Брусянин Василий Васильевич
(Уральская легенда)
Первым запел колыбельную песню тёмный, угрюмый лес на вершине горы «Благодать»…
Так гласит одна старинная уральская легенда.
Давно это было… Не помнят люди, когда это было… Жили в лесах, на глухих скатах гор угрюмые люди, отшельники-сектанты, «бегунцы» от соблазнов и греховности мира. Жили мирно, и мать-земля кормила их обильными соками. И лес обогревал их и оберегал их «светёлки» с теплящимися лампадами от северных ветров. И зверь пушной дарил им шубы тёплые. И птицы леса отдавали им и себя, и свои яйца — яблоки сердца, тёплым пухом согретые.
Прошли по горам несметным полчищем люди незнакомые из Татарвы азиатской. Прошли и оставили после себя слёзы да стоны, проклятия да беды.
И загубили девичье счастье, тёплым пухом матери от северных ветров не прикрытое.
Она была молода, прекрасна и покорна, как покорны голубеющие снега гор пред ярким лицом солнца вешнего. Он был молод как роса утра раннего, силён как Бог, смел и ласков как дьявол.
Нашептал он, басурман, ей, девице-красавице, в ночи ясные, лунные, нашептал слова вещие. И запали те слова в её душеньку и жарким пламенем раскалили в душеньке струны певучие.
Ушёл татарский князь с проклятым полчищем, ушёл и не простился. И загудели в её душе струны певучие, загудели и выдали тайну девичью.
Подслушали старики богобоязненные тайну девичью, и загорелись в их глазах дьявольские искры сердца потревоженного. Встали старики как седые лесные призраки и обступили вокруг неё кольцом недругов. И, не щадя стыда девичьего, крикнули:
— Опозорила ты нас, окаянная девка!
А она опустила глаза и затрепетала от страха, и заныли в душе её струны певучие, раскалённые князем-басурманом.
И кричали старики:
— Оскорбила ты нашу веру христианскую!..
— Ты, проклятая девка!..
— Ты, поганая девка!..
А она стояла покорная как голубеющие снега гор пред лицом солнца вешнего, стояла и молчала, пряча стыд девичий.
Обступили её старики кольцом недругов… Обступили девку поганую, связали её по рукам и ногам и в ночку тёмную унесли в глухой лес, за балку глубокую, и бросили в пещеру на вершине горы «Благодать».
Плакала она, надрывалась и просила:
— Помилуйте!.. Простите!..
Как в бурю осени диким воем носились по лесу их грозные голоса и гудели:
— Проклятая!.. Поганая!..
Плакала она, надрываясь, и просила мучителей отпустить её грех молодости… Ушли старики, уплыли, как уплывают тучи чёрные, разразившись грозой-ливнем.
Осталась она одна и вдруг смолкла… И молчал угрюмый лес на вершине горы «Благодать».
А к ночи поднялась, загудела лесная буря и как будто завалила страшными голосами вход в пещеру, тёмную и холодную… А та пещера холодная была молочным сосцом земли-матери.
Обласкала мать-земля мать-страдалицу и подслушала её души струны певучие, раскалённые князем-басурманом.
И родилось в ту ночь новое древо страданий — новый человек…
Так гласит одна старинная уральская легенда.
* * *
В глухую, ненастную ночь проснулся лес, стряхнул со своих отяжелевших веток вековую дремоту, пошевелил мохнатыми лапами елей и сосен и загудел-загудел… И запел свою чудную, длинную песню без слов, песню неба…
Родился он во тьме, и крик и стон матери встретил его торжественным гимном страданий.
То был стон матери-земли…
К утру небо прояснилось. Замолкла буря. Ушли за далёкие грани гор ненастные облака. Встало ясное, яркое солнце. Встало, улыбнулось. Улыбнулось и бросило искры света.
Заалели верхушки замолкших елей и сосен. Сползли на дно балки сырые туманы, точно тая в ярких лучах солнца. Прижались в отдалённые углы пещеры ночные тени. И загорелся свет в глазах нового человека.
Зашептались багряные в лучах восхода листья берёз, клёнов и лип. Зазвенели тонкие иглы сосен и елей.
И пошёл по лесу звонкий гул протяжных голосов. Загудел лес и запел свою вечную мелодичную песню без слов.
Прислушалась к песне леса одинокая мать-страдалица и улыбнулась, улыбнулась и запела, вторя лесу. Запела и излила в песне свою радость дню первому малютки…
То была первая колыбельная песня… Песня песней…
Первым запел колыбельную песню тёмный, угрюмый лес на вершине горы «Благодать»…
Так гласит одна старинная уральская легенда…
* * *
И до сих пор та песня как мировая бессмертная мелодия носится в горах. Как бескрылая птица спускается с вершины горы в долину, припадает к журчащему ручью и поёт вместе с ним какую-то новую песню без слов, песню неба и земли…
Но вот бескрылая птица несётся вдоль долины. Пахучие цветы кивают ей головками, и кланяются ей вслед зелёные травы… И опять поднимается та песня леса до вершины горы «Благодать». И повсюду за нею как прозрачная, незримая тень носится чуткое, гулкое эхо, носится и вторит песне леса.
Эхо вторит песне леса и чуть слышно гудит-гудит…
Никогда песня леса не обретёт покоя, никогда не замолкнет. Гордые зоркие орлы не унесут со своим клёкотом всех её непонятных слов к синим тучам. Мрачные вороны, закружившиеся в ненастный день над лесом, не унесут её слов в мрачные ущелья гор. Птицы певчие не перельют её непонятных слов в хрустальные звенящие трели своих мелодий… Вечно будет гудеть песнь леса, пока не умрут вековые ели и сосны, и не поникнут поверженными белостволые берёзы и серые осины с вечно дрожащими листочками…
Не умрёт песня леса, не смолкнет её мелодия и всё будет носиться и гудеть-гудеть…
Переймёт песню леса чуткое гулкое эхо и загудит-загудит…
* * *
В ненастную осеннюю ночь родилась она, первая колыбельная песня…
Родилась вместе с ним, с новым древом страдания, с новым человеком, кого прокляли в утробе матери.
Покинутая, одинокая мать-страдалица подслушала ту песню в ненастную осеннюю ночь. Лежала она в лесу, в холодной каменной пещере и ждала, когда явится он, любимый ребёнок. Как тёмная ночь притаилась в холодной пещере будущая мать и ждала, когда взойдёт солнце ясное.
А лес хмурился и гудел. Чёрные ели стояли у входа в пещеру и точно сторожили брошенную, проклятую мать. Гудели ели, покачивая верхушками, и часто в вое бури доносился зловещий крик ночной птицы… То был крик мрачного, ненастного неба.
Гудели высокие сосны на склоне горы «Благодать»… И часто в вое бури слышался протяжный, жуткий вой шакала… То был крик злобного, голодного зверя, крик земли…
Гудели берёзы и осины в тёмной глубокой балке, и вместе с воем в пещеру доносились пугающие голоса ночи… То был стон пустынного леса.
И ему вторил человеческий стон в холодной и мрачной пещере… То был стон земли… Стон земли, рождающий новое древо страданий, нового человека.
Стояла холодная земля, а тёмные, ненастные тучи проносились над её челом и уносили в страну света и счастья шелест листвы нового древа страданий, плач нового человека…
1915