После ее ухода Рэнд еще долго стоял в задумчивости. Хорошо, что Сесили не догадывалась о том, каким опьяняющим, восхитительным оказался для него поцелуй. Пожалуй, он стал для него не меньшим потрясением, чем для нее.

Когда он сказал, что для них обоих будет лучше, если она уйдет, то это предложение было сделано не из вежливости, а скорее по необходимости, в противном случае он вряд ли мог бы поручиться за себя.

Ашборн усмехнулся: все его романтические замыслы пошли прахом. Разумеется, происшествие с Фредди и Луизой, оставив неприятный осадок, нарушило его душевное равновесие. Однако Сесили Уэструдер произвела на него неизмеримо более сильное впечатление. Запланированный вальс, романтическая прогулка в парке под луной – вся эта чепуха сразу вылетела у него из головы, как только он увидел ее. Мужской костюм, в котором она походила на очаровательного пажа, произвел на него сногсшибательное впечатление. Но разве можно было сравнить его с тем потрясением, которое он испытал, увидев ее в очаровательном женском наряде, который не скрывал, а, напротив, подчеркивал все прелести ее фигуры? А ее блестящие карие глаза на бледно-розовом лице казались шоколадными озерами на фоне пурпурного домино, которое усиливало их сияние. А ее губы… боже! Мурашки побежали у него по спине от одного воспоминания о поцелуе.

Более того, леди Сесили, ни о чем не догадываясь, тоже преподнесла ему сегодня полезный урок. Раньше Ашборн никогда не отказывал себе в плотских радостях, но только сейчас его интерес – и какой, надо заметить! – был вызван утонченной юной леди из самого высшего общества.

Положение было не просто щекотливым, а чертовски затруднительным.

Впрочем, а что, если посмотреть на все это с другой точки зрения? От этой мысли у него перехватило дыхание, а сердце забилось быстро и гулко, едва не выпрыгивая из груди.

Неужели он наконец нашел идеальную жену?

Интуитивное ощущение правильности пришедшей мысли овладело им с такой силой, что он замер на месте, чтобы побороть охватившие его радость и волнение. Ему захотелось броситься за ней, догнать и немедленно сделать предложение.

Нет – он замотал головой. Несмотря на всю свою заманчивость, этот шаг никак нельзя было назвать разумным. Хотя ему все было совершенно ясно и понятно: полдела сделано, оставалось теперь убедить Сесили в своей собственной правоте.

Титул и положение заведомо предполагали, что она должна согласиться на его предложение руки и сердца. Однако внутренний голос твердил об обратном: если Рэнд побежит за ней следом прямо сейчас, она откажет ему. Как ни странно, но трудность предприятия делала Сесили привлекательнее. Несмотря на ее склонность проникать в его дом тайком, да еще с тайными целями, леди Сесили Уэструдер как нельзя лучше подходила на роль его невесты. Она была племянницей герцога и дочерью графа. Несмотря на юность, она обладала выдержкой, достоинством и хорошими манерами. У Рэнда не было никаких сомнений в том, что она прекрасно справится с ролью хозяйки дома, сумеет принять гостей, сколько бы их ни было.

Но больше всего ему нужен был наследник. Взор Рэнда затуманился, им овладело возбуждение. Ради этого он готов был залазить в постель к Сесили столько раз, сколько потребуется.

Ашборн задумался: какое влияние окажет на нее его благосостояние? Судя по всему, ни его положение, ни его состояние, ни его семья не оказали на Сесили должного впечатления. Зато, Рэнд это чувствовал, сильное впечатление производил на нее он сам, и прежде всего следовало воспользоваться именно этим. Надо было убедить ее в том, что она выиграет от замужества столько же, сколько и он, что это выгодно как ему, так и ей. Рэнд умел быть обходительным и убедительным, когда это было нужно.

Правда, тут могли возникнуть и другие препятствия. Одним из них мог стать Монфор: как знать, не нашел ли уже герцог жениха для Сесили. Желваки заходили на скулах Рэнда. В таком случае он готов к нелегкому разговору как с Монфором, так и с возможным женихом Сесили. Сколько бы ни было трудностей на его пути, он их все преодолеет.

