Четыре часа тридцать минут. Машина останавливается в месте, указанном Человеком с кинжалом. Вот и тропинка, о которой шла речь. Она поднимается к хребту, хорошо видному на фоне облаков. Справа на многие километры простирается лес; слева виден овраг, по дну которого течет ручей.
— Место выбрано неплохо, — говорит адвокат. — Я-то надеялся, что смогу видеть тебя… Но это невозможно, они все предусмотрели.
Без Козыря спешит открыть багажник. Засунув камеру в один из карманов рюкзака, он выпрямляется. Все, он готов, можно отправляться. Мэтр Робьон ничего не заметил: он доставал картину,
— Неси ее за веревочку, иначе тебе будет неудобно идти. Хорошо, что деньги в рюкзаке. Да, они действительно предусмотрели все… «Кроме моей камеры», — думает Без Козыря.
— Запомни: не позднее чем через час, — напоминает мэтр Робьон, которому никак не удается скрыть волнение. — А теперь уходи, быстро!
— Папа, со мной ничего не случится, ты же знаешь!
— Да-да! Но я не успокоюсь, пока ты не вернешься. Иди же! Не теряй времени.
Без Козыря уходит. По дороге он оглядывается — один раз, потом второй. Отец, закурив, нервно меряет опушку шагами. А Без Козыря скрывается за хребтом. Здесь он уже совсем один. Кругом только чертополох и ветер. Ручей, натыкаясь на скалистые края оврага, гудит, как контрабас. Без Козыря идет быстрым шагом, сгорбившись под тяжестью выкупа. Этот момент он не забудет никогда! Время от времени он останавливается, потому что «Человек с кинжалом» довольно тяжел. Это его форма сопротивления: он старается затруднить путь мальчика. Без Козыря подтягивает рюкзак чуть повыше и перехватывает картину в другую руку.
Прошло уже четверть часа. Франсуа напоминает себе нагруженного вещами туриста, который опаздывает на поезд. Впереди по-прежнему не видно никакого домишки. Но он не мог ошибиться, он точно помнил все указания, данные ему Руайером.
Новая остановка. Куда ни взглянешь, вокруг леса и горы. Царство летней тишины, нарушаемой лишь легким шепотом листвы…
— Вперед! — шепчет себе Без Козыря и снова засовывает под веревку свои горящие пальцы. «Человек с кинжалом» упирается, тянет назад… Вдруг тропинка резко поворачивает. Впереди плато, по нему змейкой вьется ущелье, на дне которого виднеется хижина, наполовину скрытая стволом засохшего дерева. Без Козыря оглядывается. Еще светло, и это место не внушает ему страха, но и доверия не вызывает. Не прячутся ли бандиты в хижине? Мальчик начинает осторожно спускаться вниз.
— Есть кто-нибудь? — кричит он.
Тишина. Без Козыря приближается, прислоняет картину к стволу дерева, опускает на землю рюкзак. Хижина очень старая. Молния, ударившая в дерево, попала также и в дощатую крышу, та наполовину обвалилась. Дверь полуоткрыта.
Без Козыря толкает ее, она скрипит — и вот он внутри.
Хижина пуста. В центре ее три черных камня обозначают место, где когда-то находился очаг. Жужжат встревоженные мухи. Без Козыря не испытывает больше страха. Он вносит картину, бережно кладет ее в уголке, потом, предварительно вынув камеру, оставляет рюкзак рядом с картиной.
Мальчик выходит из хижины, осматривается. Нет, его точно никто не видит. Он делает шаг назад, поднимает камеру, наводит ее на дерево и начинает снимать. Лента медленно крутится, и наконец в кадр попадает хижина. Без Козыря выбирает другой ракурс и снова снимает. Лес, склон оврага, спускающийся к хижине… Теперь у него есть неопровержимый документальный материал, но мальчик не намерен на этом останавливаться. Все это — только пролог, введение, а теперь надо заснять главное действующее лицо — либо его сообщника, который явится за выкупом.
Мертвый дуб самой судьбой поставлен на это место. Без Козыря внимательно рассматривает мощный ствол, растрескавшийся от времени и ненастья, выбирает одну трещину, которую считает наиболее подходящей, засовывает в нее камеру. Потом с помощью лески, протянув ее от камеры к двери, проверяет точность наведения объектива. Оказалось, что камера установлена не лучшим образом. Поработав еще немного, мальчик добивается нужного положения.
