На миг леди побелела, потом на ее щеках расцвел обворожительный румянец. Смотревшие на него серые глаза горели огнем.
— Вы, — сказала она, и в этом простом слове был целый мир, — новый барон.
— За мои грехи, — поклонился он.
По тому, как дрогнули ее губы в ответ на это заявление, было понятно, что известия о его грехах его опередили. Только этого не хватало. Теперь вдова вдвойне раздосадована его присутствием.
Константин поднял взгляд к этим смущающим его серым глазам.
— Я опоздал с соболезнованиями. Фредерик был…
— …хорошим человеком, — сквозь стиснутые зубы договорила она его фразу.
Она не согласна с общим мнением о ее муже? Хотя ее глаза чуть припухли, непохоже, что она обезумела от горя из-за смерти Фредерика. Однако по английским леди никогда не скажешь, что у них на душе. Некоторые столь поразительно сдержанны, что по ошибке можно счесть их холодными. В то время как на самом деле…
Любопытство всегда являлось его главным грехом. Или одним из них. Прислонившись бедром к буфету, Константин скрестил ноги. Он не мог сесть в ее присутствии без приглашения, даже если теперь это его собственный дом.
Леди заговорила первой:
— Насколько хорошо вы знали моего мужа?
Значит, Фредерик не упоминал их историю.
— Мы с Фредериком с детства были близкими друзьями. Но я здесь не показывался лет семь или восемь. Строго говоря, я понятия не имею, был ли он хорошим человеком. Когда мы были мальчишками, он определенно был мне отличным другом.
Она наклонила голову, обдумывая его слова.
— И мне он был прекрасным другом. Давно.
На последних словах голос ее стал бесцветным. Руки, однако, сцепившись, беспрестанно изгибались, словно две терзаемые мукой души.
Она вся противоречие, интрига. Стремление сорвать с нее покровы тайны искушало его.
«Опасная почва, дружок». Несмотря на пикантные разговоры о смерти ее мужа в момент интимных отношений — что, честно говоря, может случиться с каждым, — вдова Фредерика, без сомнения, добродетельная леди, представительница того рафинированного круга, в который ему с его дурной репутацией путь заказан. Не нужно задерживать ее. Можно представить, какой шум поднимется из-за ее разговора тет-а-тет с таким нераскаявшимся грешником, как он. Да еще в день похорон ее мужа.
Но ему не хотелось уходить, не узнав о ней больше, и еще больше не хотелось уступать ей территорию. Насколько он помнил, библиотека всегда была самой приятной и гостеприимной комнатой в доме. И то, что здесь нет съехавшихся на похороны гостей, добавляло преимущества. Почему ему здесь не остаться, если он хочет? Если она находит его общество столь нежеланным, она может уйти.
— Вы вечером возвращаетесь в Лондон, милорд, или остановитесь в гостинице?
Похоже, леди тоже любопытна в отношении него.
Константин молчал. В его ситуации есть некоторая неловкость, он это сознавал. Он прискакал в Лейзенби без всяких иных мыслей, кроме присутствия на похоронах Фредерика. Теперь он в совершенно ином положении: хозяин поместья. Хотя по взглядам леди Роксдейл ясно, что для него уготовано другое определение: узурпатор.
Эта мысль придала его решению непривычную твердость.
— Я остаюсь здесь.
Ее глаза изумленно округлились.
— Вряд ли это возможно.
— Почему?
Ее губы казались слишком сочными, чтобы сжаться в такую бескомпромиссную линию.
— Персонал не подготовлен к вашему прибытию.
Константин улыбнулся:
— О, я неприхотлив. Все, что мне требуется, — это постель и завтрак.
— Вам предстоит узнать, что в Лейзенби-Холле все обстоит иначе, не так, как вы привыкли.
Константин вопросительно приподнял бровь, но Джейн вскинула голову с надменностью королевы, изрекающей королевский вердикт.
— Вы должны понимать, что речь не о том, что вам требуется.
Ее высокомерный тон не позабавил его, как следовало бы.
— Я хозяин этого дома, и единственное, что имеет значение, — это мои требования.
И кто теперь говорит высокомерно?
— Вы должны считаться с чувствами ваших людей, — нетерпеливо взмахнув рукой, настаивала она. — Они хотят подготовиться к вашему появлению, сделать все должным образом, соблюсти собственные стандарты. — Она помолчала. — Даже если у вас их нет.
