Этой ночью мой желудок рычал, как ходячие трупы за окном. Я наблюдал за монстрами из безопасного укрытия и обнаружил, что пускаю слюни. Скорее бы рассвет превратил их в куски гнусного, но питательного мяса.

Я примечал, где именно возникают зомби, и говорил себе, что я теперь – стервятник. Ведь именно так называют тех, кто питается падалью. Гиена, гриф, могильный червь – вот мои нынешние коллеги.

Кажется, я где-то слышал, что первые люди как раз и были стервятниками. Они отгоняли мелких конкурентов от обглоданных трупов. Может, это и правда, а может, я просто утешаю себя.

Моё дерево с факелами, во всяком случае, годится для выслеживания мертвецов.

«Может, и не зря я их там повесил», – подумал я, не представляя, насколько оказался прав.

Чуть позже я заметил, что зомби и другие монстры не возникают в круге света от факелов и поблизости от него. Они рождаются в лесу, на лугу, у лагуны – даже на пляжах, насколько я мог видеть из бункера. Но не вблизи светящегося дерева.

– Неужели они могут возникать только в темноте? – спросил я вслух – и получил неожиданный ответ со стороны пляжа.

В дверь ударили кулаками, послышались злобный вой и стоны.

– Доставка мяса, – деловито отметил я и пошёл по туннелю.

Ну да, зомби колотил в тонкую деревянную перегородку. Я поразился, насколько иначе теперь воспринимались попытки монстра проломиться ко мне.

– Ты там оставайся, – посоветовал я мертвецу. – В этом мире ты – замена доставщика пиццы.

Зря я про пиццу. Сразу нахлынули воспоминания о вкусе настоящей еды. Пицца, лапша, карри с цыплёнком… а-ах. Не знаю, что я предпочитал дома. Но здесь всё звучит так вкусно!

Я погрузился в кулинарные воспоминания, истекая слюной при мысли о разнообразнейших блюдах, которые доступны в моём мире, и услышал обычный тоненький визг горящего зомби. Взошло солнце. Ходячий агрессивный труп сейчас превратится в мясо.

– Ну не смешно ли, – поведал я горящему трупу. – Ты хотел меня съесть, правда?

Спустя секунды я уже пожирал смрадную плоть.

– Будь благодарен за то, что имеешь, – напоминал я себе между глотками благословенного молока.

А мне было за что благодарить. С последним глотком я ощутил, что моё тело полностью исцелилось. Исчезли синяки, перестала болеть голова, щиколотка без всяких проблем выдерживала вес тела. Даже дыхание стало ароматным и свежим, что, если подумать, тоже насмешка судьбы, – ведь я набил брюхо гнилью.

– Будь благодарен, – повторил я, безуспешно пытаясь выгнать из головы воспоминания о человеческой еде.

Тортильи с сыром, жареная картошка с кетчупом, черничные блинчики с кленовым сиропом, жареный бекон…

– Надо добыть настоящей еды, – решил я и пошёл к своему крошечному огороду.

Увы, напрасно. Новые ростки вытянулись со вчерашнего дня едва на мини-куб.

Ох… Я вспомнил вчерашнее фиаско и скривился. Может, если бы я не испортил всё так бездумно, смог бы позавтракать тарелкой горячей свежей каши, а не трупятиной?

– Не зацикливайся на ошибках, а учись на них, – посоветовал я себе.

Надо возвращаться от грёз к реальности. И к прошлым ошибкам, из которых я смог извлечь по-настоящему полезный урок. Семена, посаженные ближе к морю, росли быстрее других.

«А ведь я был прав насчёт воды, – возбуждённо подумал я. – Просто не так её использовал».

Мне захотелось стукнуть себя по лбу. Надо не лить воду на семена, а подвести её к ним! Всё так очевидно и просто. Ну почему я не додумался раньше?

Я подхватил лопату и выкопал траншею до огорода. В канаву хлынула вода, но, по странным законам этого мира, заполнила канаву лишь до половины. Я взял ведро, зачерпнул куб воды, вылил её в конце канавы – и узнал новый странный закон странного мира. Если поместить два куба воды на расстоянии трёх блоков, то пространство между кубами целиком заполнится водой – причём вода там будет постоянно, даже если её постоянно выкачивать. Так водой объемом до двух кубов можно наполнить целое озеро или даже океан. В общем, в этом мире вода порождает воду.

Знаете, отчего я столько внимания уделяю скучным мелким деталям? Потому что чуть позднее они спасли мне жизнь.

Но не будем забегать вперёд.

Я посмотрел на заполнившуюся траншею и вспомнил сказку о нетерпеливой лягушке, которая пыталась заниматься огородничеством. Вполне в её духе я завопил:

– Расти, моё зерно!

Хихикнув над своей (а скорее всего, пришедшей в память чужой) шуткой, я приготовился ждать, чтобы начать комбинировать пшеницу с пшеницей (если это была она, конечно).

– Терпение, – напомнил я себе, стараясь не думать о том, сколько ещё зомбятины придётся запихнуть в глотку. – Только терпение.

