– Как видно, ваша миссис Уэйкер позаимствовала свои идеи по части украшения интерьера у принца-регента, – заметила Сесили, входя в спальню Хилари.

Еще несколько недель назад подобное замечание привело бы Хилари в ужас, так как весь лондонский свет сетовал на слишком вычурную обстановку во дворцах Принни. Но сейчас у нее на уме были проблемы куда более важные, чем сомнительные вкусы миссис Уэйкер.

Ее терзала досада, однако она ничем не могла помочь Давенпорту, кроме как оставаясь в безопасности. Она редко покидала дом, разве что по вечерам, отправляясь на очередное светское развлечение, и каждый раз рядом с ней всегда находился один из его кузенов Уэструдеров. Они охраняли ее верой и правдой, и кроме того, через них она могла получить обрывки новостей о Давенпорте.

Сам он ни разу к ней не приблизился – вероятно, чтобы держать всех окружающих в убеждении, будто она ничего для него не значила. Правда, на ее взгляд, для этого было уже слишком поздно, однако он оставался тверд и ни в коем случае не хотел рисковать.

Они объявили о разрыве помолвки в присутствии их семей, после чего Хилари пришлось выдержать часовую речь лорда Девера, явившуюся весьма суровым испытанием для ее терпения. Опекун позволил ей остаться в Лондоне лишь потому, что, по ее уверениям, ее вот-вот допустят в собрание высшей знати в «Олмаке», а еще потому, что теперь, когда сама леди Арден взяла ее под свое крыло, ему уже не придется за нее хлопотать.

– Я смотрю, тебя тут неплохо сумели отскрести, – заявил Девер, окинув ее взглядом с ног до головы. – Пожалуй, тебе еще удастся подцепить себе мужа.

Она не хотела никакого другого мужа. Она хотела Давенпорта – и только его.

Теперь Хилари в ответ на язвительное замечание Сесили по поводу декора только улыбнулась:

– Эстетические наклонности миссис Уэйкер явно позаимствованы извне. Признаюсь, я до сих пор не успела перенять их, а там… как знать?

Сесили хихикнула. Сняв шляпу, она положила ее на столик, затем стянула перчатки.

– Покажите, что вы собираетесь надеть на бал к Монфору.

Трикси забилась в угол, охваченная благоговейным трепетом от того, что находится в одной комнате с настоящей герцогиней. Хилари взглянула на горничную с ободряющей улыбкой на губах. Вздрогнув, Трикси принесла То Самое Платье.

Жизель сочла чисто белый цвет неподходящим для юной леди с оттенком кожи как у Хилари, хотя именно ему обычно отдавали предпочтение дебютантки. Это же платье было того оттенка, который модистка называла bourre – взбитого сливочного масла, со шлейфом из тончайшего тюля цвета слоновой кости, расшитое сверху донизу крошечными золотистыми цветочками.

– Ах! – воскликнула Сесили. – До чего же восхитительно! Жизель на этот раз просто превзошла саму себя. Я так рада, что Давенпорт отвез вас к ней. Она настоящий гений.

Сесили развязала шнурок ридикюля, свисавшего у нее с плеча, и протянула Хилари мешочек из рубиново-красного бархата.

– Я вам кое-что принесла.

Единственная нитка крупного кремового жемчуга выскользнула из мешочка на туалетный столик. Сесили подобрала ее и приложила к платью Хилари:

– Да. Как раз то, что надо. У меня еще есть серьги и браслет под пару к ожерелью, а также гребни для ваших волос.

– Ох! – только и могла выдохнуть Хилари, осторожно касаясь пальцами гладкого холодного жемчуга. – Мне еще никогда в жизни не приходилось носить ничего прекраснее.

Приятное тепло разлилось по ее груди. Хилари встретила на себе взгляд темных глаз, до того напоминавших ей глаза Давенпорта, что у нее слегка защемило сердце.

– Благодарю вас, Сесили. Я буду их очень беречь.

– Они станут вашими, когда вы выйдете замуж за Давенпорта. Я просто вынула это ожерелье заранее из его сейфа.

Чувство вины поразило Хилари прямо в солнечное сплетение. Ей ни в коем случае не следовало носить драгоценности Давенпорта, тем более под ложным предлогом.

– Вы взяли их без ведома Давенпорта? – спросила она, пытаясь сохранить бесстрастный тон.

Сесили изумленно моргнула.

– О нет! В действительности это он попросил меня выбрать что-нибудь для вас.

