Несовершеннолетнюю проститутку, обнаруженную на даче Чалдона в ночь убийства Смирягина, звали Юля Шатунова. Ей ещё не исполнилось шестнадцати лет. Росла она в благополучной семье — родители работали на станкостроительном заводе и по советским временам неплохо получали. Отец, Николай Федорович, токарь—фрезеровщик 6 разряда, освоил станки с числовым программным управлением и руководил бригадой фрезеровщиков. Мать, Антонина Петровна, имея средне—техническое образование, работала на том же заводе техником—нормировщиком. Семья жила зажиточно, имела машину "Жигули" второй модели и ежегодно летом ездила на Черное море в Анапу оздоравливать Юлю.
Апрель 1985 года положил начало осторожным реформам, направленным на частичное обновление существующей системы. Горбачев поставил вопрос о необходимости повернуть производство лицом к потребителю и активизировать человеческий фактор. Повернуть производство лицом к потребителю не удалось, а вот человеческий фактор активизировали до такой степени, что уже на первом этапе поворота миллиардные государственные капиталовложения в базовые отрасли промышленности бесследно растворились во всеобщем бедламе.
Движение к социализму с человеческим лицом не получилось: то ли такого лица не существует в природе, то ли "прорабы перестройки" оказались несостоятельными. Во всяком случае, неожиданно выяснилось, что использование лозунгов в качестве двигателя перестройки вместо программы действий эффектно, но не эффективно. Какие—то суетливые действия были, но по своей содержательности они напоминали болезнь, известную медикам как хорея Гентингтона //.
В эпоху гласности родители Юли влились в передовую политически активную часть населения. Вместе со всем народом взахлёб читали романы "Дети Арбата", "Новое назначение", "Жизнь и судьба", "Доктор Живаго", несколько раз смотрели фильм "Холодное лето 1953 года" и посещали все проводимые в городе митинги. Раньше с трудом высиживали на профсоюзных собраниях, а на митинги не жалели времени, потому что своим участием в них активно способствовали проводимым в стране преобразованиям.
Неожиданно стали известны страшные вещи: оказывается, десятимиллионная армия российских коммунистов не имеет своей компартии! Все союзные республики имеют, а РСФСР нет! Юлины родители никогда не входили в составе данной армии, но им тоже, как и всем мыслящим россиянам, стало обидно за свою республику.
После того, как в июне 1990 года съезд российских депутатов провозгласил суверенитет РСФСР и приоритет российских законов над союзными, началось неуклонное движение к распаду государства и краху экономики. Митингов эпохи гласности не стало и старые темы, обсуждавшиеся на них, закрыли по причине неактуальности. Зато открыли новую тему о прелестях рыночной экономики. За эти прелести хлопотали известные журналисты, писатели, экономисты, а также умные люди из числа тех, кто уже наметил для себя куски "государственного пирога". Стало ясно, что в скором времени все станут богатыми и счастливыми, потому что при таких огромных природных богатствах грех не жить так, как в Объединенных Арабских Эмиратах или даже лучше.
Между тем, несмотря на близость обещанной популяризаторами рыночной экономики сытной и счастливой жизни, экономическое положение в стране стремительно ухудшалось, и когда родителей отправили в длительный отпуск за свой счёт, стало совсем невмоготу. Немного успокаивало то, что хоть это и необходимо, но ненадолго. "Нельзя быть чуть—чуть беременной, и поэтому реформы невозможно проводить плавно и эволюционно", убеждали популизаторы "шоковой терапии" и разъясняли, что дела в экономике СССР идут плохо потому, что в стране "нет хозяина", "свободы слова" и "трех ветвей власти". Правда, не сообщалось, кому конкретно предстоит стать хозяевами всех советских "лесов, полей и рек", средств производства и рынка рабочей силы, но все понимали, что назрело время перемен.
