Эхо воя еще гуляло под высокими потолками старинного особняка на Большой Морской, как до ушей Ивана долетел слабый шепот Шурика:

— Ты слыхал, Ваньша? Сатанаил кричит (см также «Радугу- 1»).

— Ну хоть ты в себя пришел, — отозвался Иван. — Как к- тебе в контору попасть-то?

Шурик попытался поднять руку, но только поморщился.

— Что нужно? Ключ? Пропуск? Что? — Нету! — прошептал Шурик. — Менты забрали все. — Затаскивай меня внутрь. Нужен код доступа.

Иван подцепил товарища за воротник и поволок за шахту лифта. Толстая дверь, будто бы сделанная из стекла, подалась легко и без скрипа. В маленьком коридорчике ничего не было, впрочем, и никого тоже. На полу беспорядочно шевелились от перемещения воздуха клочья бело-коричневой шерсти. Размазанной краской казалась бурая клякса, тянущаяся до небольшого квадрата в стене, похожего на кошачью дверцу в импортных фильмах.

— Где собака? — прошелестел Шурик. — Нет собаки, — ответил Иван, едва разобрав слова былого- сокурсника. — Ничего нет.

Он снова огляделся и сделал вывод, что был неправ по поводу «ничего нет». Были следы взлома. Кто-то пытался проникнуть внутрь. Бил по стенам то ли ломом, то ли заостренным молотом, даже стрелял на уровне пояса: следы от пуль казались строчками узоров. Былую легкомысленную вывеску сокрушили уже от полного бессилия и злобы. Теперь она, погасив лишние буквы, глубокомысленно констатировала «Да». Пса, вероятно, просто забили досмерти. Но тот, чуть очухавшись, уполз умирать подальше от суеты — куда там вела эта дверца. Вряд ли в лето…

— Шурик, ты вспоминай, как нам внутрь попасть. Я за Эдиком схожу. Нельзя ему лежать неприбранным, — сказал Иван, открывая дверь, и поспешно добавил. — Не вздумай впадать в забытье, ты меня понял?

Шурик ничего не проговорил в ответ, только слабо шевельнул кистью руки.

Ваньша затащил в коридор тяжелое и ставшее, вдруг, очень длинным тело Эдика, он даже начал бояться, что оно полностью не поместится в невеликое помещение.

— Пиши, — прошептал Шурик. — Раз нет собаки, нет и экрана- доступа.

— Сейчас, сейчас, — заторопился Иван, выуживая из одного- из своих карманов несомненный Паркер и клочок бумаги, бывший некогда чеком, выданным золотых дел мастером. — Пишу: раз нет собаки, нет и экрана доступа.

— Смешно, — резюмировал Шурик и даже открыл глаза. Но- только на несколько секунд — они наполнились слезами и сами по себе закрылись обратно. — На собачьей дверце пиши — она, как touch pad. Пиши 88С.

Иван мгновенно вспомнил, что этот набор символов у радистов означает всего лишь «целую» в конце письма. Зафиксировать поцелуй на дверке для пса, все равно, что чмокнуть его под хвост. Шутники у них в «Дуге» работают. Не выщелкивая пасту, он написал три знака, но ничего не произошло. Он хотел, было, еще раз попробовать, но решил оглядеться вокруг повнимательнее.

Вроде бы все осталось, как прежде, только полупрозрачная стеклянная дверь куда-то делась. Вместо нее образовалась такая же стена, как и три других.

— Готово, — проговорил Ваньша. — Дальше что? — Шурик не ответил. Иван уже начал расстраиваться, что тот опять вывалился из реальности, но пауза была вызвана всего лишь тем, что сотрудник «Дуги» вспоминал последовательность дальнейших действий.

— Полагаю Радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением- завета между Мною и между землею, — наконец, строгим шепотом выдал Шурик и, обессиленный, замолк.