Хилари не знала, что и думать.

– Разве он не говорил вам о нашем решении отменить свадьбу?

– Да, но я не стала даже слушать подобные глупости, – отмахнулась от ее замечания Сесили. – Вы оба идеально подходите друг другу, и если вы перестанете совершать неразумные поступки, делая себя же несчастными, то сами скоро это поймете.

Спорить с ней не было смысла. Хилари желала всем сердцем, чтобы Сесили оказалась права, но в глубине души она знала, что Давенпорт не любит ее. Она ему нравилась. Ему было приятно с ней спать. То обстоятельство, что она оказалась в опасности, пробудило в нем рыцарские инстинкты. На один короткий миг в беседке, когда он целовал ее, держа в объятиях, она даже надеялась, что…

Однако он не любил ее.

– Как он? – спросила она.

– Он? Рассеян, вспыльчив… в общем, совершенно невозможен, – ответила Сесили. – И тем не менее каким-то непостижимым образом – хотя я и не могу указать, каким именно – он гораздо больше похож на самого себя, чем когда-либо со времени своего возвращения.

Сознавая, что Трикси могла слышать каждое их слово, Хилари сказала:

– Наверное, ему трудно было приспособиться после стольких лет отсутствия.

– Да, – произнесла Сесили медленно. – Я только сейчас начинаю понимать, насколько трудно.

Хилари взглянула на сестру Давенпорта. Рассказал ли он ей о последних событиях?

При виде ожидавшей в стороне горничной Сесили, похоже, стряхнула с себя задумчивость.

– Мы поговорим об этом позже. А пока что нам лучше позаботиться о ваших волосах.

Поднеся кончик пальца к губам, Сесили внимательнее присмотрелась к прическе Хилари. Трикси оказалась способной ученицей, с умелыми пальцами и зорким глазом в том, что касалось стилей, которые были к лицу Хилари.

Несмотря на то что ей было важно выглядеть как можно лучше на балу у Монфора, по спине Хилари мурашками пробежало нетерпение. Сейчас ей как никогда хотелось узнать больше о Давенпорте, вместо того чтобы обсуждать рюши и оборочки.

– У вас на редкость красивые волосы, и вам нужно представить их в наилучшем виде, – заметила Сесили, обойдя ее по кругу и осмотрев со всех сторон. – Думаю, подойдет что-нибудь в свободном стиле. Простое, но вместе с тем изысканное.

Хилари с сомнением взглянула на свою горничную, которая в ответ только приподняла брови и моргнула.

– Сядьте, сядьте! – воскликнула Сесили, указывая в сторону туалетного столика, и Хилари послушно села. – Я покажу вашей горничной, как это делается. – Она улыбнулась Трикси и поманила ее к себе: – Подойдите сюда. Я не кусаюсь.

Покрасневшая Хилари принялась было протестовать – подумать только, герцогиня Ашборн унизилась до того, чтобы самой укладывать ей волосы! – однако Сесили решительным жестом отмела все ее возражения.

– Мне нравится это занятие, – заявила она.

Когда Трикси довела прическу, показанную ей Сесили, до совершенства, Хилари распорядилась подать им чай в гостиной наверху.

– Я так благодарна за то, что вы показали моей горничной эту укладку, – произнесла Хилари, протягивая гостье чашку чаю. – Мне она кажется просто идеальной.

– У вас ведь нет сестер, не так ли? – осведомилась Сесили. – У меня, разумеется, тоже, но я долгие годы жила в Монфор-хаусе вместе с Розамундой и другими моими кузинами. Нам нравилось выдумывать собственные прически, упражняясь друг на друге. – Она мечтательно улыбнулась. – Только представьте себе, что значит расти бок о бок с такой поразительной красавицей. Невыносимо! Единственное, что меня спасало, так это то, что у меня темные волосы. Будь я белокурой, как Розамунда, я бы просто умерла от зависти.

Хилари рассмеялась:

– Я в этом сомневаюсь. Мне редко случалось видеть сестер, которые были бы ближе, чем вы две. Вы так прекрасно дополняете друг друга.

– Только когда мы в обществе. Когда же мы вдвоем, то не нуждаемся в том, чтобы нас кто-либо дополнял. – Сесили вздохнула. – Какая жалость, что Розамунда так восхитительна. Знаете, я не выносила ее, когда впервые прибыла в Монфор-хаус.

Она отпила глоток чаю.