Надоели пустые прилавки магазинов и битком набитые продуктами распределители для партийно—хозяйственного актива. Надоело вкалывать на бандитов из национально—освободительных движений, отказывая себя и детям во всем, и выслушивать косноязычные бредни о светлом коммунистическом будущем. "Потерпите полгода, и заживем, как немцы или американцы", — обещал Борис Ельцин и семья, как могла, пыталась выжить в это трудный переходной период к полному счастью: отец подрабатывал на рынке грузчиком, а мать бегала по городу, собирая стеклотару. Вечерами они собирались на кухне с приятелями и соседями и за бутылкой дешевого вина обсуждали положение в стране. Спорили, когда, наконец, истекут эти полгода и за счет чего наступит богатая и счастливая жизнь.
Немцы и американцы продолжали жить, как и жили, а у россиян со строительством нового общества не ладилось так же, как до этого со строительством коммунизма. То ли строителями были одни и те же лица, то ли строительные методы оставались такими же, как и раньше. Но дела шли очень скверно и так же бесперспективно, как и в советское время со строительством светлого будущего. Когда начинают строить светлое будущее, серое настоящее становится чернее "Чёрного квадрата" Казимира Малевича.
В это время депутаты городского собрания начали обсуждать закон о выселении из квартир избравших их лиц, которые задолжали за коммунальные услуги и оплату квартир. Хроническое безденежье и бесперспективность подкосили Николая Федоровича. Он начал систематически пить, чтобы уйти от суровой действительности, и однажды отравился паленой водкой.
— Диэтилфталат, — констатировала врач—токсиколог, но тут же ободрил безутешную жену тем, что её муж не одинокая жертва:
— У нас в последнее время много случаев отравления. Делают водку из чистящего средства для ванн или размораживателей для автомобилей. Они на 93% состоят из этилового спирта и содержат небольшой процент диэтилфталата. Эта смертоносная жидкость поражает центральную нервную систему, дыхательные пути, печень, почки и приводит к необратимым последствиям.
Отец умер через полтора месяца и мать выла на похоронах, как раненный зверь. Юля, как могла, её успокаивала и тоже рыдала от жалости к отцу и страха перед будущим. Антонина Петровна со временем начала пить и постепенно спилась. Время от времени она давала дочери обещания перестать пить и держалась некоторое время, но потом опять напивалась до бесчувствия.
Когда дочери исполнилась пятнадцать лет, мать устроила Юле день рождения и пришла с двумя какими—то пьяными мужиками. Они много пили, пели за столом гнусные песни, грязно ругались, а когда пьяная мать уснула и свалилась со стула, изнасиловали Юлю. Когда мужики её отпустили и, посмеиваясь, ушли, она, рыдая, помылась в ванной и ушла из дома навсегда.
Идти было некуда, и Юля побрела на вокзал, чтобы переспать ночь и завтра утром решить, что делать дальше. На вокзале к ней подсела добрая женщина, которая не смогла пройти мимо, увидев плачущую девочку. Звали женщину Вероника Васильевна, и она так участливо смотрела на неё, что Юля, разрыдавшись, всё ей рассказала. Вероника Васильевна отнеслась к ней очень сочувственно и повела к себе домой. Дома она приготовила Юле ванну с хорошими шампунями и какими—то травами, а после приёма ванны накормила её, и положила спать на широкую кровать, постелив хрустящую белоснежную простыню.
Юля жила у Вероники Васильевны бесплатно, и та от неё ничего не требовала. Через неделю, когда Юля начала постепенно приходить в себя от пережитого, к Веронике Васильевне пришёл её сын Эдик, которому незадолго до этого исполнилось двадцать пять лет. С веселым и симпатичным парнем у Юли сразу же установились дружеские отношения.
Спустя несколько дней, во время отсутствия Вероники Васильевны, Эдик принёс кассету с эротическим фильмом и обняв Юлю во время просмотра, начал её соблазнять. Она вначале испугалась, так как помнила те ужасные ощущения и страшную боль, которую испытала, когда её насиловали. Но Эдик был нежен и опытен. Он целовал и ласкал, возбуждая её, уговаривал расслабиться и не о чём не думать. Его руки и губы источали нежность, и желание постепенно охватывало её. Эдик раздевал её неторопливо, осыпая поцелуями, и овладел ею только тогда, когда она была уже на грани оргазма.
