К новому этапу

Итак, мы с вами видели, что есть очень много самых разных подходов к вопросу о том, что же собой представляют круговорот жизни и смерти и карма, влияющая на нашу жизнь. У меня создалось впечатление, что и наши дорогие умершие знают об этом не на много больше нашего, по крайнее мере, сразу после смерти, и что каждый из них создает свой собственный синтез на основе своего личного опыта и всего того, что ему удалось увидеть в том уголке мира иного, в котором он оказался.

Но это не мешает им говорить с такой живостью воображения и убежденностью, что нам остается лишь разводить руками от недоумения. И снова мы оказываемся здесь все в том же, уже знакомом нам климате многочисленных гностических учений первых веков нашей эры с их детально разработанными и довольно сложными системами.

Однако одно уточнение сразу напрашивается само собой: все эти самые разнообразные западные варианты понятия карма всегда довольно далеки от восточных концепций. Наш Запад просто не может разделить с Индией ее фундаментальный пессимизм перед лицом творения, жизни, материи. Отсюда и совсем другая тональность рассуждения, даже в тех случаях, где доктрины кажутся весьма похожими.

Затем, как мы видели, все эти учения развивались далее даже и в самой Индии, теперь уже как ответ на влияние Запада. Так что новейшие учения о карме не имеют уже почти ничего общего с древними упрощениями. Но поэтому и загадки, которые они пытались объяснить, снова всплывают наружу. Само это кипение идей, бурление всевозможных гипотез, уже говорит о том, что никакое решение не приходится считать удовлетворительным и исчерпывающим.

Но что мне кажется тут самым примечательным, это тот факт, что некоторые из наших собеседников в мире ином или из тех, кто принимает их сообщениях в мире этом, пришли, пусть даже не отдавая себе в этом отчета, к тому, что в чем-то уже выше понятия кармы: к идее разделенной кармы.

 

Разделенная карма?

Первым на этот путь вступил, на мой взгляд, Рудольф Штайнер. Для него, на последнем витке эволюции, в конце времен, реинкарнация будет уже не нужна, и мы придем к подлинному «общению святых».

«В конце, когда Земля достигнет своей цели, итоги разных культур, мало по малу воплотившиеся в ходе общей эволюции человечества, принесут плоды и для всех отдельных индивидов, каковы бы ни были при этом их частные судьбы… индивидуальность, конечно, стоит всемерно поддерживать, но в то же время она будет пронизана всем тем, что было приобретено человечеством как единым целым. Эту цель, одновременно общую и индивидуальную, сможет ясно очертить и приблизить только антропософская культура души».

Речь тут идет, действительно, о разделенности, о приобщенности к одному и тому же благу, и тогда тот, кто это благо заслужил, получит от этого не больше преимуществ, чем тот, кто просто получил его в дар. Но Рудольф Штайнер, как и Аллан Кардек, все свое учение выстраивает вокруг личности Христа.

Ту же идею «общения святых» мы находим и в учении знаменитого «Кружка Флоренция 77» («Cerchio Firenze 77»):

«Ваше будущее существование задумано не для увековечивания ваших границ, той узкой дуалистической концепции реальности, которой вы обзавелись, того “Я”, которое уже будет ограничением; но для экспансии вашего “бытия”, извержения, общения со всем, что существует».

«Любовь, к которой мы в итоге приходим, и которая может постепенно привести всех к подлинному общению, это не привычная нам солидарность, но способность для каждого “быть еще и другим”, взаимообогащать друг друга своим опытом, достигать уровня, на котором двое могут стать одним существом».

«Вы знаете, что бывает то, что называют “общением святых”, общением сознаний всех живых существ, всех жизней, к нему мы и устремлены, пытаясь воссоздать в едином сознании одну общую жизнь, огромную, духовную, единое космическое бытие».

Кружок Флоренция 77 не считает себя христианским, но, конечно, такое учение могло возникнуть только под влиянием христианского учения и идеала. Мы тут отошли весьма далеко от ментального универсума Индии, в котором, парадоксальным образом, индивид едва существует как индивид и при этом вынужден в абсолютном одиночестве добиваться своего спасения. Здесь же открывается неслыханная перспектива, совершенно новая надежда. Полное общение в бытии, в общей жизни, без исчезновения личностей. Тогда в конце эволюции одиночества больше не будет. И если в ходе нашей эволюции, нашего продвижения из одной жизни в другую, «совершенно невозможно, чтобы один человек взял на себя карму другого», то в конце, когда каждый уже завершит свою собственную эволюцию, тогда мы сможем, наконец, поделиться друг с другом опытом, накопленным за столь долгий путь.