– О да, я была тогда рассерженным ребенком. Я так гневалась на Джонатана за то, что он меня покинул… как будто смерть была его собственным выбором. Какая ирония судьбы, не правда ли? Я и не подозревала, насколько была близка к истине. Не успела я свыкнуться с мыслью о его гибели, как он вернулся в мир живых.

– Должно быть, это стало для вас потрясением.

Самой Хилари чуть не стало дурно, когда он при первой их встрече назвал свое имя. Каково же Сесили было снова увидеть любимого брата, которого она считала умершим?

Герцогиня окинула Хилари проницательным взглядом, после чего отставила чашку в сторону.

– Он говорил вам, что с ним произошло?

– Да, – ответила Хилари и осторожно добавила: – И сейчас он снова в опасности.

– Только на сей раз, – заметила Сесили, мрачно улыбнувшись, – у него за спиной вся мощь и влияние семейства Уэструдеров.

Давенпорт снова и снова размышлял над своими заметками, постукивая в нетерпении пальцем. Обстановка в библиотеке Ксавье разительно отличалась от той, которую он застал здесь в последний раз.

Повсюду были разбросаны бумаги. Его кузены приходили и уходили, доставляя сведения, полученные из самых разных источников, как в высших, так и в низших слоях лондонского общества. Само собой, именно Давенпорту выпала обязанность собирать и сопоставлять данные, складывая отдельные фрагменты в подобие головоломки. Однако вынужденный недостаток физической активности вызывал у него раздражение и досаду.

Ему хотелось находиться в сотне мест одновременно. Выбить мозги этому мерзкому хорьку и заставить его сознаться, кто его нанял. Допросить множество людей – негодяев из самых низов общества и наемных головорезов, ученых и аптекарей, офицеров разведки и военных. Навестить Нейла, который до сих пор находился на грани жизни и смерти после того, как хорек пырнул его ножом. Давенпорт настоял на том, чтобы нанять сиделку и пригласить к раненому самого опытного врача, однако оба профессионала при виде Нейла только покачали головами. Оставалось лишь ждать. Но он чертовски устал от ожидания.

Ему хотелось быть рядом с Хилари. Увидеть ее триумф на балу у Монфора, а затем увлечь в какое-нибудь укромное местечко и проделывать там невообразимо порочные вещи.

Ему просто необходимо было делать что-нибудь, а не сидеть тут за письменным столом.

Однако задача найти подстрекателя, стоявшего за действиями хорька, оказалась слишком необъятной для одного человека. Ему поневоле пришлось передать часть полномочий другим. Все они использовали свои связи в военных и правительственных кругах – даже герцог Монфор согласился приложить к этому руку, – но пока безуспешно. Когда Ашборн попытался поднять тему открытия Давенпорта в беседе с различными членами Королевского института, он был встречен всеобщими насмешками.

Разумеется, подобное отношение могло быть напускным. Однако когда Ашборн в завуалированной форме посулил значительную денежную награду человеку, который сумеет синтезировать то самое взрывчатое вещество, которое, по его утверждению, открыл Давенпорт, его предложение вызвало не более чем прохладный интерес. Никто не думал, что этого можно добиться безопасным способом – и даже если бы это было возможно, зачем рисковать своей репутацией, следуя по стопам изгоя Давенпорта?

В комнату крупными шагами вошел Бекингем, за ним по пятам в полном вечернем облачении следовал Лидгейт. О черт, сколько сейчас времени? Давенпорт метнул взгляд на часы и провел рукой по волосам. Так он может опоздать на бал к Монфору.

– Мне удалось установить личность человека, похожего на хорька, – заявил Лидгейт, швырнув набросок, сделанный для него Давенпортом, на стол перед ним. – Хоть это и оказалось непросто. Его зовут Сайлас Ридли. Впрочем, в любом случае нам это не поможет, ибо он уже покинул страну.

Выражения лиц его кузенов объяснили ему причину, по которой преследуемый решил скрыться.

– Джонатан, – произнес Бекингем тихо, – Нейл умер.

Эти слова обрушились на Давенпорта подобно грому. С губ его сорвалось непристойное ругательство, в горле все пылало.

– Он умер из-за меня.

– Нет, потому что негодяй пырнул его ножом, – отозвался Лидгейт нетерпеливо.

Воспоминание о злобной ухмылке на лице хорька, когда тот сказал, что заколол швейцара, как поросенка, преследовало Давенпорта даже во сне.

