9.03 вечера
Просто не верится, что он оказался настолько глуп.
— Сюда, — сказала Джина.
В аллее было темно, и она прихрамывала, потому что потеряла одну туфлю, а земля была холодной и неровной. Бежать по булыжнику, когда одна нога разута, нелегко, но Джина не жаловалась. Она не жаловалась даже тогда, когда, пробежав полдороги к своему дому на другом конце Хобокена, Тоцци вдруг вспомнил, что у него нет ключей. Он никогда не носил при себе ничего, что могло бы выдать его, когда он был на задании. Ключи лежали в багажнике его машины, припаркованной у дома Живчика в Байонне. Как он мог забыть об этом! Идиот.
Теперь они снова направлялись к центру города, к складу универмага «Мэйси», где хранились платформы для парада. Идея принадлежала Джине. Она сказала, что они смогут спрятаться там. Но Тоцци не понравилась мысль снова возвращаться в город, к Колокольне.
— Давай пойдем прямо в полицейский участок, — предложил он.
— Это еще дальше, чем твоя квартира, — задыхаясь, проговорила Джина и потянула за цепь от наручников. — Склад ближе. Мы позвоним в полицию оттуда. — На бегу она все время тихонько икала от страха.
Пять минут спустя они выбежали из аллеи на Четырнадцатую улицу, где у светофора стояло несколько машин. Тоцци придержал было Джину, всматриваясь в лица людей на передних сиденьях, нет ли среди них Беллза, но та бросилась через дорогу, в ужасе оттого, что они оказались на открытом месте. На той стороне улицы на углу находилась работающая всю ночь заправочная станция, одна из современных станций, в которых нет ничего, кроме будки заправщика. Весь угол улицы был залит светом ламп дневного освещения.
Тоцци показал на платный телефон у насосов за будкой.
— Смотри. Можно позвонить оттуда.
— Нет! Где мы будем ждать? Здесь, на открытом месте? Беллз точно нас найдет. Пошли, склад уже близко.
В ее словах был смысл. Теперь уже Беллз наверняка знает, что они сбежали, и знает, что у них нет машины. Было бы безумием стоять тут, под этими огнями. Тоцци схватил Джину за руку, и они свернули на неосвещенную боковую улицу. Она снова начала икать.
Там, на Колокольне, услышав звук поднимающегося лифта, она по-настоящему запаниковала. Бурно задышала, потом начала икать, пытаясь втянуть воздух в легкие. Тоцци пытался успокоить ее, но она была в невменяемом состоянии, в ужасе, что Беллз обнаружит их. И тут, после всех этих жалоб, что она не пролезет через петлю, образованную цепью, она вдруг каким-то образом выскользнула из нее. Только, должно быть, ободрала ягодицу. Они бросились на кухню и попытались открыть дверь на лестницу, но она оказалась заперта. Чердак находился на высоте трех этажей от земли. Лифт уже почти поднялся. Схватив Джину, Тоцци спрятался вместе с ней за одним из кожаных диванов, накрывшись сверху клеенкой. Он решил застать Беллза врасплох. Но ему практически пришлось лежать на ней, чтобы заставить ее не шевелиться, к тому же, хотя он закрывал ей рот рукой, ее иканье раздавалось на все помещение. Лифт с бряканьем остановился. Они замерли, широко раскрыв глаза, в ожидании шагов Беллза. Тоцци думал, что же можно сделать? Ведь его рука прикована к руке Джины. Но из лифта никто не вышел.
— Беллз? Ты здесь? Беллз?
Это был всего лишь Стенли. Он даже не вышел из лифта, только позвал Беллза и, не получив ответа, уехал.
После ухода Стенли Тоцци и Джина спустились вниз, пробрались через пустой двор, пролезли через дырку в заборе и нашли на улице платный телефон. Тоцци быстро позвонил в оперативное управление и объяснил ситуацию ночному дежурному. Он сказал, что они с Джиной доберутся до его квартиры в Хобокене и там подождут, пока за ними приедут — он совсем забыл, что у него нет ключей. Идиот.
— Сюда. — Джина потянула его с улочки в переулок. Прямо перед ними; справа, был открытый пролет, свет из которого заливал булыжную мостовую. Когда они добрались до пролета, Тоцци пришлось прикрыть глаза рукой от неожиданного буйства цветов и красок. То, что он увидел, было... невероятно.
Помещение склада было огромным, как ангар. Там стояло множество платформ, украшенных гофрированной бумагой, тканями, лентами, разрисованных красками всех возможных цветов. На платформах были установлены изготовленные из папье-маше огромные белки, медведи в натуральную величину, попугаи и жирафы, киты и ловцы жемчуга, морские львы и пингвины, динозавры и первобытные люди, пираты, небесно-голубые эльфы и серебряные феи, рыцари на боевых конях в доспехах, ковбои и индейцы, клоуны и акробаты, роботы, кролики, моржи, инопланетяне, глупые собаки и кошки, островитянки на фоне далеких вулканов, огромные, как деревья, цветы. Невозможно было охватить взглядом все это изобилие.
— Могу я вам чем-нибудь помочь?