Но, помимо всего прочего, у него не выходило из головы дело с Джонатаном, ее братом. Если Сесили узнает всю правду, она вряд ли простит ему. Не простит она ему также и то, что он сделал все, что было в его силах, чтобы помешать осуществлению ее планов.

Умно и довольно безжалостно с ее стороны было разыскивать не его самого, а библиотеку. Впрочем, ее решительность и хитрость нравились Ашборну все больше и больше. Хотя найти что-нибудь здесь или в другом месте она никак не могла, Рэнд дал себе слово проверить все еще раз, дабы и впредь она не смогла ничего отыскать.

Тайна Джонатана пока должна была остаться нераскрытой.

* * *

Сердце Сесили радостно забилось, когда она оглядела гостиную, в которой собрались почти все ее близкие. Все кузины и кузены из рода Уэструдеров сегодня присутствовали здесь. За исключением одного, Бекингема. Он не любил Лондон, и поэтому было бессмысленно ждать его появления.

Восьмилетний Люк, ужом проскользнув сквозь толпу родственников, подошел к Сесили:

– Благодарю вас, кузина Сесили, за то, что пригласили меня на торжественный обед. Тетя Джейн сказала, что мне нельзя будет остаться на балу, но я нисколько не расстроился, ведь там, кроме танцев и девушек, ничего нет.

Люк передернул плечами с таким видом, будто это ему даром не надо, и Сесили рассмеялась.

Константин, опекун Люка и муж Джейн, посмотрел на мальчика и тяжело вздохнул:

– Сколько раз тебе говорить, что этим-то и хороши балы. Девушки и танцы – что может быть лучше?

Заметив осуждающее шиканье Джейн, Люк молча поклонился, причем с некоторой долей развязности, очень напоминавшей манеру кланяться Константина. Заметив явное сходство, Сесили и Джейн переглянулись над склоненной головой мальчика, обменявшись веселыми улыбками.

– Может, тебе не стоило приходить? – понизив голос, спросила Сесили. – Конечно, я очень рада твоему появлению, но, может быть, разумнее было остаться дома? Моя милая Джейн, я так переживаю за тебя.

Джейн пренебрежительно махнула рукой:

– Почему я должна пропускать такое радостное событие? Глядя на меня, кое-кто полагает, что у меня хрупкое здоровье, но на самом деле я здорова, как лошадь.

Она украдкой взглянула на мужа, и Сесили поняла, в кого метила Джейн.

– Дорогая, ты прекрасно выглядишь, – поддержала ее Сесили – она действительно не лукавила. Неизвестно, была ли причиной тому беременность, но Джейн выглядела потрясающе: она вся как будто светилась, глаза сверкали, золотисто-каштановые волосы переливались густыми яркими оттенками. Если бы Джейн пользовалась каким-нибудь эликсиром, то, глядя на нее, его можно было смело разливать по бутылочкам и продавать.

Нежно обняв Джейн за сильно располневшую талию, Сесили многозначительно посмотрела на ее мужа:

– Надеюсь, вы как следует заботитесь о ней.

– Какие могут быть в этом сомнения, проказница? – воскликнул Константин и, наклонившись, поцеловал Сесили в щеку. – Что-то давненько ничего не было слышно о твоих проделках и выходках. Признаюсь, меня это огорчает и приводит в недоумение. Интересно, чем же ты была занята все это время?

– Как чем? – весело, в тон ему, отозвалась Сесили. – Убаюкивала всех вас, создавая мнимое впечатление, что вам больше нечего опасаться.

Однако шутливое замечание Константина попало в цель. Увлеченная своими тайными делами, Сесили не имела столько свободного времени для проказ, как раньше, так же как и желания проказничать.

Напротив, теперь ее основной целью стало не создавать скандалы, а тщательно избегать их. Лишняя шумиха вокруг себя ей была не нужна. Нет, она поступала так вовсе не из страха: Уэструдеры никогда не боялись сплетен и слухов, они были выше этого. Однако ее глупое письмо в случае огласки могло ранить самолюбие Норланда и поставить под угрозу их помолвку.