– Нет. – Давенпорт схватил набросок лица Ридли и смял в кулаке. – Если бы я не втянул в это дело Нейла, он был бы до сих пор жив.

– Ты полагал, что Нейл вполне способен постоять за себя, – заметил Бекингем, как всегда, серьезный и рассудительный. – Он же был профессиональным головорезом, точно таким же, как и Ридли. Ты хорошо ему заплатил, и он согласился выполнить работу.

Давенпорт стиснул зубы.

– Какую пользу эти деньги могут принести ему сейчас?

– Он сознательно шел на риск, – ответил Лидгейт. – По сути, он шел на риск каждый раз, когда отправлялся на службу в это адское заведение. Обычно швейцары в таких местах не протягивают больше года.

Лидгейт говорил авторитетным тоном человека, который считал риск в работе чем-то самоочевидным. Но ведь всякий раз при этом он знал в точности, с чем имеет дело. Даже Давенпорт не знал наверняка, с чем имеет дело в лице Ридли. Он мог быть небрежным, когда речь шла о его собственной безопасности, но не имел права рисковать чужой. Он слишком мало ценил жизнь дюжего швейцара – и вот к чему это привело.

– Ты, конечно, позаботишься о его семье, – промолвил Бекингем.

– Уже сделано.

Им овладели ярость и гнев. Проклятый Бекингем, всегда верный долгу, ни разу в жизни не сделавший ни одного ложного шага. И Лидгейт, такой холодный и безжалостный за внешним лоском щеголя с Бонд-стрит. Все собравшиеся в этой комнате принадлежали к богатым и привилегированным слоям общества, обладая властью над жизнью и смертью бесчисленного множества людей. И разве он не принес в жертву труд всей своей жизни, чтобы защитить этих людей от подобного бездушного отношения?

Он обернулся к ним и прорычал:

– О да, я могу осыпать их деньгами! Этого вполне достаточно, чтобы все было шито-крыто, не так ли? Человек погиб, его жена осталась вдовой, дети никогда больше не увидят своего отца, но я могу загладить вину, откупившись от них суммой, которую большинство людей нашего круга тратят в год на носовые платки!

Бекингем метнул беглый взгляд на Лидгейта, словно делая ему знак больше не спорить.

Давенпорт повернулся к ним спиной, не желая видеть жалость или, того хуже, замешательство в их глазах.

Последовала пауза, затем послышались шаги. Чья-то крупная рука легла на плечо Давенпорта, на короткий миг сжав его.

– Убирайтесь! – Руки Давенпорта сжались в кулаки, но даже он понимал, что чувство стыда и вины, владевшее им, невозможно было изгладить физическим насилием. – Просто уходите отсюда.

– Разве Давенпорт не собирается сегодня на бал, Розамунда?

Как ни старалась Хилари скрыть свое разочарование, оно оказалось слишком сильным, чтобы не принимать его во внимание. Она надеялась… а на что, собственно, она надеялась? Что едва он увидит ее в элегантном платье, причесанной по последней моде, как пелена спадет с его глаз и он тут же, опустившись на колено, сделает ей предложение – на этот раз всерьез? Больно было сознавать, до чего же смехотворными оказались ее фантазии.

– Он сказал, что непременно будет здесь, – ответила Розамунда, лениво обмахиваясь веером, словно ее это нисколько не заботило. – Лидгейт пока еще не появлялся, так что не тревожьтесь понапрасну.

– Как вы думаете, ему удалось найти человека, который его преследовал? И этой самой ночью он намерен встретиться лицом к лицу с тем, кто за всем этим стоит?

Розамунда покачала головой:

– Он бы непременно дал знать Гриффину. – Она выпустила воздух сквозь поджатые губы, словно пытаясь таким образом снять напряжение. – Мой дорогой супруг никогда не упускает случая влезть в драку. Как, впрочем, и все мужчины.

По крайней мере все мужчины их семьи неплохо умели драться. Муж Розамунды был настоящим колоссом, когда-то выигрывавшим бои за денежные призы на деревенских ярмарках. И разумеется, Хилари были хорошо известны способности Давенпорта. А брат Розамунды, Ксавье, маркиз Стейн, по слухам, даже голыми руками убил человека. Хилари не знала, верить этому или нет, однако после встречи с загадочным маркизом она была склонна думать, что это вполне могло оказаться правдой.

Леди Арден приблизилась к ним, вся сияя от радостного волнения.