Константин заморгал. Потом расхохотался и пробормотал себе под нос непростительную грубость. Но ведь и леди Роксдейл без колебаний оскорбила его.
Ну конечно. Она же из Уэструдеров. А Уэструдеры считают себя выше банальной вежливости.
Его смех, похоже, застал ее врасплох. Она озадаченно сдвинула брови, словно не могла понять причины его веселья. Над ней никто не смеялся? Какая жалость! Ей бы пошло на пользу, если бы время от времени ее спускали с небес на землю.
Константин посерьезнел. Что ж, если у них пошел разговор без обиняков…
— Персонал этого дома будет обязан усвоить мои привычки. Я не вписываюсь в рамки заданного порядка. Если мне хочется куда-то пойти, я иду. Я не спрашиваю позволения и не извещаю о своих передвижениях за неделю вперед.
И какого черта она решила, что вправе высказываться относительно дел в его доме? Бессердечно напоминать ей, что она здесь больше не властвует, поэтому Константин воздержался от упоминания об этом. Если бы не вызов Фредерика, он подождал бы месяц-другой, прежде чем вторгнуться сюда. Но будь он проклят, если теперь отступит.
Она шумно втянула воздух, румянец прелестно полыхал на ее щеках. Словно вопрос причинял ей страдание, она уточнила:
— Вы намерены остаться здесь на ночь?
Константин поклонился:
— Если это приемлемо для вас, мэм.
Это была всего лишь дань вежливости. Она не вправе запретить ему остаться в собственном доме и знает это.
Леди Роксдейл отвернулась, словно пряча от него выражение лица. Тусклый свет от свечей играл на ее волосах, высвечивая рыжеватый оттенок, которого он прежде не замечал. Константин прошелся взглядом по длинному своевольному локону, выбившемуся из прически, мысленно провел кончиком пальца по шее, затем по ключице…
Боже, даже сдержанная и сердитая, она прелестно выглядит, правда, держится как напыщенная старая дева.
— Джейн!
Константин удивленно повернулся на каблуках. Он был так поглощен леди Роксдейл, что не заметил появления крупного темноволосого мужчины. Тот широким шагом вошел в комнату и остановился, завидев Константина.
Леди Роксдейл быстро и взволнованно заговорила, словно ее застали за чем-то дурным:
— О, Бекнем! Позволь представить тебе лорда Роксдейла. Милорд, граф Бекнем, мой дальний родственник.
Когда Константин отвечал на поклон графа, у него возникло четкое ощущение, что его оценивают. Строго говоря, граф не был настроен враждебно. Скорее, настороженно.
Итак, лорд Бекнем не относится к тем джентльменам, кто демонстративно избегает его. Константин не позволил себе вздоха облегчения. Плевать он хотел на то, что думает Бекнем или кто-нибудь другой.
Конечно, граф вправе ожидать объяснений уединения Константина с его родственницей. Странно, что он этого не просит.
Вместо этого Бекнем сосредоточил взгляд встревоженных темных глаз на Константине.
— Вы не присутствовали при чтении завещания Фредерика.
— Нет. — Он не хотел появляться на публике и подливать масла в огонь и без того полыхающих сплетен.
Заложив руки за спину и похлопывая одной рукой по другой, Бекнем зашагал по комнате.
— Тогда вы не знаете.
Константин почувствовал укол тревоги.
— Что?
Следы какой-то внутренней борьбы промелькнули на лице Бекнема.
— Самое неудачное… — Бекнем замолчал и кашлянул, — это мне давать вам советы.
Значит, новости плохие. Конечно. Чего и следовало ожидать.
— Ваши объяснения сейчас весьма уместны. — Лучше выслушать неприкрашенную версию, чем витиеватую юридическую бессмыслицу, которую вольет ему в уши поверенный Фредерика.
Константин скрестил руки и приготовился слушать. В душе он в очередной раз удивлялся собственному глупому оптимизму. Жизнь всегда макала его головой в дерьмо в тот самый миг, когда он лелеял надежду выбраться наверх.
Джейн внимательно присматривалась к Константину Блэку, но не сумела заметить ни малейшего неудовольствия от слов Бекнема. Конечно, такая беззаботность, должно быть, всего лишь фасад. Его это не может не беспокоить.
