Лариса и Лена скомпоновали на диктофоне интервью с Мохаммадом Фатхи и в назначенный срок встретились с ним снова в том же кабинете. Они планировали дать прослушать Фатхи его интервью, и договориться ещё об одной встречи завтра утром, под предлогом необходимости скорректировать запись. А ночью группа спецназа, переодетая боевиками, выйдет на нужные позиции и подготовится к атаке, поэтому утром девушки должны были находиться рядом с Фатхи, чтобы он никуда не мог сбужать.

Лариса неожиданно вспомнила историю, которую им рассказывал Вася Буланов. Однажды его группа обнаружила лагерь боевиков и начала его окружать.

— Пробираюсь лесочком и вдруг около ручья носом к носу сталкиваюсь с боевиком. Шел, очевидно, к ручью воду набрать. Он в пятнистой форме и я в такой же. Брови у него полезли верх, и он спрашивает:

— Ты кто?

— Я Вася. А ты кто? — задаю встречный вопрос и нажимаю курок.

Ей тогда показалась это очень смешным и даже сейчас она улыбнулась, когда подумала о группе захвата, которую должен, согласно плану, возглавить Вася. С ним как — то надежнее и чувствуешь себя спокойнее. "Пока всё идет по плану, и можно надеяться, что и дальше всё сложится удачно", — думала она и очень хотела, чтобы так и было. Однако непредсказуемая Судьба внесла свои коррективы, избрав своим орудием корреспондента Русской службы Би — би — си Антона Черницкого.

Неожиданно от своих чеченских друзей он узнал, что его хорошая знакомая Лола Керби находится в Урус — Мартане и интервьюирует Фатхи. То, что она приехала в Россию, даже не проинформировав его, неприятно поразило Антона. И даже не потому, что редакция направила её в Чечню в обход него, хотя с Фатхи он встречался уже несколько раз, и хорошо того знал. Самое неприятное состояло в том, что она соврала, когда дней десять назад он звонил ей в Лондон и просил с оказией передать лекарство для отца. Лола сообщила, что купила путевку на океанский лайнер и поплывет на нём в Америку. А когда вернется, то перезвонит ему. Каким же ветром её занесло в Урус — Мартан? Зачем понадобилось обманывать его?

У отца, Ивана Трофимовича Черницкого, осенью обострился атеросклероз коронарных артерий, который уже привели к ишемической болезни сердца. А началось это несколько лет назад в Киеве, куда он поехал приватизировать их киевскую квартиру.

В комсомольские годы Иван Трофимович был ярым украинским националистом. Это приветствовалось первым секретарём Коммунистической партии Украины Петром Ефимовичем Шелестом и служило надежным средством для продвижения по комсомольской линии. Но в мае 1972 года Шелеста неожиданно сняли и на его место назначили Щербицкого. Пришло время менять свои взгляды, но Иван Трофимович не спешил — речь нового руководителя республики изобиловала украинизмами, что давало основание заподозрить в нём такого же украинского националиста, каким был Шелест.

Однако неожиданно Щербицкий развернул преследование диссидентов национальной направленности и Иван Трофимович понял, что надо срочно перелицовываться из русофоба в русофила. И сделал это очень вовремя — его заметили и бросили на укрепление руководства украинской культурой. В начале 1986 года Ивана Трофимовича перевели в Москву, где он представлял украинскую культуру. Ему предоставили отличную квартиру на Ленинском проспекте, недалеко от универмага Москва, и вскоре семья тоже переехала из Киева, причем очень вовремя, так как в конце апреля того же года случилась страшная Чернобыльская трагедия.

Жизнь в Москве складывалась удачно, но только до того времени, пока к власти не пришли демократы и развалили страну. Ненька Украина объявила о своей самостийности, и Ивану Трофимовичу перестали платить зарплату. Независимость хороша тогда, когда за неё платят. А когда не хватает на жизнь, то в ней ничего хорошего нет. Конечно, запасы на черный день у Ивана Трофимовича скопились немалые, но, в основном, в рублях. И когда отпустили цены, все они сгорели.

