Таня начала замечать на себе нескромные взгляды Мити и поняла, что интересует его как женщина. Это открытие было приятно, но отнюдь не обрадовало её. Приятно было то, что она ещё может интересовать таких молодых мальчиков. Но его внимание сильно усложняло ей жизнь, так как надо было следить за тем, как садишься, как наклоняешься и всё ли застёгнуто. Она уже боялась садиться в кресло, забросив ногу за ногу, в платье или в юбке, а тем более в халате. Боялась наклоняться к нему, наливая чай или суп, потому что декольте позволяло ему обозревать её лифчик или грудь, когда она была без лифчика.

Она поняла свою ошибку: надо было поселить здесь не его, а Алёну, — и начала продумывать предлог, под которым можно было бы поменять их местами и в то же время не обидеть. Но пока ничего придумать не с могла, а положение тем временем усугубилось. Несколько дней назад она, поставив стул на стол, взгромоздилась на него, чтобы вытереть люстру. Стул вдруг наклонился, и она бы упала, если б не ухватилась за светильник. На её крик прибежал Митя и держал стул, пока она вытирала люстру. Взглянув на Митю, она увидела, что он, весь красный, стоит потупив взгляд, и поняла: стоит ему поднять глаза, как он увидит все, что надето у неё под халатиком. Видимо, уже и видел.

Бросив люстру, она, прижав к ногам полы халатика, слезла на пол, пошла в спальню и надела джинсы. Только после этого она продолжила вытирать люстру, но сразу же осознала, что допустила ошибку. Им было бы легче, если бы он думал, что она ничего не знает. Пару дней они тщательно делали вид, что ничего не произошло, но избегали встречаться взглядами.

Обстановку разрядило известие о том, что Митя сдал физику на четверку. При ответе Митя немного запутался и очень удивился, когда экзаменатор поставил ему четвёрку. Он был уверен в том, что больше тройки не заслужил и что ему просто повезло с экзаменатором. Только Андрей Дмитриевич знал, почему Мите повезло — Элеонора дала указание преподавателям, принимавшим экзамен по физике, не ставить ему меньше четверки. Рассказывать об этом он, конечно же, не стал, так как это обидело бы сына и тот потерял бы к себе уважение. На радостях Таня испекла пирог, а Алёна где-то нарвала полевых цветов и преподнесла Мите букет. Отношения с Таней отошли на задний план, и жизнь снова вошла в обычное русло.

На следующий день Митя засел за математику и несколько дней сидел от зари до позднего вечера. Он принимал контрастный душ, пил крепкий кофе и зубрил, зубрил и зубрил. За день до экзамена он просидел чуть ли не целую ночь над учебниками и заснул лишь под утро. Проснувшись, он услышал шум воды в ванной комнате. Незадолго до этого он в очередной раз принимал контрастный душ и, видимо, забыл закрыть воду. «Может там уже потоп», — подумал он, и, вскочив, помчался в ванную. Он ворвался в неё и остолбенел — Таня принимала душ. Сегодня ей надо было идти на конференцию к двенадцати часам, и она не спешила на работу. Таня нежилась под теплым душем, и вдруг дверь резко распахнулась, и в ванную влетел Митя. Увидев её, он застыл, и она тоже растерялась и вспомнила, что забыла запереть дверь на задвижку. Раньше, когда они жили вдвоём с Алёной, в этом не было необходимости, у них даже не было задвижки. Здесь ей тоже было не от кого прятаться до тех пор пока не приехал Митя, поэтому она забыла закрыться и сейчас не знала, что делать.

— Митя выйди, пожалуйста, — попросила Таня, прикрываясь руками, и он, опомнившись, выскочил из ванной комнаты.

Одевшись, она прошла в спальню и долго сидела там, обдумывая ситуацию. Ей надо было объясниться с Митей, как-то разрядить ситуацию, но она не находила слов. Когда она, наконец, решилась выйти из спальни, Мити уже не было дома — он ушёл на экзамен, даже не позавтракав. Он ругала себя за то, что не закрылась, понимая, что просто произошла накладка, и Митя даже не подозревал, что она купается. И ведь сегодня мальчику надо сдавать тяжёлый экзамен!

