Мы рассказали Стюарту все про наши ночные терзания. Конечно, он не отнесся к нашим словам серьезно. Но чтобы не особо расстраивать нас недоверием, предложил провести одну ночь в моем номере — ведь у меня стояло целых две кровати. Имея в виду, что в гостиницу можно было легко прокрасться абсолютно незамеченным со стороны персонала, эта идея нам понравилась. Осталось только договориться с Хелен, чтоб она отпустила своего мужа на ночь, не пытаясь строить неправдоподобных и мелодраматичных версий. Саша, как дипломат, взял на себя эту задачу.

Ночь, когда мы, усталые, завалились в люли своих номеров, была поглощена сном без остатка. Может быть, традиционная пытка патриотизмом и состоялась, но об этом я уже ничего не помнил. Я был готов уснуть прямо в ванне, где отмокал с бутылкой пива от праведной рабочей грязи. Сил хватило лишь только на то, чтобы добраться до постели. А потом наступило утро, которому я несказанно удивился — в глубине души я ожидал очередной встречи с занудным испражнителем ненависти из Индии.

Итак, получив добро от Хелен, мы вчетвером расположились в креслах моего номера. Хотя, пардон, один расположился на столике перед нами — это был сосуд с литром качественного шотландского виски. Конечно, закусывать «Катти Сарк» апельсинами — жлобство, но за неимением лучшего проскакивало на раз.

Беседа проходила очень оживленно, мы даже не заметили, как бутыль опустела, а за окном перестал просматриваться дождь. Не потому, что он кончился, а по причине опустившейся тьмы. Естественно, захотелось продолжения банкета, но, призвав на помощь всю силу воли, сказали твердыми голосами: «Ша!» Стюарт отзвонился домой, пожелал домочадцам спокойного сна, и мы завалились, кто куда горазд: Саша в свой номер, мы — у меня в апартаментах.

Пробуждение мое было крайне унылым — противный голос требовал, чтоб я непременно открыл глаза. Старина Немо уже стоял в своей излюбленной позе между окнами, так что представлял собой лишь смутные очертания.

— Не стоит от меня скрываться, берсерк — мы с тобой теперь вместе, как соратники. Я приказываю — ты выполняешь.

— Ладно, приказывай. Буду исполнительным, — пообещал я, переводя взгляд на соседнюю кровать. Стюарт дрых, как младенец. Тумбочку на него уронить, что ли? Однако Немо моего приятеля в упор не замечал. Или делал вид?

— Скоро, совсем скоро, ты покажешь всему миру настоящее лицо высшего английского прогнившего общества, — предложил мне индус.

— Покажу, обязательно покажу! — согласился я. — Для этого мне надо будет снять штаны и повернуться к миру задом?

Проговорив это, я ногой пнул Стюартову кровать. Наконец — то! Мой валлийский друг приподнялся на локте и мутным взглядом посмотрел на меня:

— Ты чего?

— Не стоит острить, мой юный друг, иначе я могу разгневаться, — не обращая никакого внимания на моего проснувшегося соседа, ядовито произнес Немо.

Такого обращения к себе я не мог терпеть, еще будучи студентом Краснознаменного Ленинградского института. Поэтому, даже сейчас, находясь под очарованием речей самозваного капитана, я моментально вскипел.

— Да пошел ты, цыганская морда, куда подальше!

Стюарт очень удивился. Похоже, он расслышал только мою фразу. Спросонья, принял, было, на свой счет, но заметил, что я смотрю совсем в другую сторону. Сразу вспомнил, чем мы его грузили ранее, предлагая остаться в этом отеле на ночь. Поэтому, быстро сориентировавшись, прогнал остатки сна и протянул руку.

Немо в это время начал, усмехнувшись, вливать в меня очередную порцию пропагандистского яда, которая с болью проникала ко мне прямо в мозг и там оседала, как безоговорочная истина. Я поднес руки к голове, намереваясь сжать ее изо всех сил, но тут Стюарт коснулся моего запястья. Он даже подпрыгнул на месте, потому как внезапно увидел, что в пустоте между окон внезапно возник силуэт человека. Также отреагировал и Немо, прекратив свой прессинг.

