«Ну что ж ты ко мне привязался-то…»

Опять сон, и снова не поймёшь, ночной кошмар это или явь.

Как будто идет она по берегу реки, своими ногами идёт, по колено в воде, а за ней неотступно следует Эйнштейн. Он ничего не говорит, только ей очень неприятно, оттого что он преследует её.

«Хоть бы сказал что-нибудь, что ли… — сердилась Надя, — что толку вот так, молча, ходить за мной?»

Она попыталась убежать. Ей казалось, что она бежит быстро-быстро. Даже воздух сопротивлялся её стремительному бегу, становился таким плотным и тягучим, но, оглянувшись, она опять видела его, идущего за ней спокойным шагом.

Проснулась. На душе неспокойно. Грязно как-то. Дышать тяжело.

«Наверное, надо форточку открыть, душно как-то».

Упершись руками в кровать, села. Во рту пересохло, голова кружилась, и почему-то было стыдно.

«Нет, не хочу… не хочу ни о чём думать… зачем всё? Всё равно ничего не получится… Ни-че-го… Это только в книжках да в кино хеппи-энд бывает, а в жизни…»

Она потёрла руками по своим бесчувственным бёдрам. Потом, придвинув к себе поближе инвалидное кресло, перенесла в него свое тело.

Посетив туалет, подъехала к алюминиевой кастрюле. Открыла её и достала оттуда бутылку водки.

«Нет, не буду, сопьюсь еще», — она поставила бутылку на место и закрыла крышку. Вздохнув, направилась к кровати, но, не доехав, развернулась и быстро, чтоб не передумать, поехала назад к заветной кастрюле, по дороге прихватив со стола стакан. Опять достала бутылку, налила полстакана водки и залпом выпила.

«Уф-ф-ф…»

Надя так и осталась сидеть, держа в одной руке бутылку, в другой — пустой стакан. Через несколько минут «лекарство» подействовало. Мышцы расслабились, в голове зашумело, и девушка, глубоко вздохнув, заткнула бутылку пробкой и поставила её назад в кастрюлю.

Рассвет застал её сидящей в своём кресле.

«Сегодня в санатории у кого-то свадьба, — подумала девушка, — а у меня день рождения… восемнадцать лет… кошмар…»

Внезапно Надя разволновалась. На глаза навернулись слёзы. Ей стало ужасно жаль себя, всеми брошенную и забытую калеку, руки задрожали, дыхание стало прерывистым, и она неожиданно захлебнулась слезами.

«О господи! Люди женятся. Они счастливы… Потом у них будет семья, дети, а я… А я никогда… Как это вынести!? Зачем тогда жить? Для чего?»

И она не нашла ничего лучшего, чем опять открыть свою кастрюлю.

В четыре часа пополудни в дверь постучали.

Надя спала, отвернувшись к стене, и стука не слышала, но дверь по совету главврача не закрывала — мало ли что, вдруг помощь понадобиться. А сегодня, после того как она, жалея себя и отмечая свой день рождения, выпила почти два стакана водки, ей уже было совсем всё равно. Она с грехом пополам сумела добраться до кровати и переползти на нее и моментально забылась в пьяном сне.

— Надежда Андреевна, — услышала она чей-то голос, который знала, но никак не могла вспомнить, кому он принадлежит, — с днём рожденьица вас!

Надя открыла глаза и увидела Константина Николаевича, врача, который так много для неё сделал. Он уже успел осмотреть Надино жилище. Заглянул он и в заветную алюминиевую кастрюлю и всё понял: жалко девочку… Помочь бы, но как? Да и своих проблем по самое не хочу…

— Здравствуйте, — наконец ответила она, потерев глаза ладошками, — а откуда вы… Вы помните? — удивилась она, догадавшись, что дата её рождения была записана в её истории болезни. — А это что, мне? — глаза её стали большими и круглыми, когда она увидела на столе букет цветов, стоявших в стеклянной вазе, и большого голубого кудрявого медведя.

— Тебе. Подарок.

— Спасибо, — пролепетала сухими губами, пряча глаза.

— А ещё мы сейчас с тобой оденемся и пойдём на свадьбу.

— Куда-а?

— На свадьбу. Я тебя со своим племянником и его друзьями познакомлю. Заодно и твой день рождения отпразднуем.

— Не пойду. Меня на свадьбу не приглашали.

— Приглашали. Вот даже пригласительный написали. Я его в твоей двери нашёл.

