После того, как Саша представилась, Макс хотел, было, объявить о себе со всем пафосом, на который способен майор милиции после тяжелой и продолжительной борьбы, но только прохрипел: «Очень приятно!» и переместился со стола в кресло. От неподвижного мешка здорово пахло собачатиной. То ли так он пах по жизни, то ли питался одними собаками.

Саша не стала возмущаться по тому поводу, что мужчина сидит, а она — нет. В органах правопорядка не до условностей. Подхватила спинкой сломанного стула мертвый «коврик» и выбросила его вон из кабинета. Перед этим она очень внимательно выслушала сквозь дверь пространство с той стороны, но ничего подозрительного не расслышала. Потом дверь она так же плотно прикрыла, если бы была возможность — заперла бы на ключ.

Под столом осталась лежать только кучка костей, вроде бы даже не человеческих.

— Итак? — спросила она. — Ах, да, — ответил Макс. — Полковник Макс. — Отдел по- борьбе с туалетным утенком.

— Это как? — удивилась Саша. — А китель с погонами, что — с чужого тела сняли?

— Вы об этом? — он, оттопырив нижнюю губу, поочередно- посмотрел на свои погоны и махнул рукой. — Да хоть генерал. Роли чины и звания теперь, как мне кажется, не играют. Рапорт об увольнении написал сегодняшним числом.

— Правда? — поинтересовалась Саша. — Вообще-то — нет. В принципе — неважно. Сдается мне, с- сегодняшнего дня многие институты прежнего государственного устройства прекратили существование. По причине неизвестного аномального стихийного явления. Борьба с терроризмом по усиленной программе, опять же — террор, только на государственном уровне. Катаклизмы — лучший способ заявить о себе любым силовым структурам. Вот они и будут друг у друга кость будущего превосходства рвать. Менты всех пошибов: и милиционеры, и МЧС, и налоговая, и таможня, и, будьте уверены, частные армии, прикрытые так называемыми «охранными конторами». Все, как один, встанут на защиту интересов государства. От кого защищать, спросите вы? Да от людей, которые в большинстве своем об участи своей и не подозревают. Сидят себе, починяют примус, врываются молодчики в камуфляже — и к стенке всех подряд. Лучше перестараться, чем недостараться. Революционный террор так и делался в свое время Вовой Лениным со своей бандой. Чем сейчас лучше?

Саша с удивлением слушала усталые рассуждения человека в форме. Не вязались они, как ни было то странно, именно с мундиром.

— Так вы не собираетесь меня арестовывать? — спросила- она.

Макс впервые поднял голову и с интересом взглянул на свою собеседницу.

— Собираюсь, конечно же, — сказал он. — Сейчас, только- штаны подтяну — и сразу за аресты возьмусь. Меня хлебом не корми — дай только арестовать кого-нибудь. Без лишнего фанатизма. Давай, раз уж такое дело, на-ты перейдем. Предлагаю коньяку по пятьдесят грамм. Мозги вправить. Ведь нам еще думать, как из этого положения выкручиваться. Поди, там внизу уже оружие вовсю раздают.

— Да тебе-то что выкручиваться? Ты же свой! — она легко- перешла на другой уровень общения.

— То есть, коньяку не будешь? — Саша присела на краешек стола и поболтала ногами.

— Буду. — Ну только тогда ты больше не дерись. Не то я поменяю- свое мнение по поводу ареста.

Макс налил в два фужера коньяк, понюхал незамысловатые «николашки» на блюдечке и широким жестом обвел стол:

— Милости прошу к нашему шалашу. Лимон, вроде ничем- подозрительным не пахнет. Хорошо, догадался в свое время накрыть, не то пылью бы подпортились. Это я про лимоны. Ко мне тут друг должен был прийти, да, подозреваю, появились у него теперь другие дела. Будем думать.

Саша пригубила свой фужер и внезапно вспомнила про убитую женщину в коридоре.

— Несколько минут назад ваш коллега без всякого смущения- забил до смерти женщину, вся вина которой была только в том, что она оказалась не в том месте и не в то время. Ученая-кельтолог очутилась здесь, хотя до этого была в Париже, — сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь.

Макс сочувственно кивнул головой: он не мог никак реагировать на некоторые вещи, творящиеся в стенах этого, да и прочих других — аналогичных, заведениях.

— Позвольте, — внезапно осознал он. — Как это — в- Париже?

— Вот так, — чуть наклонила свободную от бокала ладонь- Саша. Успев ознакомиться с противопожарными табличками в коридоре, она отдавала себе отчет, в каком городе оказалась. — Я же тоже к вашему Смоленску никакого отношения не имею.

— А к чему ты имеешь отношение? — задал совершенно глупый- вопрос Макс.

— Я из Питера. Но была до того момента, как оказалась на- вашем милицейском столе, под Выборгом. Такие вот коллизии.