— Познакомьтесь, господа. Стюарт — это Немо, Немо — это Стюарт. Пожмите друг другу руки, — это я сказал, не глядя на них.

— Ты! Откуда? Как? — завыл капитан, теряя свою обычную меланхолию.

— Мне отвечать по порядку, или что? — прищурился Стюарт, терпеть не могущий всякого рода фамильярность.

Но Немо уже повернулся ко мне, потеряв к моему другу всякий интерес, овладев собой, он произнес самым скучным голосом, каким только возможно:

— Что ж, придется преподать Вам, господа, урок. Чтобы Вы, — он указал на Стюарта, — не лезли не в свое дело. Ну а Вы, господин хороший, наконец, прекратите бессмысленные попытки противостоять мне.

Последние слова я воспринял на свой адрес. Но в ответ только вяло махнул рукой. Голова потихоньку прекращала разваливаться на куски. Меж тем капитан Немо исчез, будто его и не было.

Мы переглянулись со Стюартом, я развел руками — вот такие у нас тут забавы, а Вы говорите, павлины! Вдруг в дверь раздался осторожный стук.

— Наверно, это Саша пришел, — предположил я, поднимаясь с кровати. Стюарт меня опередил, первым подойдя к двери. И как-то беспомощно и удивленно на меня посмотрел, открыв дверь. То, что я увидел за его плечами, можно было назвать девушкой. Распущенные волосы, какое-то невесомое платье, глаза, обращенные к полу. Если бы на голову надеть венок из одуванчиков, то получилась бы селянка из фильмов о девятнадцатом веке. А мы перед ней замерли во всем своем великолепии: лишь скромное мужское белье из одежды и челюсти, отвисшие до колен.

— Я никого не ждал, — почему-то решил оправдаться я.

Стюарт только плечами пожал в недоумении.

— Могу я войти? — спросила незнакомка шепотом, все еще не подымая глаз.

От звуков ее голоса мне почему-то стало крайне неуютно, мурашки ордой побежали от плеч вниз и обратно. Стюарт тоже передернулся.

— А мы, собственно говоря, никого не приглашали в гости, — сказал он.

В это время девушка подняла глаза на нас. Они были довольно красного цвета, не понятно, по какой причине, может, у компьютера долго сидела?

— Раз дверь открыли, значит входить можно! — сказала она все тем же неприятным шепотом с утвердительной интонацией. И беззвучно захохотала во все свои тридцать с лишним зуба. Зрелище получилось довольно зловещим, потому как мы со Стюартом одновременно увидели эти два лишних зуба. Они походили на клыки у кошки.

— Бог ты мой! — в один голос произнесли мы, подаваясь назад.

А существо, по ошибке принятое нами за человека, продолжало веселиться, мотая головой из стороны в сторону, от плеча к плечу. Глаза у него разгорались огнем.

Я схватил с прикроватного столика гостиничную Библию — сработал стереотип, подсмотренный в Голливуде.

— С помощью этой святой книги я прогоню тебя прочь, нечисть! — заговорил я, правда, не очень уверенно.

— О, да, с помощью этой книги ты сможешь многое! — захихикала наша гостья.

Я посмотрел, усомнившись, то ли у меня в руках? Вроде все правильно, на обложке написано «Библия», открыл и увидел текст, отпечатанный вверх ногами. Во, лажа! Наверно, это уже антибиблия какая-то получается.

— Ну же, мальчики, с кого начнем? Я так голодна! — не унималась девица. Волосы у нее развевались, как от ветра, платье колыхалось какими-то волнами, пальцы на руках превратились в подобие когтей, скрюченных и наверняка не чищеных месяцами.

— С него! — хором сказали мы и указали друг на друга пальцами, а потом стыдливо добавили, — Прости, друг!

В трепете и безысходности я схватился правой рукой за маленький золотой нательный крестик и с удивлением отметил, что нашу гостью слегка перекосило. Ага, чувствует, вражина, освященный церковью крест! Так как мы до сих пор мило беседовали, не предприняв никаких попыток, чтоб одеться, то и у Стюарта я обнаружил быстрым взглядом на груди его священный знак.