Следом за Джейн и Константином Сесили поприветствовали Розамунда и ее муж Гриффин. Несмотря на свой графский титул, всякий раз попадая в высший свет, Гиффин терялся, чувствуя себя не в своей тарелке. Грубоватый, неуклюжий, огромный, как медведь, он выделялся из толпы гостей, но отчасти именно за эти качества его и полюбила Розамунда, и, право, было бы жаль, если бы он, пообтершись в высшем обществе, утратил свою самобытность.

Сесили критически оценила неловкий поклон, отвешенный Гриффином.

– Вам следует немного поупражняться, – приседая в ответном, полном изящества, реверансе, заметила она, – и все будет замечательно. Надеюсь, сегодня вы измените своей привычке не принимать участия в танцах и обязательно станцуете хотя бы один со мной. Ведь сегодня бал дается в мою честь.

Высокий огромный Гриффин покраснел, замялся и оглянулся, словно прося о помощи. Розамунда с невинным видом посмотрела на него в ответ большими глазами, как бы говоря: «Дорогой, выбирайся сам, как умеешь». Очутившись без поддержки, Гриффин откашлялся и проворчал:

– Кгм-гм, я не…

– Он будет чрезвычайно польщен, – вмешалась Розамунда, одаривая мужа своей самой обворожительной и чудесной улыбкой. – Не правда ли, дорогой?

Эффект, произведенный улыбкой Розамунды на этого гиганта, казался почти невероятным. Гриффин, мрачный, зажатый, сразу смягчился и даже смущенно улыбнулся. Он почти не смотрел на Сесили.

– Да, польщен, – повторил он следом за женой, словно эхо.

– Я обязательно оставлю для вас один танец, – пообещала Сесили, хотя и не была уверена, расслышал ли Гриффин ее слова. Глядя на него, было совершенно ясно, что он целиком в предвкушении тех удовольствий, которые ждут его сегодня ночью.

– Сесили, ты не знаешь, где Тибби? – спросила Розамунда.

– А ты разве не слышала? Она уехала к сестре в Кембриджшир, та очень серьезно заболела.

– Жаль, очень жаль, – отозвалась Розамунда.

– Да, очень жаль, – согласилась Сесили. – Мне она была всегда очень симпатична…

Она запнулась, так как в зале раздались радостные мужские голоса, приветствовавшие только что вошедшего мужчину. Едва увидев его, Сесили вся расплылась в улыбке от радости. В дверях стоял Бекингем, ее любимый кузен, и в строгом черном костюме он выглядел очень красивым.

– Бекс! – Сесили подбежала к нему с радостным криком и обвила руками его шею, не обращая никакого внимания на укоризненный взгляд Джейн, предупреждавший, что так можно помять бальное платье.

– О Бекс, ты не представляешь, как я рада видеть тебя. – Сесили схватила Бекингема за руки, подпрыгивая возле него. – Благодарю тебя за то, что ты приехал.

Серьезное лицо Бекингема осветилось радостью. В ответ он с не меньшей теплотой сжал руки Сесили, а затем, чуть отстранившись, окинул взглядом ее пышное праздничное платье.

– Ты уже стала почти взрослой, – тихо промолвил он.

Сесили восприняла его слова как своего рода похвалу в свой адрес. Слезы выступили у нее на глазах. Чтобы скрыть их, она присела в глубоком реверансе.

– Очень вам признательна, милорд.

Раньше они частенько вздорили, так как Сесили своим взбалмошным поведением выводила из себя спокойного и степенного Бекингема. Тем не менее ее проказы, совсем не злые, видимо, оставили теплый, неизгладимый след в его сердце. Зная неприязнь нелюдимого Бекингема к Лондону, Сесили в должной мере оценила его приезд в город для того, чтобы посетить бал в ее честь. Это был значимый и запоминающийся знак внимания.

– Бекингем, ты просто олух! Сесили – само изящество, – вмешался в их разговор Эндрю, виконт Лидгейт, смотревший на Сесили с видом тонкого ценителя прекрасного. – Сес, пусть ты не так красива, как Розамунда, но признаюсь тебе по секрету, в жизни не встречал девушку с таким удивительно тонким чувством вкуса.