Тоцци вздрогнул, когда, поднявшись с табуретки у входа в помещение склада, к ним очень медленно направился дряхлый старик. Он смотрел на них, нахмурившись, и старался, чтобы в голосе его звучала угроза, но ему, должно быть, уже перевалило за девяносто.
— Я спросил, чем я могу вам помочь?
Джина сунула руку в карман брюк и вытащила пластиковую карточку служащего универмага «Мэйси». Она протянула ее старику, который взял ее и, откинув назад голову, стал читать через нижнюю половину бифокальных очков, что там написано. Она взглянула на Тоцци. Они думали об одном и том же: скорее бы!
— Все в порядке, — произнес наконец старик, возвращая Джине карточку, и вернулся на свою табуретку.
— Пошли, — сказала Джина. Она провела Тоцци мимо платформ, уже готовых к отправке на завтрашний парад в Манхэттене. В другом конце склада рабочие прицепляли платформы к стоящим неподвижно тягачам.
Пока они пробирались по узкому проходу между платформами, Тоцци все время смотрел, не появился ли Беллз. Он почти поверил, что этот тип обладает сверхъестественными способностями и может оказаться где угодно.
— Давай сюда, — сказала Джина, когда они выбрались из-за платформ. Она провела его по стальной лестнице, ведущей вдоль стены, в шикарную гостиную над помещением склада, закрыла за ними дверь и, отсекая живописный вид из окон зеркального стекла, опустила темно-бордовые жалюзи. Потом потянула Тоцци на другую сторону комнаты, где на вишневом серванте стоял бежевый телефон. Сняв трубку, она переключила телефон на городскую линию и передала трубку Тоцци:
— Вот. Звони.
Тоцци набрал 911. Телефон прозвонил только один раз.
— Полиция, — произнес утомленный голос на другом конце линии.
— Говорит специальный агент Майк Тоцци, ФБР. Дайте мне старшего дежурного офицера. Срочно.
— Подождите, сэр.
Тоцци ждал, не отрывая глаз от жалюзи. Ему не нравилось, что он не видит, что происходит снаружи.
— Говорит лейтенант Френкель. Чем могу помочь, сэр?
— Моя фамилия Тоцци, ФБР. Я нахожусь в помещении склада универмага «Мэйси» в центре города. Я не вооружен и прикован наручниками к гражданскому лицу. Нас преследует вооруженный преступник...
Лейтенант перебил его:
— Вы знаете, кто это?
— Да. Его зовут Тони Беллавита, или Тони Беллз. Белый, около пяти футов десяти...
— О, я знаю мистера Беллавиту. Немедленно высылаю несколько человек. В каком именно помещении склада вы находитесь?
— В комнате над металлической лестницей с темно-красными жалюзи на окнах. Я думаю, здесь только одна такая комната. — Он посмотрел на Джину, та кивнула.
— Да, только одна.
— Есть пострадавшие?
— Нет.
— О'кей, сэр. Высылаю людей.
— Спасибо.
Лейтенант повесил трубку. То же сделал и Тоцци.
— Они выслали машину, — сказал он.
— Хорошо.
Джина выглядела очень утомленной. Она потянула его к дивану, находящемуся рядом со столом, на котором стояли блюдо с печеньем, обернутым в желтый целлофан, несколько пластиковых литровых бутылок с содовой, бумажные стаканчики и ведерко со льдом. Но Тоцци повел ее к окну.
Ему не нравилось, что они оказались тут как бы взаперти. Он раздвинул жалюзи и выглянул наружу. Джина подтянула поближе стул с прямой спинкой и рухнула на него рядом с Тоцци. Он обвел взглядом помещение склада внизу, осматривая проходы между платформами, затем перевел взгляд на ворота, где сидел на своем посту старикашка, и сердце его остановилось.
— О, черт!
— Что? — Джина поднялась, тоже раздвинула жалюзи и сразу же увидела то, что видел Тоцци. — О Боже!
В пролете стоял Беллз, осматривая ряды платформ. Старик вскочил с табурета и махал Беллзу, чтобы тот остановился, но Беллз, не обращая на него внимания, прошел прямо на склад.
Джина схватила Тоцци за руку:
— Что нам делать? Он здесь!
Тоцци смотрел в окно. Он не поверил своим глазам. Как, ради всего святого, он...
Тоцци перевел взгляд на печенье и содовую на столе и вспомнил секретаршу Джины, чернокожую девушку в универмаге «Мэйси» в Манхэттене. Беллз искал Джину, а секретарша сказала ему, что Джина должна поехать с детишками на склад в Хобокен. Должно быть, Беллз решил, что они с Джиной могут прийти сюда, так как склад находится недалеко от Колокольни и Джина знает это место. Если только этот сукин сын действительно не умеет читать мысли. Дерьмо!
— Пошли! — Тоцци потянул Джину к двери. Он выключил свет и снова раздвинул жалюзи. — Надо выбираться отсюда.
— Почему? Почему мы не можем остаться здесь? Он не знает, где мы.
— Ты уверена?
— Откуда он может знать?
— Потом скажу.
