Котсуолдс, Англия, весна 1814 года

Только что овдовевшая Джейн, леди Роксдейл, стояла у окна гостиной и, приоткрыв штору, смотрела на разыгрывающуюся внизу сцену.

Задрапированные черным крепом, украшенные гербами кареты запрудили подъездную аллею. Вереницей черных блестящих жуков они вползали в узорчатые металлические ворота, двигались по дубовой аллее, потом останавливались у портика и извергали из своих недр £ очередную порцию приехавших на похороны.

Визитеры шагали неторопливо и торжественно. Джейн не могла дождаться, когда все они отбудут столь же медленно и степенно, как и приехали.

Джейн прижала дрожащие пальцы к оконной раме. Когда? Как скоро она должна будет покинуть свой дом?

Не свой!

Дом больше ей не принадлежит.

Теперь он здесь хозяин! Константин Блэк. Кузен и наследник ее мужа. Негодяй, который даже не потрудился явиться на похороны родственника.

О новом лорде Роксдейле шла дурная молва. Бабник, пьяница, игрок, не думающий ни о чем, кроме очередной игры, очередной распутной девицы, очередной бутылки вина.

Он спустит нежданное богатство так же, как промотал наследство отца. Конечно, на это потребуется время, даже для такого заядлого игрока, как Константин Блэк.

Поместье Лейзенби было огромным, а впечатляющее приданое, которое Джейн принесла в свой брак, дополнило его процветание. Теперь же средства ее семьи будут финансировать выходки этого типа, а ее выставят из дома. Какая страшная несправедливость! Если бы…

Если бы она родила наследника, катастрофу можно было предотвратить.

Горло у Джейн перехватило от внезапного приступа печали. Если бы Люк был ее родным сыном…

Унылая морось превратилась в дождь. Он барабанил по коляскам, стучал по окну. Лакеи с зонтами провожали гостей в дом.

Внезапно что-то встревожило ее. Не звук, поскольку дождь и толстые стекла заглушали все звуки снаружи. Скорее — атмосфера. Чуть отодвинув тонкую занавеску, Джейн выглянула и увидела внизу все тот же поток людей. Но…

Мужчина. Да, мужчина на белом коне мчался по лужайке вдоль аллеи, как метеор в ночи, оставляя позади себя черные кареты.

Джейн не могла разглядеть его лицо, только абрис широких плеч и мускулистых бедер, сжимавших бока коня, — сорвиголова в развевающейся по ветру накидке.

Он удержал коня там, где бутылочное горлышко аллеи, созданное многочисленными каретами, сделало подъезд к портику невозможным. Крупный молочно-белый жеребец стоял неподвижно, великолепный, как и ловко спешившийся всадник.

Джентльмен снял шляпу и поклонился гостям, съехавшимся на похороны, которые, без сомнения, сгорали от любопытства, но были слишком хорошо воспитаны, чтобы это показать.

Его черные локоны развевались на ветру и быстро стали влажными.

Он замер. Широкие плечи чуть поднялись, словно невидимые пальцы сжали ему затылок.

Потом он повернулся и посмотрел вверх. На нее.

Их взгляды встретились, расстояние между ними, казалось, исчезло в какой-то головокружительной вспышке. Завораживающие глаза с тяжелыми веками, высокомерные, чуть насмешливые, открыто смотрели на нее.

Губы Джейн приоткрылись. Сердце бешено заколотилось. Ей пришлось напомнить себе, что надо сделать вдох.

Внезапная улыбка приподняла уголок его рта, потом обнажила белые зубы. Эта улыбка пронзила мрачные покровы ее души как удар летней молнии. Всем своим существом, от макушки до пят Джейн ощутила ослепительное тепло, покалывающую радость. И подавила ответное сияние, которое, казалось, рвалось из глубины.

Улыбка незнакомца исчезла. Его глаза настойчиво прищурились. Легкие Джейн жгло, словно она вдыхала не воздух, а дым. Но она продолжала смотреть, не в силах отвести от него взгляд.

Господи, никогда прежде она не видела такого мужчину. По справедливости, порочный человек должен быть уродлив, но… Должно быть, правда, что дьявол заботится о своих подопечных.

Константин Блэк. Новый лорд Роксдейл. Разве это может быть кто-то еще? Отпустив занавеску, она торопливо отошла от окна.

Минуты тянулись в тишине, прежде чем Джейн взяла себя в руки и выпрямилась. Она не сникнет перед этим мошенником с его раскованной грацией, беззаботной силой и фанфаронством. Она его совершенно не одобряет. Он ее не проведет.