Доллары на заграничном счете и наличные в укромном месте дома у него есть, но начнёшь их тратить — вообще останешься без штанов. Директора заводов имели возможность что — то украсть и что — то продать, а что с культуры возьмешь? Тем более, с украинской культуры в Москве, когда Украина стала независимой? Да и культура, такой, как её понимали раньше, вообще перестала быть нужной. Серию "Жизнь замечательных людей" сменила серия "Воровские романы", а мат с улиц распространился на большую эстраду. В борцах за чистоту и национальную самобытность культуры перестали нуждаться, и это угнетало больше всего. Полжизни укреплял культуру и стал в одночасье не нужным!

Красные директора порасхватали промышленность, а деятелям культуры и хватать — то нечего! Что может приватизировать чиновник по культуре его ранга? Только дырку от бублика, да и то потому, что она никому не нужна. Был бы он чиновник по экономике, тогда другое дело. А так снова придется подаваться в коммунисты, раз демократы не хотят его кормить. Но у коммунистов сейчас тоже дела идут неважно и много башлять своим верным сторонникам не могут.

В Киеве оставалась большая четырехкомнатная квартира, которую он решил приватизировать и продать. Но оказалось, что в ней поселился киевский демократ республиканского значения и приватизировал её на том основании, что хозяин квартиры отсутствовал более полугода без уважительных причин. От такой наглости Ивану Трофимовичу стало плохо, но он нашёл в себе силы и обратился с жалобой в администрацию города.

Чиновник, к которому он попал на приём, отказался рассматривать жалобу под тем предлогом, что российские граждане с московской пропиской должны приватизировать квартиры в России. "Украинские квартиры для украинских граждан", — нагло заявил он и сколько Иван Трофимович не доказывал, что его отец сражался за независимость Украины в рядах Украинской повстанческой армии под руководством национального героя Украины Степана Бендеры, ничего не помогало. Бюрократ требовал документы, а как можно было хранить такие документы в советское время? Естественно, что мать уничтожила их, и отец считался погибшим под Ровно. А в каких частях он погиб и за какую сторону сражался — кто же будет уточнять?

Друг детства посоветовал подкупить двух свидетелей из бывших украинских патриотов, воевавших в дивизии СС "Галичина". Они должны были засвидетельствовать, что его отец действительно воевал за вильну Украину в составе этой дивизии. Он приложил немало трудов, но всё таки нашел таких свидетелей, которые за 200 долларов дали письменное свидетельство, заверненное у нотариуса, что его отец, Трофим Богданович Черницкий, действительно служил в 204—м батальоне СС, и в июле 1944 года в составе других военнослужащих батальона был переведен в 14—ю гренадерскую ваффен — дивизию СС "Галичина", ставшую в апреле 1945 года 1—й украинской дивизией Украинской Национальной Армии. В июне 1945 года Трофим Черницкий геройски погиб в львовских лесах, сражаясь за свободу неньки Украине с окружившими отряд войсками НКВД.

Однако Иван Трофимович зря тратил деньги и время: киевские чиновники равнодушно прочли свидетельства воинов — патриотов и пожали плечами.

— Вы не являетесь членом семьи вашего уважаемого отца, — сообщили они ему. — Будь вы несовершеннолетним или, хотя бы, не имей собственную семью, тогда бы у нас были основания рассмотреть вашу просьбу, как члена семьи героя, пострадавшего от НКВД. А так как вы таковым не являетесь, то эти бумаги оставьте для своего потомства или сдайте в музей боевой славы.

Вернулся Иван Трофимович из Киева в скверном состоянии и сразу же лег в больницу — стресс в его возрасте очень нехорошая штука. А в этом году, с началом осенних дождей, у него снова началось обострение болезни, и лекарство, прислать которое Антон попросил Лолу, было просто необходимо! Так зачем Лоле понадобилось его обманывать? Зачем соврала, что плывет в Штаты, если знала, что едет в Чечню?

Антон ехал в Урус — Мартан, чтобы с нею встретиться и прямо задать ей этот вопрос. Арби Бараев, командир "исламского полка особого назначения", выделил ему для поездки машину и трех боевиков для охраны. Время смутное, и хотя от селения Алхан — Кала Грозненского района до Урус — Мартана было недалеко, но в любой момент машину могут остановить боевики других полевых командиров и захватить Антона с целью выкупа.

Он познакомился с Арби пару лет назад у Султана Гелисханова, председателя Службы национальной безопасности Ичкерии. Султан, в прошлом начальник гудермесской ГАИ, знал Арби, когда тот ещё работал у него старшиной. В первые месяцы войны Бараев служил охранником у вице — президента Чечни Зелимхана Яндарбиева и тот, заметив подающего надежды молодого человека, начал его продвигать. Нынче Арби, которому всего 22 года, уже командует полком, и Антон с удовольствием отметил, что у них сложились почти приятельские взаимоотношения.

