«Бархатная гостиная» была все же поприличнее бара Рэндалла. Во-первых, спиртное тут наливали из марочных бутылок, и вкус у него был не такой, от которого кажется, что после пары бокалов ослепнешь на неделю. Во-вторых, обивка нормальная — положим, стильной ее тоже не назовешь, разве что имея слабость к бархату, но все лучше, чем голые доски. А в-третьих, «Гостиная» располагалась не где-нибудь глубоко под землей, среди путаницы тоннелей, под твердой корой Кармеллы‑2 — она находилась на поверхности, и в небе, среди мерцающих огней атмоскребов, возвышающихся вокруг, словно светящиеся грибы, были видны настоящие звезды. Глаза Дженны Макилрой то и дело сами собой обращались к ним, когда они вспыхивали в поле бокового зрения, иногда перемежаясь проносящимися мимо маячками какого-нибудь грузового корабля или пассажирского лайнера. Она старалась не думать о том, что это за корабли, откуда прибыли и куда направляются. Галактика слишком велика, гадать можно только вслепую, а это вернейший путь к паранойе.

— Могли бы уже, кажется, и безопасную атмосферу обеспечить, — заметил Апирана Вахаваха со своим необычным, мягким, певучим маорийским акцентом, поднимая первую и единственную за весь вечер кружку пива и почесывая темный завиток «тамоко» на щеке.

Для немедленного устрашения противника «Большой Ап», безусловно, подходил лучше всех из экипажа «Кейко», универсального грузового космического корабля, который вот уже четыре стандартных месяца был для Дженны родным домом. Апирана был человеком выдающимся во всех смыслах — от телосложения и голоса до масштаба личности, — а племенные татуировки, покрывавшие большую часть его тела, придавали ему в глазах Дженны что-то инопланетное, диковинное даже для этой галактики чудес. Надо сказать, спиртного он почти не пил, а если и пил, то наливал только раз и цедил потом не спеша, потихоньку.

— На звезды полюбоваться, конечно, приятно, но иногда и прогуляться хочется, сами понимаете.

— Я слышал, они над этим работают, только у них еще не все готово, — отозвался Икабод Дрифт. В противоположность непьющему маори тощий, как хлыст, капитан «Кейко» уже на треть осушил бутылку виски и, судя по всему, снижать темп не собирался. Какие-то там растения, что ли. Правда, одним звездам известно, сколько еще времени пройдет, пока можно будет дышать.

— Да и не будут они особенно–то стараться, — вставил Михей ван Шакен, потягивая из высокого стакана голландский лагер — как он уверял, лучший во всей галактике, хотя остальные члены команды в один голос утверждали, что больше всего он похож на разведенную водой мочу. — Стоит человеку выбраться наружу, как ему в голову лезут всякие мысли о свободе, а для правительства это нож острый. — Он убежденно кивнул. — Человека надо держать за стальными стенами и толстыми стеклами и говорить ему это, мол, все ради твоей же безопасности. Пусть думает, что без них пропадет, привыкнет к тому, что тюрьма ему дом родной, — еще и спасибо скажет.

— Ты у нас прямо неиссякаемый источник оптимизма, — усмехнулся Дрифт, и в белизне улыбки сверкнул серебряный зуб.

Бывший солдат только языком прищелкнул.

— Смейся–смейся, а я‑то видел, что свобода с человеком делает. Убивает, вот что.

Он умолк и уставился в свой стакан, словно не мог оторваться от зрелища лопающихся пузырьков.

«Что он там видит? — подумала Дженна. — Залпы зениток? Кровавые ошметки?»

Когда человеческая популяция заселяла галактику, это не было похоже на мирную утопию, как, возможно, надеялись идеалисты. Стоило людям оказаться за пределами Первой Солнечной системы, как сдерживающая сила закона на них уже почти не действовала, а те редкие планеты или схожие с ними по размерам спутники, которые могли похвастать атмосферой, подходящей для выживания организмов земного происхождения, и не требовали серьезного терраформирования, представляли для них чрезвычайную ценность.

