Гриффин шел по деревне, направляясь к гостинице, где остановилась Розамунда. За его спиной люди перешептывались и косились на него, но он не обращал на них внимания. Рот всем не закроешь, пусть судачат. Главное — поговорить с Розамундой до того, как они поженятся.

Он вбежал в холл гостиницы и бросил взгляд на лестницу, ведущую наверх. Повинуясь внутреннему голосу, он вдруг изменил направление, устремившись в бар.

Ему почему-то очень захотелось выпить.

В пустом баре, кроме жалкого пьянчужки, лежавшего возле негоревшего очага, не было никого. Служанка, вытиравшая столы, обернулась и от страха переменилась в лице.

— Бесси, кружку эля, будьте добры, — бросил Гриффин, но девушка не двигалась с места.

Гриффин замотал головой.

— А лучше плесни мне бренди, которое вы держите под прилавком.

Несмотря на ранний час, ему захотелось выпить что-то более крепкое. Перед свадьбой не было принято напиваться. Но разве не для того существуют обычаи, чтобы их иногда нарушать?

Темные, круглые от удивления глаза Бесси смотрели на наряженного Гриффина, но у него не было ни малейшего желания объяснять, в чем причина столь разительной перемены в его одежде. Скоро все узнают о его свадьбе — разумеется, если Розамунда не передумает.

— Ого, кто к нам пожаловал! Неужели сам мистер Гриффин?!

Он сразу напрягся. Ему был хорошо знаком этот хриплый ненавистный голос.

Крейн.

Гриффин притворился, будто не расслышал, но Крейна невозможно было задеть притворной невнимательностью. Облокотившись на стойку бара рядом с Гриффином и покачивая цепочкой, на которой висели золотые часы, Крейн спросил:

— Что с вами, милорд? Вы сегодня не в настроении?

Это был крупный мужчина лет на пятнадцать старше Гриффина. Раньше он служил дворецким у старого графа в Пендон-Плейс, любил наушничать, за что его ценил хозяин.

— Ах да, вы слишком высоко взлетели, чтобы замечать нашего брата, не так ли?

Наклонившись к Гриффину, он зашептал ему на ухо:

— А я помню то время, когда вы были просто жалким червяком под моими ногами.

Желваки задвигались на щеках у Гриффина, он сжал кулаки. Как будто со стороны услышал свой собственный голос:

— А ну проваливай отсюда.

Злобный огонек вспыхнул в глазах Крейна. Обернувшись, он обратился к служанке:

— Видишь, Бесс, этот шрам на лице графа? Моя работа. И я до сих пор горжусь этим. Кое-кто другой на моем месте испортил бы все дело, но только не Барнабас Крейн. Старый хозяин выдрал бы меня и выгнал, если бы я выбил глаз его внуку, но я не такой.

Ослепленный бешенством, Гриффин уже не понимал, что делает. Он схватил Клейна за рубашку и приподнял так, что их глаза оказались на одном уровне.

Испуганная служанка, ломая руки, закричала:

— О, милорд, не убивайте его!

Гриффин оскалился.

— Ты не достоин лизать подошвы моих сапог, Крейн. Ты просто жалкое ничтожество.

Но Крейн не испугался. Он хорошо понимал, что ему ничего не грозит, поскольку Гриффин находился под подозрением, и весьма серьезным. Он мог безнаказанно оскорблять Гриффина, ибо тот из-за опасений попасть под суд не мог позволить себе никаких резких выходок. Нельзя было давать местным сплетникам ни малейшего повода убедиться в необузданности его характера.

Задыхаясь, Крейн пробормотал:

— Вы мне угрожаете, господин Гриффин? Точно так же вы угрожали бедняге Олбрайту?

Гриффин стиснул его еще сильнее.

— Что ты сказал? Тебе что-нибудь известно о том, как это произошло? Если так, то я закажу шампанское.

Воротник рубашки душил Крейна, лицо у него стало багровым, однако самообладания он не потерял.

— Вы и ваше дурацкое правосудие ловко обтяпали это дельце, не правда ли? Все чисто и красиво. Но нам-то все известно, господин Гриффин. Все в округе знают правду.

Крейн склонил голову и не без злорадства спросил:

— Интересно, ваша светловолосая пташка слышала что-нибудь об этом? Бьюсь об заклад, что нет... Но она все равно услышит.

При упоминании о Розамунде красная пелена застлала глаза Гриффину. Не соображая, он размахнулся, собираясь как следует вмазать Крейну, как вдруг кто-то крепко перехватил его руку.

