Работа, в которую нам пришлось окунуться, была похоже, скорее, на услуги экскурсовода в музее, где роль последнего выполнял наш скособоченный «Вилли». Приходили все, кому не лень: и представители страховщиков, и экологи, и потенциальные покупатели. Стюарт сновал между ними ужом, пользуясь нашим расположением, и оторвал-таки контракт на проведение частичного осушения машинного отделения и топливных танков. В качестве наемных рабочих он рассчитывал на нас, тем более что мы через день — другой должны уже были набраться опыта на английском военном судне.

Народ, влекомый нами по мертвому судну, был все больше развеселый: они приходили парами и непрестанно шутили по поводу и без такового. Даже экологи, смеясь, предположили вариант, что совсем скоро солнце нагреет палубу, топливо в танках расширится и через вентиляционные трубы вытечет на всеобщее обозрение, загрязняя прибрежные воды. А это повлечет за собой такие огромные штрафы! Они даже руки потирали, представляя суммы. Мы их веселья пока не разделяли. Какое солнце, если здесь постоянно идет дождь?

Наверно, действительно мы выглядели очень скованными, потому как даже подобие улыбки выдавить из себя не получалось. И не мудрено. Дело в том, что наш эксперимент увенчался успехом. Ночной визит бестелесного капитана Немо доставил некоторые неприятности: голова болела, как с недосыпа или перепоя. Беседа с ним была тягостной, но на «белую горячку», к нашему всеобщему облегчению, не тянула.

Он прочитал целую лекцию о том, какую враждебную политику по отношению ко всем странам мира проводила, проводит и будет проводить Великобритания. Мы поочередно с этим соглашались, даже не пытаясь просто из принципа вступить в полемику. Я настолько проникся идеей борьбы, что даже был готов хоть сейчас вступить в армию добровольцев или выделить на благое дело доступные мне денежные средства. Я это проделал совершенно искренне, о чем теперь сожалел. Слава богу, все мои средства остались при мне. Пока.

Саша, в свою очередь, тоже бесновался и требовал немедленного суда в Гааге над происками английских прохиндеев. Наверно, сейчас и он сокрушался над своими словами.

Зато в ту ночь ни одна сволочь не пыталась выть под окном, или издавать какие другие непотребные звуки. Вероятно, в виде поощрения за нашу готовность к сотрудничеству и вообще хорошее поведение.

— Это просто чистой воды промывка мозгов какая-то! — возмущался старпом утром.

— Да только зачем? Не вижу никаких целей, — соглашался я.

— Может быть, таким образом нас вовлекают в секту, в надежде обобрать? — предполагал Саша.

— Да, по-моему, мы не самые богатые люди здесь в стране. К тому же вся эта возня с воплями баньши, трансмутациями Кэт, проекциями самого капитана и прочей ерундой подороже будет стоить, нежели можно отобрать у нас. Не понимаю, — сокрушался я.

— Предлагаю: выстроить в голове алкогольную защиту, — махнул рукой старпом.

Я согласился, скрепя сердце, но напомнил, что совмещать напряженную работу с винными возлияниями достаточно сложно.

— К тому же несколько ночей нам не придется провести в отеле: будем бороться с нечистотами «Брамблилифа». Надеюсь, вне стен «Рощи — могилы» нас никто донимать не станет — ведь в других местах наших ночевок видений-то не было. Тем более, привидений, — добавил Саша.

А я только добавил:

— Хамы, хамы, соленые огурцы. Кстати, а ведь более — менее соответствует истине то, что испокон веков Англия проводит такую гаденькую политику в отношении к другим странам.

— Впрочем, как и любое другое государство на Земном шаре. Люди везде одинаковы — закон, брат.