— Стюарт, крестом ее! — прокричал я. А уж он медлить не стал, в мгновенье ока сорвал с шеи католический символ веры и начал махать перед носом обескураженной незнакомки, как гибэдэдэшник жезлом перед жертвенным автомобилем. Та попятилась, шипя, но, тем не менее, наш номер не покинула. Только подняла руки, как аплодирующая кошка.

Мои поступки, как то водится в экстремальных ситуациях, опережали мысли: я метнулся к мусорному ведру и, сколько мог, схватил из него кожуру давешних апельсинов. Начал бросать в разъяренную девицу кусок за куском, приговаривая:

— Апельсин — дитя солнца. Нечисть не любит солнца!

Таким образом, я объяснял нашей посетительнице, каким образом она должна вести себя, когда ей в лицо летят несъедобные остатки нашей закуски. Самое интересное, что ее проняло: она пыталась уворачиваться, безуспешно, правда — расстояние между нами был невелико. Те места открытой кожи, куда я метал кожуру, вроде даже начинали как-то пузыриться. Во всяком случае, незнакомка взвыла и сделала шаг назад, а тут ее еще Стюарт приложил захлопывающейся дверью. Мы навалились на дверь, тяжело дыша, ощущая, как она содрогается под ударами мадам. Та же царапала краску вовсю, теребила замок, даже запихала язык в замочную скважину, и тот, подобно змее начал вползать в комнату. Стюарт моментально пресек эту попытку, схватив туфлю и смачно приложившись каблуком по раздвоенному отростку. Язык моментально вспух и застрял, не двигаясь ни вперед, ни назад.

— Как тебя зовут, красавица? — вежливо поинтересовался мой валлийский друг.

В ответ раздалось нечто неразборчивое.

— Не понял! — отреагировал я.

Но язык уже начал втягиваться обратно, обдираясь в кровь, которая капала нам на дверной коврик и с тихим шипением испарялась. Потом прекратилось ощущение, что за дверью кто-то стоит, мы для пущей страховки на дверную ручку повесили Стюартово распятие и присели на кровати.

— Кучеряво живете! — помотал в восхищении головой Стюарт.

— А ты думал — у нас не забалуешь!

Потом мы попили чайку, поджидая очередной забавы, но так ничего и не произошло. Ночь была в разгаре, спать захотелось просто смертельно, дальше караулить было бессмысленно.

— А тебя никогда не беспокоят те наши малайские покойники, которых мы отправили в страну вечной охоты? — внезапно спросил Стюарт.

— А тебя? — ответил я, слегка удивившись вопросу.

— Нет!

— Ну, и меня нет! — подытожил я, а потом добавил, — Ведь там была война, пусть и маленькая. Если бы не мы их, то они бы нас. Ладно, давай спать!

Уже засыпая, подумал, что Саше — то мы не позвонили, не предупредили о напасти. Какие мы эгоисты!

38.

Но беспокоился о своем коллеге я, как выяснилось, зря — он проспал всю ночь, как младенец. Видимо, капитан Немо изрядно вымотался, пытаясь одновременно воздействовать и на меня, и на случайно подвернувшегося Стюарта. После завтрака, когда мы уже собирались выдвигаться на судно, встретился невозмутимый хозяин гостиницы.

— Спасибо, Джефф, за нескучное пребывание, особенно ночное, — не удержался я, чтобы не съязвить.

— Я рад, что Вам нравится, — улыбнулся он в ответ и неторопливо скрылся в коридоре.

— Во, дает! — восхитился я Саше, — пкапитан Немо изрядно вымотался, пытаясь одновременно воздействовать и на меня, и на случайно подвернувшегося ст точно, Тараторкин в роли Раскольникова. Не иначе, еще топор где-нибудь под подушкой прячет.

— Да уж, устроил он Вам сегодня шоу! А ты, говоришь, в эту вампирессу апельсиновыми корками пулялся? Силен, бродяга! Я бы никогда не додумался. Почему-то всегда казалось, что для этих тварей чеснок — лучшее средство отпугивания, — посмеялся старпом.

— Где ж я тебе ночью чеснока-то возьму? — тоже с улыбкой сказал я — теперь наше ночное приключение казалось вполне безобидным, как просмотренный фильм ужасов.

