Я стоял посреди денверского аэропорта с кейсом в одной руке и рюкзаком с вещами в другой. Всего минуту назад я осознал, что жив и что последняя пара месяцев жизни выпала из моего сознания. Кейс мне вручил мужчина в строгом костюме. Он также сообщил, что я стал победителем реалити-шоу «Остров», а в чемодане — миллион долларов. Он дал мне инструкции по общению с журналистами, которых я сейчас видел несущимися мне навстречу, и исчез. Я был ошарашен. Меня словно разбудили после долгого сна, как Белоснежку.
Что произошло и куда делись мои воспоминания? Почему нет других участников? Где Эва? Пристон стала мне очень близкой, поскольку впустила меня в свою душу за короткое время нашего знакомства. Единственная женщина, которую я не желал, а относился к которой скорее по-отечески, стала для меня родной. Мне сейчас очень не хватало её поддержки, её мягкой ладони, обвивающей мою, её то кроткого, то сурового взгляда, её ясного и острого ума, её улыбки. Даже Бивню в данный момент я был бы рад гораздо больше, чем журналистам, почти догнавшим меня, на ходу включавшим микрофоны и диктофоны.
— Мистер Фернандес, — раздавалось со всех сторон, — что вы чувствуете? Как вы думаете распорядиться выигрышем? Расскажите о проекте: что вам больше всего запомнилось? Вас вправду не кормили? Как вам удалось победить — поделитесь секретом со зрителями!
Я растерялся, не зная, на какие вопросы мне отвечать. Из замешательства меня вывела скромная девушка в очках, в руках которой вместо микрофона или диктофона были блокнот и ручка.
— Что вы почувствовали, когда в последнем состязании одержали победу над вашими друзьями?
Я завёл друзей? Это не так плохо, если бы знать, кто они. Но не задавать же этот вопрос журналистам.
— Уверен, они за меня порадуются, — только и смог ответить я.
— Может, вы намерены разделить выигрыш?
— На что потратите свою часть?
Не знаю. Мы ведь могли и о таком варианте договориться с моими «друзьями». Но, положа руку на сердце, мне этого не хотелось. Знать, что в твоих руках миллион баксов — весьма приятное ощущение. И если бы были живы мои родители, я, несомненно, отдал бы им всё до цента.
В моей голове смешались голоса журналистов, образовав гул, раздражавший барабанные перепонки. Мне хотелось вырваться, но они обступили меня, не давая прохода. И не было никого, кто мог бы мне помочь скрыться в потоке прибывающих и убывающих из терминала пассажиров.
Я попятился назад, но акулы пера наступали на меня, подсовывая микрофоны и слепя вспышками. Я сжимал в руке кейс с выигрышем и думал только о том, как бы мне раствориться в воздухе и оказаться на своём диване.
Мне на плечо упала чья-то тяжёлая рука. Я обернулся.
— Интервью окончено, всем спасибо!
Это был шеф Мэдисон. Я поблагодарил Господа за то, что он ниспослал мне этого доброго человека.
Шеф, не снимая руки с моего плеча, вывел меня из толпы журналистов, выкрикивающих вслед последние вопросы в надежде на ответ, и мы направились к выходу из здания аэровокзала. На улице я увидел старую машину Мэдисона. Он приехал не на полицейском «шевроле», а на своём «кадиллаке». Значит, он не на службе. Значит, сегодня выходной. А я не имел ни малейшего представления, какое сегодня число.
— Поздравляю, — пролепетал Мэдисон.
— Шеф, я хочу кое-что сказать…
— Тебе многое придётся объяснить, Энди.
— В том-то и загвоздка. Я ничего не помню. То есть я помню о событиях первых нескольких дней, но после того, как мы разделились на команды, мне отшибло память.
Мэдисон уставился на меня в упор. Он молчал, и от этого было ещё тяжелее, потому что он не был тем человеком, который сможет разъяснить мне ситуацию.
— Тебе надо отдохнуть, дружище, и поесть — ты исхудал, — наконец прохрипел он, — а потом мы побеседуем.
— Какой сегодня день недели, шеф? Какое число?
Мэдисон вопросительно посмотрел на меня.