Доктор, конечно лукавил. Это он попросил невесту пригласить девушку и написать для неё персональное приглашение, зная её гордый характер. Дело в том, его племянник Богдан находился в стадии развития отношений со свидетельницей невесты, подругой Оксаны. И с Вадимом был знаком — учился на одном факультете университета. Вся честная компания жила в одном дворе, дружили с детства, и посему были приглашены на свадьбу и Константин Николаевич, и его жена Татьяна, и ближайшие соседи. Некоторое время назад Коваленко позвонил капитан Малёваный и, обеспокоенный тем, что Надя начала выпивать, попросил, чтобы он время от времени тоже проведывал девушку. Анатолий Иванович, то ли по доброте душевной, то ли в силу своих профессиональных обязанностей, чувствовал ответственность за Надю. Не мог он пройти мимо её судьбы. Почему? Он и сам не знал — не мог, и точка.

Надя удивлённо посмотрела на красивую открытку и бросила:

— Всё равно не пойду.

— Почему?

— Мне надеть нечего.

— Надя, не выдумывай. У тебя вот есть красивый свитер. А ножки мы тебе закроем этим симпатичным одеяльцем, что мишка с собой принёс.

— Какое одеяльце?

— Ну как же! Вот он же сидит на нём… А ну, давай-ка его сюда, мы Надюхе ноги накроем, а ты так посиди, у тебя попа толстая, мягкая. Слушай, Надя, ты когда-нибудь видела кудрявых медведей?

— Нет, не видела, — зазвенел колокольчиком весёлый голосок, — но я и голубых медведей тоже не видела.

— Да? Надо же, я тоже не видел…

Коваленко шутил, улыбался, хотя на душе у него скребли кошки. Конечно же, он заметил, что Надя начала пить. Случилось как раз то, чего он больше всего боялся. С одной стороны, если за каждого клиента бояться, то и «боялки» не хватит, а с другой — случай тяжёлый. Жалко было эту бедную, но независимую, к сожалению, никому не нужную девочку. Он понимал, что ему она тоже не нужна, но жалко было все равно. Он решил помочь Наде и привлечь к делу своего племянника. Хотел, конечно, как лучше, а получилось, как всегда…

А девушке было стыдно. Стыдно за то, что начала пить. Что перестала делать физические упражнения. Что стала меньше читать и больше спать.

«Они все так стараются мне помочь, а я… — думала она, — всё, приду со свадьбы, вылью на фиг эту водку. Стану заниматься».

— Ладно, пойдёмте. Я переоденусь только и зубы почищу.

— Я подожду тебя на улице.

— Вы идите, я потом сама приеду.

— Я подожду тебя, Надюша.

Он боялся, что она схватится за бутылку для храбрости или вообще передумает. Но сейчас Надя не собиралась хвататься за бутылку. Наоборот, она хотела быть хорошей девочкой, ведь Константин Николаевич совсем не обязан был помнить о её дне рождения, а уж тем более приносить подарок. А он помнил… и принес… Не бабушка, не дедушка… И мать наверняка знает, что с ней случилось, а ведь не приехала, не пожалела, не забрала… Никто из них, а совершенно чужой ей человек…

Через несколько минут Надя в симпатичном, очень идущим ей свитерке, причёсанная, с подкрашенными светлой перламутровой помадой губами выехала из комнаты.

— Очень симпатичненько, — ничуть не кривя душой, прошелестел доктор и повез Надину коляску к столовой, где уже вовсю поздравляли молодых.

Он решил сначала познакомить Надю с племянником и другими молодыми людьми, которые были на свадьбе, а потом уж присоединиться к празднованию. Конечно, молодежь теперь не очень душевная, думает всё больше о себе, да и заняты: кто учится, кто работает, но не исключено, что кто-то захочет подружиться с девушкой.

Они уже почти подъехали к небольшой группе людей, среди которых был и Богдан, как заметил, что Надино лицо вдруг покрыла смертельная бледность. Она схватилась рукой за грудь, и было такое впечатление, что она вообще перестала дышать.

— Что? Что, Надя? Тебе плохо?

— Я… я… я не хочу… я не могу… — еле слышно прошептала она.

«Наверное, стесняется, — подумал Коваленко, — ничего, люди ко всему привыкают», — и он, не обращая внимания на состояние девушки, стал толкать коляску дальше.

Когда он подвёз её к молодёжи, на Надю жалко было смотреть: бледная, губы сжаты, руки, лежащие на коленях, были сцеплены так, что побелели пальцы.