Но почему Бекнем смотрит на нее так мрачно? Ее вдовья доля наследства в безопасности. Монфор в свое время оговорил это в брачном договоре. Герцог тогда приложил усилия, чтобы объяснить ей все в деталях. Про него никто бы не сказал, что он недооценивает женский ум.
Бекнем огляделся и увидел кресла у камина.
— Может быть, сядем?
Прикусив губу, Джейн устроилась на софе. Константин с явным облегчением уселся в кресло напротив и закинул ногу на ногу. Бекнем остался стоять, сжав спинку стоявшего впереди кресла, его напряженно вытянутые руки казались параллельными прямыми.
— Прежде всего позвольте сказать, — заговорил Бекнем, — что со стороны Фредерика это скверно. Действительно скверно. Если бы он спросил меня, я бы стал возражать.
— Против чего? — требовательно спросила Джейн. — Бекс, ты говоришь загадками. Мы все знаем, что поместье ушло. По майоратному наследованию вся собственность перешла к новому барону, но есть моя вдовья доля и выделенные другим суммы.
— Вовсе нет, — покачал он головой. — Видишь ли, отец Фредерика перед смертью убедил его нарушить майорат. Это дало Фредерику полную свободу распоряжаться поместьем, как он пожелает.
Бекнем сосредоточил взгляд на ней.
— Не считая других мелких сумм, Фредерик оставил все свои средства, ценные бумаги и золото тебе, Джейн. Он сделал тебя очень богатой женщиной.
У Джейн было такое чувство, будто гигантская рука схватила ее мир, перевернула вверх дном и как следует встряхнула. Конечно, она ожидала, что ее вдовья доля будет значительной. Но богатство такого размера… ошеломляло.
— Это означает весьма серьезные последствия для поместья. — Бекнем снова переключил внимание на Константина. — Коротко говоря, Фредерик оставил вам, лорд Роксдейл, все земли, принадлежащие титулу, но не оставил средств, чтобы содержать собственность.
Джейн уловила сдавленное проклятие, вырвавшееся у Константина Блэка. К горлу подкатывала дурнота.
— Что?! — сказала она. — Но он не мог это сделать!
Содержание поместья обходилось в астрономическую сумму. Вечно требовалось ремонтировать и перестраивать дома арендаторов, покупать новое сельскохозяйственное оборудование. Не говоря уже о главном доме. Одна плата слугам…
Джейн поднесла руку ко рту, потом уронила.
«Ох, Фредерик! Как ты мог подумать, что я этого хочу?»
Но конечно, покойный сделал это не из-за нее. Он сделал это, чтобы наказать Константина Блэка.
Скрестив руки, Константин откинулся на спинку кресла.
— Это все?
— К несчастью, нет. — Бекнем вздохнул. — Поместье обременено долгами, ткацкая фабрика заложена. Мистер Гринслейд объяснит вам детали, но я уверен, что со смертью Фредерика долги полезли вверх. У вас меньше двух месяцев, чтобы уладить дело, иначе вы лишитесь фабрики.
Джейн взглянула на Константина Блэка. Его красивое лицо оставалось бесстрастным, однако зеленые глаза горели яростью. Она не хотела его присутствия здесь — она почти уверилась, что терпеть его не может, — но внутри у нее все сжалось от сочувствия. Он ожидал унаследовать головокружительное богатство, а не удавку на шее.
— С этим ничего нельзя сделать? — спросила она.
— Наверняка Фредерик не хотел так ободрать поместье, — одновременно с ней сказал Константин.
Бекнем снова зашагал по комнате.
— Не знаю, Роксдейл. Вам нужно посоветоваться с собственным поверенным. Вероятно, вы можете подать иск. Но такие дела тянутся годами, если не всю жизнь, не говоря уже о том, сколько это стоит. Не слишком практичное решение.
— А как насчет Люка? — спросила Джейн. — Фредерик позаботился обеспечить его?
Бекнем шумно выдохнул.
— Боюсь, что нет. Но это не самое худшее.
— Что? — Она вскочила. — Говори.
— Фредерик отдал Люка под опеку лорда Роксдейла.