Неудивительно, что в необъявленных войнах за пригодные для жизни миры и богатые полезными ископаемыми спутники пролилось немало крови и что все, кто мог, вводили туда войска под прикрытием деклараций о «защите наших интересов». Михей служил в свое время в пограничной охране Европейского Содружества, но, по-видимому, в конце концов ему надоело сражаться ради обогащения всех подряд, кроме себя самого. Из бывших солдат далеко не он один пришел к таким выводам, и Дженна никого из них не могла винить.

— Думаешь, свобода — это так плохо? Попробовал бы, каково без нее, — многозначительно проговорила Цзя Чанг.

Краснозвездная Конфедерация была одним из самых авторитарных правительственных конгломератов, и Цзя и ее брат Куай не скрывали, что мечтают заработать денег, чтобы забрать родителей из Чэнду, со Старой Земли. «Кейко», само собой, нечасто заходил в системы, принадлежавшие Конфедерации, — с китайским языком у Дрифта было не очень, да и с русским немногим лучше, — однако, по отзывам, правила легальных грузоперевозок там установлены такие свирепые, что получить работу в качестве независимого подрядчика почти невозможно. А «серые» заказы контролировали бандиты — пожалуй, еще жестче.

— Они озеленят спутники этой планеты, если это в человеческих силах, — твердо заявила Тамара Рурк. Кивком она указала на сине-зеленый полумесяц Кармеллы Прайм, огромного газового гиганта, видневшегося в паре верхних окон. — Света здесь достаточно, чтобы растения выживали даже при таком орбитальном цикле, а это хорошие условия для озеленения, такой шанс нельзя упускать.

Михей только хмыкнул. Была у нелюдимого голландца такая манера, Дженна уже заметила: высказать свое мнение, но от дискуссии уклониться. Военная служба мало способствует разностороннему мышлению, там ведь подход такой: «Еще шевелится? Значит, стреляй». За этим, по правде сказать, Михея и взяли в команду.

— Так что, какие планы? — спросила Дженна. Она, как самая молодая и к тому же новенькая в экипаже, все еще остро чувствовала, как невысок пока ее статус, даже если остальные никак этого не подчеркивали.

Дженна пришла в бар на Большом Франклине в отчаянной надежде найти хоть какой-нибудь способ покинуть планету, хотя ей катастрофически не хватало на билет, но бесплодные поиски корабля, готового принять ее на борт, вылились в попытку утопить горе в вине, так что и тех денег не осталось.

Она плохо запомнила тот вечер — кажется, как-то так вышло, что она разговорилась с Тамарой Рурк, а потом потащила ее за дверь — показать, как здорово умеет взламывать электронные замки, даже когда пьяна в стельку. Этот фокус помог ей получить место на «Кейко», хотя едва не навлек на их головы гнев местных органов правопорядка, но Дрифт списал это на неизбежные трудности начального периода. И до сих пор она проявляла себя хорошо: умело добывала информацию, к которой им был закрыт доступ, на ходу прописала новый идентификатор, когда им вдруг понадобилось выдать свой корабль за другой, и, наконец, устранила неполадки, из-за которых голографический экран все время трясся, как в эпилептическом припадке, если только кто-то не обопрется на него с другой стороны. Вот стрелять она толком не умела, хоть убей, потому-то ее и оставили на борту «Ионы», межпланетного челнока, во время последних приключений.

— План такой, — отозвался Дрифт, потягивая виски и прерываясь, только чтобы выпустить изо рта колечко ароматного дыма с видом почти искреннего наслаждения, зайти завтра еще раз в офис Управления юстиции и посмотреть, не назначили ли там соблазнительного вознаграждения еще за кого-нибудь.

— По второму разу один и тот же трюк не сработает, — предостерегла Рурк.