Она сверлила взглядом живописную группу молодых людей, готовых, по всей видимости, к свадебному веселью. Красивый широкоплечий спортивный блондин, одетый в бежевый гольф — писк моды, выгодно подчёркивающий его играющие мышцы, гордо осматривал публику, убеждаясь в том, что много людей обращают внимание на него и счастливо виснущую на нем миниатюрную коротко стриженную особу. Она обняла его обеими руками за талию и преданно заглядывала в его почти бесцветные глаза. Другой парень — рыжий и кудрявый. Он, бедный, был так высок, что, наверное, когда идёт по улице, то разбивает себе лоб о вывески, встречающиеся на его пути. Он активно размахивал руками перед лицом круглолицей веселушки. Она заразительно смеялась, прихлопывала и припрыгивала от нетерпения или излишней энергии. Третьей женщиной в компании была девушка в бледно-розовом платье с пышной юбкой. Она не смеялась и не висла, а, напротив, стояла гордо, высоко подняв точеный подбородок, и лишь слегка, как будто делала одолжение, улыбалась. А напротив стоял и не сводил глаз с гордой девушки элегантный, как рояль, брюнет среднего роста. Он не размахивал руками, не смеялся. Он был спокоен и галантен. «Боже, только не он…» Надя бросила взгляд на девушку в пышном розовом платье и опять опустила голову.

— Богдан, ребята, разрешите представить вам Надю Ярош. Надя, это мой племянник Богдан. Он хоть и племянник, но я считаю его своим братом, мы росли вместе, — Коваленко указал на черноволосого парня. Невысокого, но хорошо сложенного. — А это его девушка Алла и их друзья: Валерия и Саша, Света и Роман… А у Нади сегодня день рождения, — добавил он без всякого перехода, — ну, пойду я, а вы уж тут, молодёжь, разберётесь сами, ладно, Богдаш?

— Да, Костя, конечно, беги, Таня спрашивала, где ты.

Несмотря на то, что Коваленко числился в «дядях» у Богдана, последний называл его просто по имени. Они действительно были скорее братьями, чем племянником и дядей.

Пока Константин Коваленко говорил, никто не обратил внимания на двух девушек, которые вели себя как-то неадекватно: Надя сидела, не поднимая головы, уставившись на носки своих обездвиженных ног, и Алла, наоборот, пожирала Надю глазами, в которых было всё: удивление, презрение, превосходство. Единственно, чего в них не было, так это сочувствия.

— Ты!? — неестественно громко вскрикнула Алла.

— Я, — очень тихо, почти неслышно ответила Надя.

— Так вы знакомы? — Богдан наконец-то обратил внимание на то, что Надя ведет себя неестественно.

— Это моя бывшая одноклассница.

Алла превратилась в красавицу. Высокая, стройная, большие миндалевидные серые глаза на худощавом лице с тонкими чертами, густые волнистые волосы до плеч.

Надя молчала. Ей очень хотелось уехать, но она не могла пошевелиться — мозг отказывался давать команду мышцам рук крутить колёса. Страх, стыд и досада объединились против здравого смысла и праздновали победу.

«Так и знала, что всё будет плохо. Алла красивая, успешная и счастливая. Вон какой парень у неё. Как его зовут? Не помню… а-а-а, Богдан, кажется. Такое же красивое имя, как и сам парень. Богом данный, — мысли беспорядочно носились в Надиной головке, натыкались друг на дружку, разлетались в разные стороны. — Не то что она — порочная, никому не нужная испорченная калека. Ну зачем её спас этот «добрый доктор Айболит»?! Кто его просил?»

— Здравствуй, Надя. Я Богдан.

— Здрасьте…

Надя с трудом оторвала взгляд от своих туфель и посмотрела на молодого человека, который присел возле её коляски, так, чтобы заглянуть ей в глаза, и протянул ей руку. Она не знала, что ей делать со своими руками, поэтому не делала ничего.

— Господи, Надежда, ты как была клушей, так ею и осталась. Когда мужчина протягивает руку…

Но Богдан не дал ей договорить. Он снизу посмотрел на Аллу так, что у неё слова застряли в горле. Потом взял Надины пальцы в свои и по-джентльменски прикоснулся к ним губами.

— Рад познакомиться, мне Костя много рассказывал о тебе.

Они остались на площадке втроём. Остальные ребята предпочли весёлую свадьбу тяжёлой картине сидящей в инвалидном кресле молодой девушки. Что с них возьмёшь!