Это был удар под дых. Джейн схватилась за подлокотники кресла. Казалось, она не может дышать. О Господи! Так Фредерик ее, оказывается, ненавидел? Почему он это сделал?
Какой нормальный человек счел бы Константина Блэка подходящим наставником для шестилетнего мальчика? Наверняка что-то можно было сделать, чтобы спасти Люка от такой судьбы.
Протест гудел в ее голове.
— Нет! — выпалила она. — Этот… этот прохвост — опекун Люка?
Поднявшись, Константин уставился на нее.
— Позвольте напомнить, мэм, что я еще в комнате, — ледяным тоном сказал он. Его взгляд впился в Бекнема. — Будьте добры объяснить, кто этот Люк и почему я должен стать его опекуном.
— Люкас Блэк — шестилетний мальчик. Он дальний родственник Фредерика и ваш тоже, Роксдейл. Он попал сюда младенцем после смерти родителей и с тех пор живет здесь.
— Вы не можете взять его, — с отчаянием в голосе обратилась Джейн к Константину. — Я заберу его с собой в Харкорт.
Роксдейл нахмурился.
— Не думаю, — холодно возразил он. — В конце концов, я впервые вас вижу. Откуда мне знать, что вы подходящая персона, чтобы присматривать за ним? — Константин повернулся к Бекнему: — Полагаю, мой кузен не предполагал, что мальчик останется у нее.
Бекнем молча покачал головой.
Константин, наклонив голову, разглядывал леди Роксдейл.
— Интересно, почему?
Ярость и боль кружились в ней. Вскочив, Джейн шагнула к нему.
— Фредерик был безумен, вот почему! Наверняка даже вам понятно, что он не рассуждал здраво, составляя завещание. Об этом свидетельствует то, как он распорядился поместьем. Вы должны отказаться от опеки и назначить вместо себя меня!
Константин выдержал ее взгляд.
— Нет.
Джейн смотрела в его глаза и видела в них непримиримую убежденность. Страх сдавил ей грудь. Он удержит Люка просто назло ей? Наверняка даже Константин Блэк не может быть таким черствым.
Бекнем прочистил горло.
— Отказ Роксдейла от опекунства был и моей первой мыслью, Джейн. Но это невозможно.
Она вскинула на него глаза.
— Почему?
— Фредерик предусмотрел замену.
— Кого? — Джейн была готова сразиться с многочисленными Блэками, чтобы оставить Люка у себя.
— Лорда Эндикотта.
— Этого слюнтяя?! — Константин саркастически хохотнул. — Дорогая леди Роксдейл, моя тетушка никогда не позволит своему сыночку отдать мальчика вам.
Он прав. Эндикотт известен тем, что накрепко пришпилен к юбке матери. Леди Эндикотт жила для того, чтобы вмешиваться в жизнь других людей. Она скорее умрет, чем позволит сыну оставить заботу о Блэке кому-нибудь из Уэструдеров, особенно Джейн.
Похоже, меньшим из двух зол будет стоящий перед ней мужчина.
Но как устроить, чтобы он согласился оставить Люка жить с ней? И даже если она это сделает, где гарантия, что в будущем он не воспользуется властью опекуна, чтобы забрать у нее Люка?
Гортанный крик вырвался у нее из груди:
— Убила бы Фредерика за это!
— Более впечатляющее заявление трудно вообразить, — заметил Константин.
Джейн уничтожила его взглядом. У нее возникло глубочайшее и совсем не подобающее леди желание ударить его.
Уголок его рта дрогнул.
— Продолжайте, — мягко сказал он.
Какое искушение! Джейн перевела взгляд от этих насмешливых зеленых глаз к красивому рту. У нее ладонь покалывало от желания смахнуть эту полуулыбку с его лица.
Тянулись мгновения безмолвного вызова, пока Бекнем не прочистил горло.
Джейн встряхнулась и, тщательно подбирая слова, обратилась к Константину:
— Обещайте мне не ставить в известность Люка о вашем опекунстве, пока мы не договоримся. Я могу не быть его опекуном, но знаю Люка лучше других. Я должна выбрать время и способ сообщить ему новость.
Помолчав, Константин поклонился:
— Как пожелаете.
— Могу я быть уверенным, что вы посовещаетесь с мистером Гринслейдом, поверенным Фредерика? — обратился к нему Бекнем. — Он ждет вас в старом музыкальном салоне.
