— Надежда, — услышала она вдруг своё имя. Оно прозвучало, как будто из ниоткуда.

Повернула голову на звук и увидела Ивана. Он стоял в проёме двери грустный, но какой-то светлый изнутри. Надя не могла бы правильно описать впечатление, которое производил на неё муж Наташи (на дне рождения Наташи она выяснила, что Иван является её законным мужем), но он ей очень нравился своим отношением к жене. И это отношение она называла «светлым».

— Надя. Тебя Наташа зовёт. Ты могла бы поехать к ней?

О боже, совсем забыла. Какая же она, всё-таки, дрянь. Обещала, клялась…

— Да, да, конечно. Сейчас. Оденусь только…

Наташа ждала Надю, сидя в постели, обложенная подушками. Выглядела она уставшей, осунувшейся и ещё более похудевшей. Но глаза, слегка подчёркнутые тушью для ресниц, излучали тепло, а губы, чуть тронутые помадой, улыбались. За кроватью, почти вплотную к Наташе, стояла женщина в черном.

— Наденька, я хотела бы с тобой поговорить, — произнесла Наташа слабым, но уверенным голосом, — ты можешь уделить мне несколько минут и выслушать меня.

— Да, конечно, Наташа. Я сама хотела прийти, потому что должна тебе кое-что сказать, но меня к тебе не пустили.

— Я знаю. Не волнуйся. Я хочу поговорить с тобой, потому что боюсь, у нас не будет больше такой возможности.

— Тебя выписывают? — удивилась Надя. — В таком состоянии?

— Нет, Надюш, я умираю. У меня рак.

— Рак? Умираешь? Не может быть! Но ты такая… такая весёлая всегда и жизнерадостная. Ты что, всё это время знала?

— Конечно, знала. Знала и радовалась каждой возможной минуте, отпущенной мне жизнью. Что бы изменилось, если бы я плакала, страдала и билась в истериках. Разве я не умерла бы тогда? А так последние годы, месяцы, недели и дни я провела в радости и была счастливой.

— Но это же так трудно!

— Сначала было трудно потому, что жалела себя. А потом, когда перестала жалеть себя, всё стало хорошо. Как раз об этом я и хотела поговорить с тобой. Хочешь? Потому что если не хочешь, я не стану. Это твой выбор. Всегда помни: от того, какой выбор в жизни ты делаешь, зависит твоё будущее.

— Хочу, — твёрдо произнесла Надя и подкатила своё кресло ближе, чтобы лучше слышать угасающий с каждой минутой голос умирающей молодой женщины.

— Ты уверена? Тебе, возможно, не понравится то, что я собираюсь тебе сказать.

— Да я сама знаю. Дура я. Говори, пожалуйста.

— Так вот, Надя. Всё, что с нами происходит в жизни, происходит не просто так. Всё случается зачем-то. И если ты задумаешься над этим, ты со мной согласишься. Но, что бы ни происходило, ты, пожалуйста, всегда думай о своей Душе. Ей приходится тяжелее всех.

— Ну-у, я не уверена, что она у нас вообще есть, — засомневалась Надя.

— И не сомневайся, — улыбнулась Наташа, — есть. Ты же видишь что-то такое, что больше никто не видит. Ведь так? Видишь?

— Ммм-да. Вижу.

— Что ты видишь?

Надя молчала. Она боялась, что её опять сочтут сумасшедшей или обманщицей.

— Не бойся. Скажи. Я знаю, что ты не сумасшедшая и не обманщица, — опять улыбнулась Наташа, — что ты видишь?

— Я вижу очень красивую женщину в чёрном платье, рядом с тем человеком, кто скоро должен… умереть.

— А-а-а, так вот почему у тебя были такие испуганные глаза, когда ты смотрела на меня. Ты видишь Смерть. Я знаю, Наденька. Знаю. Я не вижу, но чувствую её. Она здесь. Совсем близко.

— Это, наверное, страшно?

— А тебе разве не было страшно, когда ты прыгнула из окна прямо к ней в объятия?

— Не знаю. Тогда мне страшней жить было, чем умереть. Так было плохо…

— Вот об этом я и хочу с тобой поговорить. Не о смерти, о жизни. Ты, дорогая моя, ценить её должна. Она может оказаться такой короткой… Подумай только, какая ты счастливая, что была рождена вообще. Сколько женщин сделало аборт. Сколько мёртвых детей родилось, умственно отсталых или погибли вместе с матерью. А ты родилась здоровой, умной и красивой девочкой.