Снова ничего существенного не случилось. Иван, поднявшись, старательно осмотрел все стены, даже постучал по ним костяшками пальцев. Никаких изменений. Захотелось сказать «замуровали демоны» и перекреститься, но он произнес громко и отчетливо совсем другую фразу:

— Полагаю Радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением- завета между Мною и между землею.

Слова из «Бытия» на сей раз произвели эффект. Просто Шурик, хоть и бодрился, но выдал заклинание все-таки совсем слабым голосом, шайтан-машина ничего и не расслышала. Иван удивился, конечно, но не очень. Даже в «Дуге» чудеса встречаются нечасто. Если можно рассчитывать на приземленные механизмы и устройства — почему бы нет? Поиск выхода из неприятных ситуаций и просчет вариантов — одно из требований, чтобы сделаться на флоте старшим механиком.

Теперь, когда из всех стен выдвинулись то ли ручки, то ли кнопки, Иван резво нашел объяснение произошедшей метаморфозе. Если бы ничего не получилось, конечно, начал бы думать о другом решении. Но теперь задача упрощалась, осталось только выбрать, куда ломиться. Шурик затих, и Ванадию предстояло догадаться, какая из трех дверей — истинная. Знать бы, какова цена ошибки, можно было и поиграться. Он обернулся назад и с удивлением обнаружил, что добавился еще один вариант решения. Путь, по которому они вошли в коридор тоже, оказывается, предлагал «дернуть за веревочку».

Может быть, весь расчет был на то, что вошедший человек дезориентируется в четырех одинаковых стенах, но у них, как бы это кощунственно не выглядело, был указатель: тело Эдика. Оно располагалось ногами ко входу, и никак иначе.

— Выход там же, где и вход, — просипел Шурик, видимо из- последних сил, и как-то подозрительно обмяк. Иван, борясь с охватившим его отчаяньем, приложил ухо к груди товарища и прислушался: сердце билось, а желудок урчал. Жив!

Ваня не стал долго раздумывать и сосредоточил свои усилия на непонятной штуковине, вылезшей из былой входной двери. На нажатие, какое бы сильное оно ни было, она не реагировала. Покрутить с первого раза не получилось: руки вспотели и от этого невозможно было как следует ухватиться за гладкую поверхность. Пришлось действовать через носовой платочек, как истинному джентльмену. Рукоять повернулась буквально на пару миллиметров, но опять ничего не случилось. Во всяком случае, так показалось с первого взгляда. Со второго же обозначилось событие, именующееся кратко и емко «успех» — сбоку отъехала в сторону дверь, явив взору залитый люминесцентным освещением подвал с арками, полками, столами и компьютерами. «Добро пожаловать в «Дугу».

Как всегда бывает при достижении какой-либо цели, тщеславие произносит всего два предложения. Первое — «Ура!», второе — «Ну, а дальше что?».

Иван особо не раздумывал: пес его знает, если дверь вдруг внезапно закроется? Он достаточно бесцеремонно втащил в помещение тело Эдика и сразу же осторожно взялся за Шурика. Однако пока он, как мог, транспортировал сотрудника этой «Дуги» до ближайшего дивана, ничего больше не произошло. Понадобилось нажать на специальную кнопку ярко красного цвета, чтобы вход закрылся. Теперь они, если верить Шурику, в безопасности.

Как проводить реабилитационный курс с избитым институтским товарищем, Иван не знал. Фантазии хватило только на очень сладкий чай, который он приготовил в изобилии. Но возникла сложность: то ли вставлять в Шурика воронку и вливать питательную жидкость, то ли использовать тонкую трубочку. Раненный товарищ выбрал другой вариант: он пришел в себя и смог сделать несколько глотков самостоятельно. Просто гора с плеч!

Что делать с телом Эдика, вопросов, как раз, не возникало. Иван начал разбирать подходящую по размерам мебель и готовить ящик. Иначе говоря, гроб. Где располагалось ближайшее кладбище, он, конечно, не знал. Бывать довелось только на одном — Серафимовском, что на Черной речке, где похоронили в свое время замечательного человека Олега, носящего в дружеских кругах прозвище «Шварц».