Тоцци проследил взглядом, как Беллз идет мимо рядов платформ, заглядывая под каждую. Подождал, пока тот скроется за большим вулканом на платформе, изображающей Гавайские острова.
— Пошли, быстро. — Он открыл дверь и буквально слетел вниз по ступеням. Джина пыталась сопротивляться, но резкий рывок наручников заставил ее двигаться. Времени для дискуссий не было.
Пригибаясь и прячась за колесами, они ринулись от лестницы к платформе, изображающей сцены из жизни Дикого Запада. Сердце Тоцци колотилось. Глаза Джины за стеклами очков расширились. Ее свободная рука была прижата ко рту. Она снова начала икать.
— Пошли. Надо уходить, — прошептал он ей на ухо.
* * *
Снаружи, под звездами, Тоцци повернулся на бок, зашелестев мелконарезанной гофрированной бумагой желтовато-коричневого цвета, изображающей песок. Его спина застыла, пока он лежал тут, на холоде, в окружении глуповатого вида динозавров цвета жженого сахара в бикини и плавках, а в глаза и нос ему сыпались блестки и сухой клей. Он закоченел. Тоцци посмотрел вверх на оранжевого короля-тиранозавра из папье-маше высотой в семь футов в фиолетовом бассейне и Рэя Бэнса, стоящего на доске для серфинга. Потом взглянул на Джину, лежащую рядом с ним, и понял, что они думают об одном и том же: поймали ли полицейские Беллза? Лейтенант полиции, с которым говорил Тоцци, сказал, что знает Беллза, но рисковать они не хотели, поэтому и лежали тут, притаившись. Возможно, Беллз все еще ищет их.
Платформа, на которой они прятались, стояла вместе с другими в ожидании, пока откроется въезд в туннель. Каждый год в ночь перед Днем благодарения один из путей в туннеле Линкольна отводили специально для того, чтобы перевезти платформы для праздника. Тоцци поднял голову и увидел, что платформы растянулись от места сбора платы за проезд через туннель до самого Хобокена. По всему пути стояли зеваки, как во время настоящего парада, и это его беспокоило. Беллз может легко затеряться в толпе — если он все еще здесь. Он искоса взглянул на Джину и подумал, не подойти ли к кабине тягача, к которому прицеплена их платформа, и не попросить ли водителя о помощи, но оставил эту мысль. Джина снова начнет сходить с ума.
После того как они выбрались из помещения склада, ее охватил панический ужас. Глядя на то, что с ней творится, как она плачет, икает и колотит все вокруг, он думал, у нее будет сердечный приступ. Она не переставая твердила, что все в сговоре с Беллзом, что никому нельзя доверять. Единственное, чего она хотела, — это спрятаться, спрятаться от Беллза. У Тоцци были другие планы, но трудно действовать самостоятельно, когда к твоей руке прикована брыкающаяся, вырывающаяся невменяемая весом в сто с чем-то фунтов. Поэтому он решил, что, поскольку теперь они в относительной безопасности и она успокоилась, он подождет, пока они попадут в Манхэттен, а там уже обратится за помощью.
Джина свернулась в клубок на боку, в ее глазах блестели слезы, но она не плакала, просто лежала в положении зародыша, уставившись на свою босую ногу. Очевидно, нога совсем замерзла. Правда, в общем, она не должна бы мерзнуть, так как укрыта теплым пальто. Тоцци злился, что с ней так чертовски трудно, но не мог сердиться долго, потому что очень переживал за нее.
Нахмурившись, он посмотрел на стоящего на доске для серфинга динозавра, нависшего у них над головой.
— Знаешь, не стоит нам просто сидеть здесь и ждать. Это глупо.
— Нет, не глупо, — пробормотала она.
— Нет, именно глупо. Нужно было вернуться ко мне домой. Даже если бы мы не смогли попасть внутрь, мы подождали бы там.
— Откуда ты знаешь, что Беллзу неизвестно, где ты живешь?
— По легенде я живу дальше, на побережье.
Она повернулась и посмотрела на него:
— Ты не знаешь Беллза. Он ничего не упускает из виду. Он вполне мог проследить за тобой. Он мог бы следить за тобой целый месяц, если не был в тебе уверен. Ты не знаешь, на что он способен.
Тоцци не сразу задал свой вопрос:
— А ты откуда так много о нем знаешь?
С минуту она молчала.
— Мы встречались.
Теперь уже замолчал он.
— Слушай, только не надо так на меня смотреть. Это было еще в школе.
— О... — Тоцци хотелось забрать у нее свое пальто. Пусть замерзает. Но, вместо того чтобы сделать это, он ухватился за черный ноготь из папье-маше на ноге динозавра и отодрал от него кусок. Так, значит, еще в школе?
— Слушай, прекрати. — Она оторвала его руку от ноги динозавра. — Не ломай.
Тоцци зло посмотрел на нее. Ему смертельно хотелось узнать все, но он не собирался спрашивать. Он смотрел, как на холоде его дыхание превращается в пар, и обдумывал услышанное. Дерьмо. Он должензнать.
— Ты спишь с ним?
— С кем? С Беллзом?
— Да, с Беллзом.
— Тебе-то какое дело?