 

К встрече

Майстер Экхарт (1260–1329) говорил примерно о том же. Этот великий немецкий мистик ничего не диктовал медиумам после своей смерти. И вовсе не претендовал на получение экстраординарных откровений или же паранормальных феноменов. Он был «простым» доминиканцем, профессором теологии в парижском университете и великим пророком, его деятельность протекала главным образом между Колонью и Страсбургом. Его учение вписано в давнюю традицию христианских мистиков. Но вот Авиньонский Папа и его двор мистиками отнюдь не были. На Майстера Экхарта благочестивые люди не преминули донести, и несколько фраз его сочинений, вырванные из контекста, были осуждены. Основная часть его сочинений все же появилась под заголовком «Tauler», так что многие монахи и монахини могли спокойно продолжать черпать из этих сочинений помощь для своей духовной жизни.

Но недавно этот великий богослов и мистик стал объектом не слишком афишируемой частичной реабилитации. Один из современных специалистов по его творчеству высказал это со всей определенностью: «Несмотря на то, что формулировка его мыслей часто оказывается вызывающей, чрезмерной или парадоксальной, учение Экхарта было и остается ортодоксальным». А за несколько лет до этого свое недоумение выразила Жанна Анселе-Юсташ, заметившая, что на витраже в церкви святого Андрея в Колони Экхарт изображен без нимба.

Это восстановление его в рядах великих христианских духовных писателей прошло почти подпольно. Недавно глава ордена доминиканцев попросил о реабилитации Экхарта. Но кардинал Ратцингер, хорошо знакомый с учением Экхарта, ответил примерно следующее: «Он никогда и не был осужден лично, поэтому и не нуждается в личной реабилитации». И все же церковное руководство веками считала Экхарта еретиком; поэтому я лично предпочел бы более торжественные и официальные заверения, омывающие Майстера Экхарта от всяких подозрений, тем более что он, вместе с Жаном де Сен-Самсоном, бесспорно, является одним из тех западных мистиков, кому под силу помочь нам перебросить мостик к индуизму.

Потому что Майстер Экхарт тоже был совершенно убежден в наличии глубокого общения всех людей, наделенных единой человеческой природой:

«Я говорю воистину: все то благо, которым обладали все святые, и Пресвятая Богородица, Дева Мария, и Христос по Своему человечеству, все это благо принадлежит и мне по этой природе».

Перед лицом все того же обещания общения святых, которое мы находим и в Кружке Флоренция, и у Рудольфа Штайнера, но обещания, относящегося к вечной жизни, отложенного на потом, на конец времен, я невольно задаюсь вопросом: а сами-то мы уверены, что такого общения, такого симбиоза нет в наличии прямо сейчас, в наше с вами время? Разве невозможно, что по тут сторону видимостей, несмотря на видимость, на более глубинном уровне, по ту сторону наших привычных восприятий, что-то из этого общения уже реализовано, уже подспудно присутствует, скрыто за нашим опытом? И в этом отношении мысль Майстера Экхарта, прозвучавшая несколько веков назад, кажется мне гораздо актуальнее многих сегодняшних «откровений», полученных из мира иного.

 

В основе метафизической революции лежит физика

Похоже, что сегодня уже очень многие ученые выбирают это же направление мысли. Поэтому нам придется на время сменить тему наших рассуждений и переключиться на их теории и гипотезы. Поступив таким образом, мы вовсе не покинем поле интересующих нас основных вопросов, относящихся к самой сути жизни и смерти, ведь, как заметил недавно профессор Пьер Шоню, как раз современная физика и будет «единственной подлинной метафизикой нашего времени».

Поскольку современная физика, как мы увидим далее, в корне перевернула все основные фундаментальные понятия: различение на объект / субъект, принцип причинности, концепцию пространства и времени. А ведь все это находится в тесной связи с метафизической концепцией, подспудно присутствующей в любой религии. Если верить тому, что сообщает Гейзенберг, это очень хорошо понял Вольфганг Паули:

«Он говорил, что именно идея объективного мира, занимающего определенное положение в пространстве и времени в соответствии со строгими законами причинности, как раз и вызывала жестокие столкновения между наукой и духовными формулами всевозможных религий. Если науке удастся преодолеть эту застывшую концепцию, – а именно этот скачок она и сделала с теорией относительности, а с появлением квантовой теории процесс зашел еще дальше, – отношения между наукой и религиозными учениями, снова должны измениться».

Правда, мне хотелось бы сразу прояснить и уточнить тут свою позицию: речь пойдет отнюдь не о научном обосновании богословия, нет. Но в некоторых случаях возникают совпадения или аналогии, представляющиеся мне крайне важными, потому что с их помощью можно показать, что мистическая концепция христианства, которую я и хочу до вас донести, вовсе не абсурдная выдумка, даже если и кажется порой, что она не совсем совпадает с привычным нам здравым смыслом.