– Мои дорогие, у меня прекрасные новости! Мне почти удалось склонить на нашу сторону леди Сефтон. По ее словам, мисс Девер, вы юная леди с безупречными манерами и к тому же скромны, что она находит особенно привлекательным.

– Что ж, у нее действительно безупречные манеры, – отозвалась Розамунда, одарив Хилари теплой улыбкой. – И нам вовсе не нужно обращаться к леди Сефтон, чтобы в этом убедиться.

– Тем не менее, – продолжала леди Арден, предостерегающе подняв палец, – последнее препятствие еще не преодолено. Леди Джерси, как я слышала, должна прибыть чуть позже вечером. Помяните мои слова, она куда более крепкий орешек, чем леди Сефтон.

– О, я вам так признательна, миледи! – произнесла Хилари. – Вы пошли на такие хлопоты ради меня.

– Что вы! – ответила леди Арден с улыбкой. – Я же говорила, что трудные задачи доставляют мне удовольствие. – Она взглянула направо: – А! Я вижу, лорд Девер направляется в нашу сторону. Я попробую перехватить его по пути, а вам, дамы, тем временем лучше скрыться. Сегодня вечером не следует привлекать внимание к подобным знакомствам в большей мере, чем это необходимо.

Она удалилась, проплывая сквозь толпу, словно готовый к бою корабль.

Хилари и Розамунда между тем пробрались, петляя сквозь толпу гостей, на другую сторону бального зала, где к стене были приставлены несколько кресел.

Розамунда со вздохом облегчения опустилась в кресло. Хилари так хотелось, чтобы новости, принесенные леди Арден, помогли ей взбодриться, но что мог значить для нее Олмак, когда все это время ею владел страх за Давенпорта? Где же он?

Разумеется, у Давенпорта имелись куда более важные дела, чем присутствовать на балу, и Хилари это знала. Они больше не считались помолвленными, и он старался держаться от нее в стороне – ради ее же собственного блага. Однако, как ни глупо с ее стороны, от этих соображений ей не становилось легче.

– А вот и Лидгейт! – воскликнула Розамунда с ноткой облегчения в голосе. Ее брови сдвинулись, веер замер на месте. – Но Джонатана с ним нет.

Сердце Хилари так и подскочило к горлу.

– Ох, мне кажется, что я вот-вот лишусь рассудка!

Лидгейт поравнялся с ними как раз вовремя, чтобы услышать ее последние слова.

– Нет причин для беспокойства, мисс Девер. Джонатан цел, невредим и скоро будет здесь. – Он окинул ее оценивающим взглядом. – Что вам действительно нужно, так это выпить. Шампанского, например. Я вам сейчас принесу. – Широко улыбнувшись, он перевел взгляд на Розамунду: – Вам не жарко, Рози? Думаю, немного лимонада не помешает.

– О да! – отозвалась Розамунда. – Как раз то, что надо. Благодарю вас, Лидгейт.

Несмотря на то что оба ее брата отличались тягой к спиртному, Хилари прежде никогда даже не пробовала шампанского. Она взяла себе за правило, находясь в обществе, ограничиваться лимонадом или несколькими глотками вина, чтобы не сложилось впечатление, что она одна из тех Деверов. В ее представлении не было ничего хуже, чем впасть в пьяный ступор, как это недавно случилось на ее глазах с миссис Уэйкер.

Сегодня, однако, ее все это больше не заботило. Когда Лидгейт вложил ей в руку бокал, она осторожно сделала глоток, едва не чихнув, когда пузырьки шампанского защекотали ей нос.

– Отнеситесь к нему с уважением, – произнес Лидгейт, невольно рассмеявшись при виде ее реакции. – Это очень дорогой сорт.

– Монфор никогда не скупится, когда речь идет о шампанском, – согласилась Розамунда.

– Единственное, на что он скупится, – это мое ежемесячное содержание, – пробормотал Лидгейт. – Когда дело касается денег других людей, он становится настоящим скрягой.

– Бедный Лидгейт! – поддразнила его Розамунда. – Неужели у вас недостаточно галстуков? Или вы снизошли до того, чтобы чистить ботинки обычной ваксой вместо шампанского?

Хилари с явным одобрением отпила еще глоток игристого вина.

– Было бы жаль тратить такое на чистку ботинок, – заявила она решительным тоном.