Гриффин круто развернулся, чтобы ударить того, кто помешал ему, но увидев викария, сразу опустил руки.

— Ну-ну, что тут происходит? — Голос доброго викария действовал, как всегда, умиротворяюще. — Трегарт, дружище, отпустите его. Не стоит пачкать об него руки.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Гриффин, придя в себя, обрел дар речи. Усмехнувшись, он сказал:

— Вы правы; с чего это я взбеленился? Не понимаю.

Он выпустил Крейна и отступил назад.

Однако Крейн добился своего, вызвав у вспыльчивого Гриффина вспышку бешенства, что никак не могло пойти на пользу его репутации. Подмигнув Бесси и злорадно ухмыляясь, Крейн вышел из бара.

Гриффин повернулся к служанке, которая сразу насторожилась, в руках она неизвестно для чего держала пустую бутылку. Едва Гриффин шагнул к бару, как служанка невольно вздрогнула от страха.

— Налей мне бренди, Бесси.

Девушка опустила пустую бутылку, достала из-под прилавка флягу с коньяком. Пока она наполняла стакан, руки у нее заметно дрожали.

Гриффин выругался про себя: черт бы побрал Крейна, ловко же он затеял ссору. Так глупо попасться на удочку.

Дав Бесси щедрые чаевые, он увидел, как смягчилось выражение ее лица.

Гриффин обернулся к викарию.

— Вы что-то слишком рано.

Олифант пожал плечами.

— Церковные заботы, как раз в доме напротив гостиницы. Я случайно заметил, как Крейн вошел следом за вами, и подумал: ну, быть беде. Ого! — Викарий потер руки, глядя на стакан Гриффина. — Для храбрости?! Отличная идея!

У доброго викария была одна слабость: он никогда не упускал возможности выпить за чужой счет, в любое время дня. Понимающе улыбаясь, Гриффин заказал еще одну порцию коньяка. Взяв стаканы, приятели уселись в дальнем углу бара, где Бесси никак не могла услышать, о чем они будут говорить.

— Ну и ну, — тихо, с удивлением произнес Олифант, разглядывая Гриффина. — Хорошо выглядите. Неужели таково благотворное влияние любви?

Гриффин пожал плечом. Он пытался убедить Дирлава, что Корнуолл не Лондон и ни к чему здесь так наряжаться, но Дирлав был непреклонен, поэтому выглядел Гриффин как заправский лондонский щеголь.

Кивнув в сторону стойки, Гриффин бросил:

— Спасибо, что вовремя вмешались.

— О, у меня не меньше, чем у вас, причин не любить Крейна. Он подбивает местную молодежь заниматься контрабандой, а это попахивает сами знаете чем — петлей. Но у нас, пожалуй, никто не в силах противостоять гнусным планам Крейна. Трегарт, вы не могли бы что-нибудь сделать...

— Давайте пейте коньяк, — прервал его Гриффин. — Если вас увидят в моем обществе, то это превратно отразится на вашей репутации.

— Нисколько, — весело отозвался викарий. — У меня есть оправдание. Я должен вас обвенчать. Кстати, хороша ли будущая графиня?

Гриффин сделал глоток и с наслаждением выдохнул. Сейчас это было очень кстати.

Да, бренди, безусловно, хорошая идея. Его взвинченные нервы после стычки с Крейном начали постепенно успокаиваться. А перед разговором с Розамундой надо было прийти в себя, чтобы не наломать дров.

— Леди Розамунда? — нежно произнес Гриффин, крутя в руке стакан и вдыхая аромат коньяка. — Несомненно, она самая прекрасная девушка, которую я когда-либо видел.

— Что же здесь плохого? — улыбнулся священник, удивляясь унылому тону жениха.

— Будь у вас такая внешность, как у меня, вы бы тоже не очень радовались, — возразил он. — Кроме того, она добра, великодушна и неглупа. Более того, она остроумна, воспитана, в меру хитра.

Гм, в меру?! Как ловко она обвела его вокруг пальца! Но это все пустяки по сравнению с ее прекрасным лицом, восхитительными формами, не говоря уже о той решительности, с которой она встала на его защиту. Она смеялась над его неотесанностью, в ответ на его условия поставила свои, а потом лестью и хитростью уговорила его доставить ей удовольствие, — короче говоря, действовала как опытный наездник, объезжающий строптивого жеребца.

— Она само совершенство, — обронил Олифант.

— Да, похоже, у нее нет изъянов, — задумчиво произнес Гриффин.

Он вспомнил, какой страстной и даже порочной может быть Розамунда, но у любой откровенности есть свои границы. В его ушах как будто зазвенел ее возбуждающий, волнующий смех, и у него сразу вскипела кровь в жилах.

