Следующие три дня Надя пересаживалась в кресло только для того, чтобы поехать в спортзал на лечебную гимнастику, поесть и сходить в туалет. Остальное время лежала в кровати и читала. Она перечитала всё, что ей принёс Богдан. Потом стала брать книги у сопалатниц.

Соседка по кровати, молодая учительница, заработала себе язву на ниве коммунистического воспитания подрастающего поколения. Звали её Таня. Она приволокла с собой целую охапку книг: учебников, художественной литературы и стопку тетрадей. Маленькая, худенькая, тихая и незаметная — никто не мешал Наде с головой уйти в судьбы героев книг.

Никто, кроме Богдана. Мысли о нем, как назойливые мухи, засели в голове, всё время кружились, жужжали и никуда не хотели улетать.

— А вот и я, — раздался его голос вечером третьего дня.

Надя даже не сразу поняла, что голос прозвучал на самом деле. Она мотнула головой, отгоняя муху-Богдана, и продолжала читать о девушке Кери, которая приехала покорять Нью-Йорк, и о том, что из этого получилось.

— Алё, гараж! Цветочки заказывали?

— У меня уже есть цветочки, — машинально ответила Надя и, посмотрев на дверь, ахнула. Вот так:

— А-а-а-а-х-х!!!

В дверях стоял Богдан. В руках — громаднейший букет роз. Цветы были разного цвета: красные, розовые, жёлтые, белые, и от этого букет казался жизнерадостным и весёлым, а парень, который держал его, не выглядел ни веселым, ни радостным. Из него прямо фонтанировало счастье. Он был счастливым.

Надины губы расползлись у улыбке. Потом она вспомнила, как он обнимал Аллу, и улыбка «съехала» с её лица, в глазах появилась злость, а в груди — боль.

— Зря тратился, — произнесла она как можно более равнодушным голосом. Отнеси Алле.

— Дурочка, — ласково произнёс Богдан, понимая её недоверие, — я не хочу Алле, я тебе хочу.

Он улыбался на все тридцать два зуба. Глаза его сияли, а от букета роз исходил аромат по всей палате. Соседки на койках в ожидании развязки затихли и переводили взгляды с Нади на Богдана и назад.

Девушка медленно отложила книгу. Она хотела сказать ему, чтобы он убирался ко всем чертям или к Алле со своим букетом, но вместо этого почему-то произнесла:

— Объясняй.

— Я сдал всю сессию, экстерном. Спешил. Теперь у меня есть целых две недели отпуска, и я собираюсь провести их с тобой. Тогда, в парке, я шел к тебе, а Алка ждала меня при входе в больницу. Она видела, как ты выехала из больницы, и специально подстроила так, чтобы ты подумала, будто мы обнимаемся. Я, если помнишь, стоял спиной к входу и тебя видеть не мог. Ты умная девочка и сумеешь сложить два и два. Ну что, убедил? — игриво закончил Богдан свою речь.

— Значит, так, — Надя изо всех сил старалась «держать фасон», хотя внутри у неё всё ликовало, и она готова была визжать от радости. Не хотела она ничего складывать. Она хотела только одного: быть рядом с этим замечательным, сильным, умным, добрым и веселым парнем.

— Значит, так, — повторила она. — Если ты еще раз…

— Что? Условия? Ненавижу, когда умные девочки ставят условия.

— Если ты ещё раз назовёшь меня «дурочкой», я с тобой разговаривать не буду! — расхохоталась Надя, не в состоянии более сдерживаться и строить серьёзную мину. — Целую неделю!!!

— Ура-а-а-а!!! Прощён!!!

Богдан подскочил к Надиной кровати одним прыжком, отдал ей в руки букет и, обхватив всё это соцветие своими сильными руками, поднял с кровати.

— Я никогда не буду называть тебя дурочкой потому, что ты самая умная девушка на свете!

Поцеловав её в щечку, опустил Надю с цветами в кресло. Потом взял банку и стал наливать туда воду и не видел, как Надя густо покраснела.

Это был один из самых замечательных вечеров за всю её жизнь. Богдан вывез её в парк. Это было не то место, где она была с ним в первый раз, и не то место, где она видела его с Аллой. Это был очень уютный уголок парка, где Надя ещё ни разу не бывала. На этот раз она тепло оделась. День был солнечный, но — всё-таки начало октября — прохладный. Как и в прошлый раз, Богдан пересадил девушку на скамейку и сел рядом с ней так, как будто она пришла сюда сама, и они вместе присели рядышком, чтобы поболтать.