— Почему девица была такой скованной? — спросил Саша. И сам же ответил:

— Потому что по условиям игры, чтобы причинить вред человеку, она должна получить разрешение войти. А вы такого позволения не произнесли, только дверь открыли. Стало быть, приглашение было весьма и весьма косвенным. Поэтому она и топталась практически на одном месте.

— Позвольте уточнить: условия какой игры Вы сейчас упомянули? — поинтересовался я, поддав ногой под зад огромному упитанному коту, не уступившему нам дорогу на тротуаре. Кот едва сдвинулся, всего лишь метров на пять до ближайшей изгороди, а я словил такую отдачу, будто по кирпичу в коробке вмазал.

Сразу же откуда-то сзади раздались негодующие вопли, произносимые старушечьим басом, самые невинные из которых были слова «фашисты» и «садисты». Саша ускорил шаг, я энергично захромал следом, не рискуя обернуться.

— Божественной, мой друг, божественной, — сказал старпом, когда звуки погони отстали до зоны недосягаемости слуха.

— Что? — не понял я.

— Экий Вы, батенька, забывчивый! Правила игры, говорю, божественной, — терпеливо втолковал мне мой коллега.

Были бы у меня уши, как у ослика Иа, я бы ими печально пошевелил, постигая смысл фразы.

Однако мы пришли уже в порт, где я прямиком отправился на скособоченный «Вилли», а Саша пошел представляться перед агентом. Стюарт ждал меня у трапа:

— Сегодня Вы ночуете у нас, потому как завтра рано утром выезжать на концерт. Часов за пять мы доберемся до Лондона, но еще часа три надо добавить, пока мы запаркуемся где-нибудь поблизости от дворца. Так что выедем завтра еще затемно. Идет?

Я, вообще-то, не противился. Мы пожали друг другу руки и разошлись по своим делам. А работы у меня было невпроворот: поздороваться с бакланом, загрузить сумку всякой всячиной, которую у нас должны были принять в местном сэконд хэнде, приготовить продукты для обеда, ждать случайных посетителей.

Баклан на мой приветственный оклик ответил вежливым ржанием. Это у него так каркать получалось, когда он здоровался. Потом он приложил оба крыла к сердцу и, имитируя потерю сознания, падал в воду с фальшборта. Научился, гаденыш, радовать укротителя. Я ему за этот номер приносил с камбуза буханку синего от плесени хлеба, пропитанного в течение десяти минут в растительном масле. Пеликану это нравилось. Вот только баклан ни с кем не делился, жрал, давясь в одиночестве, вызывая уважение и зависть у воображаемого пела.

Остальные обязанности я выполнил уже легко, к тому же мне оказывал посильную помощь наш героический старпом, вернувшийся с победою от лысого агента. Тот дал нам добро слинять на денек в Лондон, на людей посмотреть, себя не забыть показать.

Ночевка у Стюарта прошла самым заурядным образом: слегка наговорившись по телефону с домом, избавляясь от тоски, Саша быстренько заснул, я же уставился в телевизор, где, благодаря кабельному телевидению, можно было смотреть футбол хоть 24 часа в сутки. Очень увлекательное занятие, пришлось довольствоваться сном недолгим, но крепким. Только собрав всю волю и решимость, удалось проснуться с первыми птицами: Стюартом с Хелен и бодрым старпомом. Пол заехал вовремя, жена его даже не проснулась, когда мы забрались на заднее сиденье его «Воксхала». Это был вызов, который я принял и выдержал с честью — открыл глаза уже почти при въезде в Лондон.

Как бы мы не старались успеть прибыть заблаговременно, но парковка, ланч, переход ко дворцу заняли изрядное время — мы расположились достаточно далеко от главной сцены, но дискомфорта от этого не ощущали. На ближайшем гигантском экране прекрасно было видно все, что разворачивалось в сей момент на подиуме, с двух сторон ограниченном фигурами какого-то единорога и, похожего на плюшевую игрушку, льва. В центре сцены прямо-таки бросалась в глаза барабанная установка со скромной надписью «Queen». То ли, как напоминание о королеве, то ли, как дань памяти легендарному коллективу. Гитарное соло Брайана Мэя на крыше самого дворца мы не видели, слышали только его великолепные гитарные переливы. Мы все сходу окунулись в атмосферу праздника: закричали и заулюлюкали, покивали головами соседям справа и слева, разговаривая чуть ли не на немецком: «Даз ист фантастиш!»

