Первым проснулся Шурик: он неловко повернулся и застонал. Иван, не открывая глаз, протянул ему воды. Эдик в темноте прищелкнул языком:
— Надо же, три часа здорового сна — а ощущение, будто- суббота наступила: спишь до опупения и всем доволен.
— Пора, однако, господа, вернуться к нашим баранам, — подавив зевок, произнес Шурик. — Иван, не забыл, случаем, про конечный пункт нашего маршрута? Сдается мне — он в другой стороне.
— А по мне, так самый раз позвать своих коллег и- драпануть отсюда ближе к верху, — судя по звуку, потянулся Эдик. — С 1959 года компания Colt Industries Inc перекупила все права на М-16 у Armalite Corp. Конструктор Юджин Стонер сделал оружие с прицелом на будущее. Ну, чего, Иван, не сломался еще на обмен?
— Ох, Эдуард, ты бы мне еще ТТХ рассказал, — угрюмо- ответил Ваня. Винтовка — вещь, конечно, полезная. С патронами — вообще незаменимая. А с арбалетом расставаться жалко. Потому что он из той, другой жизни, когда не надо было убивать, чтоб остаться в живых, когда можно было с другом Сусловым по пьяни пострелять по елкам и палкам.
— Ну а чего тут говорить? Вес небольшой, но уверенный — четыре с половиной килограмма с полным магазином, длина — метр, ствол — полметра, 800 выстрелов в минуту, максимальная эффективная дальность огня 550 метров, тридцать патронов — боезапас. Полный респект.
— Эдик, ты, случайно, не оружейный магнат? — поинтересовался Шурик.
— Да нет, парни, — отозвался тот каким-то грустным- голосом. — Я, понимаете ли, Родину распродаю. В основном в Китай. Руду под видом гравия, резаные подлодки, как ржавые кастрюли и тому подобное. В этой липовой Поднебесной из высококлассного сырья делают отличное дерьмо: добавляют в материал своей китайской дряни, чтоб больше получилось. Они, убогие, не понимают, что если в мед бросить дегтя, то обратно мед уже не получится. Будет сладкий деготь, да им-то не объяснишь. Они же — китайцы. В общем, думай Ваня. Предлагаю поменяться оружием на время. Символически.
— Ну, разве что на самое короткое время. — Было решено, что Эдик сейчас прокрадется до своих, а Иван его подстрахует на всякий случай. У пейнтболовца — ночное видение на предмет темноты, у Вани — ничего, на предмет внезапного включения света. При засветке ПНВ поражает, словно световая граната. Тут-то обычное зрение может пригодиться. Ну а Шурик восстанавливает подорванное здоровье в состоянии физического покоя.
Это решение было опрометчивым, даже, в некотором роде — роковым.
Когда парни приоткрыли дверь и вышли в темный тоннель, все было нормально. Иван, как слепец, держался за плечо Эдуарда, тот приставными шагами двигался по утрамбованному покрытию будущей подземной спецтрассы.
— Метров через двести — должны быть наши, — прошептал- Эдик, и в это время сзади резким хлопком ударилась о косяк дверь. Сейчас же кто-то нецензурно выругался.
— Патруль? — спросил Ваня. — Они через ворота выходят. Те скрипят по-иному. Черт, — это же наша дверь — через которую мы вышли!
Как потом выяснилось, охранники подземных рубежей мэрии оставлять у себя под боком неизученную дверь не собирались. Если раньше их особо не интересовала подземная жизнь, то теперь, поиграв в перестрелку с неизвестным вооруженным формированием, понеся некоторые потери, они взялись за изучение ближайших подступов со всей деловитостью, на какую хватило фантазии у руководителя. А начальник сказал: «Всех изловить и уничтожить!»
Похожий на танковый люк в одном из подсобных помещений вывел группу вооруженных людей в ход, который в свое время направил Ивана и Шурика к этой дурацкой двери. Шурик не успел никак среагировать на возникший, словно из ниоткуда свет нескольких фонарей. Если бы он не лежал с закрытыми глазами, если бы бойцы не старались передвигаться тихо, если бы Эдик не увлек с собой Ивана, то он мог бы, плюнув на боль, как-то убежать. Шурик дернулся, но получил прикладом поддых и врезался в оставшуюся неприкрытой дверь. Та захлопнулась, как из пушки.
Шурик захлебнулся болью, которая в одно мгновение выдавила весь воздух из легких. Ноги решительно отказывались держать тело, разум растворился в ощущениях. И были они не из приятных. Чьи-то руки бесцеремонно и безразлично, как хозяйственную сумку, поволокли его в сторону, противоположную той, куда не так давно ушли свои парни.