В конце концов, подумала она, ничего экстраординарного не произошло — по экрану телевизора постоянно бегают голые бабы, трясут сиськами — и никто не делает из этого трагедии.

Митя сдал экзамен на четверку и пришёл домой только поздно вечером, когда все начали волноваться из-за его отсутствия. Ему было очень неудобно перед Таней, и он не знал, как выйти из положения. Он чувствовал: Таня уже поняла, что он проявляет к ней нездоровый интерес, и это его угнетало. Это было нехорошо даже по отношению к отцу, не говоря уже о Тане, но чувства не зависели от его желаний.

Так и не придумав, что делать, Митя пришёл домой, и ему открыла дверь Таня. Андрей Дмитриевич и Алёна недоумевали, где может быть Митя, но Таня догадывалась, что он бродит по городу и терзается. Увидев его, она обрадовалась. Андрей уже сообщил, что Митя успешно сдал экзамен, и Таня снова испекла пирог — хотела дать Мите понять, что не сердится.

На этот раз Митя вполне заслужил четвёрку и теперь подробно рассказывал о том, что происходило на экзамене. Он понял, что Таня на него не сердится, и был за это ей благодарен. Он решил завтра же поговорить с ней и объяснить причину, по которой ворвался в ванную комнату. Но встретиться наедине на следующий день ему не удалось. Утром Таня с отцом вместе ушли на работу, а когда она должна была вернуться с работы домой, Митя пошёл в университет на консультацию. Наедине встретились они только через два дня утром, потому что в это день приём у неё начинался позже.

— Я хотел бы прояснить историю с ванной, — смущаясь, сказал он Тане. — Честное слово, я подумал, что забыл закрыть воду и сейчас там будет потоп.

— Я поняла, и ты не должен за это переживать. Есть другая проблема, и я попытаюсь её сформулировать, хотя это трудно.

Таня замолчала, вздохнула и прошлась по комнате. Как всё объяснить так, чтобы не обидеть влюбленного мальчика? Она присела на диван рядом с Митей.

— Понимаешь, Митя, — начала она, с трудом подбирая слова. — Мне кажется, что ты видишь во мне не только жену твоего отца, и это меня пугает.

Она видела, как Митя заливается краской, и взяла его за руку, чтобы как-то смягчить свои слова.

— Пойми, Митя, я гораздо старше тебя и между нами никогда ничего не может быть. Я прекрасно понимаю, что чувствам не прикажешь и логике они неподвластны. Будь это не так, историю Ромео и Джульетты написал бы не Шекспир, а Ньютон. Описал бы их дифурами, или как это называется, и сформулировал бы ещё парочку своих законов.

Он улыбнулся, а она свободной рукой провела по его волосам. Ей очень нравился этот мальчик, напоминавший молодого Андрея, но он был не для неё, и она была не для него.

— Я никогда не стану твоей женщиной, да и как бы мы потом посмотрели в глаза твоему отцу и моему мужу?

Митя поднёс к губам её руку и поцеловал.

— Я ни на что не претендую, и не думал претендовать. Я знаю, что неправ, и постараюсь…

Таня улыбнулась.

— В чём неправ? Что ты постараешься? Я вовсе не обижаюсь. Разве любовью можно обидеть? Ничего не говори, а выслушай меня. Вы долгое время жили с отцом одни, и в вашем доме не было женщин. Сейчас ты вернулся домой из казармы, а дома у тебя сразу две женщины. Конечно, тут у кого угодно чувства взыграют. Ты увлёкся мною просто потому, что я рядом, в пределах досягаемости. Я ведь вижу, что ты возбуждаешься, когда случайно увидишь как я неловко села или наклонилась, или ещё что-нибудь.