— Суббота, пятое сентября, — ответил он растерянно.
— Спасибо. А теперь, если не возражаете, я хотел бы попасть домой.
— Да, конечно, Энди.
Мэдисон повернул ключ зажигания, «кадиллак» рванул с места, и мы помчались в сторону Денвера.
Я был рад оказаться дома. За время моего отсутствия сюда, похоже, наведывались Пабло с Мадлен — квартира была в идеальном порядке. Я заглянул в холодильник: здесь была утка, сэндвичи и пара бутылок пива. Я достал одну, открыл и, сделав глоток, направился в гостиную, где оставил кейс.
Я поставил его на стол, предварительно смахнув на пол бумаги, сел на диван и замер. Вместо того, чтобы открыть кейс, я тупо смотрел на него в упор в течение довольно продолжительного времени, гадая, каким образом мне удалось стать обладателем выигрыша. Я старался напрячь память, но в голове не было ни малейшей вспышки воспоминаний.
Наконец, я принял решение не изводить себя и заглянуть в кейс. Я коснулся пальцами замков и отщёлкнул их. Быстрым движением руки я поднял крышку.
— Чёрт возьми, чёрт возьми, чёрт возьми! — прокричал я на всю гостиную. Кейс был полон стодолларовых купюр, скрепленных банковскими лентами. Я схватил пачку, пересчитал банкноты, понюхал их, повертел в руке.
Я был богачом, не знающим, что делать со своим сокровищем.
Я захлопнул кейс, предварительно положив на стол одну упаковку банкнот, и направился с ним в спальню, чтобы спрятать в сейфе. Вернувшись в гостиную, я глотнул ещё пива и развалился на диване. Мне даже телевизор не хотелось включать. Я закрыл глаза и уснул.
Впервые за свои тридцать восемь лет я видел сон. Он был цветным и чётким, словно транслировался по Си-Эн-Эн. В нём были Эва, Бивень, Зак и Мэттью. Мы стояли у края обрыва, точно такого же, в который чуть не сорвался Боб Мун, но опасности никто не чувствовал. Я слышал звук водопада, пение птиц и будто ощущал солнечные лучи на своей коже, как вдруг налетел шквалистый ветер, небо затянуло чёрными тучами, а вихрь подхватил нас и понёс в бездну.
Я подскочил с дивана. Было четыре тридцать утра воскресенья. Я проспал больше двенадцати часов. Я вытер испарину со лба и направился в ванную. Умывшись, я вернулся на диван. На столе по-прежнему была пачка с банкнотами, тускло горела лампа, которую я не помнил, как включил.
Я взглянул на дисплей мобильного телефона. Звук был выключен, поэтому звонков не было слышно. Я обнаружил семь неотвеченных вызовов: три из них были от шефа Мэдисона, два — от Пабло и два — с не известных мне номеров. Ох, не было под рукой компьютера с базой данных, чтобы пробить, кто и откуда мне звонил.
Я отложил мобильник и растянулся на диване. В голове было множество вопросов, на которые не находилось ответов. И главным из них был: «Почему я ничего не помню?» О провалах в памяти говорили женщины на острове. Их разговор «случайно» подслушала Эва и передала мне. В тот момент я не придал этому значения, решил «отложить на потом», а сейчас эта информация была бы крайне важной.
Я выиграл главный приз. И ни черта об этом не помнил. Поразмыслив, я понял, что вскоре начнут транслировать шоу, и я смогу многое узнать о своей жизни за последние два месяца. Хотя бы частично.
И ещё я понял, что мне необходимо найти Эву Пристон.
Дождавшись восьми, я вышел из дома и направился в участок. Дежурный пропустил меня, даже не пытаясь остановить. Я видел в его глазах желание завалить меня вопросами, но, посмотрев мне в лицо, он понял, что меня лучше не трогать, и отступил.
Кабинет выглядел непривычно. Вроде бы ничего не изменилось, но у меня было ощущение, что я не был здесь много лет.