С такими людьми следует поддерживать хорошие отношения, так как это помогает держать руку на пульсе событий. А ему, как журналисту, это просто необходимо. Какую информацию может раздобыть Лола в Чечне, где у неё нет ни связей, ни знакомых и даже русским языком не владеет? Он раньше считал её более умной, но, видимо, ошибся. Интересно, что она ему скажет? Чем будет обосновывать свой визит в Чечню в тайне от него?

Охранник шепотом доложил Фатхи о приезде Антона Черницкого, когда у него в кабинете сидели девушки.

— Для вас, Лола, у меня сюрприз, — улыбнулся Фатхи и кивнул охраннику на вопрос, можно ли Черницкому войти. — Приехал ваш коллега из Москвы, которого вы хорошо знаете.

Лариса и Лена переглянулись. Такой неприятный сюрприз не предвидели. Что за коллега? Они расшифрованы? Неужели кто — то из ФСБ или ГРУ работает на чеченских боевиков? Девушки, не сговариваясь, вспомнили, как Никитич утверждал, что кто — то в Москве помогает чеченским боевикам, снабжая их информацией об операциях спецназа.

— Видимо, кто — то за большие деньги продаёт им информацию, — утверждал Никитич, и, по всей видимости, оказался прав.

Предчувствие беды сжало сердце — в кабинет входил незнакомый молодой мужчина с кожаной папкой в руках.

— Я думаю, Лола, вас не стоит представлять друг другу, — сказал Фатхи. — А вот ваша приятельница, возможно, незнакома с господином Черницким…

Он осёкся, увидев растерянное лицо Черницкого и, вскочив, метнулся к двери. Он понял, что Черницкий не знает ту, которая выдает себя за Керби, и это очередные козни ФСБ или чеченских предателей. Главное как можно быстрее оказаться в приемной, за спинами своей охраны!

Лена отреагировала мгновенно — она бросилась ему на перерез и сходу ударила кулаком в боковую поверхность шеи. В этой области расположен синокаротидный комплекс — место, где сконцентрированы магистрали нервных путей, при нарушении функции которых невозможна нормальная работа дыхательного центра и центра ритма сердечной деятельности. Это влечет за собой смерть в результате рефлекторной остановки сердца, и Фатхи, схватившись за сердце, начал оседать на пол. Черницкий опомнился и тоже метнулся к выходу, но Лариса в прыжке достала ногой его затылок, и он врезался головой в стену. Лена в это время торопливо обыскивала карманы лежащего ничком на полу Фатхи. Бледность ушных раковин с характерным восковым оттенком свидетельствовала о нарушении кровообращения и Лена сделала вывод, что он мертв. Проверять не было времени — надо было искать документы.

Ключи от сейфа она нашла в боковом кармане и, открыв сейф, обнаружила многочисленные пачки денег и три папки с документами. Сунув документы в кожаную папку Черницкого, они вышли из кабинета, плотно прикрыв двери. Два охранника, находившиеся в приемной удивленно посмотрели на них, но девушки, мило улыбнувшись, молча прошли мимо.

Выйдя на улицу, они не увидели своей машины и вспомнили, что водитель говорил, что должен поехать заправиться. Дело принимало нехороший оборот: на другой стороне улицы чеченец с гранатометом внимательно смотрел в их сторону, а другой чеченец направлялся к ним, снимая с плеча автомат.

— Прыгайте в машину, я прикрою, — неожиданно крикнул он им, показывая рукой на голубенькие "жигули" шестой модели.

Из дверей здания на улицу высыпали боевики — обнаружили, очевидно, мертвого Фатхи. Девушки мигом оказались в машине. Ключ зажигания торчал в замке, и Лена, утопив педаль газа, рванула "жигули" с места. Лариса посмотрела на заднее сидение — там лежали два автомата.

— Ленка, мы вооружены, у нас есть автоматы, — воскликнула она. — Вероятно, этот мужик слышал, что произошло в кабинете. Диктофоны ведь были включены.