— Тетя Джейн, тетя Джейн, тетя Джейн!

Ликующие крики заставили ее обернуться, на щеках у нее горел предательский румянец. Шестилетний мальчик летел к ней и, заскользив по паркету, остановился.

— Ты его видела?! — Карие глаза Люка сияли. Он взглянул в окно, потом нетерпеливо глянул на нее. — Какой красавец!

Мысли Джейн мгновенно вернулись к черноволосому джентльмену.

Ее румянец стал ярче.

— Я бы… Ох! — У нее вырвался дрожащий смешок. Конечно, Люк имеет в виду коня, а не самого джентльмена. — Да, милый, видела. Очень красивое животное.

Подтащив к окну стул, Люк взобрался на него. Оттолкнув штору, он выглянул.

Джейн осталась на месте.

— Никогда не видал жеребца такого цвета. — Люк наклонился, чтобы лучше разглядеть коня. — Как ты думаешь, он арабский или валлийский? Для арабского он слишком большой. В нем по меньшей мере семнадцать ладоней!

— Почему бы тебе не спуститься и не узнать? — предложила она. — Я уверена, что конюх не станет возражать, если ты подойдешь и посмотришь. Но не забывай, только посмотришь! — предупредила Джейн. — Лошадь слишком большая, чтобы ты на ней катался.

Люк смотрел на нее сияющими карими глазами.

Джейн протянула ему руку:

— Обещаешь?

— Хорошо. — Люк торжественно взял ее руку и твердо тряхнул. — Слово джентльмена.

Держась за ее руку, Люк спрыгнул со стула. Джейн думала, что он уйдет, но мальчик медлил, плечи его чуть поникли.

— Когда мы должны уехать отсюда, тетя Джейн?

Удивленная резкой переменой темы, Джейн колебалась.

— Думаю, пока повременим.

Лейзенби-Холл был единственным домом, который знал Люк, попавший сюда в младенчестве сиротой. Фредерик меньше всего хотел обременять себя ребенком родственника, но Джейн настояла. С того момента, когда Люк протянул к ней пухленькие ручки, она полюбила его всем сердцем. И все сделает для его счастья.

— Не понимаю, почему мы не можем остаться, — потупившись, пробормотал он, длинные темные ресницы бросили тень на его щеки. — Комнат тут хватает.

— Их тридцать семь, если быть точным, — легко согласилась она. И это только спальни.

— Тридцать семь, и он не может выделить нам каких-то жалких две комнаты. — Люк пнул носком кожаного башмака ножку стула.

Джейн погладила его по щеке.

— Я знаю, это не просто, но теперь это дом нового барона. Дом больше нам не принадлежит.

— Но что он тут будет делать, живя в одиночестве? Может, он захочет, чтобы мы составили ему компанию? Знаешь, леди Сесили говорит, что я отличная компания.

Рассмеявшись, Джейн взъерошила его волосы.

— Новый барон, конечно, вправе оказать нам гостеприимство, — согласилась она. — Но боюсь, мы должны уехать.

Джейн подавила вздох. Лейзенби-Холл был ее домом с тех пор, как в семнадцать лет она вышла замуж за Фредерика. Теперь придется покинуть поместье. Она чувствовала себя брошенной на произвол судьбы, и дух ее был сломлен больше, чем она признавалась Люку. Лейзенби и благополучие его людей теперь не ее забота. Она бессильна помочь им, как бы ни хотела это сделать.

И в сущности, ей повезло куда больше, чем многим женщинам в ее ситуации. После заключения брака ее опекун, герцог Монфор, проследил, чтобы вдовья доля наследства была более чем щедрой. Она может жить независимо, если пожелает.

Кроме того, у нее есть Люк, а это самое важное.

— Кстати, об отличной компании: у меня есть замечательный план. Думаю, тебе он понравится. Мы с тобой можем устроить дом в Харкорте, с герцогом Монфором, леди Сесили и леди Розамунд. Правда, замечательно? Мы покажем тебе свои любимые местечки, и там тебе будет с кем поиграть.

— Но все мои друзья здесь, — сдвинул темные брови мальчик.

У Джейн заныло сердце.

— Наверное, мы сможем навещать их.

Опрометчивое обещание, но она сделает все, чтобы перемена обстановки оказалась для мальчика менее болезненной.

