Однако дело это оказалось куда более сложным, чем представлялось поначалу самым опытным специалистам. И не только потому, что всегда трудно в короткий срок восстановить то, что создавалось десятилетиями. Оказалось, что существуют и другие препятствия.
Еще в пору пребывания на заводе Лакса и других приезжих раздавались голоса, что Урал – неподходящее место для нежной и требовательной верховой породы. Но тогда эти голоса были негромкими: обстановка заставляла мириться с существующим положением вещей. Когда же в войне наступил перелом и гитлеровцы под ударами Советской Армии стали откатываться все дальше на запад и поток реэвакуантов хлынул в обратном направлении, в родные места, голоса противников разведения русской верховой породы на Урале день ото дня начали становиться громче, слышнее. Старые «спецы» утверждали, что на Урале эта порода не сможет развиваться, что там для нее «неподходящий климат».
Правда, на совещании в Москве, в марте 1945 года, местом работы с русской верховой был определен 118-й завод. Инициатива Уральского треста была одобрена всеми присутствующими. В работе совещания принимал участие Семен Михайлович Буденный. Он тоже поддержал требование уральцев оставить русскую верховую породу на Урале. Постановление совещания утвердила Коллегия НКСХ СССР. Но прошло немного времени, и об этом заговорили вновь.
Говорили прямо: нужно всех русско-верховых коней вернуть обратно на юг. 63-й завод успешно налаживал у себя племенную работу, ему нужны были производители. Разворачивали работу и другие заводы. Естественно, что юг не хотел уступить приоритет в области разведения русской верховой лошади и требовал свое назад.
Эти разговоры создавали чувство неуверенности в работе на 118-м заводе, расхолаживали людей.
Уральцы бережно сохранили поголовье лошадей, эвакуированное с южных заводов, и, когда опасность миновала, вернули его назад. Через конные заводы Урала в эти годы прошли тысячи племенных коней, которые потом были возвращены их владельцам. Ушли на юг Глобус и Букет. Теперь, с окончанием войны, сторонники преобладающего значения южного коневодства требовали вывода с 118-го завода всего поголовья русско-верховых лошадей.
Основной мотив был тот, что все лучшие «ростопчинцы» были рождены и выросли на юге, что издавна орлово-ростопчинские кони, послужившие началом для русского верхового коня, привыкли к более мягким климатическим условиям, а потому и не к чему без надобности подвергать их новому испытанию.
Действительно, все лучшее, что имел 118-й завод, чем он гордился, было южного происхождения. Браслет – основной производитель завода – родился на Украине в 1932 году. Там он впервые заявил о своем существовании звонким жеребячьим ржанием, там вырос и развился в могучего, сильного коня; оттуда пошла его слава, на юге родились и другие лучшие русско-верховые лошади – производители Глобус и Букет, красавица Бегония, горячий, нетерпеливый Фундатор. Уже с готовой славой они приехали на Урал и начали здесь свою жизнь. Уже ничего нельзя было ни отнять от них, ни прибавить к ним.
Казалось, все ясно, – к чему спор? Вернуть, и баста. ..
«Однако в Уральском тресте – и в первую очередь его руководитель Соколов, самый активный сторонник оставления породы на Урале, – держались другого мнения. На Урале короткое лето и суровая зима? На Урале свирепствуют холодные резкие ветры и изменчива погода: и течение суток могут пройти чуть ли не все четыре времени года – выпасть снег, пройти проливные дожди, выглянуть жаркое солнце и снова пойти дождь? Все это, может быть, и верно, но что показывает практика старейших уральских конных заводов? Разве им нечем похвалиться? Разве нет у них достижений, которыми вправе гордиться все советское коннозаводство?
Несмотря на то что русская рысистая порода создавалась в Воронежской области, то есть в сравнительно мягкой Центральной черноземной полосе, 9-й ордена «Знак Почета» конный завод, расположенный на Урале и отстоящий еще на двести километров к северу от 118-го завода, добился в деле воспроизводства русских рысистых лошадей выдающихся результатов. Выращенная на этом заводе всесоюзная рекордистка кобыла Долина получила на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Москве звание чемпиона по классу русских рысаков (для кобыл); двенадцать лошадей были отмечены дипломами I и II степени. Кони этого завода были неоднократными победителями во Всесоюзном розыгрыше самых почетных, традиционных больших двух, трех и четырехлетних призов. В 1941, 1942 и 1943 году – в течение трех лет подряд – они ежегодно завоевывали все три приза. Во многих конных заводах Советского Союза работают в качестве основных производителей кони, рожденные в 9-м заводе. Вряд ли на территории страны найдется второй завод рысистых лошадей, который добился на протяжении последних десятилетий столь же блестящих результатов.