Справа плеснуло. Я повернулся и увидел спрута.

– Знаешь, на этом острове – вернее, поблизости от него, есть кое-что, чего я ещё не пробовал, – доверительно сообщил я монстру.

Я чувствовал себя очень уверенно. Ко мне вернулись силы и – что самое важное – гиперисцеление. Я пылал желанием новых свершений и побед, особенно когда победа сулила приличную еду.

– Время морепродуктов! – заорал я, схватил топор и прыгнул в воду.

Чувствуя угрозу, спрут испустил струю воды и отплыл подальше.

– Правильно! – похвалил его я. – Помнишь, ещё недавно я боялся тебя?

Моя добыча держалась у самой поверхности, сама подставилась под удар. Я остановился, занёс топор, и погрузился в воду. Беззвучно смеясь – я уверен, тварь засмеялась, – спрут уплыл прочь.

– Вернись! – завопил я и поплыл вслед. – Возвращайся и лезь в мою печку!

Я гнался за спрутом до южного берега, пытаясь одновременно плыть и замахиваться. На тот случай, если вы не поняли, объясню: это невозможно. Этот мир не даёт мне почесать голову, одновременно похлопывая себя по животу. Точно так же он не позволяет во время плавания заниматься чем-то ещё, кроме плавания. Я усвоил это после пяти трагикомических минут.

Затем спрут ушёл на глубину, а я поплёлся на берег под критический взгляд Му.

– Ну, не надо ничего говорить, – попросил я её. – Пришло время мастерить новую лодку.

Я её сделал. Пошёл на ней за целой стаей спрутов. Я выворачивался чуть ли не наизнанку и рубил воду.

Увы.

Уж в этой неудаче нет вины мировых законов. В принципе оно возможно. Думаю, вы уже пробовали, и у вас получилось. А я? Хорошо, что никого не было поблизости, и никто не заметил, насколько нелепо я выглядел.

Хм, почти никто.

– Му-у-у, – донёсся с берега критический голос.

– Ну да, почему бы тебе самой не подплыть и не попробовать? – ядовито осведомился я – и секундой позже понял, что она пыталась меня предупредить.

Оказывается, я отплыл далеко от берега – а с минуты на минуту зайдёт солнце.

– Завтра я попытаюсь снова, – пообещал я Му и заскользил назад, к берегу.

Та лишь фыркнула.

– Нет, я обязательно попробую! – упрямился я, хотя знал: она права.

На пути к своему наблюдательному пузырю я осознал, что моя идея рубить с лодки – тупиковая. Нужен другой метод и подход, возможно, совсем другой инструмент.

Солнце сменилось звёздами. Я стоял и думал, как поймать спрута. Но этой ночью идеи не хотели приходить в голову. Мысли бродили туда и сюда, не позволяя сосредоточиться на чём-то одном. Я вспоминал то первые дни на острове, то наблюдения через окно, то свой прежний мир. О нём вспоминалось немногое и туманное: раздражённые, покрасневшие глаза, болезненные судороги в пальцах, онемевшая от слишком долгого сидения задница. Что бы это всё значило? И почему сейчас? Словно мой мозг заволокло плотным туманом, и я понял это лишь теперь.

– Надо думать! – приказал я себе, отчаянно желая потереть виски.

Из леса вышел скелет. При виде монстра я понял, какой чепухой забит мой мозг.

– Лук! – воскликнул я и посмотрел на стрелу в поясе. – Почему я не подумал раньше?

Я ведь так долго хотел добыть лук – и почему-то забыл о его возможностях. К счастью, скелет показался за пару минут до рассвета. Я смог добыть и лук, и ещё одну стрелу.

– Вот теперь вы увидите, – похвастался я Му, завтракавшей в компании пары овец.

– Бе-е, – отозвалась чёрная, которую я назвал Кремешком.

– Правильно, – согласился я. – Надо тренироваться.

И я стал тренироваться. Всё утро я стрелял в дерево и сделался неплохим лучником. Я выяснил, насколько нужно поднимать лук и как натягивать тетиву, чтобы стрелять на нужное расстояние. К полудню я почувствовал себя готовым поработать с живой мишенью.

– Вы готовы? – спросил я у своей звериной аудитории. – Глядите, как работают мастера!

Животные даже не повернулись ко мне. Не доверяют.

– Вы погодите, – посоветовал я. – Вскоре явится печеный спрут.

Я приметил ближайшего спрута в дюжине блоков от берега, натянул тетиву, тщательно прицелился.

– Свись, – прошептала стрела и устремилась к цели.

– Ха! – крикнул я, когда стрела отыскала цель.

Спрут покраснел, испустил струю дыма, превратился в маленький чёрный объект, похожий на внутренний орган, и утонул.

Я не повторю тут слово, которое тогда прокричал. Не сказать чтобы я гордился своими неприличными словами, но, если бы давали приз за умение выдавать продолжительные и в особенности мерзкие ругательства – я бы его точно получил.