— Так меня потом калекой сделали.

— Нет, Надюш. Вспомни. Ты сама шагнула с подоконника… Сама…

— Меня перед этим четверо «козлов» насиловали.

— Значит, что-то ты сделала не так, и так должно было случиться.

— Что я сделала не так? Я вообще ещё ничего сделать не успела! За что мне такое?

— Не знаю… Но знаю точно, что ничего не бывает зря. Значит, в твоём поступке был смысл… Это тебе только кажется, что ты могла поступить как-то иначе. Нет. Не могла.

— Ты правда так думаешь? И не осуждаешь меня?

— Я, Надя, восхищаюсь тобой. Твоей отчаянной смелостью, твоим умением чувствовать и видеть мир. Я думаю, что тебе какая-нибудь особая судьба уготовлена. Ведь ты осталась жива. А они ответят за то, что сотворили. За всё ответят.

— А мне что от этого?

— Правильно, не твоё это дело. Ты пойми, они ведь, по сути, очень несчастные люди: необразованные, опустившиеся и одинокие.

— Так что же, по-твоему, я их теперь пожалеть должна? — у Нади аж дыхание перехватило от такой перспективы.

— Может, и должна… Но главное, тебе надо запомнить: нет ничего дороже жизни. Трудной или лёгкой, бедной или богатой, с ногами или без… Я даже не буду говорить тебе, что на свете очень много людей с какими-то ограниченными способностями, но они живут, трудятся, творят. Оказывается, это не столь важно, чтобы у тебя были все части тела. Главное, чтобы в теле была Душа. Если у человека есть Душа, то он жив. У тебя она есть, Надюша, есть… Ты можешь думать, чувствовать, любить, радоваться. И пока ты жива, думай и дурачься, чувствуй и расслабляйся, радуйся и плач, люби и прощай.

— А меня? Меня кто же любить будет? Калеку?

— А зачем тебе?

— Что зачем?

— Зачем тебе, чтоб тебя любили? Сама люби. Люби и всё. Ничего не требуя взамен. Живи и помни: этот день, эта минута никогда не повторится. Будет другая, может, лучше, может, хуже, но эта — никогда. Если ты её проведёшь в слезах, злости, ненависти, то она так и останется в твоей жизни минутой горя, злости и ненависти. А если ты восхищалась рассветом или цветком. Если ты сегодня простила кого-нибудь или полюбила, то это «сегодня» навсегда останется днём радости и любви в твоей жизни. Если ты это поймёшь, то увидишь, как изменится мир, твоя жизнь. Как воспрянет твоя Душа и как станет тебе легко и радостно.

— Ты, наверное, верующая? — разочарованно пролепетала Надя.

— Да. Верующая. Я верю в Жизнь, я верю в Любовь, я верю в Доброту.

— А-а-а-а, я думала, ты веришь в Бога.

— А Бог и есть — Жизнь, Любовь, Доброта и ещё многое другое…

Голос Наташи стал слабеть. Надя заметила это и сказала:

— Наташ, я, наверное, пойду. Ты, похоже, устала.

— Да, я устала, но позволь мне договорить. Боюсь, что у нас не будет другого шанса.

Измученная болезнью молодая женщина закрыла глаза, и в комнате наступила тишина. Через минуту, глубоко вздохнув, она продолжала:

— Надя, ты добрый и хороший человек. Очень добрый и очень хороший. Ты молода. Красива. Тебе надо перестать жалеть себя, а вместо этого полюбить себя такой, какая ты есть. Тебе необходимо взять контроль над своей Судьбой. Но для того чтобы управлять ею, надо заплатить серьёзную цену.

— Цену? Какую? — округлила глаза Надя. — О какой цене ты говоришь, я не понимаю.

— Для того чтобы управлять свой судьбой, надо взять на себя ответственность за свои поступки.

В палату заглянула медсестра, посмотрела на Наташу и осуждающе покачала головой.

— И ещё, — продолжала умирающая после довольно продолжительной паузы, — надо любить себя. Любить себя такой, какая ты есть.