Викарий сидел потупившись, затем, подняв глаза, спросил:

— А вы ей сказали?

Поглощенный приятными воспоминаниями, Гриффин сначала не понял, о чем говорит священник. Затем, подняв стакан, воскликнул:

— А как вы думаете, зачем я пью? Для храбрости.

— Если вы позволите, то я... — прошептал викарий.

— Нет, — оборвал его Гриффин. — Нет, мой друг. Предоставьте это мне. Поверьте, тут вы скорее испортите все дело, чем поможете.

— Дорогая, что с вами? Вы вертитесь как на раскаленных угольях, — удивленно произнесла Тибби. — Перестаньте метаться из угла в угол. Лучше почитайте что-нибудь, чтобы успокоить нервы.

— Почитать? Опять Мэри Уоллстонкрафт? Я уже читала ее. Сесили давала мне. Разве она не говорила?

— О нет, это другой роман, — ответила Тибби, беря со стола книгу. — Это Ханна Mop.

Тибби произнесла эти слова с таким неподдельным возмущением, что Розамунда рассмеялась.

— Дорогая Тибби, как можно читать такую чушь, тем более сейчас, в такой момент.

Тибби опять положила книгу на стол.

— Ты послала записку лорду Трегарту, но это отнюдь не означает, что он должен сломя голову мчаться к тебе. Может быть, его сегодня, как и вчера, нет дома.

Он должен прийти. Розамунде об этом было известно лучше, чем кому бы то ни было. Они ведь договорились, когда лежали, обнаженные, в одной постели, но говорить об этом Тибби явно не стоило.

— Почему бы тебе не взять с собой Мэг и не пойти прогуляться? — предложила; добрая Тибби.

— Нет-нет, никуда я не пойду, — заявила Розамунда, останавливаясь перед зеркалом над камином и глядя на свое отражение.

Конечно, она не собиралась раскрывать Тибби ничего из того, что случилось с ней прошлой ночью. Компаньонка ее спала, пребывая в блаженной уверенности, что Розамунда тоже спит, а не теряет свою девственность в объятиях Гриффина.

Не изменилось ли что-нибудь в ее облике после той ночи? Розамунда пристально всматривалась в свое отражение — точно так же ее мать вглядывалась в зеркало, выискивая морщины.

Розамунда нахмурилась. Пожалуй, щеки стали более румяными и прибавилось блеска в глазах, но во всем остальном она не замечала никаких изменений. Тогда почему она чувствовала себя совсем другим человеком?

В дверь постучали. Сердце Розамунды подпрыгнуло.

— Войдите, — сказала она.

Дверь открылась, и на пороге появился Гриффин.

У Розамунды едва челюсть не отвисла от его вида.

Одет он был безукоризненно — от головы до пят. Прошлой ночью она была в восторге от его силы, великолепного телосложения, но даже не подозревала, насколько эффектнее все это выглядело под тщательно продуманным нарядом.

А его гладко выбритое лицо! Безукоризненно уложенные волосы, красиво очерченные скулы, глаза, в которых вспыхивала безудержная страсть. Шрам, конечно, портил вид, но она уже привыкла к нему и почти не обращала на него внимания.

Их взгляды встретились, и у Розамунды мурашки побежали по телу, ее спасала только привычная напускная светская холодность. Вожделение, страсть, порочность овладели ее душой.

Внезапно она поняла, что прошлой ночью рассталась не только с девственностью, а с чем-то большим.

Он наклонил голову, словно птица, пристально всматриваясь в ее лицо. Она покраснела, вопреки ее желанию сразу припомнились подробности их ночного свидания.

— Розамунда, дорогая, — окликнула ее Тибби.

— О-о... — Присущее ей хладнокровие оставило Розамунду, наконец она встряхнулась, избавляясь от наваждения. — Не знаю, что со мной. Проходите, Гриффин.

— Я закажу чай, — предложила Тибби, позвонив в колокольчик.

— П-присаживайтесь.

От растерянности и смущения Розамунда не знала, как, о чем говорить с этим человеком, который был ближе всех ей на свете и в то же время в новом наряде казался чужим и незнакомым.

Гриффин не поспешил ей на помощь — напротив, он выглядел не менее смущенным, чем она. Неужели он забыл, что, явившись в гостиницу, должен выразить удивление по случаю ее приезда.

Розамунде пришлось брать инициативу в свои руки.

— Полагаю, мой приезд вызвал у вас недоумение, Гриффин?

— Что?