— Просто любопытно.
— Абсолютно не твое собачье дело.
Тоцци уставился на месяц.
— Ты совершенно права. Это меня не касается. — Но знать он все-таки хотел.
Она приподнялась на локте.
— Ты что думал, до тебя я хранила невинность? Так, что ли? Ты разочарован?
— Не смеши меня.
— Тогда какое тебе дело?
— Забудь об этом. Мне нет никакого дела. — Тощий посмотрел на луну. Не хочет он ничего знать. Она его совершенно разочаровала.
— Тебе очень даже есть дело, иначе ты бы не спрашивал. Хорошо, я скажу тебе. Мне все равно. Ничего в этом особенного нет. Да, я спала с Беллзом. Вот.
Тоцци пожал плечами. Он не собирается ни о чем спрашивать. Не собирается.
— Очень давно, — добавила она. — Когда мы учились в школе.
Внутри у Тоцци все кипело. Интересно, это все в школе и кончилось? Когда это было в последний раз? «Джина, это я. Позвони мне».
—Это не была любовь или что-то в этом роде, — продолжала Джина. — Просто так случилось.
Чушь собачья.
Он кашлянул в кулак.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? Я не хочу знать, что там у вас было.
— Я тебе рассказываю, потому что на самом деле ты хочешьзнать. И это не то, что ты хотел услышать. Теперь ты считаешь меня потаскухой, потому что я спала с ним.
— Я этого не говорил.
— Нет. Но ты так думаешь.
— Откуда ты знаешь, что я думаю?
— Ты считаешь, что об этом так трудно догадаться?
Тоцци хотелось оторвать динозавру ногу.
— Он не был убийцей, когда мы учились в школе, — сказала Джина. — По крайней мере, я так думала. Я хочу сказать, что до прошлого лета вообще не знала, что он входит в организацию. Пойми меня правильно. Я знала, что он не ангел, но думала, что он — мелкая сошка, как мой брат.
Тоцци не ответил.
Она продолжала говорить:
— Конечно, когда практически вся семья связана с мафией, с кем еще может общаться ребенок? Нас в семье учили, что доверять можно только итальянцам, да и то преимущественно сицилийцам. Мой отец даже слесаря не позвал бы, если его фамилия не оканчивается на гласную. Надо было слышать, какой поднялся шум, когда в седьмом классе я спросила, можно ли мне пойти в кино с Брайаном О'Бойлом. Можно было подумать, что я захотела обрить голову наголо и вступить в секту кришнаитов или что-нибудь в этом роде. Я всегда старалась не слушать эту чепуху, но это не так-то легко, когда живешь в такой прилипчивой итальянской семье. Если делаешь не то, чего от тебя ждут, они кричат, рыдают, дуются, предрекают, что ты окажешься в аду, до тех пор, пока не образумишься и не сделаешь, как они хотят.
Это Тоцци было понятно. Он сам вырос в такой среде. Когда он женился на девушке из семьи, принадлежащей к англиканской епископальной церкви с острова Родос, его семья вела себя как на похоронах. Мать весь день дулась, а отец жаловался, что на столе нет макарон. Что это за свадьба, на которой нет хотя бы маленького испеченного зити?
Ревность, сжавшая все внутри, начала отпускать Тоцци, и он повернулся лицом к Джине. Тут он заметил тусклое свечение золотого свадебного кольца на цепочке вокруг ее шеи, и внутри у него опять все сжалось.
— Могу я тебя кое о чем спросить? — Он старался, чтобы в его голосе не звучали осуждающие нотки.
— О чем?
— Это кольцо. Оно свадебное?
Джина помолчала. В свете фонарей было видно, что ее глаза за стеклами очков увлажнились. Тоцци не мог понять, плачет она или нет.
— Не обращай внимания, — сказал он. — Это не мое дело. Извини. Забудь об этом.
Она глубоко вздохнула.
— Это кольцо Марджи.
— Марджи?
— Да, Марджи. Жены Беллза.
Тоцци вспомнил искореженную машину во дворе позади Колокольни.
— А как оно у тебя оказалась?
Какое-то время она молчала.
— Марджи и я были лучшими подругами. Еще с пятого класса. — Она крутила кольцо в пальцах, опустив глаза.
Она не ответила на его вопрос, но Тоцци решил не настаивать. Он чувствовал, что затронул больную тему. Если она захочет, то сама расскажет.
— Я так понимаю, ты знала, что Марджи погибла таким образом.
Она кивнула:
— Да... в общем, так. Когда она исчезла, в конце лета, я сразу догадалась, что Беллз с ней что-то сделал. Я хочу сказать, я не знала, но в глубине души догадывалась.
— Почему?
Неожиданно затарахтел мотор тягача, и все остальные тягачи тоже ожили — вот-вот тронутся в путь. Тоцци смотрел на Джину, он хотел, чтобы она продолжила свой рассказ. Беллза подозревали в совершении нескольких убийств, но для обвинения не было достаточных доказательств. ФБР ничего не было известно о его жене.
Джина пожала плечами, потирая кольцо в пальцах:
— У Марджи и Беллза были проблемы.
