В районном «Дворце культуры» посёлка городского типа Тарасовка всё было готово к торжественному мероприятию — бракосочетанию единственной дочери председателя райисполкома Ольги Степановны Губенко и молодого специалиста-юриста Богдана Юрьевича Доли. Богдан сто раз пожалел о том, что поспешил с предложением, но пойти против такой силы, как Степан Егорович, не решился.

Ах, эта свадьба! Невеста и жених — центр вселенной, вокруг которой крутятся родители, гости, друзья, соседи и даже случайные прохожие. Все смотрят на них с умилением и восхищением. Богдан, хоть и находился в подавленном состоянии весь предыдущий месяц, тоже поддался общему настроению.

«Ничего, — думал он, — начнём жить вместе, всё изменится. Установим свои правила в семье. Познакомлю её с Ван Ванычем. Появятся дети. Общие друзья. Потом уедем, и проблема с родителями отпадёт сама собой. Проблема с родителями? Странно, есть родители — проблема, нет родителей — проблема, что-то тут не так… — промелькнуло ещё у Богдана голове, но быстро улетучилось — не до родителей ему сегодня».

Невеста была очаровательна и мила. Платье, причёска, маникюр — всё было на самом высшем уровне. О своём костюме Богдану пришлось побеспокоиться самому. Он купил его в местном универмаге. Девочки-продавщицы посоветовали к костюму рубашку, к рубашке галстук, к галстуку туфли. Экипировавшись таким образом, он подъехал ко двору своей будущей жены на «Волге», украшенной цветами, лентами и прилепленными клейкой лентой обручальными кольцами на крыше. Машину организовал будущий тесть, подруги невесты украсили её, так что Богдану и тут не пришлось беспокоиться. Он был этому рад. Ему вообще не хотелось громкой свадьбы, но и Оля, и её родители считали, что свадьба единственной дочери самого Губенко не может быть скромной по определению.

Богдан с честью прошёл через процедуру «выкупа невесты», потратив все имеющиеся деньги свидетеля и свои собственные. Со свидетелями Богдан знаком не был. Они были приглашены Олей, одобрены родителями и делали всё, что было положено делать в таком случае.

Со стороны жениха была только маленькая кучка гостей: Костя с Таней, Ван Ваныч и пара его друзей. Анна Павловна осталась с внуком. Да и ехать ей на свадьбу не хотелось: чувствовала, что Богдан совершает ошибку, а предотвратить её никак не могла. Зато приехал его друг Вадим с Оксаной, на свадьбе которых Богдан познакомился с Надей.

Надя… Богдан всё время думал о ней. Женился на Оле, а думал о Наде. Что в ней такого, чего нет в его невесте? Что вообще происходит? Он хочет её забыть, выбросить из головы, но что-то всё время напоминает о ней, заставляет помнить и думать о девушке, так долго сидевшей в инвалидном кресле. И то, что она встала на ноги, — не его заслуга. А как бы он хотел быть тем человеком, который стал свидетелем её первых шагов. А ведь он испугался… тогда… испугался…

Торжественная регистрация брака прошла без сучка, без задоринки. Выпив в фойе с гостями по бокалу шампанского, молодые вместе со свидетелями поехали возлагать цветы к памятнику Ленина — вождя пролетариата — и Неизвестному солдату. Считалось, что Владимир Ильич создал светлое будущее, в котором предстоит жить молодоженам, а солдат отдал свою жизнь в борьбе за него с немецкими оккупантами. Непонятно только, почему, умирая, как в революцию, так и в Великую Отечественную, эти неизвестные солдаты кричали: «За Ленина! За Сталина!», а не выкрикивали имена своих жён и детей, которых оставляли вдовами и сиротами.

Объехав за час весь Тарасов и нафотографировавшись вдоволь возле каждой достопримечательности, молодые отправились домой, к свадебному шатру. К тому времени они выпили уже, по крайней мере, три бутылки шампанского. Богдана мутило от выпитого, а Оля раздражала своим поведением. Девушка хотела насладиться своей свадьбой и вниманием окружающих по полной. Она вертелась, громко разговаривала и смеялась, заставляла всех пить шампанское за «её семейное счастье», а Богдана — целовать её на каждом углу.

Наконец молодые вернулись домой. Там, под навесом, был накрыт стол длинной метров десять. Вокруг него всё время сновали женщины, подвязанные передниками. Они выискивали место, куда бы приткнуть тарелку с салатом, графин с компотом или бутылку. Стол был уже полностью уставлен бутылками с самогоном и вином, салатами и нарезками из колбасы, сала и сальтисона, сыра и селедкой. Но женщины всё приносили и приносили еду. На кухне жарились, варились, парились ещё три смены горячих блюд. На отдельном столе для молодых, также уставленном яствами, на красивом украинском рушнике стоял великолепный свадебный каравай в полметра диаметром.