Она перевела взгляд на заднее стекло — на улице разгорался бой. Чеченец с автоматом дал очередь по боевикам, а другой выстрелил по парадному входу из гранатомета. Больше ничего увидеть не удалось, так как Лена резко свернула налево и помчалась на юго — восток к жилым кварталам. На большой скорости они пронеслись по улице Асламбека и вскоре вырвались из города. Надолго ли задержат погоню два чеченца, обеспечивающих их отход? И удастся ли им самим спастись, если такие неравные силы? Или прикрывающих их отход больше, чем двое? Возможно, это действуют бойцы отрядов антидудаевской группировки?

Не зная местности, они выскочили на дорогу, ведущую на Гехи — Чу, затем свернули на север и по какой — то проселочной дороге поехали в сторону Валерик, который проскочила погоня из Урус — Мартана примерно на полчаса раньше их. Погоня добралась до Ачхой — Мартана и повернула назад, в то время, как девушки свернули снова на проселочную дорогу и поехали в сторону Катыр — Юрт.

А в это время из Катыр — Юрта на джипе выехали пять боевиков, чтобы присоединиться к поискам сбежавших девушек. Они заметили голубенькие "жигули" шестой модели, свернувшие свернули с дороги направо, и погнались за ними, чтобы проверить, не те ли это, которых ищут.

"Жигули" резво бежала в гору, но не так быстро, как хотелось. Джип появился сзади совершенно внезапно и начал их быстро догонять. Интуиция подсказывала, что это погоня, а на "жигулях" от джипа оторваться невозможно, тем более на подъеме. Поэтому на первом же повороте Лена затормозила и девушки, выскочив из машины, быстро начали карабкаться на гору. Они успели подняться метров на пятнадцать вверх и залечь за деревьями, как вплотную к их машине подлетел джип. Открыв все четыре двери, из него неторопливо вылезли боевики в пятнистой форме. Разминая затекшие ноги, они посматривали на горы по обе стороны дороги, пытаясь угадать куда скрылись беглянки. Для волнений у них не было оснований — беглянки далеко уйти не могли, надо только решить, в каком направлении их преследовать.

Боевики скопились около багажника, и девушки могли видеть только двоих, так как остальных закрывала от них машина. Если боевики разделятся на две группы и будут прочесывать лес по обе стороны дороги, то несдобровать — едва начнется бой с одной группой, сразу же подтянется вторая. Два автомата, на каждый из которых приходится только по одному рожку, не долго продержатся против пяти автоматов в руках опытных бойцов. Это только в Голливуде запас патронов в автоматах стремится к бесконечности, а в автоматах АК—74 емкость магазина всего 30 патронов. Вот и попробуй экономно распределить их на каждого боевика, если те разбегутся как тараканы. Да ещё каждый норовит за чем — нибудь укрыться и тоже пострелять.

Между тем, боевики стояли и спорили, в какую сторону могли убежать девушки, и Лариса показала на пальцах, что будет бить в бензобак, а Лена должна взять на себя боевиков. Короткой очередью Лена скосила двоих боевиков, и трое остальных моментально залегли за джипом и открыли огонь в сторону девушек, не видя их. Лариса била короткими очередями по корпусу джипа, стараясь попасть в бензобак.

Один из боевиков, прижимаясь к корпусу машины, осторожно подбирался к багажнику — видимо, там были гранаты или что — нибудь посерьёзнее. В этот момент взорвался бензобак и пламя охватило машину. Сразу же прогремели несколько мощных взрывов — в багажнике находились не только гранаты, но и фугасы. Взрывы разнесли джип вдребезги, и горящие осколки накрыли "жигули".

— Сволочи, оставили нас без машины! Не могли немного дальше остановиться, — с отчаяньем воскликнула Лена.

Они остались в незнакомой местности без транспорта, рожки автоматов практически опустошены, а опасность подстерегает на каждом шагу. Искать рожки у боевиков не имело смысла — вокруг джипа все горело, в том числе и их "жигули".

Но если есть дорога, значит, она куда — то ведет! Выбросив бесполезные автоматы, они налегке пошли в горы, пробираясь по еле заметной тропинке и не упуская из виду дорогу. Начало октября выдалось сухое и теплое, а днём, когда ярко светило солнце, было даже жарко. Но ближе к вечеру похолодало и девушкам в легких джинсовых костюмчиках было зябко.

Часа через три с половиной, усталые, проголодавшие и озябшие, они вышли к какому — то горному селу и постучали в ворота первого попавшегося дома. Темнело, во дворе лаяли собаки и только через несколько минут из — за ворот женский голос на чеченском языке что — то спросил.