— У тебя красивые руки, Надя. Тонкие, изящные.

— Конечно, она же ничего ими не делает. Наверное, даже ручки не держит.

— Послушай, Алла, иди к ребятам.

Богдан даже не смотрел на неё.

— А ты?

— Я потом приду.

— Ну уж нет… Оставить тебя с этой бомжихой…

— Как ты можешь? Это же твоя одноклассница! Она в беду попала, ей, может, помощь нужна…

— Не нужна мне никакая помощь, — вдруг чётко и спокойно произнесла Надя. — Идите, вас там гости ждут, — один Бог знает, чего ей стоило не расплакаться вот так, прямо у всех на виду. — А мне домой надо.

— Пошли-и-и, Богда-ан, — заканючила Алла. — Видишь, ей домой надо. И вообще, Надька всегда была не от мира сего. В нашем классе никто с ней не дружил. Вот, пришли к логическому результату…

— У тебя души нет, Алла. Иди к ребятам, мы сейчас придём.

— Ну и пожалуйста! Только помни, я же могу и вообще уйти.

Алла резко развернулась на тонких каблучках. Пышное платье расправилось при этом в красивый веер оборок и рюшей. Не оглядываясь, она стала быстро удаляться, оставив своего парня с одноклассницей, которую презирала, в сторону столовой, где свадьба уже «гудела» во всю.

Надя ужасно хотела домой, в свою маленькую комнатку-крепость, но Богдан крепко держал колесо её коляски.

— Нет, Надя. Я не отпущу тебя. На это есть несколько причин, хотя, как выражается мой любимый дядя, довольно и одной: видишь ли, этот самый дядя просил меня позаботиться о тебе.

— Я освобождаю вас от этой обязанности, — Надя сама удивилась тому, как спокойно звучал её голос. Внутри у неё все кипело, клокотало и взрывалось. Единственно, о чём она сейчас могла думать, так это о том, как добраться до заветной кастрюли и забыться. Но что-то подсказывало, что этот молодой человек не только выполняет поручение своего доброго родственника. Чувствовалась какая-то искренность в его взгляде, словах и движениях.

— Послушай, а давай позлим Алку. Мне почему-то кажется, это доставит тебе удовольствие.

— Нет. Не доставит.

— Она такая злючая. В ней столько желчи! Я раньше не замечал… Ладно, я проголодался, уверен, что ты тоже умираешь с голоду. Поехали!

Он резво встал, схватился за ручки Надиного инвалидного кресла и быстро повез девушку в по-свадебному оформленную шарами и плакатами столовую пансионата «Рассвет».

Сначала Надя хотела остановить Богдана. Она уже открыла рот, чтобы сказать ему об этом, но потом подумала: «Все равно уже всё случилось… Хоть наемся… Тем более что остановить молодого человека всё равно не получится».

Девушке очень не нравилось, когда за неё принимали решения, и чтобы не чувствовать себя совершенно униженной, попыталась найти здравое зерно в этой ситуации.

Молодой человек привёз Надю в столовую, где подвыпивший весёлый народ праздновал бракосочетание Оксаны и Вадима как мог. Жених с невестой, уморившись от переживаний, танцев и алкоголя, сидели в сторонке. Туда Богдан и покатил Надю.

Завидев коляску, молодые встали и направились навстречу.

— Привет. Я Оксана, а это мой жених, ой, — залилась она звонким смехом, — муж, Вадим.

— Надя.

Ей понравилась приветливая невеста.

— Вадим. Муж, — по-гусарски щёлкнул каблуками жених и, взяв Надину руку в свою, тоже по-гусарски поцеловал её пальцы, — мы рады приветствовать вас на нашей свадьбе.

— Идемте во-он за тот столик, пора выпить и поесть.

Богдан подкатил коляску к столику, где уже сидели остальные ребята. Когда процессия приблизилась, Алла встала.

— Пойду попудрю носик…

Но никто её не услышал. Внимание ребят было приковано к Наде. Валерия накладывала ей в тарелку салат, колбасу, сыр. Саша придвигал поближе картошку и мясо. Вадим разливал по бокалам шампанское.

Богдан взял бразды правления в свои руки:

— Я предлагаю предоставить право тоста нашему новому другу, вернее, подруге, Надежде.

Он вручил Наде фужер с шампанским и подмигнул. Ей от этого подмигивания стало тепло и светло. Даже показалось, что внутри кто-то глубоко вздохнул: «Ух-х-х-х…»

— Я не знаю, что говорить, — неуверенно начала она, — очень хочется пожелать вам счастья, чтобы были детки и чтобы их все любили… и чтобы вам всегда хотелось жить вместе.