Немного в стороне, возле сарая, устроились музыканты. Они давно распаковали свои инструменты и в любой момент готовы были выдать свадебный марш Мендельсона.

— Едут! Едут!

Дело двигалось к трем часам пополудни. Гости заждались и успели крепко проголодаться. В глазах заискрилась надежда, что скоро им нальют по рюмке водки и можно будет наесться до отвала.

Ждать не стали. Как только молодые вышли из машины, грянул Мендельсон, и молодые, проследовав на свои почётные места, потянули за собой всех гостей за стол.

Гулял весь Тарасов. Райисполком, несметное количество родственников невесты, друзья, соседи и просто случайные люди. Всего человек двести. Каждый считал своим долгом прогнуться перед председателем райисполкома и пожелать счастья молодым.

Богдана раздражало всё: несметное количество случайных гостей, громкая музыка, обилие еды и выпивки, пьяное «горько» каждые десять минут. Он чувствовал себя козлом отпущения. Ему казалось, что всё мероприятие было построено на том, чтобы поиздеваться над женихом, то есть над ним. Олю — наоборот — всё радовало и веселило. Тут же были все её бывшие кавалеры. Она танцевала с ними и флиртовала вовсю.

— Оль, ну ты бы поскромней как-то… — не выдержал наконец Богдан и высказал своё недовольство новоявленной супруге.

— А шо тут такого? — сразу же вмешалась в разговор изрядно выпившая тёща, — девочка последний день на воле. Запряжешь потом дитинку («ребенка» — укр. — Прим. авт.).

Валентина Анатольевна старалась разговаривать на русском языке. В советское время вся страна, состоящая из пятнадцати республик и имеющих свой язык, находилась под влиянием России. Поэтому государственным языком был русский. Она жена представителя власти, должна была соответствовать. Валентина Анатольевна старалась. Но теперь, когда она выпила, по крайней мере, пятнадцать полустаканчиков «зелёного змия», её натура «пёрла» наружу.

— Я не с вами разговариваю, Валентина Анатольевна, а с женой, — попытался отстоять своё положение Богдан.

— Ах, с жено-о-ой! Не, послухайте только! — заорала скандальная баба, заглушив своим голосом оркестр. — Какая я тебе Валентина Анатольевна? Я теперь тебе «мама». Вы только поглядите на него, гости дорогие! — она схватила Богдана за рукав пиджака и потянула на середину танцевальной площадки,

— Сейчас отут, при всех, назовёшь меня мамой, а Степана Егорыча — папой.

— Да не тяните меня. Никуда я идти не буду, — Богдан выдернул свой рукав из рук тёщи, резко развернулся и пошёл к калитке.

— Куда-а-а-а?! — взревел абсолютно пьяный тесть.

Богдан остановился. Во дворе у Губенко вдруг повисла напряженная тишина.

Так, спокойно, спокойно… Богдан понимал, что здесь он в поле не воин. Повернулся. На лице его сияла очаровательная улыбка.

— Та щас, папа, сигареты возьму и вернусь. А то курить хочется, сил нет.

— А-а-а… ну, ладно… — растерялся председатель райисполкома, он уже готов был вступить в бой, — только быстро…

Никто в этот момент даже не вспомнил, что Богдан не курит.

Свадьба вновь взорвалась музыкой и голосами, и через минуту все забыли о Богдане. Кроме Кости, Тани и двух его товарищей. Они нашли бедного жениха за сараем. Его рвало. То ли от выпитого, то ли от напряжения.

Таня, отправив мужа, Ван Ваныча и Оксану назад к гостям, чтобы не вызвать подозрения, попросила Вадима принести холодной воды. Наконец молодой человек выпрямился и оглянулся. Бледное лицо, растерян и измучен.

— Богдаш, Богдашик, успокойся… Сейчас, сейчас… Слава водички принесёт, холодненькой, — как курица-наседка суетилась Таня. — Вот, возьми. Попей.

— Я идиот, Таня. Самый настоящий идиот.

Богдан взял из рук друга кружку с водой и, отпив немного, присел на брёвна, которые лежали возле сарая. Таня и Вадим сели рядом по разные стороны от него.

— Ничего… ничего… всё образуется, — старалась успокоить его Костина жена, — вам надо уехать отсюда, чтобы ты был хозяином в своей семье. Тут тебе не позволят…

— Мне ещё полтора года здесь трубить, Танюш. Я не знаю…

— Думаю, тебе тестя надо за жабры ухватить, — вдруг вмешался в разговор Вадим.