 

Предтеча: Эрвин Шрёдингер

Уже в 1925 году австрийский ученый, лауреат Нобелевской премии по физике, предугадал эту тайну. Эрвин Шрёдингер – один из столпов, ставших предтечами современной физики. Вместе с Луи де Бройлем, Нильсом Бором и Вернером Гейзенбергом он был одним из основателей квантовой механики. Этот текст еще и сегодня звучит пророчески: «Какой бы несуразицей это ни показалось обыденному рассудку, вы – и все другие мыслящие существа как таковые – вы есть всё во всем. Вот почему проживаемая вами жизнь не просто фрагмент существования в целом, но уже, в некотором смысле, всё, целое». Ему даже доводилось утверждать, что два человека тождественны не только как представители одного и того же человеческого рода, но и в том смысле, что они образуют одно, единое бытие. Заметьте, что для него это не конечная стадия, не тот предел, к которому мы все устремлены. Нет, речь идет о тайне нашего существования здесь и сейчас.

К такому выводу подтолкнули его не только научные разыскания. Он и сам это признает. Параллельно с научными трудами он прозондировал еще и все основные религиозные учения и традиции, полагая, что они могут натолкнуть его на идеи, способные стать решением вставших перед ним вопросов. Эту идею, как он сам признается, он нашел в традиции древней Индии. Но в другом тексте, 1960 года, он поясняет, что «в Ведах эта идея глубоко погребена под странными перекличками с брахманскими ритуалами жертвоприношений и прочими предрассудками».

Я лично думаю, что, если бы Шрёдингер знал какие-нибудь иные изводы христианской мысли, кроме средневековой латинской схоластики и идей Фомы Аквинского, ему не пришлось бы искать вдохновившую его идею в столь далеких временах и странах. Он легко мог бы найти, например, у Майстера Экхарта, да и у многих других, решение той проблемы, которую признал нерешаемой: если в реальности все люди представляют собой одно и единое бытие, как тогда объяснить те различия, которые все же существуют между ними.

Но в целом, однако, этак глубинная интуиция согласуется и сегодня с новейшими научными гипотезами, связанными с последними открыти ями. Но это долгая история, которая должна в корне перевернуть наше представление о мире. Я попытаюсь здесь лишь кратко и очень пунктирно прочертить историю этих захватывающих открытий, по крайней мере, в их отношении к занимающей нас теме. Может быть, иногда это покажется вам не очень понятным и слишком трудным, поскольку для кого-то прозвучит слишком ново и непривычно, но я вас уверяю: игра стоит свеч. Итак, пристегните ремни, мы взлетаем!

 

Прежде

Когда-то, более двух тысяч лет назад, ученые и философы (а в то время это было одно и то же) рассматривали всю совокупность универсума на основе двух основополагающих гипотез:

Вся материя состоит из маленьких частиц, наподобие мельчайших шариков, которые соединяются друг с другом, образуя тем самым уже более крупные тела: объекты. Все эти тела, и большие, и маленькие, и планеты, и частицы, существуют отдельно и независимо друг от друга, даже когда они связаны друг с другом законами гравитации или электромагнитных полей.

Мир, наблюдаемый в такой перспективе, образует реальность, не зависящую от того, кто ее наблюдает.

Иными словами, это дискретный мир, элементы которого четко различимы между собой, и сам наблюдаемый мир при этом отделен от того, кто его наблюдает. Но сегодня на место такой узнаваемой картины мира постепенно приходит уже совсем другое мировоззрение.

 

После

Уже нет маленьких шариков, нет частиц. Когда современные ученые говорят о материи, это звучит ошеломляюще. Я не занимаюсь точными науками, хотя и прочел целую кучу качественных научно-популярных книг, поэтому вместо того, чтобы ринуться в непростые и бесполезные объяснения по интересующему нас вопросу, я попробую лучше передать вам свои ощущения с помощью одного сравнения.

Когда вы смотрите на картину – например, на пейзаж, – вы может совершенно точно описать, какое положение занимает в нем каждая деталь, будь то по отношению к краям картины или по отношению к другим деталям. Но вы не сможете точно определить, где же расположена гармония, которую этот пейзаж определенно излучает, даже если видно, что какие-то зоны этого пейзажа вносят в эту гармонию больший вклад, чем другие, либо из-за концентрации определенных деталей, либо из-за особенной цветовой гаммы. Итак, если послушать и почитать современных ученых, то окажется, что конститутивные элементы нашей материи локализовать так же трудно, как и гармонию с нашей картины! Что, однако, не мешает этой гармонии направленно воздействовать на вполне определенное место, например, на сознание зрителя, любующегося картиной. Некоторые при этом утверждают даже, что частицу невозможно измерить, поскольку существует она лишь в потенции. Ей помогает появиться на свет наше наблюдение, также, как и в картине гармония возникает лишь тогда, когда находится глаз, способный ее в картине увидеть.