Она сняла шляпу, открыв коротко остриженные волосы — густую черную копну без единого проблеска седины. Никто, похоже, не знал возраста Тамары Рурк, даже Дрифт, который вот уже девятый год проводил с ней бок о бок почти все время. Дженна подозревала, что ей хорошо за сорок — пожалуй, она старше капитана, хотя, если судить но лицу, легко промахнуться лет на двадцать и в ту и в другую сторону, в зависимости от того, насколько баловала ее жизнь. К тому же, кто ее знает, вдруг она «Буст» пьет, чтобы замедлить процесс старения. Черты лица, не слишком–то женственные, хотя и тонкие, мальчишеская фигура и неожиданно густой голос вполне позволяли ей при необходимости выдать себя за мужчину. Рурк никогда об этом не заговаривала, но Дженна хотя и смутно, но с острой неловкостью припоминала: кажется, ее первый контакт с экипажем «Кейко» на самом деле начался с того, что она спьяну попыталась познакомиться с «этим парнем».

— Нельзя быть такой пессимисткой, — упрекнул Дрифт помощницу, прищелкнул языком и поднял палец. — Подумай, как здорово можно заработать! Это если посчитать, сколько мы сегодня загребли. — Он мысленно пробежался по списку. — Хватит, чтобы починить гравитационную панель генератора Хайма в грузовом отсеке, заменить теплозащитные экраны на «Ионе», подзаправиться, да еще и на выпивку останется. За один день работы!

— День работы, за который мы чуть голов не лишились, — отрезала Рурк.

Дженна еще не научилась как следует подмечать едва уловимые перемены в выражении ее лица, по которым только и можно было отличить наигранную невозмутимость от абсолютной серьезности. Обычно — и сейчас тоже — она предпочитала перестраховаться и принять Тамарины слова всерьез. Апирана говорил, что видел однажды, как Рурк смеялась, но Дженна не знала, верить ему или нет.

— Все было полностью под контролем, — стоял на своем Дрифт, с ослепительной улыбкой поднимая бокал. — Мы же за них работу делаем, закон охраняем!

В этой паре он был шоуменом, ярмарочным зазывалой при суровой старшине Рурк. Пока люди соображали, что стоило бы, пожалуй, обратить внимание на тонкую темную фигуру на заднем плане, их, как правило, успевали обжулить, взять на слабо или втянуть в серьезнейшие неприятности.

— А по–моему, пора отсюда сваливать, — возразил Апирана. — Вот если бы сначала отловить несколько мелких сошек, а потом уже Ксанта завалить — это еще ладно. А теперь попробуй вотрись в доверие, когда наши имена уже на слуху. Ксанта найти было нетрудно. А вот те, что помельче, — дело другое. Все, кто что–то знает, будут держать язык за зубами, так что положение у нас будет не лучше, чем у юститов. А то и хуже — у них–то власть, а у нас одни пушки.

— И пушек хватит, — сказал Михей.

— Это если мы сами станем законы нарушать, — язвительно заметил Апирана.

Михей только плечами пожал и вернулся к своему пиву. Он всегда считал, что грубая сила — это язык, способный убедить кого угодно.

— Я предпочитаю остаться на стороне закона, — вставил Куай, вертя в пальцах висящий на шее талисман — фигурку дракона.

Он не добавил «хоть раз», но и так было понятно. У Дрифта и Рурк подход к законам любых правительств по всей галактике всегда одинаков: первым делом целесообразность, а потом уж повиновение порядку.

— Ну да, у тебя же самая опасная работа, в машинном–то, — фыркнула Цзя и крепко постучала себя по груди. — А мне — знай вычисляй слепые зоны, удирай от охраны, прячься под хвостом у грузового корабля, чтобы замаскировать наш след выбросов, с риском зажарить нас всех в обратном потоке, рассчитывай переходы из одной системы в другую…

— И если ты где–то проколешься, мне тоже или смерть, или решетка, — возразил Куай. — Разнылась тут.

— Если я говорю, что предпочитаю поменьше рисковать жизнью или свободой, это еще не значит…

— Cállate, — вздохнул Дрифт, и брат с сестрой послушно умолкли. Дрифт плеснул еще на два пальца виски, понюхал, пригубил и снова поставил стакан на стол. — Завтра утром я пойду в офис Управления юстиции, посмотрю, есть ли что-нибудь такое, с чем стоит связываться. Есть — значит, сделаем доброе дело и получим за это денежки. А если нет… Тогда прикинем, какие у нас еще варианты.