— Знаешь, когда давным-давно на заре туманной юности я узнал, что старый добрый английский музыкант Боб Гелдоф, добившись встречи с самой Маргарет Тэтчер, разглагольствовал на тему, зачем английское правительство делает поставки продовольствия в коммунистический Советский Союз, в то время, как эту еду можно было отправить в Африку, то я его резко разуважал. Даже слушая ночью 13 июля 1985 года по транзистору Севу Новгородцева с его обзором того грандиозного концерта, организованного Бобом в Лондоне и Филадельфии, я морщился: они против нас. Вот если бы тогда мне довелось услышать проповеди этого так называемого капитана Немо, я бы всей душой согласился и не кривил бы душой. Концерт был знатный, тем не менее! А теперь — я абсолютно равнодушен. Хотя, ночью я, конечно, был готов к труду и обороне, но так то же под давлением извне! И знаешь, чего я опасаюсь теперь, когда наваждение вместе с темнотой миновало? — спросил я старпома.

Тот только кивнул головой, выражая этим жестом немой вопрос.

— А боюсь я того, что одним прекрасным утром после очередного сеанса зомбирования, я и днем буду пылать праведной ненавистью к английскому государству. К террористам я, конечно, не собираюсь примыкать, но, может быть, тогда это уже буду не я, а совсем другой человек в моей оболочке! Вот, что по-настоящему страшно!

— Итак, будем бороться! Ударим алкоголизмом по психиатрам и гипнотизерам! Надо не забыть и Стюарта к этому делу подключить — как-никак за его страну страдаем! — провозгласил Саша. — Пойла пока немеряно. Надо только определиться с причиной, чего этот Немо к нам пристал? И да поможет нам бог, чтоб реально не спиться и не сойти с ума!

— Аминь! — подтвердил решимость я.

Ночевать в отеле нам не довелось ни в эту ночь, ни в две последующие: мы были вовлечены в подготовительные и собственно очистительные работы на «Брамблилифе». Тот как раз под вечер встал к причалу. Стюарт выделил нам самую разнообразную спецодежду, а также стильные намордники.

— Это, чтобы вы случайно не пытались заговорить на русском языке или, забывшись, пустились бы в пространные речи с вояками. Ничего не имею против чистоты вашего английского, но все равно может быть достаточно нескольких фраз, чтоб заподозрить в вас иностранцев — а нам это нужно? — напутствовал он нас.

Еду нам привозила Хелен, разительно отличающуюся от гостиничной в сторону с большим плюсом. Спали мы так же в стюартовской конторе на специально застеленных какой-то материей диванах — полностью раздеваться не было ни желания, ни сил. Заваливались в сон на короткие два — три часа прямо в одежде. А, учитывая специфику нашей работы, эта материя уже после первой лежки носила отпечаток наших тел. Наверно, несмываемый. Лысого агента взял на себя Стюарт, пообещав, что тот не хватится нашего отсутствия на ежеутренних сверках. Про капитана Немо не напоминало ничего, алкоголь мы не употребляли, стало быть, чувствовали себя хорошо. Дело двигалось, время летело, но все замечательное всегда имеет привычку заканчиваться. Наступила суббота, «Брамблилиф» удовлетворенно сверкал чистотой, Стюарт радостно подвел итог:

— Итак, работа проделана вполне успешно. Ваше жалованье, господа, как и договаривались, будет выплачено в размере уговоренной суммы. Если позволите, то в понедельник. Но у меня к Вам есть одно предложение. Я думаю, оно вам подойдет.

Мы, несколько чумазые и усталые, попытались пытливо на него посмотреть. А Стюарт тем временем продолжал:

— Во вторник в Лондоне, прямо у Букингемского дворца пройдет замечательный сэйшен, где множество довольно известных и популярных артистов пропоют свои хиты для самой королевы. Предлагаю Вам вместе с нами съездить на это событие. Моя машина будет занята, зато Поль с легкостью согласился Вас взять с собой. Итак, согласны?

Если он ожидал от нас положительный ответ, то был, безусловно, прав: не воспользоваться такой возможностью мог только стремительно мутирующий в циничного пройдоху моряк. Ну а мы же считали себя человеками культуры!