Из всего этого следует, что конститутивные элементы мира уже нельзя рассматривать, как отделенные друг от друга или от наблюдателя.

 

Небольшая антология новой метафизики

В итоге появляются фразы вроде этой: «Каждая частица оказывает влияние на поведение всех других частиц».

«Процессы, протекающие в сознании, оказывают влияние на всю вселенную в целом. (…) Структура материи не может не зависеть от сознания. (…) Человеческий разум отражает в себе вселенную, а та, в свою очередь, отражает человечески разум. (…) Теперь мы подошли вплотную к тому, что все точки головного мозга человека, благодаря этому квантовому кипению, находятся во взаимодействии со всеми другими точками вселенной. (…) Любое взаимодействие между разумом и материей уничтожает дуализм субъективного / объективного. Больше нет разницы между «Я» и «это», так что мы уже можем воспринимать реальность как единую и всеприсутствующую».

А вот тут мысль идет еще дальше: «Все системы сознания, независимо от их пространственно-временной локализации по отношению к экспериментальному оборудованию, влияют на квантовый потенциал как целое, воспринимаемое отдельными фотонами или электронами». Я позволю себе еще раз обратить внимание на эти слова процитированного текста: «Все системы сознания»; это значит, что речь идет не только о человеческом сознании, но, видимо, и о животных, возможно, еще и о растениях и минералах, об ангелах и других «сущностях», и т. д. Все эти системы сознания играют определенную роль в любом научном эксперименте, на каком бы расстоянии от оборудования они не находились, и какое бы положение не занимали в пространстве и времени по отношению к моменту и месту проведения эксперимента, то есть эти системы сознания могут оказаться в далеком прошлом или же в ближайшем будущем.

 

Все это постепенно подводит нас к формированию совершенно нового представления о вселенной. Постепенно ведущей моделью мира, все более и более распространенной, становится модель голограммы. Все уже успели повидать такие трехмерные, полученные с помощью лазера изображения, или хотя бы наслышаны о них. Но сейчас интерес представляет даже не столько особенность такого изображения, дающая ощущение трехмерности, сколько отношения между материалом, на который проецируется изображение (доска или пленка), и фотографируемым объектом.

 

Сюрпризы голограммы

Возьмем, к примеру, диапозитив «Джоконды». Если вы отрежете верхнюю половину диапозитива и спроецируете лишь его нижнюю часть, то на вашем экране возникнут только руки Моны Лизы. Каждая деталь картины, а в пределе своем даже каждая точка, строго соответствует одному определенному участку диапозитива, и только ему одному. Но с голограммой все по-другому и совсем не так. Если, сфотографировав Венеру Милосскую, вы возьмете фотопластинку в руки и посмотрите против света, вы ничего не увидите. Изучив ее под микроскопом, вы различите лишь более или менее четкие линии, ничего не изображающие. Нужен луч лазера, чтобы образ наконец возник. Но зато, даже если вы разрежете полученную голограмму пополам, каждая половина все равно будет целым образом. Вы можете еще и еще резать голограмму на части, каждая из этих частей все равно даст вам образ целиком. А это значит, что все точки, образующие нашу статую как единое целое, обнаруживаются в любой точке голограммы. То есть все точки голограммы несут в себе одно и то же содержание, и при этом, при лазерной проекции, все эти точки вместе дают нам один единственный образ. Однако на практике, если мы делим голограмму на фрагменты, чем меньше фрагмент голограммы, тем расплывчатее становится полученный образ. Множество таких точек дает тогда качество изображения.

Множество сходных научных изысканий в самых разных областях, но ведущих нас к одним и тем же выводам, позволяют нам принять данную схему как один из возможных ключей, открывающих вселенную.

Так, по этой модели, похоже, функционирует и наша память. В любой части мозга и при любом процентном соотношении в нем серого вещества, память остается нетронутой. А вот различные функции мозга при этом могут утрачиваться. Из-за «выключения» тех или иных зон мозга возникают слепота или паралич. Но память от этого не зависит. То есть определенные функции строго связаны с определенными участками головного мозга. А память нет. Она словно распылена по всему головному мозгу.

Наше зрение тоже соответствует данной схеме. Если «выключить» часть, даже довольно значимую, зрительной коры, то на зрение это никак не повлияет. Достаточно даже маленького «работающего» участка ее, и мы будем видеть все сполна. То, что мы видим, следовательно, формируется не как маленький образ в глубинах нашего головного мозга. Нет, каждая точка нашей зрительной коры соответствует всему нашему кругозору целиком.