— Горько, горько, горько, — поддержали тост присутствующие, и к ним подключилась вся свадьба. — Го-орько! Го-орько! Го-орько!

Оксана с Вадимом встали.

— Один, два, три… — орали гости хором.

Молодые, процеловавшись «до десяти», пригубили шампанское.

— Ура-а-а! — взревела изрядно подвыпившая свадьба.

Посидев ещё немножко с молодежью, жених с невестой встали и, извинившись, оставили компанию — их ждал тамада для проведения оставшихся свадебных церемоний.

Атмосфера за столом была непринужденная и веселая. Надя совершенно расслабилась и впервые за долгое время не только чувствовала себя в компании своей, ей даже было весело.

— А вы знаете, что у Нади сегодня день рождения? — Богдан с интересом разглядывал изможденное из-за болезни лицо девушки.

— Ой, Надюш, поздравляем! — Саша опять разлил по бокалам шампанское. — Желаем тебе, чтобы ты была здоровой. Чтобы у тебя было много хороших друзей и чтобы все несчастья остались позади, а впереди было только счастье.

— А это вам, мадмуазель, — Богдан галантно протянул Наде розу.

— Ой, спасибо, спасибо!

Все ели, произносили тосты и пили за них. Никто не спрашивал её, что произошло. Никто вообще не выделял её из компании. С ней обращались так, как будто она была одной из них. Саша рассказывал смешные истории из серии «Студент сдаёт зачёт профессору».

— Представьте, на экзамене по уголовному праву один кент выдал. Огородников, это профессор у нас такой, — пояснил он Наде, — спрашивает Липу — это мы так кента этого зовём, а вообще-то он Липовецкий. Так вот, Огород спрашивает: «Молодой человек, а вы можете мне сказать, что такое обман?»

— Конечно, — отвечает Липа, — если вы мне не поставите зачёт, это и будет обман.

— Это каким же образом?

— По уголовному кодексу, обман совершает тот, кто, пользуясь незнанием другого лица, причиняет ему ущерб.

— Ха-ха-ха… Ну и чего, Огород поставил зачет?

— Неа, не поставил… Ходил Липа два раза пересдавать…

Потом Валерия делилась впечатлениями из жизни женского общежития. Было весело и легко до тех пор, пока не вернулась Алла.

Она села напротив Нади и откровенно нагло уставилась на неё. «Что себе позволяет эта калека! Как была ущербной в школе, так и осталась. Даже ещё хуже… Надо будет всем рассказать, что я была права. А теперь ещё всё внимание ей, ну как же — несчастная. Б… Ещё, не дай бог, Богдана у меня уведет… хотя куда ей. Убогая… В любом случае надо показать ей её место».

Всё время, пока Алла думала и смотрела в упор на Надю, последняя старательно отводила глаза. Ей было стыдно и неуютно под взглядом одноклассницы. Внутри, за грудиной, опять появилась тяжесть. Что-то сжалось до боли, и казалось, колотило в виски что есть силы.

Алла проследила за Надиным взглядом. «Ну конечно. Она заливает свое горе водкой. То-то Костя просил, чтобы со стола водку убрали, а я и не поняла зачем. Алкоголичка! Щас мы ей поможем», — красивые губы исказила злая ухмылка.

— Ладно, Надюха, хорош кукситься. Что было, то было, давай лучше выпьем.

Алла встала, и пока все были заняты друг другом, взяла с другого стола бутылку водки, на которую смотрела Надя, и быстро разлила по рюмкам.

— Давай, за встречу.

Девушки выпили. Алла заметила, как одноклассница выпила водку с жадностью, одним махом. «Ну всё, капут тебе…»

— Ты вообще как? — голос Аллы, казалось, был добрым и участливым.

— Ничего, а ты? — переспросила Надя тихо.

— Я? Вот с Богданом в одном университете учимся. Он — на юридическом, я — на инязе. А ты учишься?

— Нет…

— Ну да, ничего. Давай еще выпьем за то, чтобы ты поправилась.

Выпили. Алла сразу же налила по третьей.

— За любовь?

Но тут случилось непредвиденное. Богдан, рассказывая что-то друзьям, размахивал руками. Он, казалось, совершенно случайно подбил Надину руку, и рюмка с невыпитой водкой со стуком упала на пол.

— Ой, простите, я нечаянно.