– Фрр-р, – выдохнула позади корова, будто говоря: «О чём ты думал? Ты составил план спасения мяса и стрелы?»

– Не знаю, – уныло ответил я.

Мне только теперь пришёл в голову способ не потерять стрелу.

Надо было что-нибудь привязать к ней или найти, как сплести сеть… или хотя бы подождать, пока он подплывёт ближе к берегу. Но почему я подумал об этом только сейчас?

Я принялся нервно расхаживать туда-сюда.

– Идиот! – пробурчал я. – Чёртов кретин!

Жаль, этот мир не позволяет хорошенько стукнуть себя же.

– МУУ! – перебила меня суровая подруга.

Я остановился и невольно взглянул на неё:

– Ты права. Бить себя – нелучший выход.

– Му-у, – спокойнее заметила корова, будто говоря: «Вот так-то лучше».

– Я знаю, я не идиот, – спокойно заметил я, – но с моим разумом что-то не так, словно он включается лишь иногда.

Я снова принялся расхаживать, теперь уже не столько в гневе, сколько в задумчивости.

«Хм, это не паника, не голод, но что-то новое. Хотя, не совсем». Я чувствовал: оно накатывает. Но лишь теперь, когда я сыт и перепуган до смерти, я могу хорошо рассмотреть эту умственную грязь.

Я ощутил, как во мне нарастает тревога. Только этого мне и не хватало!

– У вас есть идеи? – осведомился я у животных. – Отчего это может быть?

Му вместе с Кремешком и Облачком, второй овцой, дружно посмотрели на меня.

– И я без понятия, – признался я, глядя на заходящее солнце, – и это меня жутко волнует.

Я поплёлся в своё подземное убежище, попытался сосредоточиться на рыбалке, затем посмотрел на жалкий обрывок шёлка в рюкзаке. Одна попытка за верстаком – и стало понятно: к стреле шёлк не привязать. Из одной нити не сплести сетку. Нужны ещё нити, или…

Я оторвал взгляд от верстака, посмотрел за окно, где на темнеющем лугу паслись овцы.

Шерсть!

– Так вот для чего стригальные ножницы! – закричал я. – Они – для сбора шерсти!

Воодушевившись новой теорией, я принялся скандировать свой «путь чётырёх П и одного Т». Ножницы – из железа. Железо – значит, долбить гору. То есть нужно больше факелов и кирок. Подгоняя лениво ползущие мысли, я смог запланировать, приготовиться и подготовиться, и отправился вниз по спиральной лестнице за железом.

Не знаю, сколько это заняло времени. У меня трудности с его определением. Когда я добыл достаточно железа, чтобы выплавить пару ножниц и прийти с ними к моим овечкам, прошло, наверное, полтора дня.

– Не беспокойся, – нервно предупредил я, поднося У-образные ножницы к моему Кремешку. – Больно не будет.

Про себя я взмолился: «Ну пусть не будет больно!»

Металлические лезвия щёлкнули и срезали три блока чёрной шерсти.

– Да-да, сэр, три полных блока! – воскликнул я.

– Бе-е-е, – подтвердил мой не пострадавший, но совсем голый приятель.

– Не беспокойся, – заверил я его. – Всё отрастёт снова.

«Пожалуйста, пусть отрастёт», – взмолился я про себя и понёс шерсть назад, в комнату наблюдений.

Если бы мой ум был так же остёр, как эти ножницы, я бы управился за несколько минут. Но моему гаснущему рассудку потребовалось время до раннего вечера. Я пробовал шерсть с паучьим шёлком, шерсть с палками, шерсть с шерстью… пока додумался до шерсти с досками, солнце давно село. И это оказалось замечательно, поскольку три блока шерсти на три доски дали лекарство для затуманенного рассудка.

Я сотворил кровать. Честно говоря, ничего особенного, но так приятно посмотреть! Доски превратились в четвероногую раму, чёрная шерсть непонятно как превратилась в белую простыню, красное одеяло и мягкую белую подушку. Я поставил изделие в бункер и сделал то, чего не делал с момента прибытия сюда – зевнул.

«Надо отдохнуть, – подумал я. – Отчего это не приходило мне в голову раньше? Хм, да потому что устал и не мог нормально думать. Эх».

Я ещё не чувствовал усталости тела. Наверное, потому и не обращал внимания на время. Меня отвлекали жизненно важные сиюминутные нужды: пища, исцеление, как не стать обедом монстров. Я и не подумал об отдыхе для мозга. А вот теперь я забрался в маленькую кровать, уложил голову на подушку, натянул одеяло до шеи и выдал ещё один запоздалый зевок.

«А, так вот что значили те воспоминания», – напоследок подумал я.

Боль в затекших натруженных пальцах, боль в раздражённых глазах, онемевшая задница. Это точно воспоминания о бессонной ночи. Но что я делал ночью? Домашнее задание? Предавался хобби? Что лишало меня сна?

Мир потускнел.

«Завтра, – подумал я и снова зевнул. – Всё пойму завтра, потому что ничто так не прочищает голову, как хороший сон…»