Было хорошо и даже несколько беззаботно.

— Слушай, Стюарт, скажи мне одну вещь, — обратился я к растекшемуся в довольной улыбке валлийцу, после того, как мы от души поорали и похлопали в ладоши уходящей со сцены Анни Леннокс, одетой по случаю большого государственного праздника в подобие ковбойского наряда без шляпы.

— Говори! — согласился он, продолжая делать странные вихляющие движения ногами.

— Танцуешь ты, конечно, знатно, спору нет. Но вот мне всегда казалось, что в старом добром Лондоне почти половина населения — это арабы, пакистанцы, албанцы, индусы, негры всякие. Чего-то я никого здесь не вижу. Их что — не пускают на подобные мероприятия?

Стюарт посмотрел на меня испытующе:

— Да пес их знает, почему их здесь почти не видать. Наверно, потому что сегодня здесь праздник другой музыки, другой культуры. Они, я так понимаю, к нашему вкусу не пытаются привыкать — мы должны терпеть и воспринимать их обычаи! А что делать? Жизнь такая! Да и брось отвлекаться по пустякам! Смотри — это же «Corrs»!

Действительно, не так уж и далеко от нас на маленькой эстрадке поближе к зелени расположилась группа, запевшая, почему-то с каким-то нехорошим акцентом песню Пола Маккартни «Long and winding road». Мы принялись подпевать все вместе, кто во что горазд.

Концерт был великолепен, даже, несмотря на то, что временами прерывался выступлениями местных английских комиков. Они говорили так быстро, что большую часть их монологов я попросту не понимал, кивая головой в те моменты, когда вся окружающая толпа заходилась в дружном хохоте: «Да, забавно!» Зато по настоящему восторг ощущал, когда к микрофонам подходили Эрик Клаптон, Фил Коллинз, Уилл Янг, Том Джонс, Анни Леннокс, Род Стюарт и многие другие звезды, каждый величиной чуть ли не с половину остального музыкального мира. И лишь после того, как вышел небритый в розовой рубашке с загипсованной правой рукой Брайан Адамс, стало несколько муторно на душе: вспомнился неуемный капитан Немо. Но расстраивать себя долго не удалось: со сцены раздалась старинная песня из фильма про Джеймса Бонда с еще Шоном Коннери в главной роли — «Золотой палец». Пела его та же самая тетя, что и почти тридцать пять лет тому назад. Качество голоса по прошествии этих лет нисколько не снизилось. Люди полезли друг другу на плечи, на меня попытался забраться Стюарт, чтоб помахать двумя руками одновременно, но даже с помощью Саши не удалось приподнять восторженного валлийца — отъелся на домашней пище, счастливец!

Народ повытаскивал маленькие флажки, на которых было нарисовано чего попало: английский флаг, гербовый лев, атрибутика футбольных команд и прочее. Саша толкнул меня под руку:

— Бери! А то я совсем, уж было, про них забыл.

Он мне торжественно вручил судовой вымпел, такие же вымпела уже держали Стюарт и Пол. Теперь и мы могли не отставать от прогрессивной аудитории. Судя по рисункам, мы размахивали символами «альфа» — «эко» — «чарли» — «чарли». Что они означали, я, как далекий от штурманской практики, не знал.

Однако теплый вечер сгустил краски, засветилась иллюминация, а Хелен стала дергать Стюарта за рукав — пора уезжать. Действительно, чтоб успеть более — менее поспать, надо уже выдвигаться. Поэтому мы пропустили появление королевы на трибуне, выступление с краткой речью принца Чарльза, праздничный салют и многое другое. Народ, пропуская нас, критиковал Элтона Джона, не соизволившего выступить с эстрады, а со всевозможной помпезностью поигравшего на рояле где-то в зале дворца. Ну и пусть его, я шел переполненный восторгами, выставление напоказ богемности педерастов меня ничуть не волновала.