– А теперь очередь для других, более сомнительных комплиментов, – пробормотал Ксавье, разливавший вино по последним бокалам. Когда все взяли бокалы в руки, он провозгласил: – За Сесили. Наконец-то ее спустили с поводка на ничего не подозревающее светское общество. С ее появлением в свете тот никогда не будет прежним.

Кузены и кузины, поняв, что начинается веселье, в свою очередь принялись подшучивать над Сесили. А она лишь смеялась, громче и звонче всех остальных, шуткам в свой адрес. Посыпались забавные истории из ее прошлого, которые обычно начинались так: «Вы помните тот случай, когда она…»

Со всех сторон ее окружали любовь и смех. Сесили была рада, что настояла на скромном обеде в кругу близких и друзей, который устроили перед балом.

Вошел герцог Монфор в сопровождении герцога Норланда, теперь все были в сборе.

К Сесили протянулась детская рука и легко потянула ее на себя. Повинуясь молчаливому призыву Люка, она наклонилась к мальчику.

– Это он? – прошептал Люк.

– Да, дорогой, – прошептала она в ответ. – Это тот самый человек, за которого я выйду замуж.

Но почему ей было неловко говорить об этом маленькому Люку? Неужели в глубине души ей было стыдно за брак с Норландом?

– Я знаю, но я спрашиваю не об этом, – прошептал Люк. – Это ведь он? Сэр Ниниан Финниан?

Он насмешливо фыркнул и затрясся от смеха.

– А ведь правда смешно.

Сесили похолодела. Она сразу вспомнила о том, что подарила свои рассказы Джейн, а та прочитала их Люку. Боже, как быть, если ребенок разглядел в той чепухе, которую она придумала, карикатурный образ Норланда…

Но, прежде чем Сесили смогла подобрать нужные слова, ее выручил из щекотливого положения дворецкий, громко объявивший о начале обеда. Она торопливо бросила Люку грозный взгляд, который нисколько не испугал мальчика, в ответ тот демонстративно сжал губы, но вид у него был насмешливый и не слишком серьезный. Сесили с тоской подумала, хватит ли у него ума больше не упоминать о ее рассказах на сегодняшнем празднике.

Весь вечер она с тревогой поглядывала в сторону Люка, со страхом замечая, что проказник почти не сводит глаз с Норланда. Всякий раз, когда Норланд что-нибудь говорил или совершал неловкое движение, лицо Люка расплывалось в глупой ухмылке, словно говорившей: «Да ведь это в самом деле Ниниан». И каждый раз Сесили замирала на миг от ужаса – а вдруг какая-нибудь бестактность, громкий смех или глупый жест Люка, испортит ее праздник?

К счастью, ничего ужасного не случилось. Хотя винить Люка за его насмешливое настроение тоже не стоило. Среди собравшихся Уэструдеров Норланд выглядел чужаком: шутки, сыпавшиеся со всех сторон, не вызывали у него ответного смеха, а когда он в свою очередь попытался всех рассмешить, рассказав о забавном происшествии во время одного из своих опытов, то его намерение кончилось полным провалом.

Во время обеда Уэструдеры, согласно сложившейся привычке, оживленно беседовали за столом, но подобная непринужденность, по-видимому, казалась Норланду и неуместной, и тягостной. В какой-то момент Сесили даже испугалась, не шокировали ли Норланда некоторые ее проказы, о которых так охотно и непринужденно вспоминали ее близкие во время еды.

Впрочем, не стоило винить Норланда за его неуклюжесть. Во всем было виновато его формальное воспитание, отсутствие сверстников среди родных, поэтому ему были непонятны жизнерадостность и эксцентричность Уэструдеров. Сесили даже одолели серьезные сомнения, сможет ли Норланд войти в их круг точно так же, как вошли в него Константин и Гриффин.

Хотя у любой медали две стороны, и подобная отчужденность Норланда была на руку Сесили, которая собиралась жить с мужем порознь.

