Катя Панченко пришла к Мельникову с самого утра.
— А, Катя, очень кстати, — сказал Мельников. — Ты знаешь, что произошло с той девушкой, которую ты рекомендовала? Кажется, Ксения….
— Я уже знаю, Виктор Михайлович. Она мне звонила. Боится оставаться у Веры Карповны, говорит, что бандиты знают, где она живет, и не оставят её в покое.
— Так они знают и то, где она занимается. А ты что об этой истории думаешь?
— Есть одна идея.
Мельников улыбнулся:
— У тебя всегда есть в запасе идея. Рассказывай.
— Пиарщики утверждали и утверждают, что Ксения сама их спровоцировала, и что они на неё не нападали. Так?
— Говори, говори.
— А как же понять это нападение? На неё напали бандиты, а прежде на неё напали люди, приглашенные губернатором. Может и это нападение инспирировано губернатором?
— Так, дальше.
— Установлено, что это люди Сапога.
Мельников внимательно слушал, пытаясь уловить идею.
— Цель нападения у пиаршиков и бандитов одна — Ксения. Это связывает оба нападения и возникает вопрос — если инициатор не губернатор, то кто? А если губернатор, то что ему нужно?
— А почему губернатор? — спросил Мельников. — Связь его с бандитами через цель — это слишком хрупко. И зачем ему вообще организовывать нападение на девушку, никак не связанную с политикой?
— А разве у губернатора, кроме политики, никакой частной жизни нет?
— Так, пока я не понял идею. Что дальше?
Катя победно посмотрела на Мельникова.
— А дальше, Виктор Михайлович, самое интересное. Родительский дом Ксении в деревни Рытвино расположен на другой стороне речушки от губернаторской дачи.
— Так, теперь теплее. Ну и что?
Катя засмеялась:
— А ничего. Это поле для догадок. Что такое Ксения узнала, или что такое она увидела, что на неё совершено уже два нападения?
Мельников откинулся в кресле и разочарованно посмотрел на Катю.
— Я уже уши развесил, жду какую-то страшную тайну, а здесь непонятно что. Что же она могла такое страшное увидеть или узнать, из-за чего на неё совершается подряд два нападения?
— Она этого не знает. Это как в романе «Три дня Кондора». Помните, он ведь тоже не знал, из-за чего перестреляли всех сотрудников бюро и охотились на него. Она, как и Кондор, не знает, что она такое страшное узнала. Но губернатор предполагает, что она что-то знает, потому что что-то видела. Ведь просто так дважды не нападают. Согласны?
Мельников внимательно смотрел на Катю, пытаясь оценить её идею.
— Ну, хорошо. Но хотя бы какой-то намек должен быть на эту тайну?
— Зачем? Вы что, не верите в народное творчество? Народ сам придумает кучу версий, притом таких, что нам и в голову не придёт. Кроме того, есть ещё и журналистское расследование. Его может, например, провести эта тележурналистка, которая уже дважды оказывается в гуще событий, в центре которых Ксюша.
— А действительно, как она оказалась около её дома?
— Понятия не имею. Видно, кто-то вызвал, потому что она приехала буквально через несколько минут после того, как туда приехала милиция. Вот она и могла бы провести это расследование и поставить ряд вопросов. Комментаторы пусть спорят о том, насколько всё это связано с губернатором, а потом вдруг выясняется пикантная подробность — родительский дом Ксюши напротив дачи губернатора.
— А что же Ксения, я рассуждаю теоретически, могла увидеть?
— Пусть люди в городе гадают и строят версии. Вроде бы опровергать нечего, потому что фактов нет, а неясные слухи ходят. Знаете, можно поймать на взятке, а поймать на том, что не давал взятку — невозможно. Согласны?
— Согласен. Нюансы, конечно, ты обыграла неплохо. Может чего и получится. Как мама, Катюша? Она скоро выписывается?
— Спасибо. Я через два дня её забираю. Спасибо вам, Виктор Михайлович.
Она собралась уходить, но в дверях столкнулась с Самохиным, который буквально ворвался в кабинет:
— Виктор, там в приемной Матюшин сломал челюсть одному из новых охранников Афонина. Кажется, Хорь его кличка.
Мельников с досадой бросил авторучку, которую крутил в руках, на стол:
— Вот этого нам ещё не хватало. А что произошло?
— Этот Хорь приставал к Валентине, а здесь Матюшин входит. Ну, ты же его знаешь — он сначала в ухо, а потом уже интересуется, как зовут.