Они проговорили дотемна. Молодой человек рассказал Наде о том, как он сдавал экзамены. Очень смешно описывал профессора, который пытался его «завалить», но у него ничего не получилось и пришлось поставить «отлично». Этот профессор считал, что студент по определению не может знать предмет на «отлично», поскольку он «студент». Ответив на восемь дополнительных, кроме билета, вопросов, Богдан уже считал, что пятёрка у него в кармане, как вдруг услышал: «Хорошо, молодой человек, можете быть свободны, «удовлетворительно».

— Меня чуть кондрашка тогда не хватила, представляешь? — веселился он. — Вышел из аудитории, ну, думаю, напьюсь. А потом всё-таки заглянул в зачётку.

— Ну..? И..? — девушка испуганно округлила глаза.

— Пять, конечно!

Потом Надя рассказывала ему о Наташе, о колечке и о том, что приняла твёрдое решение взять ответственность за свои поступки и всерьёз заняться «восстановлением функции нижних конечностей», как она в шутку называла свои занятия. Хотя ей, безусловно, было не до шуток. Ей до боли в мозгах тяжело было просто произносить слово «ноги».

— Представляешь, Богдан. Один человек тоже выпал из окна. Так он не только не ходил, он даже все почки себе отбил. А потом мастером спорта стал. По самбо. Просто надо взять контроль над своей судьбой. Оказывается, всё у нас в голове.

— Да-а-а? — с сомнением протянул молодой человек.

— Да. Вот когда ты ешь лимон, тебе кисло?

— Кисло.

— Слюна выделяется, когда ты себе представляешь, что ешь лимон?

— Выделяется.

— А я буду представлять, что мои ноги ходят. Ну, и упражнения тоже делать буду. И даже если у меня не получится вновь начать ходить, но я всё равно стану нормальным человеком. Может, даже пойду учиться. На художника, например. Или на журналиста.

Богдан залюбовался Надей.

— Надюх. У тебя всё получится. Вот увидишь. А я буду помогать тебе.

— Правда?

— Правда.

Богдан, обняв её за плечи, притянул к себе.

— Какая ж ты всё-таки….

— Какая?

— Славная.

Звонкий смех ребят разнес по парку весть, что кому-то может быть хорошо и весело в этом сонме боли и печали.

— Пойдём, я отвезу тебя в палату. Поздно уже. Боюсь, как бы Костю кондратий не хватил, если он обнаружит, что тебя опять нет в палате.

Надя неподвижно лежала на спине, натянув больничное одеяло до подбородка. Она очень устала сегодня, но уснуть не могла. Что-то подсказывало ей, что с этого момента её жизнь изменится. Как? Она станет ходить? Она пойдёт учиться? Она выйдет замуж за Богдана?

Мечты, мечты… А почему нет. Ведь Наташа сказала: «Мечтай! И у тебя всё получится». Не знаю, что у меня получится, но для того чтобы мечтать, необязательно ходить, и денег, которых нет, не нужно. Это может делать каждый. Не рюмсать над собой, несчастной, а мечтать. Какая же она мудрая, эта Наташа… была… А почему была. Я о ней сейчас думаю как о живой. Ваня уж точно никогда её не забудет… Интересно, а кто бы помнил меня, если бы я тогда умерла? «Да-а-а, Надежда, упорола ты глупость, — ругала себя девушка, — пора браться за ум и исправлять всё».

Вот на этой позитивной ноте Надя наконец-то уснула. И опять ей приснился великий математик Эйнштейн.

«Что ж ты ко мне привязался-то?» — в сердцах думала девушка во сне. Но на этот раз он не хмурился. Он улыбался и облегченно вздыхал. Хвалил Надю за что-то и сам переливался каким-то розово-голубым светом. А потом вдруг стал серьёзным и сказал: «Теперь всё будет хорошо. Тебе только надо простить… надо простить… надо простить…»

Надя открыла глаза. «Надо простить… надо простить…» — всё ещё отзывалось в её голове.

— Никогда! — прошептала она еле слышно, но ей показалась, что она проорала это во весь голос. Испугавшись, оглянулась. Все спали. За окном только-только забрезжил рассвет. Он переливался розово-голубым светом.

«Интересно, я что же, сплю с открытыми глазами?» — подумала она и тихонько счастливо рассмеялась. Пришёл новый день, и впервые за много лет он радовал.