Он целовал её каждый пальчик в отдельности, а она улыбалась и гладила его по волосам. Она видела, что он всё понимает и согласен с ней.

— Тебе, Митя, нужна девушка, которую бы ты полюбил, и тогда мы будем просто хорошие друзья и не более того. Мы будем с улыбкой вспоминать это время.

Таня забрала у него свою руку, притянула его к себе и поцеловала в лоб. Она очень хотела, чтобы Митя её правильно понял, и чувствовала, что мальчик её понимает. Она была довольна тем, что объяснение состоялось, и чувствовала значительное облегчение.

Однако прошло несколько дней, и проблема возникла вновь, причём приняла такие острые формы, что она перепугалась за себя. В этот день они с Митей встретились случайно на автобусной остановке. В автобусе было много пассажиров, и они остались стоять на задней площадке, разговаривая о делах. Но на следующей остановке в автобус влезло очень много пассажиров. Оказалось, что впереди идущий автобус сломался и все его пассажиры пересели в этот автобус. Давка была жуткая, и их затолкали в дальний угол площадки, а когда автобус, наконец, тронулся, Таня обнаружила, что они с Митей буквально прижаты друг к другу. Таня всем телом прижималась к Мите и он, ощущая тепло её тела под лёгким летним платьем, утратил над собой контроль. Он наклонился и поцеловал голубоватую жилку, бившуюся у неё на нежной шейке.

— Митя, возьми себя в руки, — прошептала она ему, чувствуя, что сама возбуждается. Его молодое тело, к которому она была прижата волей случая, заставило сильней забиться её сердце, и она с ужасом призналась себе, что желание начинает наполнять её. А Митя уже не мог остановиться. Его рука, лежавшая у неё на талии, сползла вниз, и она почувствовала его широкую ладонь у себя на ягодице.

— Митя, что ты делаешь, — не прошептала, а буквально простонала она.

Её бёдра были прижаты к нему так тесно, что кровь бросилась ей в голову. Он целовал её в шею и искал губами её губы, и она подставила ему свои. Их языки соприкасались и ласкали друг друга, и опомнились они только тогда, когда автобус резко затормозил на остановке и все качнулись вперед, а потом назад. Многие пассажиры на этой остановке сошли, а они поехали дальше, потому что их остановка была следующей. Они были пунцово-красные и старались не смотреть друг на друга.

Дома Таня хотела сразу же пройти к себе в спальню, но Митя, обняв её сзади за плечи, остановил её. Она резко повернулась к нему, с намерением дать ему пощёчину, и увидела его виноватый взгляд.

— Прости меня. Я потерял над собой контроль, — тихо сказал он, и она покачала головой.

— Мы оба потеряли над собой контроль. Нам обоим надо привыкать жить в одной семье. И нам нужно какое-то время, чтобы всё стало на свои места.

Возможно, от этого общего признания им стало легче, и больше они не прятали друг от друга глаза. А Таня, после такого стресса, перестала следить за тем, как она сидит, и всё ли у неё застёгнуто. Однажды Таня наклонилась к Мите, наливая суп, и заметила, как его глаза метнулись к декольте её платья. Раньше она бы остро отреагировала на это, но сейчас она засмеялась и шепнула ему:

— В лифчике сегодня очень жарко, поэтому я его сняла.

— Извини, — сказал Митя и слегка покраснел. — Это я инстинктивно.

— Это просто инстинкт мужчины, — тихо сказала она, шлёпнув пальчиком его по носу, и они вместе рассмеялись из-за этой неловкости.

У них начались новые отношения, более естественные и более искренние. Он любовался её фигурой, её ножками, но уже с совершенно другим подтекстом, и она это понимала. Митя однажды признался ей, что хотел бы, чтобы у него была девушка не хуже, чем жена его отца. Ей были приятны любовь мужа, привязанность дочери и восторженное отношение к ней Мити. Её любила вся семья, и она любила их всех и считала себя очень счастливым человеком.