Лидгейт попал в самую точку. Шампанское было именно тем, в чем Хилари сейчас нуждалась. Она не спеша допила содержимое бокала, чувствуя, как все ее тело мало-помалу расслабляется. Обычно такая сдержанная и в манерах, и в речи, теперь она словно оттаяла. Розамунду и Лидгейта ее болтовня, похоже, только забавляла, и в первый раз за весь вечер будущее не казалось ей таким безрадостным. Даже когда леди Мария Шанд проследовала мимо рука об руку с партнером, Хилари не ощутила ни малейшего шевеления ревности.

Ее бокал был уже некоторое время пуст, и Хилари надеялась, что ей принесут еще, когда в комнату вошел Давенпорт. Он резко повернулся в ее сторону, будто почуяв ее присутствие. Словно забыв о своем решении не привлекать внимание к их отношениям, он направился прямо к ней.

Все ее чувства тут же обострились. С бьющимся сердцем Хилари отставила в сторону бокал и приподнялась при его приближении с места. Он был так поразительно красив, что все остальные в комнате меркли рядом с ним. Что-то медленно, тяжко перевернулось в ее груди.

Она любила этого человека. Увидев его изможденное лицо, она вдруг захотела заключить его в объятия.

Она любила его. Да! Наконец-то после всех внутренних борений она нашла силы, чтобы признаться в этом самой себе.

Давенпорт нагнулся, чтобы поцеловать Розамунду в щеку, затем поклонился Хилари:

– Мисс Девер, не угодно ли вам потанцевать со мной?

Его темные глаза словно впились в нее с выражением отчаяния, муки и вместе с тем мольбы. Даже если бы она хотела, у нее просто не хватило бы духу отказать ему в такую минуту во всем, чего он желал.

Хилари положила свою руку ему на запястье и позволила ввести себя в круг танцующих. Это был вальс, и она оказалась в его объятиях так легко и непринужденно, словно вернулась домой.

Как трудно было держаться от него на приличном расстоянии, когда ей хотелось крепко прижать его к себе, поцелуями убрать морщины тревоги с его лба! Она хотела впустить его в себя, смирив всю неистовую страсть и тоску, которую она видела в его глазах.

– Я… я уже думала, что вы не придете, – только и могла выговорить она.

– И пропустить ваш триумф? Мне бы и в голову такое не пришло.

– В чем дело? – осведомилась Хилари. – Что-нибудь случилось? Вы выглядите таким…

Ошеломленным. Разъяренным. Потерянным.

– Давайте не будем говорить об этом сейчас, – промолвил он. Наклонившись к ней так, что его губы почти касались ее уха, Давенпорт добавил: – Вы нужны мне, Хани. Один бог знает, как вы мне нужны сейчас. Давайте уйдем отсюда.

Ахнув, она приподняла голову и посмотрела на него.

– Что, прямо сейчас? Но… мы не можем.

Боже правый, леди Джерси должна была прибыть сюда с минуты на минуту! Как она сможет предстать перед патронессой «Олмака» после того, как занималась… этим с Давенпортом?

– Сегодня ночью, – отозвалась она тихо, так, чтобы никто не мог их услышать. – После бала, на Халф-Мун-стрит.

– Я не могу ждать так долго. А вы?

Теперь уже в его глазах не осталось следа прежнего озорного блеска. Куда-то исчез тот насмешливый кавалер, который стряхивал с себя все жизненные трудности и заботы, словно пыль с дорожного плаща. Перед ней был человек в момент страдания, несущий на своих плечах тяжкое бремя, и Хилари нужно было иметь поистине каменное сердце, чтобы его отвергнуть.

Однако это сердце уже давно и безраздельно принадлежало ему.

– Да, я знаю, что не имею права просить вас об этом, – произнес он хриплым голосом ей в ухо, одновременно кружа по залу. – Но я хочу вас до боли в душе. Я умру, если не овладею вами. Я хочу проникнуть в вас, чувствовать ваше горячее, влажное…

– Нет, перестаньте! – прошипела она. И как только он осмелился говорить подобное, находясь посреди нарядно одетой толпы?

Все тело ее задрожало, его нетерпение подпитывало ее собственное.

– Но как? – Она окинула взглядом кружащиеся в вальсе пары. – Где? Это совершенно невозможно. Даже вам вряд ли под силу соблазнить даму прямо среди многолюдного бала.

Со смехом, который показался ей наигранным, он ответил:

– Моя дорогая, милая Хани, к этому моменту вы уже должны были знать меня получше.