Эдик регулярно приходил днём, когда Вероника Васильевна отсутствовала, и они занимались сексом. Юля боялась, что его мать, узнав об их отношениях, выгонит её, но однажды Эдик остался у них на ночь, и Вероника Васильевна постелила им обоим. Заметив смущение Юли, она сказала:
— Нечего стесняться! Многие девочки в твоём возрасте ведут половую жизнь, и это нормально.
После этой ночи Вероника Васильевна рассказывала Юле о знаменитых порнозвёздах и об их сумасшедших гонорарах.
— Порнозвёзды занимаются даже политикой. Ты же, наверное, слышала, что знаменитая Чиччолина стала депутатом итальянского парламента? А наша соотечественница Саша Вини? Закончила московскую консерваторию и сейчас кумир широких масс. Сотрудничает с лучшими американскими стилистами, регулярно принимая участие в показе новых коллекций одежды. Или, например, знаменитая Трэйси Лордс. В пятнадцать лет начала сниматься в порнофильмах и за два года заработала статус порнозвезды. К восемнадцати годам она уже сыграла более 80 ролей. Сейчас Лордc снимается в Голливуде во многих культовых лентах. Я могу поговорить с кем надо, и тебя, возможно, примут на нашу киностудию, будешь сниматься в фильмах. Там как раз сейчас снимается фильм, в котором нужны молоденькие девочки.
Юля никогда не думала о карьере порнозвезды, но против сумасшедших гонораров трудно устоять. В перспективе это открывало путь к свободе и независимости, поэтому она, немного поколебавшись, согласилась. Вечером Эдик пригласил её с собой на вечеринку, и Вероника Васильевна рекомендовала пойти, так как там будут нужные солидные люди.
Вечеринка оказалась самой настоящей оргией, и в ней принимали участие, кроме Юли, ещё три девушки, по возрасту лет на десять старше её, и четверо мужчин. Мужчины были самого различного возраста, но Юля привлекла их внимание своей молодостью, и все они поочередно ею пользовались. Это совсем не походило на то, чем они занимались с Эдиком, а скорее напоминало какой—то извращенный производственный процесс. Она ощущала только брезгливость и ждала, когда это всё закончится. Дома Вероника Васильевна попеняла ей, что она была бездушна, как резиновая кукла, и ею остались недовольны.
— Продюсер киностудии сказал, что из тебя не получится порноактрисы, так как ты очень инертна. Но я уговорила его попробовать тебя на съемках. Сказала, что ты была не в своей тарелке, потому что впервые попала в компанию с такими представительными персонами. Так что постарайся на пробах выглядеть чувственной и разыгрывай бурный оргазм.
На пробах Юля участвовала в сценах с Эдиком, и он по ходу сцены шептал ей, что она должна делать. На съёмках присутствовали два школьника её возраста, и она подумала, что должна и с ними сниматься в порносценах, но оказалось, что по сценарию их должна соблазнять классная учительница, с которой они прямо в классе на столе займутся сексом. Юля с изумлением увидела, что в роли классной учительницы выступала Вероника Васильевна, и посмотрела на реакцию Эдика, когда мальчики, изображающие учеников, начали раздевать его мать. Но он безучастно стоял в стороне, спокойно разговаривая с какой—то девушкой, о которой ходили слухи, что она актриса драмтеатра.
Вероника Васильевна, тем временем, снимала блузку и лифчик, обнажая тяжёлые груди. В мощных лучах юпитеров мальчики потели и каждые десять—пятнадцать минут бегали принимать душ. У них ничего не получалось и даже возбуждающее средство не очень помогало. Запахи пота, крепких сигарет, окрики и мат, мелькание тел и притворные крики сладострастия вызывали у Юли отвращение и тошноту, но деваться некуда. Её нигде не ждут, жить негде и не на что, и только в этом вертепе разврата она может зарабатывать себе на пропитание. Мучительное чувство безысходности и ощущение своего бессилия перед лицом жизни её угнетали. Она вспоминала прежнюю жизнь, которая так внезапно разрушилась и слёзы наворачивались на глаза.