Пока загружался компьютер, я стал просматривать папки, в которых были мои незаконченный дела. Ни одно из них не вызвало во мне желания углубиться в суть вопроса. Но завтра придётся вновь окунуться в рутину. Я открыл тумбочку, в верхнем ящике которой лежали пачка «мальборо» и зажигалка. Я извлёк сигарету и прикурил. Во рту образовался неприятный вкус, в горле запершило, и, закашлявшись, я потушил сигарету. Странно, я помнил, что мой запас курева (как и у остальных участников) промок в Карибском море, когда нас «высаживали на берег», а после курить и вовсе запретили. И сейчас я должен был испытать наслаждение от первой затяжки, но вместо этого мне было противно.
«Windows» поприветствовал меня и выложил на рабочем столе папки и файлы. Мне нужна была лишь телефонная база данных. Я щёлкнул мышкой по соответствующему ярлыку и достал из кармана мобильник. Введя пароль на вход в систему, я стал ждать загрузки программы. Наша база является федеральной и включает все телефонные номера и адреса США, как частные, так и зарегистрированные на имя фирм. Номера, с которых мне звонили, не были мобильными. И они не были зарегистрированы в штате Колорадо. Один номер точно был техасским, другой, как мне показалось, флоридским.
Загрузка базы заняла около двух минут, после чего я ввёл один из определившихся номеров. Я оказался прав: телефон-авто мат (а звонили именно с него) был зарегистрирован в Остине, штат Техас. Второй номер был оформлен на майамский «Макдоналдс». Я не имел ни малейшего представления, кто мог мне звонить из этих мест, поскольку знакомых у меня там не было. Возможно, это кто-то из моих «друзей». Я начал перебирать в памяти, кто из участников из какого штата прибыл. Марсела Кондэ была из Флориды, Бивень — из Техаса. Вот и круг друзей. А как же Эва?
Мои мысли прервал телефонный звонок. Я поднял трубку, теряясь в догадках, кто мог звонить в аналитический отдел полиции в воскресенье.
— Фернандес, слушаю, — пробасил я.
— Что ты делаешь в участке, Энди? — раздался голос Мэдисона.
Понятно, дежурный донёс…
— Заскучал без работы, шеф.
— Брось свои шуточки. Отдыхай, завтра приступишь к новому делу… в оперативном.
— Вы переводите меня из аналитического?
— Только ты сможешь справиться. Да, и можешь просить всё, что будет необходимо для расследования. ФБР финансирует.
— Хм, а что за дело, раз Бюро привлекает нас?
— Извини, не сказал тебе вчера… Эва Пристон не вернулась с острова.
При этих словах моё сердце сжалось. Возможно, мне известно, где она, но я этого не помню и не могу ей помочь. Возможно, она тоже ничего не помнит, как и я. И теперь я должен целый день мучиться догадками и подозрениями.
— Энди, алло! Ты меня слышишь?
Но я уже бежал по коридору в сторону выхода, предварительно переписав адрес майамского «Макдоналдса» и местонахождения техасского телефона-автомата.
На улице я притормозил, понимая, что сегодня ничего не смогу сделать. Все учреждения закрыты. Я решил навестить семью Пабло в Инглвуде, чтобы как-то отвлечься от своих переживаний.
Мои брат и племянник чинили во дворе велосипед. Лили играла с Барби рядом на лужайке. Мадлен, скорее всего, хлопотала на кухне.
Мне всегда нравился дом моего брата. Аккуратный, довольно просторный, обставленный со вкусом, с лужайкой, отделяющей его от дороги, и садом на заднем дворе — он был образцом американской мечты.
Первой меня увидела шестилетняя Лили и, заверещав от радости, отложила куклу и побежала мне на встречу.
— Дядя Энди, дядя Энди!
— Привет, красавица!
Я заключил племянницу в объятия, а она обвила мою шею своими маленькими ручками и повисла на мне.
— Ты давно не приходил ко мне, — сказала она с укором, отстранившись и хмуря бровки.
— Я был далеко, милая, и очень, очень соскучился.
— Правда? — она повела бровью, притворяясь, что не верит мне.
— Разве я могу обманывать мою девочку? — улыбнулся я и чмокнул её в розовую щёчку, а она вновь прильнула ко мне, обняв ещё крепче.
К нам подбежал одиннадцатилетний Томми.