Тогда получается, что наше тело как некое целое несет в себе различные голографические центры. Ученые наблюдают сходные процессы и в связи с ухом, диафрагмой, ступней и т. д. В пределе тогда каждая клетка нашего тела будет резонировать со всеми остальными.

И речь здесь вовсе не о расплывчатых интуициях в духе «Нью Эйдж», но о строго научных исследованиях, которые ведутся в университетах. Кроме Майкла Талбота (Michael Talbot) назову здесь еще несколько имен: Лешли, Прибрам, Ван Хеерден, Даниэль А. Поллен и Майкл С. Трактенберг, Пауль Питш, Руссел Л. и Карен К. де Валуа и т. д. Но стоит отметить и других ученых, таких, как Бернард д’Эспаньят (Bernard d’Espagnat), Басараб Николеску (Basarab Nicolescu) и всех, кого пригласил в Париж на различные конференции Юнеско Жан Стон (Jean Staune): многие из них стали лауреатами Нобелевской премии.

Вывод, сделанный Жаном Стоном, звучит безапелляционно: «Не стоит мечтать о том, что привычный нам классический мир, который можно описать с помощью простого здравого смысла, вернется когда-нибудь в той или иной форме. Мы подняли якоря и уже плывем по морю новой парадигмы, это странное и опасное море, но оно готовит нам столько захватывающих открытий».

* * *

Но тут стоит добавить и еще кое-что: весь мир целиком тоже будет функционировать как голограмма. Каждый из нас тогда будет как-бы одной из точек пластинки голограммы, то есть, каждый из нас будет отражением всей вселенной. Но поскольку мы все всегда находимся в движении, в становлении, то и отношение каждого из нас к целостной совокупности вселенной тоже будет не статическим, а динамическим. Все, что вы делаете, поступками, словами, мыслями, писаниями, даже своими чувствами и реакциями, все это оказывает влияние на поведение всех людей.

Дэвид Бом (ум. в 1992) был профессором Лондонского Бирбек Колледжа. Он был из числа тех, у кого подобная концепция составляла самую сердцевину мысли. На одной конференции его спросили: «Вы утверждаете, если я вас правильно понял, что ваша мысль составляет часть моего собственного сознания и становится поэтому частью моей мысли, и это меняет уже и мою мысль». И Дэвид Бом просто ответил: «И vice versa. И наоборот».

Ваше сознание тогда находится в постоянном взаимодействии со всеми сознаниями вселенной. «Тогда все мы, каждый из нас, оказываемся частями той великой голограммы, которая называется Творением, которая оказывается “Я” каждого из нас с вами. И тогда вы уже не можете упрекнуть кого-то в том, что он вам сделал: мы сами себе это сделали. Вы сами создали собственную реальность. Это все космическая игра, в которой кроме вас никого нет».

А это все вносит серьезные осложнения в понятие кармы!

Но такое взаимодействие охватывает собой все сущности универсума, вплоть до мельчайших частиц. Отсюда и знаменитые формулы: сорвав розу, вы потревожили звезды. Или: бури, опустошившие этим летом нашу страну, возможно, были вызваны биением крыльев бабочки на другом континенте. За поэтическим преувеличением этих формул лежит какая-то правда; хотя, конечно, на самом деле все гораздо сложнее.

 

Всё во всем

Некоторые ученые доходят до того, что ставят под вопрос даже само понятие пространства, например, Бернард д’Эспаньят: «Пространственная разделенность объектов есть… в некоторой степени, модус нашего восприятия». А ведь такого направления мысли поддерживаются и многие другие ученые.

Некоторые работают скорее над понятием времени, как, например, Оливер Коста де Борегард: «Прошлое, настоящее и будущее Вселенной существуют одновременно, – не прямо сейчас, конечно, это было бы противоречием». Что касается проблемы времени, тот тут Ортоли с Фарабордом называют всего два имени известных физиков. В связи с этой загадкой времени стоит вспомнить, что в опыте околосмертных переживаний, в тот момент, когда умирающий видит и заново переживает всю свою жизнь, одновременно с этим могут возникнуть и сцены, относящиеся к нашему будущему. Мы можем их увидеть, как бы заранее, с той же ясностью, что и сцены прошлого. То есть прошлое, настоящее и будущее существуют «одновременно», что не значит: сейчас.

В действительности, не стоит так поспешно бросаться на школьные тонкости. Пространство и время: все согласны в том, что эти аспекты взаимосвязаны. Так, Коста де Борегард уточняет, что такая взаимосвязь элементов универсума «с расстоянием, как с пространственным, так и с временным, не возрастает… Она осуществляет свой закон через пространство-время все целиком, как единое целое… Всё связано со всем, с самой последней мелочью и тонкостью». Тогда наша модель голог раммы применима не только к пространству, но и ко времени, сквозь века, а значит, и сквозь миллионы лет. Фантастическая перспектива, уводящая далеко за пределы того, что мы до сих пор думали о нашей Вселенной!