Но Ваньша решил предать земле Эдика здесь, во дворе этого особняка. Пусть простят все его родственники, близкие и друзья.

Ящик он сколотил достаточно быстро. Инструмент оказался в наличие, Шурик не возражал по поводу исковерканной мебели — он вообще большую часть времени был, как в забытьи, временами отвлекаясь лишь на несколько глотков своего чая.

Но копать могилу придется только ночью, которая могла наступить в любое время. Часы, исправно отмерявшие свои 12-тикратные сектора, ориентироваться во времени не помогали.

Удалось установить контроль за творящимися снаружи делами по камере, установленной в углу вестибюля здания. На мониторе компьютера никакой динамики не наблюдалось. Только статика, несмотря на предполагаемый рабочий день.

Надо было пытать Шурика, чтоб облегчить себе вход и выход. Прежняя процедура было сложной и небезопасной: ошибся чуть-чуть — и какие-нибудь скрытые лазеры разрежут на кусочки, которые потом невозможно будет склеить.

Иван постоял над Шуриком, примериваясь, как бы половчее того привести в чувство, и слыша недовольное урчание его желудка. Через минуту догадался: «Он же хочет есть!» Решил отварить две аппетитные куриные ноги, обнаруженные в холодильнике, по мере приготовления которых понял, что и сам здорово проголодался. Добавил в кастрюлю парочку красивых сарделек, предположив, что ничего страшного не произойдет от совместного кипячения птицы и, как он надеялся, мяса.

Запах, растекшийся по подвалу, был изумительным. Эдик, правда, не восстал (прости Господи за кощунство), но дыхание Шурика участилось. Иван отлил бульон в кружку и институтский товарищ, не открывая глаза, выпил все и не поморщился. Потом, вроде бы, пришел в себя. Желудок его затих, а сам он сказал:

— Еще есть? — Есть, есть, — обрадовался Иван и налил еще одну кружку. — Вообще-то он хотел предложить сарделек, но нечаянно съел одну за другой. — Как мне наружу выбраться? Я имею ввиду, чтоб без всяких там литургий?

— В ящике стола должен быть магнитный ключ, — ответил- Шурик, с наслаждением выпил коктейль из бульонов, вспотел и отрубился.

Иван пожал плечами и принялся за куриные ноги. Их как раз хватило, чтобы утолить голод и обнаружить, что начало смеркаться. Магнитный ключ действительно имелся, поэтому Ваньша пару раз порепетировал с входом. Входные створки теперь закрывались вполне самостоятельно, как в лифте. Для того же, чтобы попасть в «Дугу» требовалось только приложить этот кусок пластика к явившему себя в стене экрану, величиной с ладонь пигмея.

Тем временем на улице совсем стемнело, и Иван вышел на работу. Искать черный вход, вполне возможно запертый на ключ и захламленный, вопреки всем истерикам пожарных инспекторов, он не стал, пошел по пути, приведшему их сюда ранее.

На улице Большая Морская не горел ни один фонарь. Это было сделано, наверно, с целью экономии электричества: все равно никто по городу ночью не шастает. Вероятно комендантский час, и менты грозно шагают патрулями, держась круглосуточных магазинов, вокзалов и иных мест, где светло и безопасно. Нестыковочка: какие же круглосуточные магазины, если комендантский час? Ваньша выкинул из головы дурацкие мысли и, зайдя во двор, принялся выискивать место для могилы.

Пришлось начать от фундамента здания — здесь легче было сковырнуть остатки брусчатки, некогда служившей покрытием. Действуя ломом, он вывернул все, что было можно, даже асфальт. Дальше наступила очередь лопаты, и начал получаться аккуратный окоп для стрельбы лежа, потом — сидя, ну и наконец — стоя.

