Погода на завтра.После потопа.Рожденные из Хаоса. Тщетные   усилия.Сущность Божества. Благодетельный Хапи.Речная алхимия. Когда боги падают ниц. Властитель жизни. Звезда Сириус и «белая смерть». Счет золота и полей. Вице-фараон смеется.

       Погода интересует всех. Это и животрепещущая тема великосветских раутов.  Повседневная забота горожан: «Вы послушали погоду на завтра! Ну, и...!»  Да и сельские жители, искоса посматривая на небо, часто покачивают головой и тяжко вздыхают: «Опять ни одной тучки! Беда!»

       Скажу больше, нет ни одного народного предания,  которое обходило бы вниманием проливные дожди, засухи,  разрушительные наводнения, потопы. Особенно потопы. Взять, хотя бы историю с Ноем и его семейством.

       Ну, почему? Почему столь малое, волнует столь многих? Были дожди, не были. Вышла река из берегов, вернулась в прежнее русло. Наконец, совсем пересохла. Да, чтоб ее...

       Вы внимательно читали «Пролог» к этой книге? Тогда,  наверное заметили: разум человека устроен таким образом, что непременно реагирует на все главные события своей жизни и жизни своих предков.

       Уже не осталось и следа от Ковчега. Только в Ветхом Завете и можно прочитать, как  бушующие волны разбивались о гору Арарат. А слово «ПОТОП» поминают к месту и не к месту. И, смотря на самый обыкновенный ливень, вещают голосами пророков: «Разверзлись хляби небесные».

       И с этими «хлябими» и «потопами» у нас связано ничуть не меньше, чем с огнем и землей. Вы же помните, как развивались события. Сначала, узнали о ПЛОДОРОДНОМ  СЛОЕ, затем  сняли первый урожай, устроили в честь него праздник... Через девять месяцев появились дети. Опять праздник. Опять дети.  Жизнь налаживалась, обретала постоянство. Бродяжничать стало не в моде. Но и былое изобилие, охотников не забыто. Не забыто, а навык утрачен, да и зверье все распугали своими бубнами.

     Оставалось лишь переселиться в русла больших рек. И снова борьба с  неведомыми ранее силами, половодьями. Вода на глазах людей смывала дома, посевы, скот, несла смерть и разрушения, покрывала все вокруг жидкой грязью, которая, хоть и давала полям силу. Но пугала своим обилием.  Не тонкий слой, а глубочайшие зыби, болота.

      Да и почвы здесь не те, что в предгорьях.  Вместо мягких плодородных наносов творения рек выглядят пугающе. Сплошной хаос, переплетение корней, камни, песок, сгнившие останки деревьев и трав, глина, ил и прочее и прочее. Разобраться в этом нагромождении не просто и в наши дни, а пять-шесть тысяч лет назад просто невозможно. Было от чего впасть в уныние.

       И все-таки человек не спасовал перед головоломкой, заданной ему природой. Он ухватил самую суть задачи: ПЛОДОРОДИЕ почвы и первобытный хаос речных долин обязаны своим рождением текущей воде. Выходит, они откуда-то пришли! И тогда возникал вопрос об истоках реки. Не просто о ледниках, родниках, озерах. А об истоках жизненных сил, которые река давала почве.       

       В Древнем Египте истоками Нила считали пучины между остроконечными горами Крофи и Мофи. О них писал Геродот,  эмиссары императора Нерона…

       Но настал девятнадцатый век и  отважные первопроходцы, презрев опасности и трудности, бросились на поиск легендарных пучин. Многие так и не достигли их. Англичанина Ливингстона остановили горы, француженку Тинне, итальянца Джесси и австралийца Марно – болота.

      Выходит, древние греки и римляне ошибались? Вовсе нет. Эти горы существовали. Они расположены между Асуаном и Абу, то есть вблизи первого нильского порога! Конечно, и рыбаки, и лодочники в Египте легко преодолевали его, и не могли не знать: река продолжается значительно дальше. «Но в  глазах народа, - замечал русский географ Лев Мечников, - благосостояние которого зависело исключительно от разливов Нила – самой сущности божественного Нила, - эта река утрачивала всякий интерес, как только она, запертая в стенах каменистой пустыни Нубии, теряла возможность выходить из своего русла и оплодотворять своим илом низменные берега. Река, запертая в узкую щель утесов, была здесь не в силах остановить ядовитое дыхание пустыни - олицетворяющееся в силах жестокого бога Сета».

      Европейцы же со свойственной им практичностью, восприняли эту тайну буквально. Они поднимались к истокам Нила, пока их не остановили «зеленеющие хляби Ярма реки». Три месяца пробивался сквозь них Джесси, полтора – Тинне. И все безрезультатно. Но никто так и не понял, что повстречался с первым истоком Нила – седдами.