Мрачное предчувствие стерло улыбку с лица Сесили. Для того чтобы избавиться от него, она резко мотнула головой. Ерунда! Сегодня вечером на балу Монфор официально объявит о ее помолвке с Норландом, после чего отступать будет уже поздно.

– Мои поздравления, – раздался голос леди Арден, которая с довольным видом оглядывала бальную залу. – Признаюсь, я сама лучше бы не справилась с устроением этого празднества.

– Лестно слышать, – пробормотал польщенный Монфор. Бал, устроенный им в честь выхода Сесили в свет, производил впечатляющий эффект – все как нельзя лучше соответствовало статусу юной дебютантки, ведь Сесили была не только Уэструдер, но и его племянницей.

* * *

Близился ужин, и вместе с ним момент торжественного объявления о помолвке Сесили с герцогом Норландом. Надо сказать, что Монфору была не по душе помолвка, но в случае оглашения фактически ее уже нельзя было отменить.

– Ваша светлость, вас что-то беспокоит? – тихо спросила леди Арден.

Монфор, как всегда, являлся воплощением невозмутимости.

– Беспокоит? Боже упаси!

Леди Арден беззвучно рассмеялась.

– Мой друг, мы с вами знакомы много лет, и вам меня не провести. – Она задумчиво постучала веером по подбородку. – А вот сейчас я попробую угадать причину, которая вас тревожит. По зрелому размышлению вы пришли к выводу, что не очень хорошо отдавать такую живую, такую одухотворенную девушку замуж за такого ужасного зануду.

Хотя Монфор не подал вида, точность ее наблюдения поразила его.

– Дорогой Джулиан, не делайте этого. – Леди Арден взяла его под руку. – Давайте мы с вами потанцуем и во время танца все хорошенько взвесим и обсудим.

– Вы же знаете, я не танцую, – бросил он в ответ. – В любом случае вам не удастся изменить мое решение. Кроме того, договоренность об этой помолвке была заключена задолго до того, как я стал опекуном Сесили. По совести, я не могу ей воспрепятствовать, тем более что сама Сесили очень довольна своей судьбой.

Хотя он всей душой был настроен против помолвки, у него были связаны руки. Он действовал строго по правилам, установленным брачным министерством, и фактически попал в свою же собственную ловушку. Как бы злорадствовали его недоброжелатели в министерстве, когда узнали бы всю подоплеку дела!

– Боже, что известно этому ребенку о замужестве? – хмыкнула леди Арден. – Хотя вот что я вам скажу. Леди Сесили не похожа на обычную наивную и глупенькую девушку, впервые вышедшую в свет. Она девушка с характером, и еще с каким. Но в двадцать лет она, конечно, плохо разбирается в жизни. Выбор, который она сделала, мне кажется ошибкой.

Слова леди Арден попали в цель, а точнее – в сердце Монфора. В его уме всплыла строчка из Шекспира: «Когда конец кончал бы все, – как просто! Все кончить сразу!» Выход в свет Сесили он откладывал два года, надеясь, что она образумится, но все было напрасно. Сесили упорно держалась за Норланда, которого ее родители выбрали ей в качестве жениха.

Проклятая помолвка! Монфор сделал усилие над собой: сегодня за ужином он должен будет официально объявить о ней, о чем он и сообщил леди Ардан.

Та с укоризной покачала головой, словно говоря: «В таком случае мне очень жаль», – и отошла прочь.

* * *

Обязанности главы рода никогда не вызывали жалоб у Рэнда, но сегодня он с радостью послал бы их к черту. К нему пожаловала в гости чрезвычайно взволнованная тетка и сообщила, что Фредди не только не появлялся дома после маскарада, но что его вообще никто не видел после того вечера. «Где он, не случилось ли с ним что-нибудь плохое?» – то и дело причитала она.

Если бы не Луиза, затеявшая интрижку с Фредди, Рэнд принял бы тревогу тетушки за обычный истерический припадок.

Юноша, должно быть, пустился во все тяжкие: он мог загулять с друзьями, попойка могла затянуться на несколько дней; они могли уехать за город и там закутить по-черному.