Правда, в самый разгар вгрызания в землю, пришлось отвлечься на некоторое время. Несколько человек, вооруженных пистолетами, прокрались с неизвестной целью во двор и попытались устроить стрельбу. Ивана они изначально не видели, поэтому прыгнули всем скопом на середину, заорали «стоять, сука» и по разу пульнули на свет своих включенных фонарей.

Но Ванадий к началу огня уже успел залечь на дно и сам изготовился к стрельбе. Первым же выстрелом он заставил уронить фонарь того нападающего, что был к нему лицом. Тот упал, но сразу подскочил, как ужаленный, и помчался на выход, подвывая и хватаясь за бок. Ивану удалось снять еще двоих, пока они расстреливали стену у него над головой, они уже никуда не побежали, а повалились, как кегли, друг на друга и принялись хрипеть. Последний догадался выключить свой источник света и побежать за раненным подельником. Ваньша тоже вышел в темноту, натянул ПНВ и двумя выстрелами положил обоих. Ему все больше нравилась его М16.

Расследование показало, что это были не милиционеры. Или менты, но не в форме. Один ТТ, два Макарова и еще неизвестный образец стрелкового оружия — арсенал «Дуги» пополнялся. Наличие пистолетов у левых людей могло означать только одно: народ начал вооружаться. Следовательно, государство — разоружаться. А где же чертово правительство?

Иван потушил дешевые китайские фонарики, освещавшие два слабо шевелившихся тела, одел прибор и вернулся к прерванному занятию. Через некоторое время он услышал мягкий шлепок чьих-то лап, опустившихся на землю в другом углу двора.

Время, потраченное Ванадием на подъем винтовки, обладатель лап использовал со свойственной ему решимостью: один из полумертвых агрессоров был схвачен, переброшен через плечо и умыкнут сначала на козырек подвального помещения соседнего здания, потом на мансардный выступ, потом на крышу. Иван все-таки выстрелил, когда большая длинномордая кошка бросила последний взгляд на двор, прежде чем ускакать в ночь. Очень хотелось верить, что не промазал.

Вот и зверье из лесов пожаловало. В пищевую цепочку самым естественным образом влился человек. Конечно, на самый верх. Только хищники пока об этом не знают.

Эдика похоронил на утренней заре. Сделал могилу, выложил камнями, установил табличку из листа фанеры: «Здесь лежит замечательный человек Эдуард, живший на улице Фурштадской. Руководил предприятием, офис которого был там же. Был богат, но щедр душою. Погиб, защищая товарищей. Светлая память!»

Конечно, земля просядет, но до тех пор, пока будет существовать «Дуга», исчезнуть могиле не дадут. Почти неизвестный парень Эдик навеки вписал свое имя в анналы истории. Может быть, как один из первых последних героев цивилизации.

Прочие тела Иван трогать не стал. Будут пищей для «мешков», не оставив ни имен, ни воспоминаний. Кто к чему стремился, тот то и получил.

В принципе, Ваня выполнил все, что от него требовалось. Можно было и двигать в сторону дома, но подлый Шурик был достаточно беспомощен. Еду ему надо было готовить, в туалет сопровождать, вообще большую часть времени он спал. С одной стороны это хорошо, потому как по словам бабушки из детских воспоминаний человек выздоравливает только во сне. С другой — вызывало обеспокоенность: степень вреда здоровью Иван определить не мог. Хорошо бы с врачами посоветоваться, да их-то и в прошлой жизни трудно было отыскать. В основном конъюнктурщики, продвигающие на рынок сомнительные и чрезвычайно дорогие лекарства, а также совсем равнодушные люди в белых халатах. Мясники ведь тоже имеют похожую униформу. Пробиваются доктора во всевозможные комиссии, создаваемые агонизирующими структурными подразделениями государства, и доктора, как таковые кончаются. Халтурка и есть халтурка. Сиди, делай вид осмотра и ставь штамп «Годен». Без разницы для чего: для управления транспортным средством, для работы, для временной работы, для разрешения на отдых, для занятия спортом, для службы и прочее, прочее. Ну, а если, к незадаче, откровенно «Не годен», то все равно «Годен», только за дополнительное вознаграждение. Была раньше всеобщая диспансеризация. Была, да сплыла. Чиновники от какого-нибудь минздрава, закричат, что она и есть. Ну так им-то, конечно, виднее. Каждая комиссия очень неохотно рассматривает результаты параллельной, даже если там сидят одни и те же врачи. И выносят вердикт: «Подтвердить». Ну, что же, подтверждаем. В кошельке становится не так тесно, зато какие-то девки на выписке справок ежедневно куда-то сдают по нескольку десятков тысяч рублей. Граждане окружены врачебным вниманием, то-то средний срок жизни в «россиянии» стремится к не к «ста», а очень даже к «полста». Диспансеризация, так ее и растак!