Не менее интересных результатов добилось коннозаводческое дело Урала и в разведении тяжелой упряжной породы – ардена. В литературе уже утвердился специальный термин – уральский арден. Уральский арден на три сантиметра крупнее выводимых на Украине и может везти больше груза. Он скороспел (в два года уже работает) и отличается уравновешенным, спокойным нравом. Выращивающий эту породу завод № 3 Уральского треста – ведущий завод страны по арденам.
В период Отечественной войны в конезаводы Урала были эвакуированы английские чистокровные лошади. Такое размещение вызвало тревогу среди поклонников юга. Английские чистокровные, являясь южной и относительно нежной породой лошадей, погибнут на Урале, а если и выживут, то не дадут приплода… Так утверждали «знатоки». И что же? Факты показывают обратное. Английская чистокровная порода стала размножаться на Урале так же хорошо, как и на юге, а на некоторых заводах даже, лучше! Разве все это не говорило о том, что русская верховая порода сможет развиваться на Урале с тем же успехом, что и на прежнем месте?
Более того. Соколов утверждал, что здесь для нее имеются более выгодные условия существования, и в обоснование этого приводил следующие соображения:
1. Горно-лесной воздух весьма благоприятно влияет на развитие организма;
2. Наличие в течение всего выпасного периода зеленной травы (на юге в период летней жары трава выгорает) положительно сказывается на развитии лошадей;
3. Умеренно-теплое лето позволяет лошадям полные сутки находиться на выпасах, в то время как на юге тырловки (стояние в часы дневной жары) занимают половину суток;
4. Климат Урала закаляет организм. А несколько более высокие, чем на юге, морозы переносятся легче благодаря сухости воздуха.
В своих докладах министру в Москву он подробно описывал ту обстановку, в которую попала с переездом на Урал русская верховая порода. Завод стоит в живописной здоровой местности, на берегу большого пруда, созданного на реке Ирбит. Зеркало пруда достигает двенадцати квадратных километров. Как сама центральная усадьба, так и конная часть завода окружены густой рощей. Среди глухого соснового бора разбросаны выпасные участки и поля, естественными границами которым служит стена вечнозеленого хвойного леса. Для увеличения выпасов идет расчистка лесных участков. Поля, при внесении навозного удобрения, дают обильный урожай. Так, в 1944 году на хорошо удобренных участках заводом был получен урожай зерновых – 25 центнеров с гектара. Клевер, вика, горох и другие бобовые культуры дают высокий урожай и без удобрения почвы. Окружающие лесные массивы делают воздух местности мягким, с характерным запахом соснового бора. Не случайно в соседних с, конезаводом селениях расположены детские дома и дома отдыха. Чего же большего желать для разведения русской верховой породы? Что же касается несколько сурового климата Урала, то он не только не повредит делу, а, наоборот, будет способствовать большему совершенствованию лошадей. В конце концов, нам нужна не изнеженная городская лошадь, пригодная лишь для парадных выездов, а вполне надежный и выносливый конь, верный друг советского кавалериста, способный нести всадника и в снежную вьюгу и в летний зной, по хорошей дороге и по осенней грязи… Совершенно очевидно, что для воспитания такого коня на Урале имелись все условия. Соколов не сомневался в этом. Но это нужно было доказать…
Летом 1946 года в Москве происходило новое совещание работников советского коннозаводства. И там снова был поднят вопрос о том, где должен находиться 118-й завод – на юге ли страны, где разведение русской верховой лошади насчитывало за собой полтора столетия, или на Урале, где оно только еще начиналось. Совещание проходило у министра. После того как выступили другие ораторы, взял слово Соколов.