— Эх, блин! — Макс сокрушенно взмахнул руками. — А я тут- такую теорию придумал, объясняющую нынешние события. Все так складно, все так разумно. И про пыль эту. И про магнитную бурю. Только вот, как вы тут, дети разных народов, материализовались — ума не приложу. Данный фактик заставляет меня думать об ущербности, как ученого-теоретика.

Макс настолько разочаровался, что даже отложил свой недопитый бокал.

— Ну и что тогда мы имеем в наличии? — спросил он, — конкретно ни к кому не обращаясь.

С улицы опять раздались крики, причем двух различных тональностей. Одни — торжествующие вопли, как у радикальных футбольных болельщиков из Кавказа, чувствующих за спиной поддержку далеких гор и близких денег. Но самое важное — пятикратное численное преимущество над оппонентами. Другие — отчаянные крики задавленной толпы Ходынского поля: за что, почему я?

Макс выглянул в окно: разномастно одетые менты, кто в уличной форме, кто в бронежилете, некоторые даже в касках и со щитами исступленно били дубинками прохожих, которые метались затравленными зайцами по улице Дзержинского.

— Чего это так разухарились-то? — кивнул он на улицу.

— Ничего толком, конечно, я объяснить не могу. Но вот по- роду своей деятельности знаю, что было предзнаменование о так называемом «конце света». Как бы скептично к этому можно было не относиться, но реалии таковы: сначала пропала радуга, теперь пропали мы. Никак иначе объяснить творящееся невозможно. Хаос — он и есть хаос. Для кого это состояние естественное, тот и будет всеми силами его усугублять. Почему? Да потому что разрушать всегда легче, чем созидать. Посмотри на улицу, разве видишь ты там созидателей? Я не про несчастных прохожих говорю, — Саша говорила, как преподаватель, разъясняющая теорему Кромеккера-Копеллера: еще несколько логических реверансов — и она сама ее поймет.

Макс, пошевелив какими-то папками в ящике своего стола, вытащил телевизионный пульт. Вообще-то телевизор он никогда не смотрел: не только на работе, но и дома. Сейчас, вот, решил, вдруг, и включил. Наверно, лучше бы он этого не делал. На всех каналах показывали одно и то же, даже на местных. Какие-то карлики, пуча глаза и ужасно гримасничая, ожесточенно мутузили друг друга. Иногда кто-то из них, выбравшись из свары, подходил к камере, выпятив грудь и расставив ноги на ширине плеч, строго смотрел в нее выпученными глазами, а потом снова пропадал в ожесточенной драке: только галстуки, погоны и ширинки штанов мелькали.

— Вот такое теперь телевещание, — сказала Саша и выдернула вилку телевизора из розетки.

— Мда, — протянул Макс. — Что бы ни происходило с этим- миром, но возникает вполне естественный вопрос, озвученный давным-давно стариной Чернышевским: что делать-то?

Саша походила немного по комнате, словно решая про себя этот извечный вопрос творческих личностей. Потом пригубила свой бокал и сказала:

— Мне надо добираться в Питер. Наша организация имеет- несравнимо больше шансов найти верный путь, нежели любая другая государственная служба. Просто этим делом мы занимались еще тогда, когда про великую Россию и не менее великих россиян никто не знал, да и знать не хотел. И, честно говоря, мне нужен помощник. Одной, боюсь, не справиться. Как ты относишься к идее совершить некое путешествие?

— Спасибо, уважаемая Александра, за столь заманчивое- предложение, — в свою очередь приложился к бокалу Макс. — Понимаю: ты в достаточно сложном положении, раз первому встречному менту делаешь столь неожиданное приглашение. Замечу, сначала бьешь его между ног — для проверки на вшивость, я так понимаю. Потом вербуешь в загадочную «Дугу». Но я же все-таки мент, и мои коллеги на улице…

— Лошадь доедают, — оборвала она Макса. — Это правда, что- на тебе красивые майорские погоны. Но ты сам какой-то ренегатский. В семье не без урода. В вашей семье, профессиональной, имею ввиду. Если бы было иначе — ты бы меня уже из пистолета расстреливал и дубинкой избивал с бессмысленными глазами. Впрочем, мое предложение — всего лишь предложение. Нет — значит, нет.

Майор задумался. Не потому, что пытался взвесить все выгоды, сулящие Сашино предложение. Для себя он уже определился с точкой в карьере. Здесь, в Смоленске, делать ему по большому счету было нечего: жена в отпуске у родителей, надо двигаться за ней. Выйти просто так из здания не удастся. Хоть генеральские погоны себе нацепив. По большому счету, никакого корпоративного «товарищества» к нему коллеги не испытывали, также, как и он к ним. Если бы не та командировка в «горячую» точку, давным-давно выдавили бы на вольные хлеба с волчьим билетом. Теперь, судя по вырвавшейся на волю страсти к унижению и издевательству, никакие погоны не спасут от праведного «пролетарского» гнева. Объявят «контрой» и вычистят из своих рядов. Да еще и девушку эту, как соучастницу, нарекут Фаней Каплан, и — в расход. У нас — не забалуешь. Опыт, как говорится, не пропьешь.