— Привет, дядя Энди.
Держа Лили одной рукой, второй я потрепал племянника по голове.
— Привет, Том, ты совсем взрослый.
— Скажи об этом моим предкам, а то они носятся со мной, как с маленьким.
— Они очень любят тебя, Томми.
— О… я же просил не называть меня так.
— Извини, Томас.
К нам подошёл Пабло. Я опустил Лили на землю, и мы с братом обнялись.
— Как ты, Энди? — он похлопал меня по плечу.
— Могло бы быть и лучше, — ответил я.
— Что может быть лучше двух месяцев, проведённых в раю? — он подшучивал надо мной.
— Потеря памяти, к примеру.
Пабло вопросительно посмотрел на меня:
— О чём ты?
— Я ничего не помню о событиях за время, что пробыл там… за исключением нескольких дней в самом начале. Я даже не помню, как выиграл этот чёртов миллион!
Глаза моего брата расширились.
— Поздравляю, — пробурчал он.
— Ты не знал?
— Откуда мне было узнать?
— А в аэропорту меня встречали журналисты…
— Вообще-то, ты и сам мог бы догадаться, что это будет держаться в тайне от зрителей до окончания программы.
Значит, журналисты не настоящие.
— Ты прав. У меня каша в голове. В любом случае, если вам что-то нужно…
— Нет, нет, — прервал он меня, — это твой выигрыш, твоя заслуга…
Отказ брата меня расстроил.
— Я этого не знаю!
— А я в этом уверен, брат. Позавтракаешь с нами?
Его предложение меня растрогало. Я не считал себя членом его семьи, но сейчас все они были мне необходимы.
— Да, и ещё одно, Энди… Не говори о провалах в памяти при Мадлен и детях… им незачем об этом знать. И… если понадобится помощь, звони без промедления.
— Спасибо, надеюсь, мне не придётся вас беспокоить.
— Мы всегда рады тебе, Энди, ты знаешь это.
— Да, знаю.
Мы прошли в дом. Лили весело тараторила о детском садике, о мультиках, о нарядах для кукол. Только сейчас я сообразил, что явился после длительного отсутствия без подарков для детей Пабло. Не исключено, что я привёз им какие-то сувениры, но они, наверное, пока были в моём походном рюкзаке, а я его ещё не разбирал.
На завтрак были яйца с беконом и тосты с джемом.
— Спасибо за утку, Мадлен, — вспомнил я о находке в холодильнике.
— Не за что, Энди, — улыбнулась миссис Фернандес, — лучше расскажи, как ты провёл время на острове.
— Замечательно, это настоящий рай!
Я бросил украдкой взгляд на брата — он обеспокоенно смотрел мне в глаза.
— Дядя Энди выиграл миллион! — неожиданно выкрикнул Томми.
Мадлен застыла с чашкой кофе, поднесённой ко рту. Я не заметил, что мальчик подслушивал наш с братом диалог. Слышал ли он ещё что-нибудь? О потере памяти, к примеру…
— Это правда, Энди? — её глаза округлились.
— Да, вроде того…
Я не знал, что ответить. Я ведь ничего не помнил.
Пабло спас ситуацию:
— Но это секретная информация, которая не подлежит разглашению до окончания показа шоу по телевизору, так ведь, Энди?
Я кивнул.
— О! Но мы же не кто-нибудь. Расскажи, — настаивала Мадлен.
Лили тоже затопала ножками и заверещала:
— Расскажи-и-и, расскажи-и-и-и-и-и…
Я вновь взглянул на брата. Он выглядел растерянным.
— Ну, я был смелым, храбрым и сильным. Испытания были… разными. Ну, вы сами всё увидите скоро.
— Ах, Энди, ты говоришь загадками и, как всегда, скромничаешь, — пропела Мадлен.
Томми оставил завтрак, надеясь услышать захватывающую историю:
— Дядя Энди, а на том острове были крокодилы и леопарды?
— Крокодилы и леопарды? О, да!
Я решил порадовать маленьких Фернандесов хотя бы выдуманными рассказами. Лили отодвинулась от стола и вжалась в стул.