Иван, обозвав себя беспечным дураком, хлопнул Эдика по плечу:
— Дальше ты один. — И двинулся обратно, даже не пытаясь зажечь свой фонарь.
Эдик проводил его взглядом, вздохнул и пошел к своим.
Ваня ни разу не оступился, ни разу не врезался в стену, совершив положенное количество шагов до ответвления к месту былой своей стоянки. Ему очень не нравился тот факт, что под землей, по крайней мере в этом месте, не найти уединения. Людей стало больше, чем собак нерезаных. Причем, почему-то злых и нехороших.
По пути он слышал шелест и скрип замыкаемых за рейдовой группой центральных ворот, но идти и стучаться в них не решился. Да и не собирался, в общем-то. Иван, добравшись до хода, приведших их с Шуриком к неприятностям, не стал вздыхать и сокрушаться по поводу и без такового, включил фонарь и двинулся вон.
Однако если бы он решился уходить, то делал бы это несколько решительнее, не осматривал бы со всем тщанием стены, подволоки и пол под ногами, не подымал бы смоченный слюной палец в поисках сквозняка. Наконец, ему удалось обнаружить направление, коим придерживались «ментовские» рейдеры. Только силовая структура, организованная и натасканная на проведение определенных мероприятий, могла позволить себе столь тщательно обставлять свою мифическую оборону. Охранная контора, какая-нибудь режимно-пропускная шайка-лейка, даже частная армия — все равно это были менты. Каким-нибудь продавцам или таксистам просто не под силу организоваться. А другим организациям и общественным движениям сплотиться в более-менее серьезную структуру не позволяли. Все «Зарницы» непременно приводили к службе в армии, воспринятой с ужасом, или, позднее, с восторгом. Восторг в конечном итоге приводил к новым погонам, неважно, что зачастую пустым, и обмундированию мышиного цвета. Злобный «дед» превращался в не менее злобного мента, только гораздо опаснее.
Иван, как собака, взявшая след, добрался до ничем не примечательного люка под потолком. Все бы ничего, да скобы, ведущие к нему, в некоторых местах потеряли единообразное великолепие ржавчины. Сюда обязательно ступала нога человека!
Система запора была обыкновенной, реечного соединения. На старых пароходах такие люки использовались для доступов в какую-нибудь румпельную кладовую, или к цепному, положим, якорному ящику.
Иван вскрыл люк настолько быстро, насколько это было возможно. В хорошем темпе выбравшись в освещенное помещение, как черт из табакерки, предстал перед двумя дядьками в сером городском камуфляже. Один был холуй, другой — начальник. Большой начальник, но не очень, потому как у большого и холуев больше.
Люди в пятнистой форме не успели выразить возмущение, сказать «э», сплясать риверданс, или просто поздороваться. Ваня, не потратив на размышление ни доли секунды, сунул дулом винтовки холую в кадык, а его боссу прикладом в челюсть. Те осыпались, не издав никаких предупредительных выстрелов. С арбалетом в руках подобный фокус бы не прошел.
Это была кладовая, некогда выполнявшая функции хранилища боезапаса. Большая часть цинков с патронами были благоразумно вынесены — нельзя хранить их, в самом-то деле, в помещении, имеющем, как выяснилось, два независимых входа-выхода.
Сбрасывая оба тела обратно в люк, нимало не беспокоясь о возможности нанести им травму, Иван глядел по сторонам. Из всего изобилия ищущий глаз выявил ящик с патронами 5,56 мм. Теперь можно было чувствовать себя полноправным стрелком. Однако идти на войну он не собирался.
Иван забрал боезапас и скрылся в люк. Теперь нужно обезопасить себя от вторжения непрошеных гостей, а именно — заблокировать доступ. О, это решалось очень легко. Он, с помощью засунутого в распор своего замечательного ломика, повис на одной из реек, по сути представляющей собою всего лишь кусок толстой проволоки. Теперь с той стороны могут выворачивать запоры хоть с помощью двухметровых рычагов. С таким же успехом можно пробовать сковырнуть весь люк.
Пока Иван набивал магазин тридцатью патронами, мысль о том, что делать дальше в голову не приходила. У него появилось вполне боеспособное оружие (про арбалет как-то уже и не вспоминал), плюс два тела неприятеля. Он проверил их состояние и пришел к выводу: одно из них уже никогда не реанимируется. Может быть, потому что неловко ударилось при падении с двух метров, да еще приняло на себя другое, массивное и холеное. А, может быть, и потому, что удар в горло несовместим с общей жизнедеятельностью организма. Ваня выдрал из полуживого брючной ремень и связал ему сзади руки. Потом, подумав немного, лишил штаны всех пуговиц и лямок. Теперь, чтобы передвигаться, портки нужно поддерживать.