Тоцци подождал, не объяснит ли она свои слова, но она молчала.
— Серьезные проблемы?
— Да. Для них серьезные. Марджи никак не могла забеременеть.
Тоцци кивнул:
— Это бывает.
Джина покачала головой:
— Ты не понимаешь. Это бывает с другими людьми, но не с Беллзом. Он хотел детей. Очень.
— А усыновить кого-нибудь они не могли?
— Беллз? Никогда. Ему нужны были его собственныедети, егоплоть и кровь.
— Понимаю. — Тоцци и сам думал о приемных детях то же самое.
Тягач начал двигаться. Караван направлялся в Нью-Йорк. Тоцци повернул к фонарю руку, чтобы разглядеть циферблат. Только что наступила полночь.
Джина снова замолчала.
— Так что же произошло между Беллзом и Марджи?
— Беллз считал, что решение проблемы — побольше секса. Чтобы увеличить шансы. Марджи говорила мне, что это было ужасно. Каждое утро, каждый вечер, как поденная работа. Она говорила, что чувствует себя проституткой — трам, бам, мерси, мадам. Она хотела сходить к врачу, выяснить, почему не может забеременеть, но Беллз и слышать об этом не желал. Понимаешь, она совершила большую ошибку: высказала предположение, что дело, возможно, в его сперме, а не в ней. И тогда он стал приносить домой разные травы и витамины, лекарства и прочее дерьмо. Ее от этого уже тошнило. Она говорила, что чувствует себя, как Миа Ферроу в «Ребенке Розмари». Говорила, что в один прекрасный день он заявится домой с шаманом. Он совсем спятил.
Тоцци слушал, и все это напомнило ему некоторых учеников из его класса по айкидо. Кое-кто из них свято верил в нетрадиционные методы лечения. Он оглянулся на Хобокен. Экзамен уже закончился. Он снова упустил шанс получить черный пояс. На какое-то время он совсем забыл о нем. Черт!
Джина продолжала свой рассказ:
— Марджи совсем измучилась. Она каждый день звонила мне на работу, плакала, жаловалась. Наконец я сказала ей, что мы пойдем к врачу. К черту Беллза. Она сказала, нет, я не могу, Беллз убьет меня, но я настаивала. Я нашла врача в Хекенсаке, специалиста по оплодотворению, он проверил ее и сказал, да, все дело в ней. Что-то такое с яичниками, я точно не поняла. Когда мы вышли от него, я думала, Марджи бросится под машину. Она ревела в голос, как ребенок. Говорила, что убьет себя. Я и не знала, как сильно она самахочет ребенка. Я думала, всё дело в Беллзе, но, оказывается, не только в нем. Она тоже помешалась на этом.
— И что же дальше?
Джина пожала плечами и посмотрела ему в глаза.
— Я сделала большую глупость.
— Какую?
— Пообещала ей, что, несмотря ни на что, у нее будет ребенок. Сказала, что помогу ей.
Сердце Тоцци забилось быстрее.
— Ты хочешь сказать, ты... Искусственное осеменение? И Беллз пошел на это?
Она покачала головой:
— Не я. Я нашла Марджи замену. Симпатичную девушку с Сицилии, двадцати лет, нелегальную эмигрантку. Девушка согласилась на это за двадцать тысяч. Но Беллз был против. Он сказал, что это неестественно. Марджи было все равно. Она сама договорилась с девушкой. Не знаю, где она взяла деньги. Они совсем с ума сошли, оба. Беллз верил, что Марджи может забеременеть обычным способом, поэтому после секса, когда он засыпал, она уходила в ванную, отсасывала его сперму и прятала ее в холодильник. Пару раз та девушка ждала ее на улице, чтобы получить свежую сперму. Марджи выкидывала ее из окна в целлофановом пакете. Можешь себе представить? С ума сойти.
Тоцци слушал вполуха. Эта девушка с Сицилии. Звучит очень подозрительно. Может, Джина и есть эта девушка? Может, все дело в том, что Джина предложила лучшей подруге заменить ее? Может, Джина носит в себе ребенка Беллза? Может, он поэтому и звонил ей — узнать, как у нее дела? Почему иначе он так одержим ею? Тоцци почувствовал тошноту.
— Ну и что, это сработало?
Джина нахмурилась и пожала плечами:
— Не думаю. В любом случае так забеременеть нельзя. Я читала Марджи всякие книги на эту тему. Но она ничего не хотела слушать.
У Тоцци перед глазами стояла большая спринцовка. НеужелиДжина могла бы сделать что-нибудь подобное. Он представил, как она вводит себе сперму Беллза, пусть даже член Беллза не принимал в этом никакого участия, и его затошнило.
Тягач затрясся, тронувшись с места на самой медленной скорости. Динозавры в пляжных одеяниях задрожали, как деревья на ветру. Тоцци поднял голову и увидел позади вереницу разукрашенных платформ. Пятьдесят двигателей работали в унисон.
Джина покачала головой.
— Самое странное, что он хотел девочек. Мужчины ведь всегда хотят сыновей, правда же? А Беллз — наоборот. Хотел девочек. По меньшей мере трех. Разве это нормально?