Скверно, очень скверно — он не понимал, что она играет, притворяется. Бросив на него многозначительный взгляд, она обернулась к Тибби.

— Тибби, дорогая, надеюсь, вы не рассчитываете, что я спущусь вместе с вами вниз, чтобы заказать чай.

Бедная компаньонка вскинулась и понимающе закивала:

— Да-да, конечно. Все верно. Хотя я не собиралась спускаться вниз.

— Ну... — протянула Розамунда, значительно поглядывая на Гриффина, который стоял, совершенно сбитый с толку.

— Я пришел для того...

Гриффин встряхнулся и внимательно посмотрел на Тибби.

— Ах да, прежде всего мне следует... — Он откашлялся. — Розамунда, можно мне поговорить с вами наедине?

Она нахмурилась. Он выполнял совсем не те указания, которые она давала вчера.

Несмотря на ее откровенно угрожающий вид, он, видимо, думал о чем-то своем. Пожав плечами, Розамунда улыбнулась.

— Тибби, оставь нас, пожалуйста. Всего на несколько минут.

— Конечно, дорогая. — Тибби взяла с собой книгу. — Но я вернусь через пятнадцать минут. Ровно через пятнадцать.

Едва Тибби закрыла за собой дверь, как Розамунда зашипела Гриффину.

— В чем дело? Надеюсь, ты не изменил своего решения, ведь все зашло слишком далеко...

— Ничего я не менял. — Глаза Гриффина злобно блеснули. — Разве я похож на негодяя?

— Тише! Ради Бога, тише. Не надо так кричать.

— Неужели ты считаешь меня подлецом? Мое решение неизменно, но прежде тебе следует кое о чем узнать.

Его серьезный тон напугал Розамунду, но потом, вспомнив свой разговор с его сестрой, она начала догадываться, о чем сейчас пойдет речь.

Впрочем, она решила ничего не говорить об этом, а прежде услышать версию трагического случая из уст самого Гриффина.

Не успел он начать, как вошла служанка с чаем.

Они тут же замолчали. Пока девушка шла к столу, было заметно, как дрожал в ее руках поднос с чаем и чашками.

Когда служанка расставляла все на столе, Розамунда увидела, как она перепугана, более того, на ее лице был написан ужас. Бросая испуганные взгляды на Гриффина, она едва не уронила сахарницу.

— Осторожнее, милая, — сказала Розамунда. — Ну чего вы так боитесь? Не съест же он вас, в конце концов?!

Служанка пискнула и по привычке спрятала руки под фартуком. Руки у нее явно тряслись.

— Ступайте, я сама разолью чай.

Розамунда отпустила служанку.

— Боже мой, неудивительно, что у тебя такой плохой характер. Как я погляжу, тебе тут многое приходится терпеть.

— Вовсе у меня не плохой характер, — проворчал Гриффин.

— Плохой, плохой, но я не собираюсь спорить с тобой. Лучше расскажи то, что хотел сообщить. Крайне любопытно узнать об этом.

Ее легкий, непринужденный тон успокаивающе подействовал на Гриффина.

Взяв чашку с чаем, он сделал пару глотков и не без удивления посмотрел на Розамунду.

— Крепкий чай с молоком; то, что я люблю. Откуда тебе известны мои вкусы и привычки?

— Как, тебе нравится именно такой чай? — с притворным удивлением воскликнула Розамунда. — Какое поразительное совпадение!

Она ни за что не призналась бы в том, что старательно запомнила многое — его привычки и пристрастия — во время первого пребывания в Пендон-Плейс. Несмотря на ужасный прием, оказанный им, она буквально сходила с ума из-за него, поэтому, чтобы не упустить свой шанс, собиралась быть идеальной женой.

Розамунда потрогала медальон и тут же отдернула руку. Пора было отучиться от этой привычки.

Гриффин недоверчиво хмыкнул.

— Пожалуйста, начинай. Расскажи обо всем.

И он поведал ей все. О том, как угрожал Олбрайту и как потом его мертвое тело обнаружили на камнях у подножия скал.

— Понятно, — медленно произнесла Розамунда. Она видела, как нелегко ему рассказывать о том, что случилось в тот день. Рассказывал ли он кому-нибудь еще эту историю так подробно?

— Но это еще не самое худшее, — под конец заявил Гриффин. Встав от волнения, он подошел к окну и взглянул на улицу — Ходят слухи о новых уликах. Якобы есть свидетель. А я по-прежнему единственный подозреваемый. Если опять начнут следствие, то, возможно, из меня сделают козла отпущения.

— Но ведь ты невиновен.

— Ты веришь мне...