Рэнд был готов биться об заклад, что Фредди, скорее всего, спит в объятиях какой-нибудь красотки или в доме одного из своих приятелей. Если ему стукнула в голову другая блажь, то Фредди мог отправиться в свое имение в Кенте или заключить пари, что он пешком дойдет до Брайтона, да мало ли какое сумасбродство могло прийти в голову этому вертопраху?

Но тогда почему, вопреки всем своим заверениям, Ашборн бродил по злачным местам Лондона, разыскивая этого непутевого мальчишку? Ему было непонятно, что двигало им, но тяжелое гнетущее ощущение никак не отпускало Рэнда, оно не позволяло ему успокоиться и забыть о беспутном Фредди.

Расспросы в конце концов привели Рэнда в трактир, пользующийся дурной репутацией, но где в любое время дня и ночи можно было достать выпивку. Если мальчишку занесло сюда, то отсюда он вряд ли ушел на своих двоих без чьей-то дружеской поддержки.

Да, юный джентльмен здесь побывал, и не один, а в компании с другим джентльменом, постарше и поопытнее. Однако никто из посетителей трактира не мог точно описать спутника Фредди. На рассвете они оба, опираясь друг на друга, покинули заведение.

В который раз Рэнд взглянул на часы – время летело стрелой! Уже было более одиннадцати часов, а ведь еще надо было вернуться домой, чтобы переодеться и поехать на бал к Сесили!

В отчаянии Ашборн опять повернул к дому Фредди на Халф-Мун-стрит.

– Фредди! – сердито закричал Рэнд, изо всех сил барабаня по двери. Как знать, если после столь обильных возлияний Фредди вернулся домой и завалился спать, то вполне возможно, что он не слышал стука, когда Ашборн приходил к нему несколькими часами ранее.

Отбарабанив очередную порцию ударов, Рэнд замер, с надеждой прислушиваясь – нет ли какого-нибудь шума внутри дома. И – о радость! Кто-то что-то бормоча не шел, а скорее медленно полз к дверям. Двери распахнулись, и на пороге появился Фредди собственной персоной. Радость сменило раздражение – Рэнда даже взяло зло: он, как набитый дурак, бегал в поисках этого болвана по всему городу, в то время как тот преспокойно дрых после попойки у себя в кровати.

Бледное до синевы, оплывшее лицо Фредди исказилось от глупой ухмылки.

– А-а? О-о! Это вы, Ашборн. Заходите. Хотел бы и-и… – Фредди икнул, в горле у него что-то пискнуло, затем прохрипело, он схватился рукой за голову и поморщился от боли, – …и-извиниться.

Но у Рэнда не было времени на то, чтобы выслушивать невнятное и бессмысленное бормотание. Выхватив чековую книжку, он выписал чек на сумму в одну тысячу фунтов и сунул его в руку Фредди.

– Вот тебе чек. Можешь заплатить свой чертов долг.

Глупая полупьяная улыбка на лице Фредди от радости стала выглядеть еще глупее.

– В последний раз выручаю тебя, Фредди, – прорычал Рэнд. – Если опять влезешь в долги, я лично отведу твоих породистых кляч на торги и продам.

Хлопая глазами, Фредди смотрел на чек, пытаясь понять, что ему говорит Ашборн. Вид у юноши был настолько жалкий, что Рэнду стало больно и обидно, все-таки Фредди был его наследником. Резко повернувшись, Рэнд пошел прочь.

Вскоре под напором более приятных мыслей его тревога за будущее Фредди отступила на задний план. От радости, что вскоре увидит Сесили, кровь забурлила в его жилах, и он невольно ускорил шаги.

Черт бы побрал этого молокососа! По его вине он пропустил почти половину бала! Сесили, должно быть, перестала его ждать. Хорошая прелюдия для того, что он намеревался сделать, – предложить ей руку и сердце.

На миг он задумался, а стоит ли торопиться? Предложение можно сделать и позже. Но нет. Теперь, когда он смотрел на леди Сесили как на свою будущую невесту, нельзя было откладывать дело в долгий ящик.

Рэндом овладело нетерпение, и вместе с этим хорошее предчувствие: если он правильно разыграет партию, то к концу бала леди Сесили будет принадлежать ему.