      Седды можно назвать болотами. Но какая из великих трясин мира скрывает в своих недрах чистые и быстро бегущие воды? Впрочем, седды рождаются иначе, чем обыкновенные болота. Выходя их озера Альберта, «Нил неторопливо змеится широкими излучинами между зеленеющими берегами. По его глади, словно зеленеющие букеты папируса, тут и там разбросаны маленькие плавучие островки. В половодье мощные воды подхватывают их и несут к морю»,- писал Мечников.

      Плавучие острова слагались из пожухлых листьев и сухого камыша,  зацепившихся за водяные растения. Здесь они быстро разлагались, создавая органический ил или фундамент для будущего острова. Прибрежный песок и пыль, постепенно уплотняли это жидкое месиво. Вскоре острова покрывались кустарниками и травами.

     «Случается так,- рассказывал Мечников,- что их прибивало к берегу где-нибудь в излучине реки. Растения пускали корни в дно и, в конце концов, река покрывалась жидким и зыбким покровом, по которому иногда рискуют пробираться даже караваны». Множество таких островов и стали поставщиками органических удобрений для полей египтян.

     Седды мешают течению. Пытаясь избежать заторов, река часто меняет свое русло. Но повсюду встречает новые и новые скопления растений. Всей экваториальной мощи потоков не хватает, чтобы пробиться сквозь топи, которые только множатся от их блужданий.

      Так происходит до тех пор, пока Нил не встречается с водами реки Газелей. Обретя новые силы, он вырывается из объятий «Ярма рек» и сливается с первым большим притоком Собат, несущим мельчайшие частички мела. Затем, обогащенные воды вступают в тесные Нубийские берега, поднявшиеся и сузившиеся, словно для того, чтобы помешать богатствам реки без пользы пропадать в жгучих песках.

      Это – Белый Нил. Так называют великую реку вплоть до того самого места, где она принимает воды Голубого Нила, а затем Атбара, которые приносят со своей родины особый черный осадок: тонкую сланцевую пыль, смытую дождями с горных кряжей Абиссинского нагорья. Мечников считал ее не менее плодородной, чем ил седдов. Но сравнительно недавно выяснилось: пыль выполняет совершенно иные функции в почвах Нижнего Египта. Она подобно активированному углю нейтрализует действие многих токсичных веществ. Избавляет влагу от избытка солей. Роль этой пыли стала особено заметна в наши дни, когда в реку начали попадать отходы промышленности.

      Итак, природа продумала все до мелочей, составляя рецепты нильского ила. Но мало смешать различные ингредиенты, необходимо создать механизм, который бы с завидным постоянством выплескивал этот драгоценный дар реки на поля. И он был воздвигнут. Иначе и не скажешь об Абиссинском нагорье, привлекающем дождевые облака и испарения Индийского океана. «Когда солнце вступает в зенит нашего северного полушария,- пишет Лев Мечников,- в этой горной стране разражаются с необыкновенной силой тропические ливни; проходит несколько часов, и образуются огромные потоки, отрывающие большие куски скал и прокладывающие себе русло в ущельях и долинах. Бесчисленное множество раз внезапно нахлынувшие воды смывали как песчинки целые армии, войска и караваны… 

      Впрочем, многие тайны этой великой реки так и остались неразгаданными. Еще Льва Мечникова волновал вопрос: «Не обязаны ли замечательные качества нильского ила какой–нибудь химической реакции, происходящей в смешанной массе различных органических и минеральных остатков?». То были не беспочвенные подозрения. «Известно, - писал он,- что прежде чем распространить драгоценный ил по поверхности почвы, благодетельный Хапи (Нил) подвергал его некоторым процессам. Органические остатки, вынесенные рекой из областей седд, благодаря незначительному своему удельному весу, первые всплывают на поверхность и сообщают водам Нила зеленый цвет. Вода Великой реки, обыкновенно приятная на вскус и безвредная, в это время ядовита и ее остерегаются пить. Во второй фазе разлива, воды Нила окрашиваются в красный цвет, ядовитость воды исчезает, но вода кажется как бы пропитанной кровью. Если в это время зачерпнуть воды в стакан и дать ей отстояться, то можно увидеть, как черная грязь быстро осаждается на дно и что, невзирая на это, верхняя часть воды остается красной и непрозрачной; вкус воды в это время неприятен. Такова тайна Нила, заключающаяся в сложности условий, столь необычных и экстраординарных, что мы напрасно стали бы искать аналогию во всех других странах нашей планеты…».