В его голосе звучало удивление.

— Конечно, верю. И поэтому не могу понять, почему тебя так волнует наличие свидетеля. Если есть свидетель, то он или она смогут оправдать тебя.

Скрестив руки на груди, Гриффин нахмурился.

— А что, если нет никакого свидетеля и это всего лишь злобная попытка притянуть меня к преступлению? Пока никто не выдвинул конкретного обвинения. Тем не менее слухи-то ходят, и дотех пор пока они подогревают какое-нибудь расследование, Пендон-Плейс будет одним из самых неприятных мест на свете. А каково придется тебе, если ты станешь моей женой?!

Внезапно Розамунду осенило. Но почему она не догадалась об этом еще тогда, когда ей рассказала эту историю Джекс?

— Так вот почему ты не приезжал за мной? Неужели все из-за этого? Сперва умер твой дед, а затем эти нелепые подозрения, омрачившие твою жизнь.

Гриффин промолчал, но она сразу почувствовала, что угадала. Ей стало легко и радостно, с ее стороны это было настоящее свинство, ведь он все это время мучился, страдал. Но разве могла она чем-нибудь помочь ему? Он отгородился от нее, нарочно избегал ее, чтобы не доставлять ей лишних неприятностей.

— Ты по-прежнему хочешь выйти за меня замуж? — спросил он.

— Конечно, хочу. Еще как хочу!

Судя по ее тону, нельзя было сомневаться в ее искренности. Гриффин остолбенел.

Ему хотелось прижать Розамунду к себе и расцеловать за безграничное доверие. Хотя времени у него было не много, но поскольку компаньонка только что вышла из комнаты, можно было рискнуть.

— Тебя обвиняют лишь потому, что ты угрожал ему незадолго до его гибели. Ответь, почему ты это сделал?

Гриффин молчал. Даже сейчас, спустя столько лет, ему было неприятно вспоминать об этом.

— Олбрайт метил высоко, у него были свои планы насчет моей сестры. Он доводился ей кузеном, хотя и служил учителем музыки.

Разумеется, он ни в чем не винил Мэддокса. Тот не мог знать о намерениях Олбрайта, в противном случае не стал бы рекомендовать его на должность учителя музыки.

Гриффин тяжело вздохнул.

— Я доверял ему. Я оставлял их наедине. И вот однажды я нашел его...

Вспыхнувший гнев не дал ему закончить фразу.

— Полагаю, что его намерения так и остались намерениями.

Розамунда побледнела от волнения.

Гриффин покачал головой.

— Она была такой невинной. Она даже не понимала, чего он добивался от нее. Конечно, о любви говорить здесь бессмысленно и даже глупо. Он ей не нравился. Я вошел к ним, потому что услышал какой-то шум.

— Я бы не удивилась, если бы ты прибил его прямо на месте! — воскликнула разгневанная Розамунда. — Более того, я сама убила бы его, если бы оказалась на твоем месте. Воспользоваться невинностью слабой девушки — какой же он негодяй!

Гриффин не выдержал, быстро подошел к Розамунде, прижал к себе и поцеловал.

Смешанные чувства переполняли его. Злость к Олбрайту за его низость и вероломство, а также за те страдания, которые он доставил своей странной смертью, удивительно соединилась с чувством искренней благодарности к человеку, который понимал его, как никто другой. Джекс тоже понимала его, но разве мог он искать поддержки и утешения от сестры, которую именно он должен был оберегать, защищать и утешать?

От избытка благодарности на сердце у него стало тепло и радостно. Он расслабился, подобрел, растрогался.

Ответ Розамунды был столь же искренним и полным: он буквально впитывал ее благодарность, ее доверие. Слава Богу, она поверила в него, и теперь он не мог без нее жить.

Когда он оторвался от ее губ, они оба дышали глубоко и взволнованно, словно после долгого бега. Она погладила его по голове, как ребенка. Этот ласковый жест растрогал его еще сильнее. Глубоко тронутый ее участием, он пошатнулся.

— Гриффин, надо найти способ смыть все эти гнусные подозрения с твоего честного имени. Знаешь что... нам надо найти настоящего убийцу.

Вздрогнув от неожиданности, он отшатнулся от нее.

— Что ты несешь? Это же полная чепуха!

— Это не чепуха! Напротив, это единственный выход из создавшегося положения.

Не успел Гриффин возразить, как в комнату вошла Тибби.

— Ну как дела, дорогая?

Розамунда просияла.

— О, Тибби, милая, ты можешь первой пожелать нам счастья. Гриффин и я собираемся сегодня пожениться!