— Энди… — попытался одёрнуть меня Пабло.
Но я, чтобы показать, что ничего не собираюсь говорить о потере памяти, подмигнул ему. Он вздохнул, продолжая наблюдать за нами.
— Итак, на острове живут большие крокодилы, леопарды и львы. А ещё гориллы. И анаконды, здоровенные, и они могли бы нас всех съесть… Но, к счастью, они оказались весьма дружелюбны и никого не трогали. Ещё на острове я повстречал симпатичных разноцветных птичек, — при этом Лили залилась смехом и восторженно захлопала в ладоши, — а море кишит рыбками, черепашками, крабами и прекраснейшими коралловыми рифами. И хотя мне морская вода и запах водорослей не по вкусу, плескаться в солёной воде, по словам остальных участников, — величайшее удовольствие.
— И что же, на вас не нападали пираты? — завёлся Томми.
— Нет, они проплывали мимо, смотрели в свою подзорную трубу, но не решились объявить нам войну.
— Скукота, — изрёк Томас Фернандес и покинул кухню.
Мывшая посуду Мадлен попросила передать ей мою тарелку, которую я едва не вылизал — до того завтрак показался мне вкусным.
— А ящерки? Были на острове ящерки? И бабочки?
Лили смотрела на меня широко раскрытыми карими глазами, такими же, как у мамы Лурдес и её отца Пабло, а её личико обрамляли шоколадного цвета локоны, делая её похожей на фарфоровую куклу.
— Да, детка, ящерки шныряли туда-сюда по песку и в зарослях, а бабочек можно было встретить в джунглях, ближе к пресной воде. Знаешь, Лили, бабочки там очень красивые, как в твоих книжках.
Племянница снова захлопала в ладоши и сообщила, что желает поехать на этот остров со мной в следующий раз, когда я соберусь посетить его. Мне этого не хотелось бы, но внутри меня терзали сомнения. Кажется, это не последний мой визит туда.
После завтрака мы с Пабло направились в сад за домом и устроились в сооружённой нами несколько лет назад просторной деревянной беседке. Он рассказал мне о происшествиях за время моего отсутствия. От сердечного приступа умер его сосед мистер Свитзер, а девушка, живущая через два дома, наконец, вышла замуж. Мистер и миссис Уайт произвели на свет тройню — и это было поистине самым значимым событием года в Инглвуде.
Около полудня я покинул дом Пабло и направился в свою квартиру на окраине Денвера.
Я принялся разбирать рюкзак. Здесь были мои грязные вещи, накидка из плащёвки, найденная мной накануне потери памяти, пара деревянных индейских тотемов, привезённых, очевидно, моим племянникам в качестве сувениров, и свёрнутый пополам лист бумаги. Я развернул его. Листок был исписан моим почерком. Это было моё послание самому себе. В записке говорилось, чтобы я нашёл по своим каналам Марселу, Бивня, Мэттью, Зака и Джерри. И ни слова об Эве Пристон. Я ещё раз пробежал глазами записку, считая, что смогу найти шифр, но нет: ни малейшего намёка на то, что я хотел передать себе что-то ещё между строк. Значит, я знал, что не буду ничего помнить по возвращении. Или имел основания думать о такой возможности.
Тут меня осенило. Я бросился перебирать свои грязные вещи в поисках шведки, в которую завернул найденный револьвер. Ни шведки, ни «магнума» среди моей одежды не было. Я обшарил все внутренние карманы рюкзака, карманы брюк и шорт, которые брал в поездку, но не нашёл и патроны.
Я решил дождаться понедельника и выполнить свою просьбу, указанную в записке. Больше всего меня беспокоила судьба Эвы. Возможно, я смогу получить информацию о ней или найду её, если сумею выйти на указанных мною людей, двое из которых, вероятно, сами пытались связаться со мною.
Ещё пару часов я маялся, стараясь вспомнить хоть что-то, но ничего не вышло. Отчаявшись, я включил телевизор. Щёлкая каналы, я наткнулся на канал «Дискавери», по которому транслировали репортаж о малоизученных местах. И тут я увидел нечто, что сохранилось в моей памяти: гора Бетонная Башка в центре одного из островов в Карибском море. Такая же была нарисована на клочке карты Бивня. И её макушку я видел, стоя на пляже.