Гневный крик режиссера заставил её вздрогнуть. Мальчики проявляли недостаточную активность, поэтому Веронике Васильевне снова и снова приходилось надевать и снимать лифчик и блузку, имитируя страсть. Режиссёр матерился и показывал, как мальчики, в экстазе, должны хватать её за груди и стаскивать с неё юбку. От одного из мальчиков требовали, в порыве страсти, опрокинуть Веронику Васильевну на стол и овладеть ею, но стол был высок и режиссёр согласился, что для того, чтобы ею овладеть, мальчику необходимо вначале запрыгнуть на него.
— Дурацкий сценарий, — выругался он, а Вероника Васильевна предложила перенести сцену на пол. Сцена на полу удобна для исполнения, но неудобна для оператора.
— Как я буду снимать крупный план? — горячился тот. — Мне надо снимать сам процесс, а это можно сделать только сбоку. А сверху что я могу снять? Дрыгающуюся жопу артиста?
Начали думать, как снять сцену и кому—то пришла в голову идея, перенести действие из школьного класса на сцену школьного актового зала. Идея понравилась, но отсутствовала сцена, и съёмку решили перенести на завтра, чтобы дать плотнику время смастерить помост. Однако оператор сообразил, что у стола можно подпилить ножки и сделать его ниже.
— Общий план класса будет с нормальным столом, а при съёмках крупным планом класс отсечём. На экране будет только пара.
— Блестяще! — с энтузиазмом воскликнул режиссёр, и съемки продолжились.
После короткой паузы, во время которой столяр отпиливал ножки стола, работа пошла быстрее и Вероника Васильевна изображала оргазм так естественно, что Юля подумала, что та действительно получает наслаждение. Но дома Вероника Васильевна пожаловалась, что сегодня сильно утомилась:
— Мальчики слишком неопытные, суетятся без толку. А попробуй долго полежи под такими мощными юпитерами, когда пот градом катится, и голова начинает раскалываться.
Вечером у неё повысилась температура — разогрев под мощными юпитерами не прошел даром. Но зато за этот день съемки она и Эдик заработали по двести долларов, а Юля только сто.
— Режиссёр сказал, что будет с тобой работать и, может быть, из тебя что—то получится, — оптимистично сообщила ей Вероника Васильевна.
Юля начала работать на киностудии и неплохо зарабатывала. За жёсткое порно платили по двести долларов, за лёгкую эротику — по сто, но лёгкая эротика практически отсутствовала. Она уже скопила пару тысяч долларов и хотела положить их в банк, но там сказали, что без паспорта счёт не откроют, и Юля отдала их на хранение Веронике Васильевне.
На съемках часто присутствовали гости, и актрисы обязаны были принимать их приглашения. В один из дней Юлю выбрал мужик солидного возраста и повёз к себе на дачу. Он мучил её недолго и после полового акта сразу же заснул. Проснулась она утром, с тяжелой головой. Куда делся хозяин дачи и что это за местность, она не знала. Неожиданно завыли милицейские сирены, и на даче появилась милиция. Оказалось, что мужика кто—то убил, пока она спала.
Сейчас Юля сидела в милиции и испуганно отвечала на вопросы Грузнова, который проявил к ней сочувствие и обещал помочь.
— Деньги—то ты заработала, но как ты их сохранишь, когда у тебя паспорта нет? — спросил он, затронув её самый больной вопрос. — Кроме того, где жить собираешься?