— Любить себя? Так это же чистой воды эгоизм, — запротестовала девушка.

— Нет, дорогая, это не эгоизм, — прикрыла глаза Наташа — любить себя — это не значит потакать своим прихотям, да ещё и в ущерб другим людям. Любить себя — значит изучить себя, заботиться о себе, работать над тем, что ты считаешь недостатком, и развивать те качества, которые считаешь своими достоинствами.

— У меня нет достоинств, — тихо пролепетала Надя.

— У тебя их миллион! — продолжала Наташа, не обращая внимания на медсестру, которая продолжала делать многозначительные знаки, показывая, что желательно прервать беседу, а только слабо улыбнулась ей, — ты добрая, смелая, умная… Ты веришь людям… Ты умеешь любить, а самое главное, ты умеешь прощать. Ты сильная духом и упрямая. Ты умеешь восхищаться и мечтать.

— Это что, тоже достоинство?

— Одно из самых главных. Когда ты встанешь на ноги, то вспомнишь наш сегодняшний разговор и согласишься со мной.

Наташа замерла. Лицо её искривила судорога боли.

— Тебе плохо, Наташа? Может, я пойду?

— Да, болит немножко… подожди… сейчас… Так ты мечтай, Надюш. Мечтай, — продолжала Наташа, превозмогая боль, — и смело иди к своей цели. Прислушайся к своей Душе, и у тебя всё получится… Поверь мне… Всё-всё… Ах… Позови… пожалуйста, Ваню…

— Спасибо, Наташа… Мне жаль… — Надя, уже во всю размазывая по щекам слёзы, выехала из палаты.

— Ваня, вас Наташа зовёт. Ей плохо.

Муж Наташи опрометью бросился в палату, а Надя, не скрывая выкатывающихся горохом слёз, хлюпая носом и тяжело вздыхая, поехала к себе. Ей было тоскливо и больно. Всё, что сказала ей умирающая женщина, уже давно «крутилось» в её юной головке.

«Управлять своей судьбой? Легко сказать… Взять ответственность за свои поступки? Так я и так за них «отвечаю», вот, сижу теперь…»

Совершенно непонятно откуда брались эти мысли, но Наташа озвучила сегодня многие вопросы, которые Надя задавала себе миллион раз.

Она подъехала к своей кровати. Перенесла свое тело на неё и, отвернувшись к своей стене-спасительнице, дала волю слезам. А от души наплакавшись, взяла в руки книгу о девочке, которая «всего добилась сама», и стала читать.

На следующее утро в палату вошел Иван. Он улыбался.

— Наташе лучше? — обрадовалась Надя.

— Наташа умерла, — тихо ответил молодой мужчина.

Надя растерялась. Как же так? Наташа умерла, а он улыбается? Умерла, оставив ему двухлетнего ребенка, который никогда не увидит свою маму, а он улыбается?

— Она больше не мучается, — произнёс он, как будто угадав её мысли, — было очень больно смотреть на то, как Наташа мучилась. Мне будет очень не хватать её, но это будет моя боль. А ей больше не больно. Ты понимаешь? — Иван улыбнулся ещё шире. — Вот. Наташа просила передать тебе это. Иван протянул Наде маленькое колечко с небольшим рубинчиком.

— Это мне?

— Да. Наташа, перед тем как «уйти», просила передать его тебе.

— За что?

— Ни за что. На память.

— Но я не могу… Оно, наверное, золотое… дорогое. У вас же есть ребенок, ему пусть останется.

— Оно золотое, но не дорогое. У нас есть маленькая дочь. — Иван сглотнул и глубоко вздохнул, отвечая на Надины высказывания по порядку, — и она очень похожа на Наташу. Ей много чего осталось от мамы, а это колечко моя жена просила передать тебе. Ты же понимаешь, я не могу не выполнить последнюю волю умирающей. Возьми, пожалуйста.

— Спасибо.

Иван бережно положил колечко Наде на ладошку, молча развернулся и пошёл к выходу.

— Иван! — окликнула его девушка.

Он остановился и вопросительно посмотрел на Надю.

— А вы Наташу очень любили?

— Больше всего на свете, — бросил он и вышел.

Ну как тут не заплачешь? Как можно быть равнодушной? Она зажала колечко в руке.

— Это будет самое дорогое колечко в моей жизни. Самое-самое…