— Я это сделаю. — Нарочито небрежно Константин поставил полупустой стакан на буфет и поклонился обоим.
Джейн отвернулась, слишком расстроенная, чтобы соблюдать светские условности.
Скрип двери сказал ей, что он ушел.
Она вопросительно взглянула на Бекнема:
— Он может гарантировать мне, что Люк останется со мной, даже если он будет опекуном? Ведь у него нет никаких причин, чтобы оставить Люка у себя.
Джейн облизнула губы.
— Я ему заплачу, — сказала она. — Я отдам ему все свои средства, если он гарантирует, что Люк останется со мной.
Бекнем покачал головой:
— Ты не можешь этого сделать, Джейн. Фредерик отдал состояние в доверительное управление, тебе выделены средства только на личные расходы. Ты не можешь просто отдать деньги. Доверенные лица этого не позволят.
Бекнем большим и указательным пальцами потер глаза. У него был такой мрачный вид, что Джейн чувствовала, как надежда ускользает у нее из рук. Ее обстоятельный кузен всегда внимательно подходил к деталям. Если он думает, что в этом деле нет решения…
— Однако… — Бекнем заколебался, потом опустил глаза. — В случае твоего замужества средства станут собственностью твоего мужа.
Это заявление подкосило ее.
— З-замужество? — слабо повторила она. — Выйти за Константина Блэка?!
Он перевел дух.
— Нет. Конечно, нет. Никто не может ожидать, что ты это сделаешь. Это просто… Джейн, это будет решение всех твоих проблем. И проблем Роксдейла тоже, если на то пошло. Выйди за него, и поместье снова будет в порядке. А ты получишь Люка.
Ошеломленная, Джейн ухватилась за каминную полку. Она только что избавилась от брачной ловушки с мужчиной, который и пальцем не пошевелил ради нее. Как она может ввергнуть себя в новый союз без любви?
Больше всего ей хотелось забрать Люка и исчезнуть. Но как они будут жить? Она не распоряжается деньгами. Как сказал Бекнем, они отданы в доверительное управление. Даже если она найдет способ содержать их обоих, они станут изгоями. Какую жизнь она сможет дать Люку? Ему лучше остаться с Константином.
Бекнем подошел к ней и положил руку ей на плечо.
— Мне бесконечно жаль, что до этого дошло. Будь уверена, я сделаю все, что смогу.
Милый Бекнем. Но что он может сделать?
Джейн положила ладонь на его руку.
— Спасибо тебе, Бекс. Спасибо, что рассказал.
Он отмахнулся от ее благодарности, в его темных глазах светилась забота.
— Монфор ждет тебя в зеленом салоне. Нужно обсудить важные вопросы.
Джейн не могла сейчас встретиться с герцогом. Его волнует только ее наследство. Она не в силах сейчас сосредоточиться на таких банальностях. Единственное, чего она хочет, — это не расставаться с Люком.
— Пожалуйста, Бекс. Я… у меня ужасно болит голова. Я сейчас не могу общаться с герцогом.
Он присмотрелся к ней, потом кивнул:
— Я скажу ему, что тебе нездоровится.
Бекнем наклонился и по-братски поцеловал ее в щеку.
— Отдохни. Мы займемся всем этим завтра.
Джейн кивнула, выдавив благодарную улыбку.
Но она меньше всего думала об отдыхе. Нужно найти способ оставить при себе Люка. Нужно придумать план.
Выйти за Константина Блэка? Джейн передернула плечами. Должен быть другой способ.
— Джордж, я в сотый раз говорю: нет! — Константин, сдерживая раздражение, терпеливо улыбнулся.
Почему его благородный идиот братец не может уяснить, что продажа Бродмира не обсуждается? Обычно уравновешенный, Джордж превращался в упрямца, когда какая-нибудь идея втемяшивалась ему в голову.
— Это единственный способ уберечь Лейзенби от гибели. — Джордж не сводил с него пристального взгляда.
Константин покачал головой:
— Да раньше тут все к дьяволу провалится, чем я заберу у тебя фамильное гнездо и продам. Каким мерзавцем ты меня считаешь? — Он невесело рассмеялся. — Не отвечай.
Повернувшись, Константин смотрел в окно на промокший пейзаж. Лейзенби теперь принадлежит ему.