       К этому можно добавить лишь догадку микробиологов. Они предположили, что цвет и вкус нильской воды меняют мельчайшие микроорганизмы, живущие в ее водах. Подозрение пало на несколько видов водорослей. Но тут же возникли возражения. Водоросли предпочитают тихую, стоячую воду, а все превращения с Нилом происходят именно тогда, когда река чрезвычайно активна, в половодье. Вот уж действительно «Тайны сути его непостижимы», как поется в гимне Великой реке:

    А теперь постараемся взглянуть на Нил с другой стороны. Известно, что река эта своенравна. И хотя, как поется в гимне, она «создает лучшую пищу, вызывает к жизни растительность», достаточно «всего только трех футов нехватки вод до нормального уровня, - замечает Мечников,- и на небесах боги падут ниц, а на земле люди обречены на гибель».

     Высота подъема вод в Ниле напрямую связана с дождями, выпадающими на Абиссинском нагорье. Но ливни эти не так регулярны и обильны.

      За внешним спокойствием, размеренностью жизни египтян скрывалось огромное напряжение, переживаемое людьми. В пору разлива Нила они ожидали вестей из Мемфиса, где находился НИЛОМЕТР. «Тот, кому был доверен его осмотр, - писал Диодор Сицилийский,- тщательно отмечал подъем реки и отправлял вестников в различные города, чтобы сообщить им, насколько эллов и дюймов река поднялась и когда начнется падение уровня. Таким образом,  все знали, какой урожай следует ожидать».

      Но  случалось, гонцы приносили и  трагические известия. «В один из годов,- повествует летописец Абд-эль-Латиф,-  разлив Нила не состоялся  и наступил страшный голод, сопровождавшийся массовым людоедством: жертвами этого ужаса были дети, которых поедали взрослые, несмотря на жесточайшие наказания за эти преступления".

      Когда же Абиссинское нагорье принимало много дождей, вода в реке поднималась слишком высоко и быстро. И снова наступали черные дни. Половодья сносили  жилища, людей, обезглавливали почвы, забивая ценным илом протоки, погребала под ним целые деревни. Даже после нормальных разливов оставалось множество луж и болот с удушливыми, смертоносными испарениями.

     Но если такое происходило в Египте цивилизованном, то каков был Египет первозданный? Первые поселенцы, обосновавшиеся здесь, вряд ли были в восторге от долины Нила и ее почв. Но людей окружала пустыня. И они стали внимательнее присматриваться к своим новым владениям. Тут-то им и открылись многие из секретов реки, которые она прятала за внешней непривлекательностью своей поймы.

      Египтяне не только освоили долину Нила, но и сумели найти наиболее экономичный и безопасный для почв способ подачи влаги. Вода из Нила отводилась в короткие каналы, которые долго не забивались илом.

      К середине августа, когда на небосклоне появлялась звезда Сириус, поля вдоль Нила пустели. Палящие лучи солнца сильно разогревали обнаженную почву. Она твердела и растрескивалась. То тут, то там на ней выступали белые пятна солей. Именно в этот момент открывались шлюзы, и  вся долина покрывалась водой. Деревни превращались в острова, влага проникала в почву, размягчала ее, растворяла и уносила губительные для растений яд.

      «Чем искусней становились земледельцы, тем чаще повторялась эта картина,- писал Диодор Сицилийский.- Казалось, что вся жизнь в стране подчинена высшему, неумолимому порядку, отступить от которого не может никто, даже природа». 

       Почва в Египте почиталась как одно из главных богатств. Папирус в Бруклинском музее сообщает: «Счет золота и полей проводился регулярно». Пашнями ведал первый заместитель фараона. Если учесть, что правитель Египта приравнивался к богам, то их наместниками на земле и являлись вице-фараоны.

       И, тем не менее, несмотря на высокое положение, первый министр «Всевышнего» порой пускался в мелочные дрязги из-за зерна.

       Несчастливые времена в жизни его подчиненных наступали в день отчета за урожай. Сановный следователь умел вести допрос. Сначала он вяло спрашивал о доходах, о происшествиях, случившихся за год. Затем, как бы невзначай, вспоминал  о землях…  И, вдруг, из сонного чиновника вице-фараон превращался в безжалостного тирана. На оторопевшего ответчика сыпались цифры об урожаях прошлых лет, погоде, высоте нильских разливов. 

          Ну, а жалобы потерпевшего своим сослуживцам звучали, примерно, так: «Тогда посмеялся он надо мной, ибо сказал я пустое. И изрек  он мне: «Не родился ты хозяином. Я же,  Владыка!»»

          И, уж, коли ты не владыка, не хозяин, то осторожность в работе – наипервейшее дело. Здесь не думать, слушать, повиноваться надо.  Вот и кланялись, безропотно внимали вице-вице и еще раз вице- начальникам. А на Востоке, в междуречье Тигра и Ефрата, в это время поднималась грозная сила.