть солдаты. Нам нужно спрятаться, пока здесь не станет безопасно.

Китти попыталась определить их местонахождение среди развалин.

— Вон там! Это не лавка Куверы?

Нимаи и Гопал посмотрели в том направлении, куда показывала Китти.

Нимаи ответил первым:

— Да! Я узнал ее. Гопал и я прятались там на крыше.

— Давай попробуем, — сказал Гопал.

Он рванулся через дорогу и вбежал в лавку через сломанную дверь, висевшую на одной петле.

Эта лавка, как и все остальные, была разграблена и разорена. Остатки сломанной мебели, как расчлененные скелеты, были разбросаны по полу. Трупов здесь не было.

— Пригнитесь, — прошептала настойчиво Китти.

Солдаты ракшасы, держа на привязи трех молодых девушек, проходили мимо окна. Один из них остановился и заглянул сквозь разбитое оконное стекло внутрь.

— Матерь Майа! — услышал Гопал, как тот жалуется, раздувая большие черные ноздри. — Они и здесь побывали! Давай посмотрим ниже по улице — ворчал он, рыком заставляя остальных следовать за ним, толкая впереди себя пленников вниз по улице.

Он сказал Майа?

Не упоминал ли это имя Вьяса?

Он обернулся к Китти и Нимаи.

— Они ушли, — сказал он им. — Наверное, мы уже в безопасности.

— По крайней мере, на некоторое время, — добавила сестра.

Китти начала ходить по комнате, разбрасывая мусор. Неожиданно она обнаружила что-то под сломанным столом.

— Идите сюда! Смотрите, я нашла люк.

Гопал и Нимаи отодвинули остатки стола и осторожно открыли деревянную крышку.

Они заглянули в темное отверстие.

Оттуда пахнуло затхлостью и грязью. Пожары снаружи разгорались, освещая их тайник. Теперь любой бы их увидел.

— У нас нет выбора, — воскликнул Гопал и прыгнул вниз.

Китти и Нимаи следом за ним. Пол погреба был усеян открытыми корзинами и ящиками. Песок был испещрен отпечатками огромных ног.

— Они, похоже, и здесь были, — сказал Гопал, переворачивая ящик и садясь на него. — Будем надеяться, что ману будут добры к нам и не позволят огню добраться сюда. Похоже, что нам придется остаться здесь на некоторое время.

— Может быть, Вайю унесет огонь от нас, — пошутила Китти.

— Что это за твари? — спросил Нимаи со все еще белым от страха лицом. — Ты назвал их Рокшерами?

— Ракшасы, — спокойно поправил Гопал, понимая его замешательство. Хотя все мальчишки изучали Законы Ману, детям судры не позволялось посещать школы ашрама, и они не многое знали о Кругах Бху-мандалы.

— Насколько я знаю от своего отца, — сказал Гопал, — это племена Ракшаса.

— Племена? — спросила Китти с любопытством. Ей также не разрешалось посещать ашрам, поскольку она была девушкой.

— Некоторые из них небожители, а остальные больше похожи на домовых, бесов и великанов людоедов. Они посещают кладбища, вселяются в мертвые тела, разбрасывают жертвоприношения и пожирают смертных.

Гопал неожиданно для себя обнаружил пользу образования и был горд своими знаниями.

— Третья раса еще более ужасна. Это безжалостные и могущественные враги дэв. Я думаю, что с ними мы и встретились сегодня. Они обладают множеством способностей и могут превращаться в некоторых животных или даже, — продолжал он, протягивая руку, — становиться не больше пальца.

Нимаи посмотрел на пол:

— Меня даже передернуло от одной мысли, что эти крошечные твари ползают по моим ногам.

Он начал топтаться вокруг себя, вызывая мимолетную улыбку у Китти и Гопала.

Как это обычно бывает у молодых людей, троица вскоре была больше занята их нынешним положением, чем событиями последних часов, или тем, что их ожидало впереди.

— Я говорю, неплохо было бы отдохнуть — зевнул Нимаи. — Я устал и хочу спать. Может быть, нам все это привиделось.

— А что нам еще делать? — согласилась Китти. — Почему бы вам не поспать, а я посторожу. Я разбужу кого-нибудь из вас, когда начну засыпать.

Не услышав возражений, она взяла свой меч и пошла к месту под люком.

Гопал сидел один в темном углу. Отблески пожаров проникали сквозь щели в полу в дальнем углу комнаты. Тени танцевали и на стене, и на пустых корзинах, лежащих вокруг. В его сознании тени превращались в людей на рынке, некоторые становились ракшасами, а другие селянами. Снова отец Нимаи умирал бок о бок с его отцом, снова в танцующих и мерцающих отражениях разыгрывалась жуткая сцена.

Гопал увидел свою сестру в новом свете. Она больше не была ребенком, которого можно было запугать страшными историями. Она уже стала частично тем воином, которым всегда мечтала быть. Хотя ее явное бесстрашие беспокоило Гопала, не потому, что она была храбрее его, а потому, что она была его сестрой — всем, что у него осталось.

Нимаи тоже примостился в углу и закрыл глаза. Кинжал Гопала лежал возле него. Китти, прислонившись к сломанному деревянному ящику, внимательно смотрела в потолок над собой.

Неожиданно у Гопала возникла мысль. Сахадева и его отец редко разговаривали друг с другом, но они с готовностью сражались и умерли вместе. Готовы ли он и Нимаи сделать то же самое? Был бы он столь же тверд, как отец, будь он симхой?

И вдруг Гопал со страхом осознал — он и есть симха. Он прикрыл глаза в надежде, что когда он откроет их, тени исчезнут. Безрезультатно, ибо тени все еще были здесь, хотя они и изменились, лицо его матери появилось на стене. Как он мог забыть о ней? Где она?

Отблески огня опять трансформировались, на этот раз приняв форму храма Дурги. Мистик! Вьяса сказал, что он спас Китти и Нимаи. Почему он не предупредил Падму? Гопал встал. Вопросы продолжались, но они имели все меньше и меньше смысла. Его глаза закрылись. Он заставил их открыться, оглядывая темнеющий подпол. Сестра все еще сидела под закрытым люком, глядя вверх и прямо держа меч в маленькой руке.

Новые вопросы обременили его мозг. Каким образом ракшасы смогли выбраться из Раху? Что они делают на Бху? Что им нужно в таком захолустном месте, как Голока? Связано ли это как-нибудь с тем, что ему рассказывал мистик? Он слышал, как солдат сказал «Майа». И этот символ — трезубец в звезде. Означали ли что-нибудь ее двадцать восемь лучей? Почему двадцать восемь?

Его веки становились тяжелыми. Он из всех сил старался держать их открытыми. Радхакунда. Вьяса сказал, что надо идти туда. Гопал больше не мог держать глаза открытыми. Он сказал себе, что может закрыть их… но не спать… просто отдохнуть минуту. Он послушался своего совета. Ему хотелось плакать. Позволено ли симхе плакать? Что говорят по этому поводу Законы Ману? Боль была слишком сильна. Гопал тихо плакал, стараясь скрыть то, что он считал слабостью. Наконец он закрыл глаза и уснул.