Тоцци пожал плечами. Он слышал, что девочек легче воспитывать, что они больше тянутся к отцам, чем к матерям. Такие папины дочки. Но что он знает о детях?
Тягач замедлил ход и поехал рывками, так как они приблизились к будкам, где собирают плату за въезд в туннель. Доисторические животные задергались в буйном танце.
— Где эти штуки стоят ночью? — спросил Тоцци. — Ты знаешь?
— Где-то в Верхнем Вэст-Сайде. Там начинается парад.
— О'кей. Когда приедем туда, остановим полицейскую машину, пусть отвезут нас в ближайшее отделение, там с нас снимут наручники. Хорошо?
— Почему бы нам не поехать к тебе в управление?
— В полиции есть все необходимое, чтобы снять с нас это. — Он поднял руку, закованную в наручник. — А у нас подходящих инструментов может не оказаться.
— Тогда ладно. — Глаза ее были влажными, лицо нежным. Тоцци попытался вспомнить, как она выглядела в тот день, когда они любили друг друга у нее дома. Или же это было трам, бам, мерси...
Когда они приближались к въезду в туннель, Тоцци проговорил быстро, как будто они должны были скрыться под водой:
— Когда въедем в туннель, дыши через рукав пальто. Знаешь, угарный газ.
Она пожала плечами:
— Хорошо. Но я думала, в туннель накачивают воздух.
— На мой взгляд, недостаточно.
Они въехали под куполообразные своды туннеля. Тоцци дышал через рукав своей спортивной куртки и следил, чтобы Джина делала то же самое. Ее глаза блестели за стеклами очков. Блестящая синяя ткань вывернутого наизнанку пальто прикрывала нижнюю половину лица.
Тоцци откинулся на спину и посмотрел вверх на катающегося на доске тиранозавра. Искусственный свет внутри туннеля отбрасывал мрачные тени на морду с зубастой пастью. В этих солнечных очках он был похож на Джека Николсона. Тоцци нахмурился и перевел взгляд на что-то другое. Он пытался выбросить из головы мысль о спринцовках.
* * *
— Не волнуйтесь, мистер Беллавита.
— Ты тоже, Рик.
Полицейский отсалютовал двумя пальцами, поднял стекло и отъехал.
Беллз улыбнулся и отсалютовал в ответ. Он смотрел, как полицейская патрульная машина исчезла в конце улицы, потом повернулся и пошёл по обочине круто поднимающегося вверх виадука, ведущего из Хобокена. Офицера Рика послали найти «какого-то парня из ФБР», сообщившего по телефону, что его преследует Беллз. Прошлой весной Беллз одолжил отцу офицера Рика деньги на свадьбу его сестры, и тот все еще выплачивал свой долг. Бравый офицер нашел Беллза на складе универмага «Мэйси», но агента ФБР найти не смог, он угостил Беллза «Пасаденой» и подвез его на окраину города, посоветовав на время исчезнуть. Беллз ухмыльнулся про себя. Всегда полезно иметь друзей в полиции.
Дойдя до вершины виадука, Беллз остановился и начал всматриваться в ряды платформ, выстроившихся у въезда в туннель. Джина и малыш Майки находятся на одной из них. Он видел, как они пытались улизнуть из помещения склада, спрятавшись на платформе с динозаврами. Он мог поймать их еще там, но к этому времени собралось слишком много народа: рабочие, водители тягачей, зеваки на улице. И он не стал ничего предпринимать. Но это не страшно, подумал он. Так даже лучше.
Последняя платформа стояла у подножия холма. Около нее находился охранник. Беллз пристально посмотрел на него. Не большой и не маленький. Беллз скрестил руки на груди, засунув ладони под мышки. В холодном ночном воздухе его дыхание превращалось в облака пара, как у лошади всадника без головы. На нем не было пальто, и он пожалел об этом. Огромный автоматический пистолет Большого Дома не умещался в кармане пиджака, и ему не хотелось засовывать этот здоровый кусок металла за пояс на спине. Он посмотрел вниз на охранника и подумал, не выбросить ли вообще эту штуку. От нее слишком много шума. Но тут, вспомнив о Будде и его громилах, решил пока оставить пистолет у себя.
Далеко впереди, ближе к въезду в туннель, ряды платформ медленно поползли вперед, как празднично разукрашенная гусеница, очень большая и ленивая, а последние несколько платформ даже еще не тронулись с места. Когда гусеница попадет к месту назначения, в Нью-Йорк, голова уснет раньше, чем хвост начнет двигаться. Так говорил его старик, когда брал его, еще мальчишку, смотреть на платформы перед праздником. Для его отца это было своеобразным ритуалом. В те времена Беллз нечасто видел своего отца, в основном потому, что тот был ночным человеком. Но пойти в ночь перед Днем благодарения вместе с сыном смотреть на разукрашенные платформы было семейной традицией, и он никогда не упускал такого случая. Беллз всегда с нетерпением ждал этого события.