 

Именно это и хотели проверить многочисленные ученые, всерьез бравшиеся за изучение древних религиозных традиций, тех самых, к которым с таким презрением относились их предшественники. Но обращались они при этом обычно к традициям Индии, Китая и Японии, реже к исламу, и практически никогда – к христианству.

Мы уже видели, как Эрвин Шредингер искал аналогии в Ведах и Упанишадах. Он хотя бы признал, что дело того стоило. От чего у меня возникает чувство настоящего облегчения: я ведь тоже прочел все, что мог, в Ведах и Упанишадах, и мне всегда казалось, что из такого изобилия мыслей каждый черпает, что может, вычитывая там то, что ему самому ближе. Поскольку я столь же долго корпел и над древними средневековыми латинскими и византийскими текстами, я хорошо знаю, как трудно прочитать в них именно то, что вкладывали в них древние авторы. Сопоставляя их мысли с нашими современными категориями и с собственными предпочтениями, мы рискуем приписать им совсем не то, что их авторы хотели сказать на самом деле.

И все-таки некоторые сопоставления напрашиваются тут сами собой. Не стоит вдаваться в детали, но ведь верно, что в целом сама картина мира с ее концепцией материи, пространства и времени, характерная для всех этих древних традиций, гораздо ближе к той картине мира, которую сегодня открывают и возвращают нам современные ученые. Недаром Нильс Бор, когда после Второй мировой войны его посвятили в рыцари, выбрал себе в качестве герба символ инь и янь.

Фритжоф Капра в своей книге «Дао физики» также настаивает на этой встрече науки с духовными традициями Индии и особенно Китая и Японии. Но в этой книге нет ни единого намека на христианскую традицию. Конечно, вряд ли мы можем многого требовать от внешних, коль скоро и у себя в церкви не так уж много внимания уделяем изучению собственной традиции. Тем больше заслуга тех, кому к этой традиции все же удается прорваться.

Майкл Талбот, которого я выше уже обильно цитировал, не так уж сильно сумел тут расширить горизонт, добавив лишь несколько аллюзий на традиции американских индейцев, почерпнутые им у Кастанеды. А вот Басарабу Николеску принадлежит редкая заслуга: он расширил поле сравнений, включив в него и наши, западные традиции. Он очень заинтересовался Якобом Беме (1575–1624) и обнаружил у него формулировки, предвосхищающие самые смелые современные научные гипотезы – даже гораздо смелее, чем в восточных традициях. Вот несколько примеров: «Один мир расположен в другом, и при этом все вместе – это один единый мир». Или еще: «Между звездами и пространством нет несоответствия, не больше, чем между землей и вашим телом. Все это образует одно единое тело. Единственное различие в том, что ваше тело будет словно сын всеобщего, но и само оно уподоблено всецелому бытию».

Мне только хотелось бы тут сразу уточнить, что то, что Майкл Талбот и Фритжоф Капра называют «мистицизмом», сводится, по большому счету, всего лишь к интуиции природы и природных сил универсума. Здесь и речи нет об отношениях любви с личным Богом. То есть мы тут еще довольно далеко отстоим от того, что составляет самую суть мистической жизни в великих монотеистических религиях (иудаизме, христианстве и исламе) и даже у многих мистиков индуизма.

 

Вернуться к «первобытной» мысли

Вовсе не для того, чтобы преуменьшить значение той или иной религиозной традиции, совсем наоборот, но мне кажется важным свести их вместе в некоем более общем пространстве: в пространстве «первобытных» традиций. Мирче Элиаде блестяще продемонстрировал, что у первобытного человека было две разновидности времени и две разновидности пространства: профанное время и пространство, соответствовавшее нашему опыту повседневности, и сакральное время и пространство. Сакральное время не преходяще: любой ритуал может вернуть его в момент насто ящего. Точно так же и сакральное пространство позволяет «всем зданиям – как и всем храмам, дворцам, городам – находиться в одной и той же общей точке, в Центре Вселенной».

Те же категории мифических пространства и времени мы находим и во всех основных древних религиях: на Ближнем Востоке, в Египте или Вавилоне, равно как в Индии или Китае. Одон Казель, изучавший античные греко-римские мистерии, одним из первых показал, что ту же категорию мы, естественно, находим и в Библии, в Ветхом Завете. Это заметили и другие исследователи, в частности, Робер Ленсен (Robert Linssen) или Мишель Казенав. Но тут мне могут возразить, что обоих этих авторов можно отнести скорее к литераторам, чем к ученым. Робер Ленсен исходит из положений дальневосточной духовности, и уже оттуда приходит к современной физике; а Мишель Казенав идет от литературы и духовных исканий к естествознанию. У этих авторов мы также находим широкий диапазон религиозных традиций: от ислама до христианства. Мне просто хотелось бы очертить здесь тот сегмент, который одинаково применим ко всем упомянутым течениям и традициям. И я тоже, в свою очередь, чуть ниже, надеюсь суметь показать, что в самом существенном многие эти традиции и в самом деле сходятся, так что найти такой общий «участок» вполне реально.