Грузнов хотел добиться от неё показаний против Груздя, но брать в оборот эту девочку, вдосталь хлебнувшую из чаши людской подлости, не хотел. Ему требовалось, чтобы она ему поверила и добровольно согласилась дать показания о том, что видела на даче Груздя, фотографию которого он ей показывал. Тогда бы он мог связать Груздя с убийством подполковника Смирягина и в перспективе выйти на Сапога, которого пытался поймать на том, что тот не совершал. Это была единственная возможность посадить его, потому что уличить успешного бизнесмена в бандитской деятельности невозможно: немедленно на защиту от произвола милиции становятся адвокаты, возвышают голоса депутаты, возникают правозащитники и забалтывают тему журналисты. Но убийство "оборотня в погонах" в чине подполковника милиции, и к тому же начальника городского уголовного розыска — дело слишком громкое, чтобы открыто давить на представителей закона, и это создавало простор для маневра.
Грузнов накрыл Юлину руку своей и мягко, как только мог, произнес:
— Я помогу тебе разобраться с делами. А деньги свои заберёшь у этой сучки, и попробуем их куда—нибудь пристроить.
Он поехал с девочкой к Веронике Васильевне, но та неожиданно стала отрицать, что хранит деньги.
— Откуда у этой девочки может быть столько денег? — восклицала она, и Юля с ужасом поняла, что своих денег не получит.
Но Грузнов верил Юле, и, схватив одной рукой хозяйку за волосы, а другой за лицо, с силой толкнул её на диван. Падая, та ударилась головой о деревянную боковую спинку и закричала, что её убивают.
— Сейчас поедешь со мной. Определю тебя в нашу пресс—хату и там кричи, сколько влезет, — сказал Грузнов, криво усмехаясь. —. Мужиков подберу не нервных, знающих толк в прессовке.
Вероника Васильевна не сомневалась, что этот бессовестный волчара сделает с нею то, что обещает, не колеблясь — менты, подобные ему, начисто лишены всякой гуманности и человеколюбия. Деньги она отдала и Грузнов повёз Юлю к Самохину. Его идея состояла в том, чтобы Юля сдала деньги в бухгалтерию компании "Сибкомпроминвест", а взамен получила расписку с печатью, что получит их назад по первому требованию. Самохин пошёл к Данилиной, но та даже слушать не захотела.
— Мы банковскими операциями не занимаемся, — отрезала она, и Самохин ушёл с пустыми руками.
Грузнова отказ огорчил, потому что очень рассчитывал на помощь Данилиной.
— Да какая же это банковская операция? Ты объясни ей суть проблемы, — убеждал он Самохина.
Юля сидела в огромном мягком кожаном кресле холла третьего этажа, на котором располагались кабинеты административного персонала компании, и наблюдала, как носились по коридору молодые, хорошо одетые люди. Она завидовала им. Ей тоже хотелось бы жить такой жизнью, также носиться по коридору с важным видом, но она понимала — что возможно для них, для неё закрыто навсегда.
Самохин с сожалением посмотрел на Юлю и с досадой сказал Грузнову:
— Пойди сам и объясни.
Ему надоело доказывать Грузнову, что спорить с Данилиной бесполезно.
— Хорошо, я сам ей всё объясню, только отведи меня к ней.
— Я не могу. Ты думаешь, она сидит и ждёт, чтобы кто—нибудь к ней зашёл, и что—то рассказал?
— Что делать будем?
— Это не мои проблемы, — пожал плечами Самохин.
Он не знал, как отделаться от Грузнова с его подопечной — своих дел невпроворот, а тут ещё и тот приехал грузить совершенно не нужными ему заботами. Конечно, девочку жалко, но чем он может ей помочь? Увидев проходящую мимо Валю Панову, окликнул её.
— Валечка, тебя можно на минутку?
— Если только на минутку, а то я очень занята.
Валя подошла к ним, мельком взглянув на Юлю.
— Валечка, ты его, наверное, помнишь. Это Дима Грузнов из уголовного розыска. Ну, а это, напоминаю, секретарь Данилиной, Валюша Панова. А я исчезаю, извини, брат, дела.