Каждый год его отец произносил одну и ту же фразу о платформах, похожих на большую гусеницу. Скоро это стало своего рода игрой, и Беллз с нетерпением ждал этих слов. Он думал о том, что, когда у него будут свои дети, он так же станет водить их в ночь перед Днем благодарения смотреть на платформы и будет произносить эти же слова. О большой гусенице со спящей головой и бодрствующим хвостом. Да-да, именно это он им и скажет. Своим трем девочкам. Вот чего он хочет. Он еще не оставил надежды. И никогда не перестанет надеяться.
Три девочки. Он всегда именно так это себе и представлял: он и его девочки. Как в том старом фильме с Джеки Глизоном, где у него дочь, и он ее ужасно портит, балует, но девочка настоящая умница, все на лету схватывает. Поэтому он и хочет девочек. Девочки гораздо лучше мальчиков. Особенно если их правильно воспитать.
Беллз начал спускаться по виадуку к последней платформе, приготовленной для Санта-Клауса. Санки с запряженными в них восемью оленятами. Только эти малыши были отнюдь не маленькими. Когда он был ребенком, он никогда особенно не выделял платформу с Санта-Клаусом. Каждый год это было примерно одно и то же. Но его дочери? Он знал, что они будут без ума от Санта-Клауса, потому что он, Беллз, позаботится, чтобы Санта-Клаус принес им все, что они пожелают. Даже пони, если захотят.
Он никогда не понимал, почему мужчины с ума сходят по сыновьям. Конечно, существует такая вещь, как продолжение рода, но, если смотреть на вещи объективно, от мальчиков одни неприятности. Они грубые, все ломают, у них больше проблем, когда они вырастают, они больше болеют, у них больше недостатков. Да и вырастают из них дураки. Они — как собаки. Покажи парню кусок мяса, он пойдет прямо за ним. Никакой тонкости. По большому счету, мужчины думают только о том, что у них непосредственно перед глазами. Поэтому-то он никогда не хотел входить в организацию. Вполне достаточно Стенли. Десять Стенли могут запросто свести с ума.
Разница между мальчиками и девочками настолько очевидна, что Беллз не мог поверить, что кто-то думает иначе, чем он. Посмотрите, например, как мужчины играют в пул. Им даже в голову не придет ударить от борта или сделать комбинированный удар, пока ничего другого просто не останется. Большинство мужчин предпочитают, чтобы все было прямо и открыто. А вот девочки совсем не такие. Они утонченные. Невозмутимые. Их можно научить вести игру. Ведь выиграть в игре — это совсем не то же самое, что вести игру, а мужчины всегда играют, только чтобы выиграть. Не то что девочки. Они хотят, чтобы все было сделано так, как надо. Если правильно воспитать девочку, она может действительно чего-то добиться. Поэтому он и хочет девочек.
Его жену, Марджи, воспитали неправильно. Она не от мира сего. У нее не могло быть детей. Никакого от нее толку. Хотя оно и к лучшему. Она бы их совершенно неправильно воспитала, они пытались бы делать что-то за его спиной. Как она.
Вот Джина Дефреско, она умница, но ее тоже неправильно воспитали. Она упряма, как мужчина. Твердолобая. И тоже витала в облаках. Хотела, чтобы ее считали крутой, но на самом деле она не такая. Еще когда они учились в школе, она читала все эти книжки о прошлых временах, рисовала замки, единорогов и всю эту чушь в своих тетрадках, хотела жить где-то в других краях, в другие времена, все искала чего-то лучшего, каких-то чудес. Ее неправильно воспитали. Нужно уметь создавать чудеса сейчас, в настоящем. Этому он и научит своих девочек. Он не позволит, чтобы им засоряли голову всей этой чепухой о принце на белом коне.
Правда, в этом Джина похожа на большинство остальных девушек. Всегда они ждут и надеются — вот появится их Очаровательный Принц. Неправильное воспитание, только и всего. Возможно, она и сейчас находится в своей выдуманной стране, думает, что она в безопасности. Достаточно прыгнуть на платформу — и ты улетела, убежала от реальности. Глупо, Джина. Очень глупо. Но такая уж она есть. Ищет везде чудеса, а следовало бы научиться самой их творить. Совсем не видит реальности. И все-таки она не совсем безнадежна.
Когда Беллз подошел ближе к платформе для Санта-Клауса, охранник наконец заметил его и замер на месте. Беллз коротко рассмеялся. Видите? Парень напрягся, застыл, мгновенно стал агрессивным. Типичный мужчина. Он напомнил Беллзу малыша Майки.
Малыш Майки, агент ФБР. Мистер Любезность. Очаровательный Принц. Может, таким он себя видит. Все его действия абсолютно предсказуемы. Да прибавьте к этому Джину с ее фантазиями. Небось сказала ему, что они могут удрать на этом ковре-самолете, созданном ее воображением, на этой большой поганой гусенице, а у него ума хватит ее слушать. Вот еще один недостаток мужчин: они слушают женщин. А будешь слушать свою бабу, не увидишь, что можно ударить от борта, сделать комбинированный удар — ни черта, ни ангела. Станешь прямолинейным. Дамочка чем-то недовольна — мужчина постарается ее ублажить. Действовать, реагировать. Внимать и отзываться. Девяносто девять и девять десятых процента людей на этой планете просто неправильно воспитаны. Они не умеют думать, только действуют. В точности как змеи.