Стоит также сразу уточнить, что большая часть цитат, которые приводят современные физики, пытаясь доказать совместимость новейших исследований с древними религиозными культами Дальнего Востока, применима лишь к образу Вселенной, всего Универсума в целом, как общего для всех протяженного тела. Конечно, такой образ предполагает наличие в этом теле согласованности между его членами. Даже наша модель голограммы идет тут уже гораздо дальше.

 

А теперь я надеюсь суметь вам показать, что дары, предлагаемые христианством, гораздо щедрее всего того, что могут предложить его отдаленные аналогии. И чтобы позволить нам расслышать христианскую весть вовсе не нужно пускаться в заумные интерпретации. Совсем наоборот, лучше просто воздержаться от любых интерпретаций. Дело в том, что большую часть времени наши экзегеты и богословы работали над тем, чтобы привести содержание христианской веры в гармоническое соответствие с общепринятой в настоящее время философией, с господствующим мировоззрением. А поскольку такая философия была буквально «пропитана» механистическими представлениями о мире, сегодня уже оставшимися в прошлом, то экзегеты оказали христианству медвежью услугу, лишив его всего, что в нем есть самого фантастического и чудесного.

Но тут вы мне можете возразить: не пытаюсь ли я и сам привести христианскую веру в гармоническое соответствие с теми новейшими теориями, которые тоже, в свою очередь, завтра уже останутся в прошлом и уступят место чему-нибудь другому?

О! конечно, нет! Ведь христианская вера, в том виде, в каком я хочу ее вам представить, отнюдь не мое собственное изобретение. Чтобы ее для себя открыть, мне вовсе не нужно было ждать появления всех этих новых научных гипотез. Я просто читал труды тех богословов и святых давно минувших дней, что и сами, в свое время, не пытались писать так, чтобы понравиться современным им мудрецам и властителям дум мира сего. Но, глубоко размышляя над тайной, которую они проживали всем своим существом, они постепенно выработали для себя те же самые категории, которые сегодня, похоже, в свою очередь нащупывает и наука. Но они не искали одобрения или подтверждения своих идей у современных им философов и ученых. Порой они даже шли совсем не в ногу со временем, как бы против течения, и многим из них пришлось многое из-за этого претерпеть.

Я знаю, конечно, и то, что та встреча веры и науки, которая, вроде бы, начинает вырисовываться сегодня, временна и завтра может снова исчезнуть. Могут снова возникнуть глубокие и непримиримые противоречия. Ну вот, например: еще не так давно предложенная учеными схема атома вроде бы удивительным образом подтверждала древнее представление: нижний мир является образом, соответствием вышнего мира. Атом похож на солнце, окруженное планетами. Такая аналогия нашла яркое отражение в древнеиндийской мысли как соответствие микрокосма и макрокосма, и эта интуиция и по сей день кажется нам гениальным озарением. Но вот сегодня наука, дерзну сказать, в том, что касается этого представления, как бы уже вышла из игры; тут уже больше нет частиц! И что тогда?.. И все же для меня эта интуиция представляет все тот же интерес. Просто древнеиндийская мифология смешивает макрокосм и «вышний мир», для нее это одно и то же. Для меня же «вышний» мир – это, скорее», «мир иной», тот, что ждет нас за пределами смерти. И у нас есть уже немало сообщений, пришедших из этого иного мира и свидетельствующих о том, что первые этапы в нем очень похожи на нашу земную действительность. Мне кажется, что такие свидетельства как раз и повлияли на индийское представление о мире. Мне кажется, что и знаменитая платоновская теория «идей» тоже основана на таких свидетельствах людей, побывавших за пределами смерти или просто сумевших выйти за пределы собственного тела. Но здесь я об этом уже не буду распространяться, я уже достаточно сказал об этом в других своих работах.

 

От вздора до бредней

Но и некоторые ученые сегодня (или: даже сегодня) столь же строго реагируют на то направление мысли, небольшую антологию которого я привел выше. Например, Роланд Омнес, автор множества работ по квантовой механике, считает все изложенные мною выше гипотезы «бреднями, вздором, чепухой и болтовней».