В кабинет вошёл один из парней Мельникова:
— Виктор Михайлович, вас Афонин требует. Весь психованный из себя. Там в приемной Лёша Матюшин небольшой скандальчик устроил.
— Я уже знаю, — вздохнув, сказал Мельников. — Сейчас будет брызгаться слюной и стучать по столу.
— По голове бы ему постучать, — сказал Самохин.
Мельников взглянул на парня и укорил Самохина:
— Ты язык-то попридержи.
— Да все свои. Чего там придерживать.
Мельников выразительно посмотрел на Самохина, покачал головой и вышел.
Мельников вошёл в кабинет Афонина и, не спрашивая разрешения, уселся в кресло, стоявшее около стола. Афонин молча некоторое время рассматривал Мельникова и затем тихо, с бешенством сказал:
— Ты мне разъясни, почему я твоих блядей должен содержать за свой счёт?
— Не понял.
— Не понял? Ты зачем уговорил Зою принять на работу эту девку…
Он заглянул в бумажку:
— Панченко.
— Она не девка…
— А кто же? Мужик с сиськами? Что она у тебя делает? Минет?
— Она у нас работает аналитиком.
— Аналитиком? У нас здесь что, академия наук? Аналитики нам нужны? Она уволена. С сегодняшнего дня. И Матюшин тоже. Чтобы я его морду больше в своей приемной не видел. У меня уже давно чешутся руки разогнать всю твою шоблу к едрене фене. Чекистское подполье здесь устроили? Я вам так устрою подполье, что костей не соберете. Если ещё что-то подобное произойдет — я тебя выгоню. Взашей выгоню. Понял? И к Данилиной по вопросам штатных единиц, да и вообще ни по каким вопросам, больше не ходи.
— А по личным можно?
— И по личным не ходи. Я уже сказал — ни по каким вопросам к ней не ходи. Не хватало ещё, чтобы из-за тебя у меня с ней скандалы были. И что это значит — ты ей даешь поручение приобрести путевки для моей жены и ребенка? Ты вообще уже оборзел, что ли? Ты что о себе возомнил?
— Ваши жена и ребенок наиболее уязвимые объекты для атаки. Поэтому я и хотел, чтобы на некоторое время они уехали.
— Ты думаешь, я такой лох, что меня можно вот так мимоходом кинуть, повесив такую дурную лапшу на уши? Иди пока, работай и учти — я тебя выброшу при первом же проколе. Заруби это себе на носу.
Мельников, сжав зубы и, с трудом сдерживая бешенство, вышёл из кабинета. Зайдя к себе, Мельников дал волю чувствам и с бешенством пнул попавшийся на дороге стул. Он отлетел к окну, а Мельников уселся в кресло. Внутри у него всё кипело, но в этот момент в кабинет зашла Данилина. Обойдя его сзади, она обняла его за шею и, навалившись на него грудью, прошептала на ухо:
— Какой длинный день! Витя, я не могу работать, я хочу снова в постель. Может я сексуально озабоченная?
Мельников сразу же успокоился и, улыбнувшись, повернул голову и ухитрился поцеловать её в губы. Этот поцелуй и заметил неожиданно вошедший Самохин, отчего он оторопел и попятился задом к двери. Данилина рассмеялась:
— Самохин, ты не обучен стучаться, когда входишь в кабинет во время производственного совещания?
— Прошу прощения у совещающихся. Я могу зайти, когда у вас закончится совещание.
— Ладно, Олег, что ты хотел? — спросил Мельников, целуя ладошку Данилиной.
— Да вот, Афонин уволил Матюшина. Мне сейчас в отделе кадров сказали.
— Я уже предупредила Скибу, что платить выходное пособие Матюшину не собираюсь. Пусть отработает две недели, как положено, — сказала Данилина.
Обнимая Мельникова за шею, она щекой прижалась к голове Мельникова:
— Да, Витя? Правда, Матюшкин негодяй — постоянно мне пакости говорит, но я добрая. Пусть две недельки ещё поработает.
Мельников, весело глядя на обалдевшего Самохина, гладил Зою по руке:
— Я его поставлю в какой-нибудь магазин. Пусть подальше с глаз долой, а там посмотрим.
— Кстати, Хорь уже вернулся из неотложки, — сказал Самохин. — Ничего страшного, ему там уже вправили челюсть, а пара зубов, которые выпали, ему не нужны. У него их и так больше, чем надо.