— За нечаянно бьют отчаянно, — прошипела Алла и нагнулась, чтобы поднять рюмку с пола и налить снова, но неожиданно под столом, куда закатилась рюмка, увидела искажённое негодованием лицо Богдана.

— Если ты сейчас же не прекратишь это…

— То что будет?

— Посмотришь… дрянь ты, Алка.

— Это я дрянь? Я? — истерила она. — Это не я дрянь, Богданчик, а она! Это она, калека несчастная, влезает, как змея, между нами. Она тебе нужна? Да? Да? Ну и иди к ней… За ней как раз говно выносить некому…

Алла говорила громко и отчётливо.

— Ненавижу! — бросила, глядя в глаза бывшей подруге.

За столом стало тихо. Надя, бледная как мел, не смела пошевелиться. Ребята, переглянувшись, опустили глаза.

— Лерка, что-то мы давненько с тобой не танцевали, — обратился к своей девушке Саша, — а ну-ка, старушка, пойдем, потрясём костями.

Он подхватил девушку под руку и увёл на середину зала, где веселились остальные гости.

— Надь, ты не обращай на неё внимания.

Богдан понимал, что нужно как-то разрядить обстановку.

— Мне очень жаль, что я…. что я помешала вам сегодня…

— И ничего ты не помешала. С чего ты взяла? Алка умеет испортить людям настроение, ты уж мне поверь, она всегда была эгоистичной особой. Думал, что смогу изменить это, но, кажется, не судьба…

— Ну ты совсем дурой-то меня не считай… Ладно, я домой… Мне лекарства принять надо.

— Я отвезу тебя…

— Нет! — отрезала Надя. — Я сама…. И говно за мной выносить не надо, — добавила она очень тихо, — это я тоже сама делаю.

Но Богдан все равно услышал.

Твердый комок подкатил к его горлу, и впервые… впервые за всю его жизнь, если, конечно, не считать то время, когда он был маленьким, на глаза навернулись слёзы. Он сел за стол и, опрокинув в себя водку, не выпитую Аллой, задумался. Когда Саша и Валерия вернулись к столу, то Богдана там уже не было. А они, увлечённые друг другом, сразу же забыли и о девушке в инвалидном кресле, и о Богдане, и о скандальной Алле.

О них вообще все позабыли. Люди не любят горя. Нет, своё горе они частенько лелеют, иногда с удовольствием разделят с кем-нибудь, но чтоб взвалить на себя чужое? И, наверное, это правильно — защитная реакция организма. Или души?

Но сегодня ни красавица Валерия, ни её галантный партнёр Александр не собирались задумываться об этом. Они находились в стране, которая называется Любовью. А там, как известно, кроме двоих влюблённых, нет никого.

Надя за несколько минут долетела на коляске до своей комнаты. Въехав, захлопнула дверь. Сейчас она пожалела о том, что не поставила замок. Но ей всегда казалось, что в этом нет надобности. Воровать у неё нечего, а сама она никому не нужна. Она подпёрла дверь шваброй и схватилась за заветную бутылку.

«Нет, ничего у меня не получится. Я всем приношу одни только неприятности. Вот и Аллу с Богданом поссорила… А он… он такой красивый… Если бы она была здорова, то хотела бы, чтобы у неё был именно такой парень. Сильный, добрый, отзывчивый и умный. Будет ли когда-нибудь у неё свадьба? Она попыталась представить себя в подвенечном платье и фате и Богдана, такого же счастливого, как Вадим, в строгом чёрном костюме. Как он хорош! Она бы его очень любила. А так… Что же это вам всем так моё говно далось-то… Неужели своего мало? — злилась она. — Никого ни о чем не прошу, а они всё — «Говно, говно»… ещё вот так, перед всеми».

Надя вылила в кружку всю водку, что была в бутылке, и, не дыша, большими глотками, давясь и подавляя спазмы, выпила.

И ничего ей больше не нужно в этой жизни. Одним движением руки она смела на пол тарелки, стоящие стопочкой на столе. За тарелками последовала плитка. И читать она ничего больше не будет! Туда же полетели и книги. Вот так! Она будет пить и гулять. Гулять и пить! Больше ничего ей в жизни не остаётся. Вот так! Вот так! B ты туда же… голубой… кудрявый… «Раз я всем в тягость, то и зачем стараться… все равно… какой он нежный… красивый…» — уже сползая на пол с кресла, подумала девушка. И как только её голова коснулась пола, тут же впала в забытьё.