— Мы заблудились в горах, а уже темно, — просительно сказала Лариса, надеясь, что женщина понимает по — русски. — Пустите нас на ночлег?

Дверь в воротах открылась, и выглянула женщина лет тридцати или больше, закутанная в большой темный платок. Рядом с нею из двери выглядывал старик, опираясь на сучковатую палку. Он внимательно оглядел девушек, и что — то сказал женщине, после чего она посторонилась, давая им возможность войти. Девушки переглянулись и облегченно вздохнули — боялись, что их не впустят.

Женщина привела их к какому — то сараю, открыла дверь и жестом руки пригласила зайти туда. Недоумевая, девушки зашли в темный сарай, пытаясь рассмотреть, что там находится. Пахло сеном и чем — то ещё, но в темноте ничего невозможно было разобрать. Внезапно женщина захлопнула дверь, и звякнула закрываемая щеколда на дверях.

— Эй, ты чего, — застучала Лена в дверь. — Куда нас поселила?

— Наверное опасается чужих людей, — сказал Лариса, пытаясь в темноте рассмотреть сеновал. — Ладно, черт с нею, давай хотя бы на сеновале раз в жизни поспим.

Напряжение последних часов дало себя знать, и они, зарывшись в сено и немного согревшись, моментально уснули.

На рассвете лучи встающего из — за горизонта светло — оранжевого осеннего солнца пробились через щели сарая и девушки, поеживаясь от утренней прохлады, проснулись.

— Ну что, нас выпустят, наконец, из заточения? — зевая, спросила Лена. — Надо сходить в туалет, умыться, покушать и сразу же в путь, пока нас не нашли бородатые мужики из Урус — Мартана.

Во дворе кричали петухи, слонялись два огромных лохматых пса, а возле задней стенки сарая копошился какой — то мужчина, одетый в лохмотья.

— Смотри, такая рань, а селяне уже вкалывают в поле, — удивилась Лена.

— У них в аулах, как у нас в деревнях: ложатся затемно и встают с рассветом. Такова деревенская жизнь, — философски заметила Лариса.

Вставать в такую рань ей не хотелось, но нельзя обременять хозяев своим присутствием. Да и в путь пора, пока их здесь не нашли боевики из Урус Мартана.

— Никогда не спала в сене. Представляешь, что станет с нашими костюмами, если проведем ещё одну такую ночь! — сказала Лена, выползая из сена.

Она отряхивала свой джинсовый костюм, недавно купленный в Мюнхене и с сожалением констатировала, что его пора отдавать в химчистку. А ведь стоил он совсем недешево!

— Скорее бы добраться до химчистки, а то будем выглядеть бомжихами. У меня не выходит из головы, Лен, эпизод с появлением этого журналиста. Случайность или кто — то сдал?

Лариса вылезла из сена и тоже начала отряхивать свой костюм. У Лены костюм светло — голубого цвета, а у неё темно — бурячкового, поэтому все соломинки и осевшая на нём пыль были более заметны. Но светло — голубой цвет хорошо гармонирует с Ленкиным цветом волос, а ей больше подходит именно такой цвет. Даже Денисов заметил, как ей в нём хорошо. Хороший парень, этот Денисов, хоть и большой растяпа и строит из себя крутого. Но все мужики, как дети, и даже Вадька пытается выглядеть круче, чем есть на самом деле. Не понимает, дурашка, что ей нужен не крутой, а надежный!

А костюмчик жалко — не успела поносить, а уже надо сдавать в химчистку! И туфельки из мягкой кожи под цвет костюма с небольшой танкеточкой тоже имеют такой вид, что даже московские бомжихи постеснялись бы их носить. А сапожного крема такого же цвета нет, да и врял ли его здесь в Чечне достанешь.

— Ларик, мы стали похожи на бомжих. Не находишь? — произнесла Лена, яростно отряхивая костюм. — Ведь могла же хозяйка в дом пустить, так нет, в сарае заперла, идиотка!

— Да, хозяева попались нам что — то не больно приветливые. Где же их кавказское радушие? Но мне больше интересен другой вопрос: как могло так получиться, что в самый ответственный момент появился этот тип и сорвал нам операцию? Неужели те, кто обеспечивал поддержку, не знают о связях этого Черницкого?