Он дал себе слово, что это будет его новый старт.
И управление этим поместьем не начнется с потери главного источника дохода и работы. Он найдет способ спасти фабрику. Должен.
Но только не за счет продажи дома, родового гнезда многих поколений. Дом, где они выросли, где живет их мать и семья Джорджа. Дом, куда Константин глаз не казал со времен своего позора.
Когда злополучный роман с мисс Флоктон стал известен, отец выставил его из Бродмира, поклявшись оставить поместье Джорджу. Увы, пожилой джентльмен скончался раньше, чем успел изменить завещание. Как старший сын, Константин унаследовал все.
Зная желание отца, Константин хотел отдать Бродмир брату. Джордж, однако, заупрямился. Он не позволил Константину официально передать право собственности.
Джордж цеплялся за глупую эгоистичную надежду, что Константин смягчится и проигнорирует волю отца. Но этого не случилось. Вместо этого Константин оставил Бродмир в умелых руках Джорджа, отказавшись брать больше, чем обычно выделяют младшему брату. И с тех пор никогда не бывал в родовом гнезде.
Продать Бродмир, чтобы спасти Лейзенби? Черт побери, лучше уж жениться на Ледяной Деве, как он про себя окрестил леди Роксдейл. Ведь так поступили бы многие в его положении? Стратегические союзы ради родословной, денег или престижа — обычное дело. Почему он должен поступать иначе?
Но что-то в нем бунтовало против этого. Однажды он уже многим пожертвовал, чтобы избежать подобного брака. По горькой иронии судьба второй раз подбросила ему этот вариант. Но в этом случае на кону не только его собственная репутация.
По словам Гринслейда, Фредерик заложил ткацкую фабрику и несколько прилегающих акров земли Бронсону, владельцу такой же фабрики, расположенной севернее.
Смерть Фредерика увеличила долги до астрономической суммы, и на все платежи даны сорок пять дней. Если Константин за это время не найдет деньги, фабрика перейдет в собственность Бронсона.
И потом еще этот Люкас Блэк. В этом Ледяная Дева права: как Фредерик мог быть таким идиотом и счесть Константина подходящим опекуном для шестилетнего ребенка?
И все-таки Константин сомневался, что леди Роксдейл — подходящая персона, чтобы заботиться о мальчике. За время их недолгого общения он не заметил в ней ничего материнского. Фредерик, должно быть, имел свои причины не упоминать ее, когда определял дальнейшую судьбу ребенка.
— Если бы ты позволил мне… — не унимался Джордж.
— Мне нужно просмотреть конторские книги и познакомиться с поместьем, — перебил Константин. Он не имел желания продолжать бесполезный спор. — Должен быть какой-то способ выцарапать деньги и заплатить долги. У меня есть инвестиции…
Замолчав, он прищурился. Этим вложениям еще расти и расти. Если он продаст ценные бумаги сейчас, то только потерпит убытки. Его инвестиции не покроют таких долгов. Он будет вынужден пуститься в спекуляции. Джордж этого не одобрит.
Он прямо взглянул на брата:
— Я больше не желаю говорить о продаже Бродмира. И дам поручение своему поверенному как можно скорее подготовить документы о передаче.
Джордж грохнул кулаком по столу.
— Я не приму твое законное наследство. Черт побери, Константин! Это все из-за отца. А ты его точная копия. Ты не слышишь разумных доводов, ты ослеплен гордостью.
Слова Джорджа поразили его. Значит, он ничем не отличается от их жесткого неумолимого отца? Услышь Константин это от кого-нибудь другого, он рассмеялся бы, и такое замечание лишь скользнуло бы по его броне. Но Джордж! Его самый главный — и единственный — союзник.
Из боли родился гнев, горячий и разрушительный. С откровенным намерением обидеть Константин скривил губы:
— Братец, ты становишься еще более назойливым, чем наша тетушка. Возвращайся к своей семье, Джордж. И позволь мне идти своей дорогой.
Джордж долго стоял недвижно, его лицо выражало бессильную ярость.
Константин поднял бровь, словно говоря: «Ну? Чего ты ждешь?»
Выругавшись себе под нос, Джордж повернулся на каблуках и направился к двери.
— Отлично, иди своей дорогой, — проворчал он. — Можешь отправляться прямиком в ад!