— Ты что?! Он же…

— Вот именно поэтому. Он же боится за свою карьеру, так?

— Так, — согласился Богдан, — но у него такое положение.

— Вот именно. У них у всех рыльце в пушку… А ты всё-таки юрист. В прокуратуре работаешь…

— Так он же мой тесть.

— И что? Думаю, это единственный способ не позволить ему угробить твою жизнь.

— Ну, не знаю….

— Ладно, дружище, поживём — увидим. А пока расслабься. Пошли пройдёмся к реке. Тут у вас красиво…

Сидевшие поднялись с брёвен и увидели Костю, Оксану и Ван Ваныча, направляющихся к ним.

— Там уже все готовые… — улыбнулся Костя.

— Меня не ищут?

— Говорю же — готовые. Им уже никто не нужен.

— Мы спать пойдём. Поздно уже. Завтра возвращаться.

Костю и Таню на ночь устроил у себя Ван Ваныч, а Вадим и Оксана собирались спать у Богдана в комнате.

— Пошли, Ксюха, с Богданом к реке пройдемся.

— Я сейчас Олю позову. Вместе и сходим.

Богдан резко повернулся и побежал к шатру.

— Плоха-а-а-ая идея, — тихо проговорила Оксана.

Её муж удивленно посмотрел на неё, но так ничего и не спросил.

То, что Богдан увидел, повергло его в шок.

Гости разбрелись кто куда. Некоторые сидели за столом, доедали, допивали и накладывали остатки еды себе в предусмотрительно принесённую с собой посуду и целлофановые кульки. На скамейке за столом молодых развалился и храпел во всю силу своих лёгких тесть. За свинарником трое Олиных бывших выясняли отношения кулаками. С другой стороны свинарника «хвастала харчами» свидетельница. Его жена, танцуя, целовалась взасос с одним из бывших прямо у всех на виду. Он поискал глазами тёщу. Валентина Анатольевна делала вид, что разговаривает с соседкой, но на самом деле в упор смотрела на него, на Богдана. Взгляд её был полон ненависти.

«Странные люди, — подумал Богдан. — Сами хотели, чтобы я женился на их дочери, а теперь ненавидят меня за это. Или, может, за что-то другое? Интересно, за что?»

— Кхе-кхе-кхе, — как можно громче закашлял Богдан.

Оля оторвалась от своего бывшего и посмотрела на мужа совершенно осоловевшими глазами.

— Ты? — глупо улыбнулась она.

— Я, Оля. Я. Пойдем, проветримся, — он взял её за руку и попытался повести за собой. Но Оля не сдвинулась с места. — Пойдём, Оля. Там Вадим и Оксана ждут нас. Пойдем к реке. Подышим свежим воздухом.

— Не хочу… — еле ворочая языком, произнесла его жена, — сам иди, я устала.

«Да она пьяная в стельку!» Он разочарованно покачал головой.

— Ну, может, тогда спать?

— Не хочу спать. Где ты был? — наконец-то поинтересовалась его супруга.

— Разговаривал со своими.

— Ну вот… к своим… и иди.

Богдан посмотрел на неё внимательно, но не увидел ничего, кроме пьяной усталости и досады, отпустил её руку и пошёл прочь.

Стало совсем темно. Друзья сидели на берегу речки и вспоминали свои студенческие годы. Богдан слушал, но мысли его были далеко. Перед глазами стояло видение: в инвалидном кресле сидит худенькая девушка с грустными глазами, а он массажирует ей ноги. Она застенчиво улыбается и смотрит на него с такой благодарностью, что у Богдана замирает сердце от счастья. «Зачем же я, дурак, променял её на эту… — думал он, — зачем я это сделал?» Выплыла другая картина: дождь, темень, они с Костей носятся по больничному парку в поисках Нади. И он нашёл её лежащую на земле. Тогда при виде пьяной девушки у него были совершенно другие чувства, чем сегодня при виде пьяной жены. «Почему? В чём разница?»

Друзья проговорили до рассвета. И только когда солнце начало окрашивать небо и воду в жёлто-розовый цвет, когда оно коснулось деревьев, и засияли они, как звёзды на верхушках новогодних ёлок, когда утренняя роса стала переливаться всеми цветами радуги на посвежевшей траве, они отправились спать.

Богдан не пошёл в дом своей новоявленной жены, как планировалось изначально, предположив, что дверь закрыта на ключ и все смотрят радужные сны или пьяные кошмары после такой грандиозной попойки. Уступив друзьям свой раскладывающийся диван, постелил себе на полу. Приятно растянуть, наконец, на горизонтальной поверхности своё уставшее тело. «Прав был Ван Ваныч. Есть душа… Болит…» — успел подумать Богдан перед тем, как провалиться в тяжёлый сон.