Гриша Брускин

Как в кино

Помню, кричу в плену пеленок. Не могу пошевелиться.

Помню наши детские кровати вдоль стен. Ночной горшок посередине.

Помню милую мою, добрую бабушку Любу. С заклеенным бумагой стеклом в очках. Читающую "Джен Эйр" при свете настольной лампы.

Помню огромные сосны на даче в Удельной. Бешеную собаку. Ландыши у забора. И пронзительный крик: "Марик утонул!".

Помню высокую температуру. Ужас неведомой планеты.

Помню холод раскаленного огня, завернутого в мокрую газету. И мамин голос: "Потерпи еще".

Помню уточку с изюмом вместо глаз. Плывет себе на полке.

Помню лошадиный череп, обглоданный людоедом, на страшной тропинке в лесу.

Помню, как Синяя рука осторожно шевелит угол оконной занавески.

Помню взгляд блестящих бусинок. В кромешной тьме дупла.

Помню волчьи ягоды. Страх превратиться в волка.

Помню грозу на даче. Отверстие в стекле. Шар огненный плывет, меня не замечая.

Помню старого знакомого. Полускелет-получеловек. Выглядывает из трещин кафеля в уборной.

Помню себя с родителями в ложе "Колизея". Забыв на свете все, смотрю трофейного "Багдадского вора".

Помню, конечно, чудную елку с пятиконечной звездой из мишуры на макушке. Мерцают в ветках дирижабли. Челюскинцы качаются на ватной льдине.

Помню усилие, чтоб удержаться в воздухе. И не упасть на землю.

Помню молодого Йоську с гвардейским значком на гимнастерке.

Помню дяденьку без ног. Катится на дощечке с колесиками.

Помню первый "чнег" за окном. Деревянную саблю, покрашенную серебряной краской.

Помню перламутровые цветы и бабочку из черепахи на дедушкином портсигаре.

Помню, блестят монетки на мокром полу в гастрономе. В руке кулек. А в нем "Кавказские". Сто грамм - семь штук.

Помню няню. Ее отца истопника. Живут в котельной под землей. Мне жалко их и завидно одновременно.

Помню, вот я лечу на самокате. Под горку. Не могу остановиться.

Помню тайник под грудой чистого белья. В нем папин кортик.

Помню стеклянные глаза лисы на воротнике пальто в прихожей. И бисерный пейзаж.

Помню шинель на вешалке. Я невидимкой спрятался внутри. Меня все ищут.

Помню волшебные карточки, раскрашенные анилиновыми красками, на крышке Нюркиного чемодана.

Помню гнев и слезы. Хочу сказать и не могу. Я нем.

Помню Бога в ночном небе над городом в кресте прожекторов.

Помню сумерки. Следы шпиона на снегу.

Помню скверную погоду. Табличку "Люди". Солдаты в кузове трехтонки.

Помню загадочную Сидрую козу. Ложку английской соли. Клад под стеклом. "Граф Монте-Кристо" перед сном. В награду.

Помню цокот по булыжной мостовой. Подводу с бочками. А в них капуста-огурцы.

Помню темное утро. Сугробы. И в тишине лопата дворника скребет тротуар.

Помню мой день рождения. Я вроде сплю. И чувствую таинственный подарок под подушкой.

Помню запах корицы сквозь сон. Праздничную еду на гранитном подоконнике. И я от хрена плачу.

Помню, как убегали мы с сестрой из дома на трамвае, решив, что неродные дети.

Помню, думал: "Вот, как умру! Родители и пожалеют!".

Помню, как отворачивался к стене, когда сестра или мама мыли меня в ванне.

Помню, какими уродами казались голые дядьки в бане.

Помню, как сестра пряталась от меня во дворе с подружкой Наташкой. Предательница!

Помню: "Ты только не обижайся, но твой брат на еврея очень похож".

Помню первую затяжку у ограды парка. И плавленый сырок.

Помню пионерский лагерь. Родители коварно бросили меня. Я меньше всех, слабее всех. Мальчишки писают в мою кровать. Подлец Миронов караулит, не дает прохода.

Помню баяниста. Играет "Маленький цветок" и курит. Танцы. В костюме зайчика я взрослой девочке по грудь.

Помню родительский день. Поляну. Узелок с едой.

Помню в окне круглые здания газового завода, изрыгающие адское пламя в небо. Бешено вертящийся пропеллер на вышке шараги ЦАГИ.

Помню прогорклый запах в парке. И призрака в противогазе.

Помню, как звали марки в дальние края.

Помню зимой, на морозе, вкус серого хлеба, помазанного сливочным маслом и густо посыпанного сахаром.

Помню, во втором классе никак не мог решить, в какую девочку влюбиться.

Помню, как со страху первым ударил Измаила промеж глаз, и он упал в нокауте.

Помню портрет в траурной рамке в журнале "Пионер".

Еще что помню?

Помню,

искрометно

промелькнула

мозаика

всей

моей

детской

жизни,

когда

я

падал

в

обморок

в

кабинете

у

врача

во

время

рентгена.

Я

еще

успел

подумать:

"Как

в

кино".