Похороны прошли традиционно. Прощание дома. Кладбище. Поминки. Людей было немного. Мария Ивановна не работала, дружбу с соседками не водила. Приехала её сестра Зинаида, которая смотрела на Надю зверем, и, разговаривая сквозь зубы, шипела, как змея. Правда, уезжая, прихватила все золотые украшения, шубку цигейковую и дорогие кулинарные книги сестры.

Богдан, узнав о Надином горе, тоже пришёл помочь, поддержать её и проводить Марию Ивановну в последний путь.

Он удивлялся внутренней силе девушки. Следовал за ней повсюду, предполагая, что она может сорваться в любой момент, но опасения его были напрасны. Надя не взяла в рот ни капли спиртного. Она даже не плакала. Только плотно сжатые губы и широко открытые карие с зеленцой глаза говорили о том, что девушка напряжена до предела.

Она, ловко управляя креслом, помогала как могла. Привозила из кухни посуду. Нарезала продукты. Ей было всё здесь знакомо. Ничего не изменилось с тех пор, как она ушла из этой квартиры. Вот только её комната… Теперь здесь обитал Николай Гаврилович.

На сердце было тяжело, но глаза так и остались сухими.

— Надя, может, ты вернёшься? Я переберусь в комнату матери, а ты сюда, в свою…

— Не, пап, я там пока останусь. Я там заниматься в зал езжу, работаю там. Да и никого не надо просить, чтобы помогали выезжать и заезжать на улицу. Богдан мне такую «взлётно-посадочную полосу» сделал, что можно заезжать с разбега. Я там самостоятельная, — измученная улыбка, — ты не обижайся, пожалуйста. Я к тебе в гости приезжать буду. Часто. А когда опять ходить начну, вот тогда и переберусь.

— Ладно… Я понимаю… Только ты это… приезжай, пожалуйста.

— И ты приезжай, ладно, пап? Вот как только захочется, так и приезжай.

Надина голова взрывалась от наплывших мыслей. Она вспомнила, что когда шагнула с подоконника, в пылу злости выкрикнула: «Пусть они все умрут». Имела ли она в виду и своих самых родных людей? Да, она тогда была зла и на них, обижена до глубины души, но совсем не хотела желать смерти им. Что же теперь делать? Как всё исправить? Господи, единственный родной человек на свете — её дед Николай Гаврилович. Он тоже уже старенький… Вот, мама умерла, а те… те живут и здравствуют. Это несправедливо! И Тамара. Она вообще, наверное, замуж вышла, ребёночка родила. Отец её, правда, если верить капитану Малёваному, еле выжил. Теперь больной и мучается… Но мне-то что от этого? Что мне от этого, если мама умерла, а я даже не пришла с ней попрощаться и извиниться. И теперь уже никогда не сможет меня простить… Права Наташа, это так и останется чёрным днём в моей жизни, который я уже никогда не смогу перекрасить в другой цвет. А так хотелось бы… И ещё хотелось бы изменить тот день, когда спрыгнула с окна, и ещё… и ещё… О господи, да я полжизни прожила не так, как хотелось бы! И кто в этом виноват? Вот дура!