Данилина, отойдя от Мельникова, рассмеялась:
— Хоть я на Матюшина и сердита, но он настоящий мужик. Так врезать этому Хорю, или как его там. Хорю прямо в харю.
И захохотала, довольная своим каламбуром:
— Сам не отходит от Валентины, а если другие на неё посмотрят, готов кулаки в ход пускать. Вы мужики, уж такие все собственники…
Самохин, который никогда такой не видел Данилину, изумленно на неё смотрел. В это время в кабинет зашла грузная пожилая женщина — начальник отдела кадров Надежда Анисимовна Скиба. Оглядев присутствующих, почтительно кивнув сразу же ставшей серьёзной Данилиной, сказала:
— Виктор Михайлович, Алексей Михайлович приказал уволить Матюшина. с сегодняшнего дня. Он у нас больше не работает.
Данилина резко отчеканила:
— Надежда Анисимовна, я уже вам говорила — платить выходное пособие Матюшину не собираюсь. Пусть отработает две недели, как положено.
— Но, Зоя, это же приказ Афонина. Я же не могу…
— Вот сама и плати Матюшину. Если мы будем налево и направо швыряться деньгами, то скоро без штанов останемся.
Скиба обиженно пожала плечами:
— Тогда сама ему скажи, чтобы я не была крайней. Я-то здесь причём?
Ища сочувствия, посмотрела на Самохина и Мельникова и, покачав головой, вышла из кабинета. Данилина подмигнула Самохину, и, послав воздушный поцелуй Мельникову, вышла. Самохин удивленно посмотрел ей в след и повернулся к Мельникову:
— Что это с ней? Я никогда пани Зосю ещё такой не видел.
— Ты это о ком? О моей жене, что ли?
— Твоя жена? — ещё больше изумился Самохин.
— Да. На днях подаем заявление в загс.
— Если бы своими глазами не видел, никогда бы не поверил! Не боишься, что искусает? Ой, прости, я сдуру ещё не врубился.
Мельников усмехнулся:
— Ничего ты в женщинах, Олег, не понимаешь. Я, правда, тоже.
Мельников вздохнул и, помрачнев, сказал:
— Я был у Афони только что.
— Знаю.
— Придется нам срочно искать работу. Может охранное агентство организовать?
— Да пошел он на фиг, козел вонючий. Ему уже давно пора выпорхнуть из окна в пьяном виде. Правда, нынче эти урки постоянно в приемной пасутся и всюду его сопровождают.
Мельников усмехнулся:
— Зачем нам этот грех на душу брать? Пусть живет себе, мразь.
— Зачем? Нет уж, нет уж, даже не уговаривайте, месье! Его дорогая супруга, безутешная вдова, возглавит компанию, а я для вдовы уже нашел отличную замену будущему покойнику.
Мельников удивленно посмотрел на него.
— Да, представь себе, — продолжал Самохин. — Мужик красавец, глупый как пробка, но хороший спортсмен, характер нордический, в сексе неутомим, работает как долбильная машина.
— Где же ты нашел такого?
— В нашем городе, оказывается, есть подпольная киностудия, которая снимает порнофильмы. Мне мужики из гормилиции рассказали. Но крыша у киностудии высокая, не могут до неё дотянуться. Так вот один из тамошних, так сказать, артистов, с очень выдающимися, не то, чтобы талантами, а, я бы сказал, отдельными местами, очень нам подходит. Мадам Афонина была бы счастлива найти себе партнера с равным интеллектом и постоянно стоячими достоинствами.
— А может быть, послать всё к чертям собачим? И зажить спокойной жизнью, как все, — задумчиво сказал Мельников. — Зачем мы будем брать грех на душу?
— А кто это сейчас живёт спокойной жизнью? Таких не знаю. И чего ты такой нежный стал? Из-за Зои? Любовь с тобой такое творит?
Мельников заулыбался:
— Ты знаешь, Олежек, что-то светлое в мою жизнь буквально ворвалось. Так хочется, чтобы всё вокруг было доброе, хорошее…
Самохин иронически подхватил:
— …белое, пушистое. Не говори больше ничего, а то я сейчас расплачусь!
— Никогда не знал, как к Зое подступиться. А оказалось, что это просто оболочка такая колючая.
— Понимаю. Принцесса-лягушка в шкуре ёжика.
— Ничего ты не понимаешь, Олег. А насчет Афонина — пусть живёт, придурок. Мы создадим свою фирму, охранное предприятие. Без работы не останемся и ребят туда перетащим.