— Ну, хорош в беспамятстве быть, — наконец, сказал он и- ладонью отвесил живому несколько пощечин. Тот начал как-то реагировать только после того, как Иван, скрепя сердце, плеснул в лицо чуть-чуть воды из своих запасов.
— Ох, — сказал человек и очень витиевато выругался- матом.
— Пошли, — ткнул его носком ноги Ваня. — Куда? — А то застрелю. — Да что это такое? — расстроился человек. — Это- преступление. И тебя будут судить. Ну-ка развяжи мне руки, ублюдок.
Иван внимательно посмотрел тому в глаза, стараясь не слепить фонарем. Потом коротко, без замаха, пнул по голени. Это было больно. Но необходимо — у связанного были глаза безумного добермана. Словно у вчерашнего таксиста. Зеркало души отражало все, что угодно — бешенство, непредсказуемость, великую уверенность в себе, возмущение — но никак не страх и понимание. Бездушный какой-то взгляд.
— Быстро встал и пошел вперед, — сказал Ваня. — Иначе- буду отстреливать по пальцу в минуту.
— Да как ты смеешь, — зашипел человек. — Я- полковник.
Он еще что-то хотел добавить, но передумал, потому что приклад винтовки расщепил на крохотные составляющие холеный ноготь мизинца. Вместе, конечно, с самим пальцем. Однако этот метод оказался действенным: человек поднялся и пошел по лучу света, подвывая от боли и неловко поддерживая сползающие штаны.
Иван с горечью подумал, что его нынешние методы ничем не отличаются от способов воздействия, применяемые коллегами этого полковника. Потом же себе и возразил: он всего лишь добивается того, чтобы с ним начинали считаться. А эти мучают для достижения каких-то понятных им одним целей: повышение по службе, получение денег, да просто — удовольствия ради, заставляя понимать, кто есть кто. «Зло во имя добра — тоже добро». Сергей Снегов сказал это не для красного словца.
Когда они подошли к отправной точке всех безобразий — к той дурацкой двери — там уже сидело и стояло шесть братьев-близнецов Эдика. Отличие в них было только по росту, да виду оружия, уверенно сжимаемого в руках. Слава богу, никто не произвел упреждающий выстрел.
— О, Иван! — обрадовался Эдик с арбалетом. — Ты теперь- запартизанил по-честному? Языка добыл?
— Здравствуйте, — ответил Ваня. — Стоп! — сказал кто-то. Очень так авторитетно сказал. — Это и есть те хомяки?
— Палыч! Тут один, второго, типа, забрали, — ответил- Эдик.
— Странно, — неприятно проговорил пресловутый Палыч. — Было два хомяка. Остался один. Да еще мент рядом непонятный. Смотрю, боеприпасами разжился. Шустрый хомяк. Сдается мне — подстава это.
— Зачем? — удивился давешний Иванов компаньон по ночевке. — Причина?
— У меня много конкурентов, — ответил тот. — Мне помощь нужна, — вставил свое слово Ваня. — Ну, это вряд ли, — процедил Палыч и повернулся к своим- напарникам. — Мы уходим. Держаться вместе. Как обычно. Разбегаемся наверху.
— С этими — что? — поинтересовался кто-то. — Ничего. Хомяки сами по себе. — Сам ты хомяк, — это Иван позволил себе- высказаться.
— Стоп! — очень спокойно сказал неведомый Палыч. — Мне- ничего не послышалось?
— Да что ты, Палыч, в самом деле: словно с цепи сорвался? — также спокойно проговорил Эдик.
«В окружающей атмосфере запахло электричеством», — как мог бы выразиться Никола Тесла. Разряд устроил Иван. Он, никого не предупредив, взмахнул своей винтовкой и впечатал приклад в лоб Палыча.
— Слово «хомяк» — оскорбительное. Просьба ко мне его не- употреблять, — сказал он, когда в него разом уставились четыре ствола. Пятый, арбалетный, барражировал по кругу, от одного пейнтболовца к другому. — Мне нужна помощь.
— Извини, парень, некогда нам, — протянул кто-то и, — забросив оружие за спину, помог подняться на ноги ошеломленному и молчаливому Палычу. Как по команде, они все развернулись и пошли в тоннель.
— Такая вот встреча на Эльбе, — хмыкнул Эдик. — Что там у- тебя на уме?
Через час Иван уже бил ногой по воротам в подземный бункер. Они начали со скрипом складываться, когда Ваня успел отойти на установленные пятьдесят шагов.