Получается, что карта Алана Хука в действительности указывала на местонахождение чего-то спрятанного на этом острове. И вполне вероятно, что мне известен ответ и на этот вопрос. А, возможно, и не только мне, то есть не мне, Эве и Алану, раз в моём послании говорится, чтобы я нашёл ещё четверых.
Бетонная Башка… Это было бы отличное прозвище для меня. Ведь я, по сути, провалил задание. И получил при этом возможность вернуться в оперативный отдел, работать совместно с ФБР и полноценно участвовать в расследовании. Как в старые добрые времена. Не так уж плохо, казалось бы.
По «Дискавери» в это время рассказывали об экспедиции на Бетонную Башку. Группа отправилась на остров два года назад, но так и не вернулась. Голос за кадром сообщил, что эта экспедиция не была первой. Также искатели сокровищ отправлялись туда в тысяча девятьсот первом, девятьсот двенадцатом, девятьсот двадцать третьем, тридцать четвёртом, сорок пятом, пятьдесят шестом, шестьдесят седьмом, семьдесят восьмом и восемьдесят девятом годах, и каждая из поездок не увенчалась успехом. То есть экспедиция снаряжалась каждые одиннадцать лет. Сейчас шёл двухтысячный год, а следовательно, мы были десятыми посетителями. Точнее, одиннадцатыми, если считать ту, из которой люди так и не вернулись… Не был ли телепроект лишь предлогом, чтобы под его прикрытием изучить остров? И могла ли одиннадцатая попытка оказаться удачной?
Далее шли интервью с людьми, участвовавшими в экспедициях прошлых лет. Лицо одного из них было мне знакомо. И не только потому, что я частенько видел этого человека по MTV. Я, наконец, понял, кого напоминал мне Бивень. Это был известный рок-музыкант легендарной группы «Rolling Stones» Кит Ричардс. Абсолютно всё, начиная от внешнего облика и тембра голоса и заканчивая жестикуляцией, было скопировано моим жеманным приятелем. И если Бивень был именно жеманным кривлякой, то Ричардса я бы скорее назвал манерным. Не более.
Музыкант рассказывал, что однажды его друзья в перерыве между гастролями предложили ему отправиться на Карибы: порыбачить, полежать под пальмами и отдохнуть от мирской суеты. Они не сразу сообщили ему, что он станет участником экспедиции, организованной неким двадцатилетним преуспевающим деятелем шоу-бизнеса Эдвардом Бэдролом. Но уже в самолёте, когда они «раскрыли свой тайный замысел», он воспринял эту новость весьма скептически: искать сокровища, безусловно, занятие увлекательное, но это станет пустой тратой времени. Так и вышло. Они вернулись ни с чем, выбившись из сил. Это было в шестьдесят седьмом году.
Я сидел перед телевизором, гадая, что я упустил. Бивень, карта, Бетонная Башка, Кит Ричардс, экспедиция, Эдвард Бэдрол… Стоп. А не он ли Эдди Бэдди?
Но последние минуты программы и вовсе вывели меня из равновесия. На весь экран красовалась фотография участников пропавшей экспедиции, состоявшейся два года назад. В центре, укутанный в «мою» накидку из плащёвки, стоял очень крупный мужчина с усами. После демонстрации фотографии, показали домашнее видео этого человека, сделанное накануне его отъезда на остров его женой. Мужчину звали Джон Стар, ему было сорок, он был банковским служащим в Сан-Франциско, и у него остались трое несовершеннолетних детей, страдающая подагрой мать, жена-домохозяйка и невыплаченная ипотека. Впервые в жизни я искренне сострадал человеческому горю.
Далее приводился список имён всех участников злополучной экспедиции. Одно имя было мне знакомо: Терри Пристон. Вот так поворот! Я точно помнил, что отца Эвы звали Дэвид Пристон, а в списке «Дискавери» значился некий Терри. Могла ли быть между ними какая-то родственная связь? Или редакторы допустили ошибку? Или умышленно скрывают факты? Это было бы нормально, учитывая методы их работы.