— А тем временем чудесный конь ждет твоего внимания. — Джейн заставила себя говорить весело. — Почему бы тебе не наведаться в кухню за морковкой или яблоком для него? Если повезет, повариха угостит тебя парочкой пирожных с ягодами.

При упоминании пирожных Люк тут же повеселел.

— Мне еще понадобится альбом. Я зайду потом и все тебе расскажу, — пообещал он.

— Буду ждать.

Люк кинулся к двери, едва не налетел на входившую Розамунд, поклонился ей и, выпалив приветствие, умчался.

Вопросительно подняв брови, Розамунд взглянула на Джейн.

— Лошадь, — объяснила Джейн.

— О! — рассмеялась Розамунд. — Как бедной женщине с этим соперничать?

— Я так рада тебя видеть, — обняла кузину Джейн. — Спасибо, что приехала. Я бы не смогла без тебя выдержать все это.

Отстранившись, она сжала руки Розамунд.

Хотя кузины выросли вместе, всякий раз, когда они встречались, ошеломляющая красота Розамунд снова сражала Джейн.

— Внизу настоящее столпотворение. — В синих глазах Розамунд светились участие и забота. — Сесили и Бекнему тоже не терпится тебя увидеть. — Она заправила выбившийся локон Джейн за ухо. — Что ты делаешь здесь одна, Гуси?

Джейн улыбнулась, услышав свое детское прозвище. Она сделала глубокий вдох.

— Собираюсь с духом.

Ее мысли скользнули к одинокому всаднику. Он где-то внизу, среди толпы. От этого у нее сдавило грудь и участился пульс. Что это с ней?

— Герцог теряет терпение, — сказала Розамунд. — Тебе лучше спуститься.

Нервы Джейн натянулись как скрипичные струны. Оглашение завещания. Родственники и знакомые собрались поглазеть и повысказывать предположения. Как же ей не хотелось оказаться в центре внимания, под прицелом множества глаз.

Сегодня ей потребуется все ее мужество. Не только для того, чтобы встретиться лицом к лицу с прибывшими на похороны, но и выдержать разговор с герцогом Монфором. У его светлости есть планы на ее счет. Планы, которые на этот раз она откажется выполнять.

Джейн прошла из гостиной в спальню. Сняла со стойки шляпку и водрузила эту ужасную черную штуковину на голову. На ее рыжеватых кудрях шляпка казалась зловещей хищной птицей.

— Я догадываюсь, что содержится в завещании, — бросила она через плечо. — В любом случае поместье для меня потеряно. Все переходит к этому грубияну. — Джейн подчеркнула последние слова.

— Как думаешь, он действительно так красив, как все говорят? — наклонила голову набок Розамунд.

Джейн беспечно пожала плечами:

— Не сомневаюсь, что, на свою беду, он еще краше. Но удивлюсь, если за его внешностью есть что-то большее.

Розамунд искоса взглянула на нее:

— Ты должна проявить уважение, Джейн. Он теперь глава семьи.

— Не моей семьи. — Сделав глубокий вдох, Джейн взяла Розамунд за руку: — Идем.

— Черт! — Константин Блэк долго стоял неподвижно, ожидая, что занавеска приоткроется. Наверняка дама проявит любопытство и снова покажется.

Но леди, конечно, не появилась, а он, конечно, прирос к месту и мок под дождем в ожидании счастливого случая.

Она… сияла. Не как солнце. В ней не было ничего вызывающего, роскошного, не было даже особенного тепла. Она наводила на мысли о мерцании серебра, о лунном свете.

Высокая, стройная, с красивой пышной грудью. С такого расстояния и при таком освещении трудно точно сказать, какого цвета у нее глаза. Сжав губы, она смотрела на него так, будто он червь, недостойный поцеловать кончики ее пальцев.

Он все еще стоял, сраженный ее видом, когда услышал приближающийся стук копыт, наконец затихший в брызгах грязи.

Повернув голову, он увидел своего брата Джорджа. Они оба мчались сюда, но конь Джорджа заупрямился перед каменной стеной, и ему пришлось ехать в объезд.

— Джордж, я влюбился, — объявил Константин.

— Ха! — Наклонившись, Джордж похлопал лошадь по лоснящейся шее. — Что ты знаешь о любви? Ты не узнал бы ее, даже если бы она укусила тебя в зад.

— Возможно, ты прав, — задумчиво наклонил голову Константин. — Давай войдем в дом и попробуем ее найти.

Рассмеявшись, Джордж тряхнул головой. Они оставили лошадей конюху и направились к дому.