Но меня его научные доказательства тут совсем не убеждают, поскольку в перспективе его мысли просто не остается места для паранормальных явлений. Он это признает и даже гордится этим. Но при этом строго научные и тщательно проводившиеся эксперименты показали, что такие феномены все же существуют, так что однажды науке придется их учесть и даже попробовать объяснить. Если я говорю здесь об этом с такой уверенностью, то лишь потому, что другие ученые, не менее компетентные и образованные, удостоили меня чести иногда в таких экспериментах принимать участие. И уже основываясь на результатах этих экспериментов, они и стали выдвигать свои «фантастические» гипотезы.

Так, например, Генри Стапп, физик из Беркли, лично проконтролировал эксперименты по ретропсихокинезу, проводившиеся под руководством Г. Шмидта. Их протокол он признал достоверным, а результаты надежными. И даже опубликовал свой комментарий в журнале «Physical Review». Он даже приводит там цитаты из журналов по парапсихологии (в № 50 за июль 1994, с. 18). Коста де Борегард, один из величайших современных физиков, вообще считает это началом настоящей научной революции. Поскольку факты уже установлены, то проблема теперь уже не в том, чтобы доказать их наличие, а в том, чтобы правильно их интерпретировать. Ведь даже сам Г. Шмидт признает, что они противоречат квантовой механике. Стапп же ограничивается тут просто констатацией того, что обычно их считают несовместимыми с такими теориями. Тогда как Коста де Борегард, напротив, уже довольно давно утверждает, что все так называемые паранормальные феномены вполне вписываются в квантовую механику и теорию относительности.

Даже жизнеописания святых нередко оказываются наполненными такого рода феноменами. Об этом слишком много слишком точных свидетельств, так что отмахнуться от этого уже просто невозможно. Хотя, конечно, сколько у нас нынче развелось профессиональных или самопальных «богословов», считающих себя слишком образованными для простецкой веры в Евангельские чудеса и в знаки, ниспосланные нам непосредственно от Бога, что уж тут говорить.

Тогда что же получается: кто, в итоге, и в самом деле кормит нас небылицами? Те ученые, которые признают существование подобных феноменов и пытаются дать в них отчет, или же те, кто гордо пытаются их не замечать?

Не вполне соблазняет меня и та попытка восстановления времени в физике, к которой примкнул Пригожин. Видимо, я просто не могу уследить за сложным ходом его доказательств, но я вижу при этом, что он не до конца убедил и своих собственных коллег. Конечно, я сочувствую тому, как он стремится не сводить нашу жизнь во времени к простой иллюзии. Но, насколько я знаю, ни Коста де Борегард, ни Бернард д’Эспаньят на это и не претендуют. Мешает тут Пригожину, насколько я понимаю, то, что тогда придется признать два уровня реальности, каждый из которых следует своим собственным законам. Но на чем я продолжаю настаивать, так это на факте, что те, кому удалось пройти через знаменитый опыт пребывания на границе смерти, описывают то, что они при этом пережили. И все они говорят, что в этом новом измерении времени больше нет. Затем, читая другие источники, – сообщения, полученные методом «автоматического», или «интуитивного» письма – мы обнаружим, что и в мире ином нам оставлена возможность эволюции, порой даже совершенно фантастической. То есть не все тут так просто. Но похоже, что тут нам просто никуда не уйти от идеи разных уровней реальности, которым соответствуют разные законы. Что, конечно, не означает, что между ними нет точек соприкосновения или способов перейти с одного уровня на другой. Именно так и объясняются паранормальные явления.

Каким образом наука сможет однажды (если сможет, конечно) все это объяснить? Не мне тут вдаваться в гипотезы. Но мне кажется, что произойдет это путем движения вперед, а не вспять. Но в любом случае, даже временное возвращение науки на прежние позиции, к вчерашним истинам, меня тут ни в коей мере не смутит: ведь схему голограммы я использую просто в качестве сравнения, пусть и весьма существенного. Еще раз напомню, что я не пытаюсь доказать, что современная наука подтверждает интуиции наших мистических богословов. Достаточно того, что несколько великих умов (правых в своих догадках или ошибавшихся, не в этом дело) додумались до таких же безумных гипотез, что и мистики. Признав, что реальность не сводится к тому, во что мы верим, они порвали путы упрощенного рационализма, которые воздвигали еще с Фомы Аквинского до неосхоластики и Древермана. Создав гипотезы, столь же фантастические, как и озарения мистиков, эти ученые тем самым уже показали, что и мистика не столь абсурдна, как о ней толкуют.

Я же, когда наука догоняет мистику, страшно радуюсь, ведь это может очень существенно помочь нам снова найти дорогу веры. Но сама мистика при этом вообще не нуждается в науке. Она пользуется совсем другими путями, позволяющими ей проникать в тайну мира на таком уровне, на каком наука уже не способна ее догнать.