Следующие две недели были, как подарок судьбы. Богдан проводил с Надей практически всё время. Он приходил к ней утром, сразу после завтрака, и они вместе шли в спортивный зал. Чтобы не смущать девушку, а ещё более, чтобы подавать ей пример, молодой человек отжимался, подтягивался, качал пресс вместе с ней. Он видел, как старается Надя, и время от времени подходил к ней, чтобы помочь или, наоборот, отвлечь и дать возможность отдохнуть. Тогда он рассказывал какую-нибудь шутку, над которой они вместе смеялись, а потом с новыми силами продолжали делать упражнения. Надя старалась изо всех сил. Пот лил с неё градом. Руки дрожали. А ноги… а вот ноги не шевелились. Молодой человек как будто не замечал Надиного разочарования, продолжал шутить, массажируя ей конечности. Потом они вместе обедали. А после обеда, хорошенько одевшись, Богдан выкатывал Надю в парк. Он всегда пересаживал её на скамейку, и они долго сидели, обнявшись, рядышком, и делились друг c другом своими мыслями, планами и мечтами.

Надя чувствовала, как она окрепла за эти две недели не только физически, но и морально. Несмотря на то, что ноги всё ещё не хотели не то что двигаться, а даже чувствовать, вместо обычного разочарования и слёз появилась злость.

«Почему у кого-то получилось, а у меня — нет. Чёрт! Я вот ещё так попробую. И ещё так… Вот если это у меня получится, то я обязательно пойду!»

Надя придумывала себе всё новые и новые упражнения и «загадывала» на них: если это у меня получится сделать, то завтра почувствую, что у меня есть ноги. Но приходило завтра, а наличие ног оставалось под сомнением.

— Костя сказал, что готовит тебя на выписку на завтра, — принес однажды новость Богдан.

Внутри защемило. Хоть что-то случится «завтра». Ей совсем не хотелось возвращаться в свою комнатку. «Там, наверное, грязь, вонь и… о боже!»

Она совсем забыла об этом.

— Нас отвезут на скорой помощи, со всеми вытекающими последствиями, а именно сиреной, моргалками и с ветерком, — шутил парень.

— Спасибо, тебе, Богдан, но домой я поеду одна.

Надя усиленно прятала глаза. Ей было стыдно.

— Не-е-ет, дорогая моя, ты так легко от меня не отделаешься. Вас, мадемуазель, ожидает сюрприз и романтический ужин при свечах.

— Нет, Богдан, я сама.

— Так. Давай с тобой договоримся доверять друг другу.

Надя молчала.

— Давай?

— Ну… давай… — неуверенно проговорила она.

— Не ну, давай. А договариваемся! Я тебе обещаю, что всё будет хорошо. Ты мне что, не веришь?

— Ну… верю…

— Ох, ты и упрямая, Надюха, — расхохотался он. Схватил её в охапку, поднял из кресла и, прокружив, посадил назад и чмокнул уголок её губ.

— Даже и не думай… я всё равно упрямее.

Сюрприз был из ряда вон выходящий. Комната была не только чистой и свежепроветренной, а и обставленной, хоть и не новой, но вполне приличной мебелью. Возле окна, прикрытого лёгким тюлем, накрытый к ужину стол со свечкой и цветами. Новая люстра. И даже небольшой коврик над кроватью, на котором был выбит благородный олень с красивыми ветвистыми рогами. Перед дверью деревянный съезд, чтобы легко было въезжать в комнату на инвалидной коляске.

— Та-та-а-а-а! — пропел Богдан, открывая дверь перед Надей.

Она оторопела…

— Это… не моя… комната…

— Твоя, твоя. Помнишь свадьбу?

— Помню.

Надя покраснела. Богдан, проигнорировав это, продолжал.

— Ксюхины предки подарили им к свадьбе новую мебель в спальню, в зал и даже на кухню. Старую некуда было деть. Вот Оксана и предложила обустроить твою комнату. И тебе обновка, и им проблем меньше.

— Какие они, всё-таки, славные. Оксане, наверное, было очень противно…

— Не, Надюх. Я сам убирал. Ты не переживай. Только… пожалуйста… не срывайся больше.

— Я клянусь тебе…

— Не надо… просто верь себе. Ну и мне, конечно, тоже, — уже веселей добавил он. — И сама управляй своей судьбой.