Какая досада, что они опоздали на похороны! Присутствие на домашнем приеме в Нортумберленде помешало им вовремя узнать о смерти Фредерика. Константин получил известие, только вернувшись в Лондон. Они с Джорджем мчались сломя голову, но к тому времени, когда они явились в церковь, похороны уже завершились.

Учитывая давнюю ссору с Фредериком, он мог бы вообще не приезжать, если бы не записка. Среди стопки корреспонденции в своей лондонской квартире, он нашел вызов от Фредерика двухнедельной давности. Фредерик, должно быть, знал, что конец близок, и желал посовещаться со своим наследником. Возможно, он даже искал некоего примирения?

Сердце у Константина сжалось. Теперь он никогда этого не узнает.

Когда братья присоединились к толпе, вливавшейся в широко распахнутые двери, лицо Константина приняло серьезное выражение. Он напомнил себе, по какой причине сюда приехал, хотя предпочел бы оказаться на краю света.

Вопреки всем ожиданиям он унаследовал этот милый дом. Фредерик умер слишком молодым, даже не успев устроить в доме детскую.

Это был удар. Настоящий удар.

Бедный Фредерик. Шептались, будто он умер в самый интимный момент, что вызывало у Константина еще больший интерес к вдове.

До смерти натешиться любовью. Неплохой способ уйти, если близкий конец неизбежен.

Голова и плечи Константина возвышались над толпой, он рассматривал женские лица. Кто та женщина, которую он видел в окне? Она должна жить в этом доме, но вряд ли это леди Роксдейл. Вдова Фредерика наверняка где-то внизу, встречает приехавших выразить соболезнования, а не взирает на них с высоты, как принцесса в башне.

Это его и очаровало, сообразил он. Она выглядела такой отстраненной, прелестно неосязаемой. Это вызвало в нем жгучее желание срывать с нее покровы и пробуждать ее нагое тело поцелуями, пока она не затрепещет от восторга.

Ах, но она ведь явно добродетельна. Из тех леди, что даже в огне не приподнимут юбку. А добродетельные леди хорошего происхождения с безукоризненной репутацией нынче для него табу. Со времен злополучного романа с Амандой.

Отдав перчатки и шляпу лакею, Константин поморщился. Сколько народу здесь сегодня повернется к нему спиной, притворяясь, будто его не существует?

— Константин! Джордж! — Пронзительный женский голос, раздавшийся над траурной толпой, заставил Джорджа остановиться.

Господи, у брата явно нет чувства самосохранения. Константин продолжал двигаться, будто ничего не слышал.

Он узнал голос, который принадлежал его тетушке, леди Эндикотт. Недовольство в ее голосе грозило выволочкой не за одно, так за другое, и Константин не стремился узнать, за что именно. Оставив Джорджа на растерзание, он поднялся по центральной лестнице и шагнул в галерею.

Знакомые лица родственников неодобрительно смотрели на него из золоченых рам. Здесь витали тени его предков.

В галерее ничего не изменилось, и это обескураживало. Ничего, если не считать добавившегося портрета: покойный Фредерик Блэк, лорд Роксдейл. На портрете он выглядел довольно бледным и болезненным, несмотря на усилия художника придать ему флер романтизма.

Константин смотрел на длинную узкую комнату и мысленно возвращался в прошлое. Вот они с Фредериком играют здесь в крикет в такой же ненастный день, как сегодня, когда площадка превратилась в болото и дождь, казалось, никогда не кончится. Фредерик сделал подачу, и Константин, забыв, где находится, отбил твердый шар.

Он до сих пор помнил треск и грохот, когда шар сбил с пьедестала мраморный бюст, отколов римский нос их прославленного предка. Константин слабо улыбнулся, припоминая их с Фредериком отчаянные попытки исправить повреждение, чтобы отец Фредерика не заметил и не выдрал их обоих.

Воспоминания о последнем разговоре с отцом Фредерика были болезненными. Константин отбросил их, стараясь не смотреть на портрет десятого барона.

Он повернулся к изображению Фредерика, его кузена, его друга. Выудив фляжку с бренди, он поднял ее, произнося тост:

— За тебя, старина. — Бренди согрело горло. — Я докажу, что ты ошибался на мой счет. Вот увидишь.

И хотя Константин принял это решение, леди в окне тревожила его сознание. Он зашипел сквозь зубы, потом снова отхлебнул бренди.

Что ж, он редко следовал своим добрым намерениям.