— Безусловно знают. Насколько я понимаю, те, кто готовил операцию, не удосужились поставить контрразведке задачу блокировать перемещения этого типа. Вот на таких "мелочах" и сыпятся наши коллеги. И мы едва не стали жертвой недоработки своих же служб.

— Лен, а ты уверена, что Фатхи мертв? Ты надежно его завалила?

— Ларик, сто пудов. И бумаги у нас. Так что задание, можно считать выполнено. Нам бы только выбраться отсюда. И зря ты не замочила журналиста. Не подними он тревогу, у нас было бы время бесследно исчезнуть. А так еле унесли ноги и неизвестно, сколько ещё неприятностей впереди.

— Да я и сама себя ругаю за это. Ведь сколько нам твердят, что мы не сестры милосердия, а спецназ. Но нам хоть кол на голове чеши!

— А я понимаю тебя и ни в чем не виню. Конечно, прописные истины действий диверсионно — разведывательных групп любой страны диктуют: не оставлять следов и свидетелей. И "боевой устав разведки" — документ очень жесткий и в корне противоречащий уголовному кодексу. Но мы, ведь, не роботы! Может прав был Буланов, когда говорил, что нам надо не в диверсанты, а в кухарки? С Фатхи понятно: полез в террористы, получи по заслугам. А с этим безоружным говнюком, конечно, психологически сложнее. Но его надо обязательно судить. Ведь есть же уголовное законодательство!

— Законодательство — то есть, но от этого не легче. Кто его исполнять будет, если спецслужбы разгромлены. Уничтожь иммунную систему любого живого организма и он тут же прекратит своё существование. Вот и с Советским Союзом покончили, начав громить КГБ и другие спецслужбы. Я небольшой знаток истории, но мне кажется, что в истории человечества не было ещё такого случая, чтобы правительство разгромило собственную страну.

— Россия — страна чудес! Но давай, Ларик, вернемся на землю. Не стоит злоупотреблять гостеприимством хозяев, если, конечно, поселение в этом хлеву называть гостеприимством. Надо отсюда выбираться и делать ноги на север, в Моздок.

Лена приникла к дыре в стене и окликнула мужчину, возившегося недалеко от их сарая.

— Эй, товарищ, не могли бы вы нас открыть? Мы уже проснулись.

— Как же я могу вас открыть? — тихо сказал он, подойдя ближе. — Вы что, не поняли, что произошло?

— А что произошло?

— Вы попали в рабство, как и я в своё время.

Лена, улыбнувшись, посмотрела на Ларису, и та подошла ближе к щели, рассматривая мужчину. Плоская шутка совершенно не воспринимается, когда хочется в туалет.

— Позовите, пожалуйста, хозяйку, которая нас вчера впустила, — попросила Лариса. — Нужно, чтобы она нас срочно выпустила. Мы в туалет хотим.

— Туалет у вас там, в сарае. Вы понять, что ли, не можете? Вы рабыни и будете жить там, пока не приедет хозяин. Он приедет и переведет вас в другое место. Или там в сарае и будете жить. Нас, рабов, здесь трое. Мы живём в яме. Так что у вас ещё отличные условия.

— Идиот! — выругалась Лариса.

Мужчина был явно ненормальный. Надо постучать в дверь и просто позвать хозяйку! Лариса так и сделала, и приникла к щели. Во дворе какой — то малыш лет шести — семи бил палкой мужчину в таких же лохмотьях, как и тот, который копошился сзади сарая. Мужчина старался прикрыть от ударов голову, а мальчишка норовил его ударить по голове.

Когда Лариса постучала, к двери с лаем бросились свирепые псы и мальчишка, перестав бить мужчину, подошёл к сараю. Он попытался просунуть конец палки в щель, чтобы ударить Ларису, и она вдруг осознала, что мужчина за сараем не обманывал. Она и раньше слышала слухи о рабах в Чечне, но всерьёз их не воспринимала. Офицеры спецназа, побывавшие в Чечне, рассказывали, что при зачистке селений от бандформирований обнаруживали множество так называемых "зинданов" — домашних тюремных камер в подвале с металлическими решетками. В них держали узников, за которых требовали выкуп или которых собрались продавать. Но в российских газетах об этом не писали. Зачистками возмущались, но о рабах ни слова, поэтому и не очень верилось в то, что в Чечне процветает рабство и торговля людьми.