Держась ближе к стенам, показалась группа из двух слева и двух справа с автоматами, винтовкой и неизвестной модификации пистолетом. Они не пытались с криками «ура» помчаться в атаку, они не прокричали приветствия, они достаточно комично копировали действия киношных спецназовцев. Нет, без всякого сомнения, это были менты, но какие-то не очень боевые, не несущие на своих действиях печать опыта реальных боевых столкновений. Словно пасущимся в кустах уродам дали команду отстреливать на дороге каждую вторую машину. Не первую, а вторую! Вот они и стараются в меру своего интеллекта. Впрочем, о каком интеллекте разговор?
Поэтому первое, что они сделали — это пульнули в Ивана, стоящего на границе теневой зоны. Хорошо, хоть не все разом, а только тот, у кого в руках имелся интересный пистолет. Одна из пуль ощутимо поколебала равновесие Ванадия. Если бы он перед собой не держал тело так и неожившего полковничьего холуя, то без всякого сомнения, сейчас бы истекал кровью на плотном дорожном покрытии. Одновременно с негромким выстрелом раздался еще один: практически бесшумный, но в другом направлении.
Это Эдик из невидимости выпустил арбалетный болт. Не напрасно ему так полюбилось это оружие робингудовских времен — в стрелявшего он не попал. Зато попал в щеку его соседа, прижимающего голову к автомату-«укороту». Прицелиться тому не удалось, как ни старался. Отвлекся, откинулся навзничь и завыл.
— Именем закона, поднять руки, сложить оружие и сдаться! — прокричал один из четверки. Наверно стрелок.
«Всем выйти из сумерек!» — промелькнула фраза в голове Ивана. Эдик благоразумно молчал, не демаскируя себя криком.
— В случае неповиновения открываем огонь на поражение.
«Это они себя так поддерживают? Чтоб не так страшно было? Да нет, вряд ли, просто ничего другого придумать не могут», — подумалось Ивану, он прокашлялся и прокричал:
— Будем совершать обмен! Моего друга на полковника и- этого. Через пятнадцать минут. Потом начнем резать мента на кусочки. Здесь же.
— С бандитами на соглашения не идем! — Ага, действительно! Если полковник не нужен, так и- поступайте. Денег предложить не можем, уж не обессудьте.
Иван отошел к стене за пределы света, отволок за собой холуя и бросил: тяжелый был какой-то и неуправляемый. Никогда бы не подумал, что так вот разговаривать с представителями власти доведется. Даже некая лихость в ощущениях наметилась. Черт, кирдык всей стране. Хотя не стране — государству. Да и пес-то с ним. Все равно сгнило, изолгалось, развратилось. О гражданской войне думать не хочется. Однако неприятностей будет выше крыши.
Менты старательно строят свое общество по-понятиям: они — надзиратели, судьи и вообще высшая раса, и остальные — быдло без прав и возможностей. То есть, мы для них — просто помеха, не будет нас — не будет помех. Всех по тюрьмам и лагерям. Еще «таксисты», чья идеология проста и незамысловата — выгода любой ценой. Не обязательно ездить на машине с «шашечками», можно и адвокатом подвизаться. Главное, чтоб не было никаких моральных норм. Только прибыль. Таксист, как и мент — это не профессия, это образ жизни.
Вчерашняя девица-продавщица, пытавшаяся получить деньги, но ничего не предоставить взамен — тоже какая-то категория. «Продавцы»? Нет, не катит. Бабульки в деревнях, продающие свои салаты и молоко — тоже продавщицы. Вот те, кто продают услуги, на самом деле ничего не делая — это банда. Банкиры, уничтожившие саму суть товарно-денежных отношений вместе со своими подлыми банками. Деньги — это условный эквивалент товара. Они не могут быть сами товаром. Иначе — жульничанье. Джонни Дилинджер и другие парни в этом очень хорошо разобрались. Да и Библия нас этому учит, а все, работающие в банках будут гореть в аду. Пес с ними, туда им и дорога. Как и операторам мобильной и любой другой связи. Ничего не делают, продают чужие технологии: Николы Тесла, Билли Гейтса и прочих. Очень удачное название для банды — «связисты».
Итак, влияние на жизнь оказывают четыре группировки: менты, связисты и таксисты. Четвертая — это, конечно же те, кто сохранился в нормальном человеческом состоянии. Эдик, Шурик, сам Иван. Найдутся и другие.
Ваня думал, как всегда бывает в критические минуты, о прекрасном и глобальных проблемах. Он не сомневался, что менты приведут Шурика. Какие бы они ни были сволочи, но своих они не бросают. В отличие от «таксистов». Корпоративная солидарность. Получивший в лоб Палыч — вне всякого сомнения, таксист. Руководитель огромной корпорации недвижимости. Эдик высказал предположение, что тот просто так не забудет свое унижение. Ваньке то что? Лицо неизвестное. Вот Эдик — известное. Будут неприятности у него. Да ладно, дело житейское, каждый сам выбирает свой путь.