– Я понимаю товарищей, которые во что бы то ни стало хотят забрать к себе русскую верховую породу. Если бы я был на их месте, возможно, я делал бы то же самое. Но правильно ли это? Наконец, справедливо ли это? Инициатива по восстановлению русской верховой породы принадлежит целиком Уральскому тресту. Мы начали это дело, мы собрали у себя остатки этой ценнейшей отечественной породы и взялись за ее восстановление. И вот теперь, когда эта работа должна начать давать плоды, ее хотят вырвать у нас из рук, нам говорят – вы не справитесь!
По одобрительному кивку министра и легкому движению в зале Соколов понял, что попал в цель. Окрепшим голосом продолжал:
– Выдвигаемый отдельными работниками министерства и некоторых южных заводов тезис о непригодности сурового климата Урала для целей племенного коннозаводства – абсурд и противоречит жизни. Его могли выдвинуть только люди, совершенно не знающие Урал и не имеющие представления о 118-м конезаводе. Они не заметили, что Урал давным-давно перестал быть диким краем, страной тайги и медведей, что за годы пятилеток Урал превратился в один из важнейших центров страны с богато развитой промышленностью, с высокоорганизованным сельским хозяйством. Они не хотят признать того факта, что за годы Советской власти границы культурного земледелия и племенного животноводства в нашей стране отодвинулись далеко на север. Наконец, еще одно: русская верховая порода выгодно отличается от многих других своей выносливостью и приспособляемостью к любым климатическим условиям, кстати, напрасно некоторые товарищи забывают об этом, – так зачем же толкать ее на юг? Зачем перестраивать ее в тепличную, сугубо южную породу?..
Однако и после этого вопрос о 118-м заводе не был снят. Голоса оппонентов Урала были громче, поклонников южного разведения русской верховой лошади было больше, они имели больший вес. В их числе был и Лакс, и начальник Главного управления конных заводов Рапопорт. Они продолжали стоять на своем: лето на Урале коротко, жеребята получают мало солнца, завод нужно переводить.
Был момент, когда заколебался и министр. Но тут в дело вмешалось совершенно новое, непредвиденное обстоятельство, которого не ожидала ни та, ни другая сторона.
Совещание совпало с открытием летнего скакового сезона в Москве. И вот в первый же день состязаний победителями скачек вышли кони… рожденные в 118-м заводе. Это были те самые жеребята, которые весной 1943 года уехали с Урала для пополнения восстанавливаемых заводов юга. Среди них был Диктатор, от Масштаба и Доповиди, прошлогодний победитель московских скачек, теперь принадлежавший 63-му заводу; Газават, от Табора и Гюрзы, также 63-го завода; Газон, от Табора и Гавани; Перстень, от Табора и Пади, и многие другие. Они уехали с Урала жеребятами; теперь это были взрослые лошади в расцвете сил и возможностей.
Среди них не было ни одного сына Браслета или Бегонии – главной надежды 118-го завода, и тем не менее они показали лучшее время и выиграли все основные призы.
Они Побили и лошадей военных заводов, которые всегда славились высоким качеством своего конского состава. Этот неожиданный финал принес известное огорчение приехавшему на скачки Буденному. Как главный судья и старейший деятель конного дела в стране он радовался успеху молодняка, но как шеф военного коннозаводства не мог не огорчаться, что его подопечные оказались оттесненными на второй план. В продолжение всех скачек он сидел в ложе и внимательно следил за скаковым полем, время от времени поглаживая свои густые, сильно поседевшие за последние годы усы. Когда очередной вороной или караковый жеребец вырывался вперед, оставляя за собой остальных, Семен Михайлович проявлял признаки волнения. Рука его все чаще тянулась к усам, а голова укоризненно покачивалась из стороны в сторону, как бы говоря: «Ай-яй-яй… как же это? Вот так штука! Вот этого я не ожидал!» Сразу же по окончании скачек он сел в автомобиль и уехал.
Рожденные на Урале кони начали показывать себя!
Это решило дело. Больше уже никто не заикался о недостатках уральского климата, о переводе 118-го завода. Министр написал приказ – оставить завод № 118 для разведения русской верховой породы.
– Уральские жеребята сами за себя проголосовали! – весело говорили потом на заводе, радуясь тому, к какому неожиданному концу пришел весь спор о русско-верховом коне.