Мальчик прыгал, строил ей рожицы, что — то кричал на чеченском языке, а потом снова взял палку и попытался просунуть её в щель. Лариса отошла от двери к задней стене, у которой стояла Лена и слушала рассказ раба. Звали его Володя, и находился он в рабстве уже двенадцать лет. Будучи плотником из Харькова, он с несколькими друзьями, поддавшись уговорам заезжих чеченцев, отправился на заработки в Чечню, где у них отобрали паспорта. С тех пор он сменил четыре хозяина — его передавали друг другу чеченцы — родственники, как какое — нибудь орудие труда.

— За все эти годы я не разу не ел досыта. А бывает, что вообще по нескольку дней никакой еды не дают, — рассказывал Володя. — Относятся к нам, как к собаке, притом все — и старики, и молодые, и мужчины, и женщины.

Он шамкал, потому что у него во рту не было ни одного зуба и девушки подумали, что их выбили при многочисленных побоях.

— Но самое страшное — это маленький гадёныш. Ахмедом зовут. Бывает берет палку и старается выколоть глаз, а мать стоит рядом и смеётся. Недавно одного из наших, Семеном звали, убили за то, что не выдержал издевательств пацана и напал с ножом на его отца, который здесь же стоял и науськивал сына. Семена захватили в плен ещё зимой в Грозном. Служил офицером в танковых частях. Так они его уложили на землю, нам, рабам, приказали держать его за руки и за ноги, а чеченцы взяли двуручную пилу и распилили его. Он лежал на животе, и страшно кричал, когда пилили позвоночник. А на следующий день привезли какого — то старика и ножом отрезали голову.

Девушки не знали — верить в эти страшилки или нет, но ужас проникал в сознание и леденил душу. Услышанное их шокировало. СМИ наполняли истерические вопли правозащитников и гуманистов, они требовали "Прекратить преступную войну против собственных граждан!", обличали "рецидив имперского сознания" и восхваляли "героических горцев, сражающихся против империи — угнетательницы!".

СМИ шельмуют армию и спецслужбы, которым правительство связывает руки, а европейские "миротворцы" требуют начать переговоры с террористами под контролем ОБСЕ, вместо ликвидации бандитских очагов. В Лондоне Лариса негодовала из — за того, что Англия когда — то натравливала османов на Россию. А ведь российские правозащитники и гуманисты не англичане, они свои, русские. Предательство своего народа — самое страшное человеческое преступление. Но из каких соображений они это делают? Неужели все они куплены? Но кто же тогда покупатели?

Согласно бумагам, которые они обнаружили в захваченной ими папке Антона Черницкого, он работает корреспондентом Русской службы Би — би — си. Вольно или невольно, но он сорвал им операцию, сдал их врагу и поставил на край гибели. А ведь он тоже русский.

Якшается с бандитами, а в это время гибнут молодые ребята, призванные в армию. И этим ребятам, захваченным в плен, отрезают головы или живых перепиливают пилами те же бандиты, с которыми дружит Черницкий! Сложнейшая многоходовая операция сорвана аккредитованным в Москве корреспондентом иностранного агентства, известным своей дружбой с террористами. Но, безусловно, никакой ответственности за это не понесет. Не понесут наказание и те, кто предоставил ему возможность свободно передвигаться из Москвы в Чечню и обратно. Что же творится со страной? Как же такое вообще может происходить? И зачем они полезли в это пекло? Кого они здесь защищают, с кем и за что воюют?

Малыш подкрался незаметно, и не успели девушки предупредить Владимира, как на его ухо обрушилась палка. Прибежала женщина, которая впустила их и начала кричать на мужчину. Он не имел права разговаривать с рабынями, и женщина обещала, что приедет Рахим, и отрежет ему язык.

— Уши тебе оставит, чтобы мог слышал приказания. А язык тебе больше не понадобится, — кричала она, а малыш Ахмед лупил его палкой по спине.

— Я их обоих убью, — мрачно произнесла Лена. — И мать, и её сынка.

— Лучше их передать рабам, — посоветовала Лариса. — Они сделаю всё лучше нас. Только сначала отсюда надо как — то выбраться.

Они легли на сено, и их охватил липкий страх, сковывающий волю и вызывающий дрожь во всём теле. В такие переделки они ещё не попадали. Никогда не думали, что станут рабынями, и непонятно, как выбраться из этой ситуации.

Конец III — го тома.

Примечания: