Два дня, утомленно подумал Сидни. Всего два дня, с тех пор как началось это ужасное вторжение.

У него было такое чувство, что «Браун Биар» уже никогда не станет прежним.

Сидни с досадой посмотрел на лодыжку Роба: она распухла почти в два раза по сравнению со своими нормальными размерами и переливалась всеми оттенками зеленого, лилового и черного.

– Как это произошло? – снова спросил Сидни ковбоя. Роб уже рассказал ему, но его объяснения не слишком походили на правду.

– Играл в бейсбол, босс. Я пытался добежать до «дома».

– Бейсбол, – пробормотал Сидни. – Ради Бога, парень, ты делаешь самую грубую и тяжелую работу на земле и подворачиваешь лодыжку, играя в мяч с детьми, пожилыми дамами и пузатыми мужчинами. Ты был в лучшей форме, даже когда неудачно объезжал лошадей.

– Джесси играет слишком хорошо, – сказал Роб, защищаясь.

Сидни так и знал, что рано или поздно это имя должно прозвучать.

– Ну вот и объяснение, – с натугой произнес он. – В большом доме есть врач, кузина Джесси – Анджела. Может быть, ты попросишь ее взглянуть на твою ногу? Мне-то кажется, что это просто растяжение, но она, возможно, обнаружит перелом.

– Кузина Джесси? – радостно спросил Роб.

– Может быть, будет лучше, если я пойду с ним? – вызвался Джо.

– Садись на свою… лошадь… – между «свою» и «лошадь» Сидни вставил несколько больше бранных слов, чем было необходимо, – …и отправляйся работать, – приказал он Джо.

Затем повернулся к Робу.

– Кузина Джесси замужем. Она – настоящая дама. Так что вспомни о хороших манерах.

Вспомни о хороших манерах! Как будто он учится в воскресной школе. Сидни закрыл глаза. Когда-нибудь жизнь будет прежней? Спокойной и понятной? Такой благословенно простой?

Вчера вечером он оторвался от своих бумаг, чтобы посмотреть на лица двух добродушных пожилых леди, заглядывающих в его окно в поисках бейсбольной площадки.

Сидни сообщил им, что в его гостиной ничего подобного нет, и хотел было снова заняться своими бумагами, но заметил, что дамы выглядели уставшими и очень смущенными. И еще он понял, что они обе были бы не прочь выпить охлажденного чая в его гостиной. Чуть позже он проводил их туда, где играли в бейсбол. Не слишком ли много для спокойного вечера наедине с газетой?

Вчера он попытался отъехать как можно дальше, желая увеличить расстояние между собой и тем хаосом, который в его представлении был тесно связан с красноволосой мегерой. А когда он увидел пакет из-под хрустящего картофеля, валяющийся в редкой осиновой рощице, подозрительно близко к тому маршруту, по которому проходила утренняя верховая прогулка, его охватила холодная ярость.

Он одним рывком затянул подпругу седла, так что его лошадь захрапела от удивления.

– Прости, – пробормотал Сидни, вставил ногу в стремя и вскочил в седло. Затем развернул лошадь, ожидая увидеть своих людей, делающих то же самое.

Однако они не двигались с места.

Он направил свою лошадь к ним. Джо осторожно держал ярко-красный верх от купальника-бикини, а остальные ковбои столпились вокруг него, глазея на лифчик.

– Где ты это взял? – строго спросил Сидни.

– Его только что принесло ветром, босс. Правда, только сейчас. Мы нашли его на седле одной из лошадей.

– Может быть, вы знаете, кто потерял это в бассейне? – поинтересовался Стив. – Как вы думаете, владелица еще не обнаружила пропажу?

Можно подумать, около бассейна пронесся ураган!

– Сейчас же садитесь на лошадей, – приказал Сидни. Он быстро спешился, вырвал клочок ткани у Джо и засунул его в карман своей ветровки.

Затем вскочил на лошадь и поскакал со двора. Через несколько секунд Сидни услышал позади себя стук копыт.

Мужчины негромко переговаривались между собой:

– Как вы думаете, чье это?

– Может быть, Джесси? – прозвучало вполне правдоподобное предположение.

Снова это имя, мрачно подумал Сидни.

– Разве Джесси носит красное? С такими-то волосами?

– В любом случае для нее он слишком велик, – прокомментировал другой голос. – Держу пари, это той блондинки, которая прошлым вечером играла в другой команде. Она была ничего…

– Следующий, – спокойно сказал Сидни, глядя перед собой, – кто сегодня утром скажет еще хоть одно слово о бейсболе, бикини или Джесси, будет убирать коровье дерьмо до следующего Рождества, ясно?

Позади воцарилась поразительная тишина. А потом послышалось тихое протестующее ворчание:

– Ну и ну? Что за бес в него вселился? Сидни пустил лошадь в галоп. Что за бес? Он не назвал его своим людям, подозревая, что его бешенство вызвано маленьким красным лифчиком, лежащим у него в кармане. С тех пор как кто-то предположил, что эта вещица может принадлежать ей, Сидни чувствовал, как она просто жжет его через ткань куртки.

Так же как обжигали его ее губы, так же как ее глаза обжигали его сердце. Он весь воспламенялся, вспоминая мягкие выпуклости ее груди, прижавшиеся к его телу.

Проклятье, похоже, это лето на ранчо будет просто испепеляющим.

Вечером Сидни стоял в тени террасы, глядя в окно столовой большого дома. Он собирался было найти Джесси, когда услышал музыку, которая заставила его остановиться. Он замедлил шаг, чтобы мельком взглянуть, что происходит, и просто остолбенел.

Со столов уже все было убрано, а из гостиной доносились громкие звуки музыки.

– Раз, два, три, удар ногой, – выкрикивала Джесси, – затем назад, два, три, удар ногой.

Она обучала гостей, выстроившихся в шеренгу, какому-то невиданному танцу.

Джесси была одета в обтягивающие джинсы, коричневую рубашку а-ля вестерн с густой бахромой, ковбойскую шляпу и «казаки». С одной стороны, она выглядела нелепо, а с другой – просто ошеломляюще.

– Теперь покачиваемся, веселее, – говорила она, крутя бедрами так, что Сидни почувствовал, как у него пересохло во рту.

Все смеялись, хлопали в ладоши – в общем, прекрасно проводили время. У Сидни непривычно засосало под ложечкой. И это было не просто физическое ощущение.

Он жил здесь, среди этих обширных уединенных холмов всю свою жизнь и никогда не чувствовал одиночества. Что же с ним сделала эта маленькая фея?

Сидни услышал детский плач, но поначалу не обратил на него никакого внимания. Затем заметил на танцплощадке Анджелу.

Даже эта здравомыслящая женщина была явно не прочь повеселиться. А Джесси могла развеселить кого угодно.

Тогда где же ребенок? Снова послышался детский плач. Сидни направился в ту сторону, откуда он раздавался, и, обогнув дом, замер от ужаса.

Посреди лужайки, на высоком стульчике, сидел ребенок, а тот же самый мальчишка целился в него из водного ружья. Он чаще промахивался, однако каждое попадание заставляло ребенка жалобно пищать.

Однажды Сидни упустил этого паршивца, но на сей раз он не позволит ему убежать.

Сидни пулей слетел с веранды и вырвал у озорника ружье. Мальчик был так поглощен стрельбой, что не заметил его, пока не стало уже слишком поздно.

– Что, черт возьми, с тобой происходит? – требовательно спросил Сидни, быстро схватив парнишку за воротник.

Мальчик взглянул на него с вызовом, но плач ребенка вызвал что-то наподобие краски стыда на его лице.

– Я не знаю, – тихо сказал он. – Я действительно не знаю.

– Покачиваемся, – пыхтела Джесси, поворачивая бедра вправо. – Покачиваемся, – приговаривала девушка, поворачивая их влево. – Веселее, – подбадривала она, вращая ими в обе стороны.

Когда шеренга танцоров поворачивала бедра не в том направлении, поднималась большая суматоха, и гости закатывались в беспомощном хохоте на слове «веселее».

– Еще раз. – Джесси старалась перекричать музыку, смех и голоса. – У нас почти получается.

– Мы почти заработали себе грыжу, – завопил кто-то позади нее.

– Ради вас, Мэксин, мы переименуем танец в «Грыжевую кутерьму», – с юмором парировала Джесси. – Ну же, все вместе! Покачиваемся, покачиваемся…

– Мисс Хуберт!

Громкий голос легко перекрыл весь этот шум.

Она обернулась, и смех замер на ее губах. Сидни Эджертон, этот стопроцентный ковбой с головы до пят, стоял в дверном проеме, неумело держа под мышкой одной руки Берта Риверса-младшего, словно футбольный мяч, а другой рукой твердо держал за воротник Эда Риверса. У обоих Риверсов были заплаканные лица.

Джесси развернулась и выключила магнитофон, затем повернулась обратно.

– Что вы сделали? – спросила она низким голосом с нотками ярости.

Справа от нее Анджела спасала Берта из-под большой руки.

– Что в конце концов здесь происходит? – требовательно спросила Джесси, твердо уперев кулаки в бока.

– Нам необходимо поговорить… наедине, – сказал Сидни, кивнув головой в сторону остальных танцоров, весьма заинтересованно наблюдающих за ними. – Вам тоже лучше пойти с нами, Анджела.

Джесси заметила, что Сидни не назвал ее по имени, а Анджелу не назвал доктор Риверс.

Девушка повернулась к гостям.

– Ладно, ковбои, поучитесь пока покачивать бедрами. Танец должен быть безупречным к моему возвращению. Иначе тот, кто в точности не повторит мои движения, не получит ни пива, ни пирожков.

Она поставила музыку с начала, но не настолько громко, чтобы пропустить, что со вздохом пробормотал Сидни.

– Ваши движения, – произнес он так ядовито, что Джесси показалось, как будто ее ударили.

– Все в порядке, – сказала она, закрывая за собой дверь кабинета. – Что все-таки происходит? Что вы сделали с Эдом?

– Который из них Эд? – спросил Сидни. Его глаза метали молнии, и интонация голоса была соответствующей.

– Вот этот, – Джесси показала на мальчика, который уже начал трястись. – И мне кажется, что теперь вы можете позволить ему уйти.

Сидни проигнорировал ее предложение.

– Эд, почему бы тебе не рассказать, что я тебе сделал, а потом твоя тетя Джесси решит, тебя или меня разорвать на мелкие клочки и отдать на съедение койотам.

– Он ударил меня! – завопил мальчик. – Он так сильно ударил меня прямо в челюсть, что я целую минуту был в нокауте.

– Вы – животное, – сказала Джесси Сидни оскорбительным шепотом. – Я не собираюсь отдавать вас на съедение койотам. Я собираюсь…

– Тогда где синяк? – устало спросила Анджела.

– А? – хрюкнул Эд.

– Если бы человек такого крепкого сложения, как мистер Эджертон, ударил тебя, у тебя должны были бы непременно остаться следы. Однако, насколько я могу судить, твои челюсти в полном порядке.

– Сынок…

– Я не ваш сын, – пронзительно завопил Эд с такой горячностью, что на минуту в комнате воцарилась мертвая тишина.

В этот момент в поведении Сидни что-то изменилось. Джесси не могла сказать, что именно: черты его лица по-прежнему выглядели сурово, и он так же крепко держал Эда. Однако что-то похожее на сострадание мелькнуло в его сверкающих глазах.

– Расскажи нам, что случилось на самом деле, – сказал он. Твердость в его голосе не оставляла сомнений в том, что он больше не потерпит лжи.

– Я предложил доктору Дью – я имею в виду тетю Анджи – присмотреть за Бертом вместо наказания за то, что облил из ружья лошадь, и она толкнула вас.

– Это похвально, – ободряюще заметила Джесси.

Сидни стрельнул в нее огненным взглядом, который ясно говорил: «Заткнись!»

– А потом, когда все начали танцевать, я вынес его на улицу. Я хотел поиграть с ним, но он был не слишком веселым, ну, вы понимаете? Так вот, я нашел высокий стул и посадил на него Берта, а потом стал использовать его как мишень для моего водного ружья.

Анджела уставилась на своего племянника.

– Как же ты мог так поступить?

Джесси подумала про себя: какого труда стоило Сидни удержаться от того, чтобы хорошенько не ударить мальчишку?

Эд снова задрожал.

– Я не знаю, почему я это сделал. Я не знаю, почему я такой плохой. – Он заплакал, а трое взрослых беспомощно смотрели на него и друг на друга.

Сидни отпустил его руку.

– Принеси мне водное ружье, – спокойно сказал он.

Мальчик умоляюще взглянул на Сидни и вышел, чтобы принести игрушку с лужайки.

– Сидни, простите меня. Я фактически обвинила вас в издевательстве над мальчиком, – сказала Джесси.

– Знаете, если бы вы остановились и подумали хотя бы три секунды, прежде чем наброситься на меня, вам не пришлось бы так много извиняться.

Анджела засмеялась, и Джесси свирепо взглянула на нее.

– Сидни, я тоже должна извиниться, – сказала Анджела. – Я думала, что разобралась с Эдом, но вижу, что сделала это не очень успешно.

Эд вернулся, опустив голову, и протянул водное ружье Сидни. Тот аккуратно переломил его о свое колено.

– Мистер!

– Сидни, вам не кажется, что это слишком строго? – спросила Джесси.

Он наградил ее успокаивающим взглядом.

– На ранчо мы не делаем двух предупреждений, – сказал он мальчику. – А теперь иди в свою комнату и не выходи оттуда, пока твоя тетя не разрешит и не скажет, как тебя собираются наказать.

Мальчик угрюмо взглянул на свое сломанное ружье.

– Разве этого наказания недостаточно?

– Нет, – отрезал Сидни.

– Сидни, – сказала Джесси после того, как Эд ушел, – не будьте таким строгим с ним. Он потерял отца.

– Значит, у его матери уже достаточно горя, – произнес Сидни без каких-либо эмоций. – Ей не следует терпеть такое безобразие.

– Разве вы не видите, что ему больно?

– Послушайте, мать Тереза, меня не волнует, что его сердце разбито в десять лет. Ему нельзя разрешать издеваться ни над животными, ни над маленькими детьми, даже в оправдание его боли. Вы со своей добротой можете погубить этого ребенка.

– Откуда вы знаете? – вспыхнула Джесси.

– Погоди-ка, – задумчиво остановила ее Анджела. – Я думаю, вы правы, Сидни. Я выслушаю все ваши предложения. Мы теряем его. С каждым днем он удаляется все дальше.

– Хорошо. Значит, так: парень станет работать на ранчо каждый день до тех пор, пока он, черт возьми, не будет валиться с ног и у него уже не останется времени для шалостей. Иначе ему придется уехать. Я не могу позволить себе держать на свободе такого мальчишку. Это плохо кончится. И возможно, для него, если один из моих ковбоев выкинет с ним такую же дурацкую шутку.

– Вы не имеете права выгонять гостей с ранчо, – заявила ему Джесси.

Сидни вздохнул.

– Анджела, простите, вы не оставите нас на несколько минут? Мне бы хотелось сказать несколько слов наедине самому чудесному вращателю бедрами в мире.

– Анджела, если ты действительно меня любишь, то не уйдешь отсюда.

– Будьте с ней поласковей, – сказала Анджела, подмигивая Сидни.

– Я недостаточно обучен хорошим манерам.

– Бедняжка Джесси, – произнесла Анджела, закрывая за собой дверь.

Джесси скрестила руки на груди.

– Я вас не боюсь.

– А никто и не говорит, что вы боитесь.

– Тогда почему вы все время пытаетесь остаться со мной наедине?

Он взмахнул своими дьявольски черными ресницами.

– Отнюдь. Ничего не поделаешь, если я выше вас на целый фут и тяжелее на шестьдесят фунтов, Я без колебаний воспользуюсь этим своим преимуществом. Так что ничем не могу помочь.

– Что вы хотите, в конце концов?

– Порядка и дисциплины. Мира и спокойствия. Возможности побыть одному. Чтобы ковбои не страдали от бейсбола.

– Иными словами, вы не хотите, чтобы ранчо принимало гостей, – сказала она.

– Да. Но поскольку этого уже не изменить, мы могли бы по крайней мере постараться устроить здесь нормальное гостевое ранчо!

– Что вы имеете в виду? – выпалила Джесси. – Я лично делаю все возможное, чтобы ранчо стало отличным местом отдыха.

– Может быть, вы будете поменьше «покачивать» бедрами и сделаете кое-что более необходимое для гостей.

– Более необходимое?

– Да, для миссис Аберкромби, разыскивающей бейсбольную площадку. И для остальных.

– Не понимаю, при чем здесь миссис Аберкромби?

– Она оказалась в моей гостиной. Попивая чай со льдом.

– О Господи…

– Не извиняйтесь! Пожалуйста. Лучше выделите всего пять минут из вашего плотного графика, чтобы составить для гостей элементарную карту ранчо. Пометьте мой дом, как медвежью берлогу, территорию для служебного пользования, как запретную зону. Вдвойне запретную! И чтобы больше никаких пожилых дам, заглядывающих в мои окна, или же юных дам, прихорашивающихся на моей кровати.

– Я не прихорашивалась!

– Я думаю, вы уловили суть, не так ли?

– Так точно, сэр!

– Дальше. Эти пастбища – одно из немногих мест, где природа сохранилась в своем первозданном виде. И я буду охранять их так же, как те люди, которые во имя спасения лесов приковывают себя цепями к деревьям. Подобные вещи, – он сунул ей в руки пакет из-под хрустящего картофеля, – приводят меня в бешенство, а когда я зол, то начинаю размахивать отнюдь не бедрами.

– Ну вот. Ни пива вам, ни пирожков, – пробормотала Джесси, с отвращением взглянув на пакет. Она хотела снова извиниться, но почувствовала, что лучше промолчать.

– Теперь, в-третьих, объясните вашим гостям, что здесь дует ветер. Поэтому все, что они хотят сохранить, им лучше придерживать камнями. Например, вот это.

Он потянул что-то из кармана ветровки – на свет появился тот самый красный «предмет».

Джесси выхватила у него лифчик, смутилась и попыталась запихнуть его в передний карман своих джинсов.

– Вы случайно не знаете, чье это? – небрежно спросил Сидни.

– Нет, я не знаю.

– Парни сперва подумали, не ваш ли это.

– Какие парни? – пропищала она.

– Ковбои. Его занесло ветром в загон, что напугало лошадей и чуть не вызвало еще один несчастный случай. Два несчастных случая за день – пожалуй, будет слишком, даже для вас.

– Ну, ладно. Это не мое, – сказала она.

– То же самое решили и парни. Не подходит к цвету ваших волос, сказали они. К тому же слишком большой.

– Слишком большой? – громко запротестовала Джесси. – Ради Бога, если бы он был хоть на размер меньше… – Она запнулась, остановленная его пристальным, оценивающим взглядом, скользнувшим по ее груди.

– Я так и знал, что это ваше, – ворчливо сказал он.

– Я же сказала, что нет.

– Бросьте.

– Ладно, как вы узнали? – Джесси скрестила руки на груди.

– Ваш… мм… лифчик причинил большое беспокойство, и к тому же он красного цвета. Это все равно что подписать его.

Однако она знала, что догадался он вовсе не поэтому, а потому, что однажды долго держал ее в своих сильных объятиях. Опасное воспоминание, особенно в данный момент.

– Я сделаю карту, – произнесла она с профессиональным холодком, – предупрежу гостей насчет мусора… и ветра, уносящего их имущество.

– А как вы вернулись и свою комнату?

– Простите?

– Ну, когда сдуло лифчик от вашего купальника, каким образом вы добрались до своей комнаты?

– О, у меня было полотенце.

– Хм-м. Вы умеете выбираться из неприятных ситуаций.

– У меня большой опыт.

На какой-то момент ей показалось, что он почти улыбнулся, но момент прошел, а улыбка так и не появилась.

– Чем еще я могла бы облегчить вашу жизнь? – надменно спросила она.

– Никогда больше не надевайте эти джинсы. – Сидни резко повернулся на каблуках и вышел, хлопнув дверью.

Этим вечером Джесси поняла, что опять не сможет заснуть. Она спустилась в кухню и подогрела себе немного молока.

Неожиданно прямо за ее спиной послышалось тяжелое дыхание. Девушка слабо вскрикнула и, развернувшись, очутилась в руках Джека.

Она резко вырвалась и взглянула прямо ему в глаза.

– Что вы здесь делаете?

– Я хочу немного потанцевать, – пробормотал он, избегая ее взгляда.

– Обойдетесь, – строго сказала она, – лучше я сварю вам кофе.

– Я хочу немного потанцевать, – повторил он, подходя к ней и хватая ее за плечи.

Беспокойство пересилило раздражение. Джесси снова выскользнула из рук Джека. Тот сделал неистовую попытку схватить девушку и поймал полу ее халата. С отчаянной силой она рванула ткань из его рук и стрелой понеслась прямо к входной двери.

Дверь со скрипом отворилась, прежде чем она успела добежать до нее. За ней стоял Сидни и, прищурившись, наблюдал за этой сценой. Никогда в жизни Джесси не чувствовала такого облегчения.

Девушка одернула свой изящно облегающий халат. Она была благодарна Сидни за своевременное появление.

Его джинсы были испачканы, рубашка порвана. Грязное пятно – или это была кровь? – виднелось на правом предплечье. Он выглядел невообразимо сильным и привлекательным.

– Что здесь происходит? – негромко спросил Сидни, однако взгляд, которым он наградил Джека, был просто убийственным.

– Ничего, – сказал Джек, крадучись, выходя из кухни.

– Джесси?

– Он пьян – неуверенно ответила девушка. – Ему захотелось потанцевать на ночь глядя.

– Вы в порядке?

– Да.

Сидни опустился на стул возле покрытого пластиком стола и посмотрел на нее задумчиво и волнующе. Затем нахмурился, и Джесси почувствовала озноб.

Ей захотелось, чтобы он обнял се, поэтому она резко повернулась к плите, испугавшись, что ото явное желание отразилось на ее лице.

– Вы готовите какао? – с надеждой спросил он.

– Только теплое молоко.

– Тьфу.

– Если хотите, могу сделать вам какао.

– Я буду вечно у вас в долгу.

– Отлично, нельзя упустить такую возможность.

Сидни ничего не ответил. Тогда Джесси повернулась и взглянула на него.

Он положил руки на стол, уронив на них голову.

– С вами все в порядке?

– У меня заболела лошадь.

– А сейчас все нормально?

Он поднял голову и взглянул на девушку – она прочитала ответ на его помрачневшем лице.

– Что вы сделали?

– Мне пришлось застрелить ее. То же самое я сделал бы и с Джеком.

– Он всего лишь безобидный старый пьяница, – сказала девушка.

– Утром я поговорю с ним, Джесси. Может быть, это поможет, а может, и нет. Обязательно скажите мне, если у вас снова будут с ним проблемы.

С одной стороны, его помощь была кстати, а с другой – его вмешательство свидетельствовало о том, что на гостевом ранчо опять не все благополучно. Она посмотрела на его усталое лицо: хватит с него проблем.

– А разве нельзя было вызвать ветеринара? Для лошади?

– Ветеринар слишком далеко отсюда. Когда вы поживете здесь подольше, то узнаете, сколько времени занимает вызов ветеринара.

– Мне очень жаль.

– Вы впервые говорите эти слова, абсолютно ничего не натворив.

– Вы не поняли. Мне жаль, что вам пришлось убить лошадь. Должно быть, это было очень тяжело для вас.

– Да. Этот день был слишком тяжелым. Как там парнишка?

– Он пришел слишком обессиленным, даже чтобы поесть, и сразу свалился на кровать, что-то бормоча о жестоком обращении с детьми.

Сидни хмыкнул.

– Может быть, это для него слишком суровое наказание.

– Может быть.

Джесси ожидала, что Сидни не согласится с ней, но он слишком устал, чтобы спорить. Девушка поставила перед ним чашку какао.

– Подозреваю, что здесь нет ничего съедобного.

– Да нет, думаю, что-нибудь можно найти. У Германа всегда полно остатков.

Почему ей было так приятно суетиться, ухаживая за усталым, голодным мужчиной? Ее феминистски настроенных подруг хватил бы удар, если бы они увидели ее сейчас.

– Спасибо, – сказал Сидни, когда она поставила перед ним тарелку, и накинулся на дымящуюся еду. – Вкусно, – заявил он.

– Не могу принять это на свой счет. Я только положила это в микроволновую печь – остальное выше моих кулинарных способностей.

– Вы одна из тех самых новомодных женщин? – спросил он.

Джесси села за стол напротив него.

– Кого вы называете новомодными? Независимых? Не привязанных к домашнему хозяйству? Занимающихся своей карьерой?

– Я имел в виду, сможете ли вы приготовить яйцо?

– Нет.

Он кивнул.

– Так я и думал.

– В жизни есть более важные вещи, – заявила она.

– Например, Джесси? Что для вас важно в жизни?

– Я не люблю философствовать, – сказала девушка, задирая нос.

– А вы попробуйте, – предложил он.

– Ну что ж. Самое важное в жизни… Веселиться. Быть счастливой. Медвежонок Гарольд. Ну, как вам это?

– Это ваша жизнь. Если вы довольны ею, меня это не касается. – Его усталый взгляд задержался на маленькой полоске черного кружева, показавшейся на V-образном вырезе халата.

– Теперь ваша очередь, Сидни. Что для вас важно в жизни? – Джесси поплотнее запахнула халат и придерживала его у горла.

Он на минуту задумался.

– Заканчивать каждый день, сознавая, что я сделал лучшее из того, что мог сделать.

Она вдруг пожалела о своем необдуманном ответе.

– Знаете, Сидни, – тихо сказала она, – может быть, мы и не такие разные, какими кажемся. Я знаю, что мои стремления отличаются от ваших, но, верите вы или нет, я тоже делаю все, что в моих силах, каждый день. Мне нравятся отдавать свои силы и опыт тому, что я делаю: воспитываю ли детей в детском саду или помогаю людям хорошо проводить время.

Сидни закончил есть и, откинувшись на спинку стула, мгновение рассматривал ее. Затем неожиданно двинулся вперед и ласково взял ее за руку, которая придерживала ворот халата.

Джесси уставилась на него расширившимися глазами, но не сделала никакой попытки остановить его, когда он легонько потянул за пояс, распахивая халат. Распахивая его весь.

Его глаза загорелись, когда он скользнул жадным взглядом по ее груди, соблазнительно прикрытой черным кружевом.

– Вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, – произнес он тихим хриплым голосом.

– С-спасибо, – заикаясь, прошептала Джесси.

Его пристальный взгляд, горячий и внимательный, вернулся к ее лицу. Он долго смотрел на нее. Потом подошел к стулу, надел на голову свою темную ковбойскую шляпу и двинулся к двери. Взявшись за ручку, он остановился и взглянул на Джесси.

– Плохи дела у Гарольда, – тихо сказал он. И вышел в ночь.

Джесси сидела долго-долго, пытаясь восстановить ставшее вдруг неровным дыхание.

Неужели он стал лучше относиться к зеленоглазому чудовищу?