— Ты меня не совсем правильно поняла, — наконец, сказал- он. — Это не я, это — ты должна выбирать. Побежим вместе в Питер, мне все равно, как бы, по пути. Только есть у меня одно условие, точнее даже — просьба.

— Говори, — кивнула Саша. — Можно мне на твой меч посмотреть? Уж больно он какой-то- необычный. Насколько мне удалось разглядеть, за те доли секунды, что ты его держала наголо.

Саша, ни слова не говоря, сдернула оружие вместе с ножнами. Макс, приняв предмет своего любопытства, вытащил за черную рукоять дивный клинок. Казалось, он сделан из неведомого темного дерева с синим отливом, потому как по всему лезвию виднелись застывшие узоры, как структура на хорошо отшлифованном деревянном бруске. Меч был слегка искривлен, как плавная дуга. Но самым примечательным было то, что острие, от рукояти до жала, напоминало зубья пилы, не такие, правда, частые (см. также «Мортен. Охвен. Аунуксесса»).

— О, блин, круто! — сказал Макс, поворачивая оружие под- разными углами. — Это не меч, это загогулина какая-то. Отлично заточенная, правильно сбалансированная загогулина.

— Это Пламя, — ответила Саша. — Вовсе никакая не- загогулина.

— «Гуннлоги» — согласился Макс. — Пламя Битвы. Но это не- меч. Точнее — не совсем меч.

— Почему это? — удивилась Саша, весьма впечатленная тем, — что майор легко и непринужденно выдал название на древненорвежском.

— Да потому, — ответил Макс и рассек воздух клинком. — Вроде все в порядке: 93 сантиметра в длину, полтора килограмма весом. Но нету клейма. Любой уважающий себя мастер-оружейник в верхней трети дола меча ставил свое имя, или фирменное название. Длина слова примерно 14–16 сантиметров, ширина букв в нем 2–2.5 сантиметра. Чтоб видно было при покупке. Здесь же — пусто. Состояние клинка — идеальное, но это не современная подделка. Это — древняя древность. Штучный экземпляр очень странной формы. Никакого намека на торевтику.

— Переведи. — Ну, Саша, это, понимаешь ли — собственно резьба по- металлу. Здесь даже рукоять не наборная. Обычно создавался некий рисунок тончайшими полосками меди, латуни и даже серебра. Очень трудоемкий процесс. В твоем Пламени — ничего подобного. Я вообще не понимаю, из чего такая черная рукоять. Впрочем, как и сам клинок. Словно металл с трансформированной кристаллической решеткой. Однако, без всякого сомнения, это — оружие.

Макс вернул Саше клинок и отошел к окну. Улица была пустынна, только кое-где лежали тела несчастных прохожих, оказавшихся на пути боевой дружины, несущей демократию в народ. Некоторые из них слабо шевелились, другие оставались неподвижны.

Просто удивительно, что никто до сих пор не постучался к нему в кабинет. Сейчас должны формироваться некие штабы по борьбе с беспорядками. С привлечением всего руководящего состава. Но принимать участие в этом безобразии он не собирался. План побега из здания, точнее — направление побега неожиданно обрисовалось. Несколько смутно, но тем не менее.

Он уже собирался поделиться мыслями с Сашей, как та отвлекла его своим вопросом:

— Послушай, Макс, а откуда ты все это знаешь? — У них были гораздо более важные задачи, чем предаваться рассуждениям о холодном оружии. Но эти ненавязчивые отступления от решения насущных проблем каким-то образом способствовали поиску выхода. Отвлекаясь на несколько секунд, варианты побега как-то сами складывались в реалии.

— Понимаешь, Саша! Я же не всю жизнь работал во- внутренних, с позволения сказать, органах, — ответил Макс. — Когда-то был я еще студентом питерского факультета тяжелого машиностроения Политехнического института. Интересовался мечами «Ulfberht». 55 клинков были обнаружены в Норвегии, 25 — в Финляндии, 20 — в Советском Союзе, 13 — в восточной Европе и порядка 26 штучные находки по всему миру. Из всех советских 4 меча достали в Олонецком районе Карелии, а 6 — в Ярославской и Смоленских областях вместе взятых. Дело-то в том, что там, в Карелии, плотных археологических изысканий, в отличие от того же Смоленска, не проводили. Мне было интересно, мечтал найти на берегах Ладоги не только неизвестные мечи, но и могилу некоего парня по имени: Hrorekr.

— Рюрика, что ли? В золотом гробу? — Ну, можно и так сказать. И во времена Союза-то- археологам на северах было трудно, а после развала — совсем невмоготу. Знать, так нужно.

Они чуть помолчали, каждый, думая о своем.

— Вообще-то и Пламя досталось нашей «Дуге» с этого- Олонца.

— Бывает, — согласился Макс. — Давай-ка будем отсюда- выбираться. Отсидеться здесь долго не получится. Скоро придут матросы Железняки и прикроют наше «временное» правительство.