Таблетки в «Дуге» были, уколы — тоже, а еще бинты и жгуты. Но ни Иван, ни временами бодрствовавший Шурик, не очень в них разбирались. Надо было выходить в люди и отлавливать медицинского работника. Желательно престарелого еврея. Тот, по крайней мере, со своей патологической жадностью мог не растерять наработанные годами практики профессиональные навыки.

Но для начала Ваньше нужно было самому отмыться, отъесться и, главное, отоспаться.

Сколько времени он провел в кровати, сытый, мытый и бессознательный — не мог сказать никто: ни он сам, ни Шурик, ни хронометры. Проснулся в непонятном испуге, с больной головой, но отдохнувший. Его товарищу, наоборот, было нехорошо. Высокая температура и крайнее состояние слабости не свидетельствовали об улучшении здоровья. Иван ничего не мог придумать, кроме таблеток ампицилина тригидрата и литр жидкости каждый час. Шурик не сопротивлялся. Пил, сколько заставлял Ваньша, глотал колеса и пытался разговаривать. Сотрясение мозга двоило в глазах, голова кружилась, и больно было смотреть, но восстановившееся желание посещать туалет заставляло подыматься и двигать в сторону фаянсового стульчика. Иван помогал и терпеливо ждал, пока Шурик созревал до возвращения на диван.

Это принесло свои плоды: Шурик начал есть. С точки зрения практикующего механика Ваньша решил, что большей потери мощности уже не будет, раз в организм начало поступать топливо, и организм это топливо как-то перерабатывает.

Теперь можно было придумать, как добывать пропитание и где водятся старые евреи-врачи. Шурик не возражал остаться в одиночестве, хотя не в состоянии был сам ходить, даже держась за стену. Он силился не проваливаться в забытье, не очень похожее на сон, поэтому пытался говорить вслух. Если раньше, действительно, никто, кроме него самого разобрать слов не мог, то теперь Иван, порой, вступал в беседу.

— Почему в Библии про нательные крестики ничего не- говорится? — спросил Шурик у подвального свода.

— Потому что не было такого обычая, — ответил потолок- голосом Ивана, расслышавшего вопрос.

— А почему тогда в «Калевале» все их носят? Илмаринен- нательные крестики даже изготавливает в своей кузне. И золотые, и самые распространенные — серебряные.

— Ну да, помню четвертую руну:- Для меня носи, девица,

Ожерелье из жемчужин,

На груди носи ты крестик.

Говорит Вяйнямёйнен сестре Ёукахайнена, предлагая стать его женой. Та, правда, от тоски потом топится. Но действительно, на ней серебряный крестик. Да и вообще во многих местах упоминается. В 18 руне, например.

Шурик, утомившись, ничего не ответил, потянул свой сладкий чай через трубочку и показал Ивану оттопыренный большой палец руки. Это означало, по всей видимости, что ему понравилось общаться. Даже, несмотря на то, что все вопросы остались без ответов. Вообще-то некоторые вопросы и не нуждаются в объяснениях, потому как сами по себе делают ясным и понятным то, о чем и подумать-то никогда не мог раньше.