Беллз не спеша подошел к платформе для Санта-Клауса и осмотрел оленя. У охранника был такой вид, будто количество тестостерона у него в крови резко повысилось: глаза навыкате, лицо нахмурено — это мое, не трогай. Он обошел платформу вслед за Беллзом. Тот внимательно вглядывался в сани, в которых завтра должен был ехать Санта-Клаус.
Беллз придвинулся ближе и тронул нарезанную белую бумагу, изображавшую снег. Охранник рявкнул:
— Эй! Тебе чего тут надо?
Беллз ухмыльнулся:
— Мечтаю о белом Рождестве.
— Давай иди мечтай в другом месте.
Какое-то мгновение рука Беллза оставалась на бумажном снегу, затем он сунул ее в карман. Правда, от платформы он не отошел. Просто стоял и смотрел на охранника. Охранник свирепо уставился на него.
— Так что тебе нужно, приятель?
Беллз пожал плечами и покачал головой.
— Тогда отойди от платформы... пожалуйста.
Беллз улыбнулся. Это «пожалуйста» сказало ему о многом. Парень призадумался, глядя на него. Это хорошо.
Двигатель тягача загудел, и бумажный снег зашелестел. Беллз ждал.
Охранник подошел ближе:
— Слушайте, мистер, я не хочу тут никаких неприятностей.
На самом деле — хочет. Правда, только если уверен, что сможет легко расправиться с незваным гостем. Беллз провел рукой по бумажному снегу и посмотрел на охранника. Ну, решайся.
— Слушай, приятель, я тут не в игрушки играю. Я понятно говорю? — Он придвинулся ближе, проверяя реакцию Беллза. Типичный хищник, трус с большими зубами. Не нападет, пока не убедится, что не получит отпора.
Беллз молча смотрел на него, водя пальцами по нарезанной бумаге.
— Убери свои руки. Нанесешь какой-нибудь ущерб.
Беллз улыбнулся, услышав слово «ущерб». Официальный язык. Настоящие мужчины любят жаргон. Это выделяет их, отличает от других. Как и копов.
— В последний раз говорю тебе, приятель. Отойди от платформы.
Беллз не шевельнулся. Мотор тягача взревел, и платформа двинулась. Беллз ухватил полную горсть бумажного снега, платформа отъехала, и бумажки остались у него в руке. Он посмотрел на них, затем разжал руку. Обрывки бумаги, кружась, опустились к его ногам, несколько прилипло к брюкам.
Охранник кинулся на Беллза, как разъяренный бык. Беллз действительно «нанес ущерб», и теперь у того был повод действовать. Мужчине всегда нужна уважительная причина. Охранник набросился на Беллза и схватил его за отворот пиджака:
— Эй! Я говорил тебе...
Беллз отбросил его руку и, быстрым движением развернув охранника, прижал его спиной к своей груди.
— Эй! Что ты делаешь?
Руки Беллза были скрещены на груди охранника, он ухватил его за отвороты и потянул за них, используя воротник куртки для того, чтобы остановить кровообращение в больших артериях сбоку на шее. Беллз никак не мог запомнить, как они называются. «Зеленый берет», которого он знал когда-то, говорил ему, но он забыл. «Зеленый берет» показал ему этот прием и сказал, что с его помощью можно отключить человека за десять секунд, но нужно быть осторожным, потому что один человек из ста может от этого умереть. Он даже разрешил Беллзу попробовать этот прием на себе, сказав, чтобы Беллз не беспокоился, он не из этого числа, с ним это уже проделывали не один раз. Беллз никогда не узнал, так ли это, потому что он выстрелил этому умнику в глаз прежде, чем тот пришел в себя. Он задолжал Будде деньги и вряд ли смог бы их вернуть. Может, в армии он и был «зеленым беретом», но на гражданке он был лопух. Лучше бы ему оставаться в армии.
Беллз не ослаблял хватку, дождавшись, пока охранник перестанет сопротивляться. Очень скоро тот, бездыханный, свалился на тротуар. Огромные колеса платформы катились мимо его неподвижно лежащего тела. Интересно, подумал Беллз, может, он как раз тот самый один из ста, что умирают от этого приема? Он посмотрел на пустое лицо охранника с носом-картошкой и решил, что такой тупица не может быть одним из ста ни в чем.
Он повернулся и пошел за удаляющейся от него платформой. Догнав ее, он положил ладони на бумажный снег и запрыгнул на нее. Подойдя к саням, по ступенькам забрался в них. Сидя на месте старого Святого Ника, он смотрел, как эта чертова огромная гусеница впереди заползает в туннель. Где-то там Джина Дефреско со своим Принцем малышом Майки и тупоголовыми динозаврами. Как только они доберутся до Манхэттена, они, вероятно, поймают такси. Он, Беллз, сделает то же самое, поедет за ними, куда бы они ни отправились. Все будет отлично. В Нью-Йорке полно темных укромных уголков и щелей, где можно быстро пришить человека и смыться. Без проблем.
Но на этот раз это будет не просто удар, а удар комбинированный.