С этими словами Самохин стремительно исчез и Грузнов, растеряно посмотрев ему в след, взял под руку Валю, чтобы она тоже не исчезла. Отведя в сторону удивлённо смотревшую на него девушку, негромко вкратце обрисовал ситуацию.
— Помогите, Валечка. Мне очень надо поговорить с вашей Данилиной, — просительно сказал Грузнов, изложив суть дела.
— Я постараюсь, но обещать не могу. Посидите пока. Если надо будет, я вас позову, — ответила Валя Панова и, взглянув ещё раз на Юлю, помчалась по своим делам.
В ожидании вызова они провели в креслах более часа, в течение которого Валя бегала туда—сюда по коридору, но их не вызывала. "Возможно забыла про нас", — решил Грузнов и хотел уже ей напомнить о себе, как Панова сама к ним подошла.
— Мы можем только продать ей наши акции, — сказала она. — Нашими акционерами могут быть и несовершеннолетние. Девочка должна придумать свой шифр и пароль, по которым её будут идентифицировать. Насчет проживания я уже звонила в детский дом.
— В детском доме вряд ли примут, — засомневался Грузнов. — Я тоже звонил, и мне ответили, что нужно, во—первых, направление от городского отдела народного образования, а, во—вторых, у них бюджета не хватает даже на имеющихся детей.
— Примут, — уверенно сказала Панова и обратилась к Юле:
— Будешь там жить, и учиться, а одновременно работать нянечкой. Там много работы с малышами, так что будешь помогать персоналу. Зарплату тебе будем платить мы, так что это пройдёт по благотворительной линии, как оказание помощи детскому дому персоналом. Поэтому они не могут тебя не принять. Ты согласна?
Юля кивнула. Всё равно ей идти некуда — Вероника Васильевна её теперь не примет, а своего дома у неё нет. Может быть, в детском доме будет лучше? Раньше, в прошлой жизни, она слышала, что в детских домах очень плохо, но детям, лишённым родителей, всё равно нужно где—то жить, вот они и мучаются там. Теперь и она обречена жить в детском доме!
Она со страхом ехала в неизвестность вместе с Валей, а бугай, который вёл машину, весело смотрел на нее и пытался подбодрить.
— Если что, ты Валюше позвони, я приеду. В обиду тебя не дадим. Правда, Валюха?
Валя ничего не ответила Петру, молча и грустно глядела на дорогу. Директор детского дома взглянула на Юлю и поджала губы.
— Девочку мы возьмём нянечкой, но учтите, если что случится, отвечать будете вы. И питать её бесплатно мы не можем, у нас денег на это нет, — сказала она Вале.
— Я же вам говорила по телефону, мы оплатим счета. А если надо разрешение мэра города, так это тоже можем сделать без проблем.
В голосе Вали послышались металлические нотки, и директор детского дома решила не спорить. Она не сомневалась: когда у девицы с таким гонором за спиной известная в городе компания, то и к мэру пробиться не составит труда. И неизвестно, что она там наговорит!
Юлю отвели в ясельную группу, в которой она должна работать. Там пахло детской мочой, каким—то киселем и попеременно плакали дети. Она перемыла горшочки, полы, вытерла пыль на полках с немногочисленными игрушками, часть из которых были сломаны, и вспоминала своё детство. У неё было много игрушек и красивых кукол. Родители не жалели для неё денег и подружки со двора часто приходили к ней в гости, с удовольствием играясь её игрушками.
Комок подступил к горлу, и она убежала в туалет, чтобы смыть хлынувшие из глаз слёзы. Всё прошло и никогда больше не вернётся! Не вернется беззаботная жизнь, никогда уже она не пойдет с родителями на майскую демонстрацию, на которую ходила когда—то с огромным белым бантом и разноцветными воздушными шариками. Никогда не увидит счастливые радостные лица родителей, и только пьяная ненавистная морда опустившейся матери будет стоять у неё перед глазами! Чтобы не завыть от горя, она до крови закусила губу, но неуправляемые слёзы ручьем потекли из глаз.