Теперь надо заняться самой тонкой работой. Затаив дыхание, Без Козыря привязывает к кнопке спуска конец лески. Малейшее ее натяжение должно запустить мотор камеры. Потом мальчик пропускает леску по ветке дерева, нависшей над крышей хижины, и прикрепляет ее к гвоздю, вбитому в верхнюю часть двери. Как только леска натянется, сработает спуск, и камера заработает.
Без Козыря удовлетворенно улыбается. Дело сделано. Леску совершенно невозможно заметить. Мальчик еще раз все проверяет, включает камеру и прислушивается.
Звук настолько тихий, что, если не знать, услышать его невозможно. Он сливается с жужжанием насекомых и далеким гулом реки. Без Козыря встает перед камерой, улыбается в объектив и объявляет, словно ассистент режиссера на съемочной площадке:
— «Тайна Человека с кинжалом». Дубль первый.
Затем выключает камеру. Ну разве он не молодец? Один, без посторонней помощи — проще говоря, без единого козыря на руках — он нашел-таки способ разоблачить своего противника… Без Козыря прикрывает дверь. Западня готова! Последний придирчивый взгляд художника на свое произведение, и он уходит.
Хижина вновь приобрела унылый вид. Со стороны казалось, что ее совсем придавило склонившееся над ней мощное дерево. А Без Козыря бодро шагал своей дорогой. Перейдя через хребет, он сцепил руки над головой и потряс ими, как делают спортсмены-победители, — мол, не волнуйся, папа, все в порядке. Если бы Франсуа не сдерживал себя, он бы выкинул еще серию пируэтов и прыжков.
— Что с тобой? — удивился мэтр Робьон. — Я никогда не видел тебя таким возбужденным.
— Я рад, что покончил с этим делом. Адвокат вздохнул.
— Да, но преступники получили деньги и картину…
И все же было видно, что у мэтра Робьона тоже гора с плеч свалилась.
Адвокат тронул машину с места, и они пустились в обратный путь.
— Я оставил картину и деньги в старой хижине, — рассказывал Без Козыря. — Кругом не было ни души.
Адвокат слушал сына молча. Потом сказал:
— И все же полиция еще скажет свое слово. Как только вор сделает попытку продать картину, его тут же поймают. Правда, это, наверное, произойдет не скоро, потому что у него есть выкуп и он может долго жить на эти деньги… Жаль мне бедного мсье Руайера. У него и до этого было не в порядке с головой…
— А может, вора быстро найдут!
— Не говори глупостей. Конечно, это было бы прекрасно, но шансы невелики. Я бы сказал: один на тысячу.
Без Козыря слушал отца, и радость его блекла, а надежда угасала. А вдруг камера не заработает? Или преступники ее обнаружат? В лучшем случае камера даст изображение бандита, но ведь это еще не все! Сколько было случаев, когда полиция, имея фотографию преступника, так и не смогла его поймать… Да, партия пока не выиграна! Шатель-Гюйон показался Без Козыря совсем скучным. Есть ему абсолютно не хотелось, зато очень хотелось спать. Но делать было нечего — пришлось сесть за стол и делать вид, что ничего не случилось. А мэтр Робьон был совершенно спокоен; он даже поужинал с большим аппетитом. Франсуа восхищался самообладанием отца. Будет ли когда-нибудь и у него такой же сильный характер?..
— Есть новости о господине Руайере? — спросила мадам Робьон.
— Пока нет, но я жду их с минуты на минуту. Я только что звонил в жандармерию; они обещали перезвонить. Выкуп передан, так что мсье Руайера должны освободить.
— А кто передал выкуп? Мэтр Робьон подозвал официантку и попросил принести горчицу.
— Кто передал? — рассеянно повторил он. — Очевидно, кто-то из слуг…
Без Козыря упорно глядел в свою тарелку.
— Я много думала об этом деле, — сказала мадам Робьон. — Эти истории с похищениями просто ужасны! И вдруг одна из них произошла прямо рядом с нами. Знаешь, я боюсь за тебя, Франсуа. Теперь стало опасно занимать видное положение. Похищают как самих известных деятелей, так и их детей. Ты слушаешь меня, Франсуа? Веди себя осторожно и не вступай в разговоры с неизвестными людьми…
Слушая мать, Без Козыря вспоминал мельницу и человека в красном плаще, гнавшегося за ним по берегу реки.
— Хорошо, мама, — прошептал он. Тут, к счастью, подошел метрдотель и позвал мсье Робьона к телефону.
— Может, это из жандармерии? — встрепенулась мадам Робьон.
На радостях, что мама оставила свои нравоучения, Без Козыря схватил корзину с хлебом — и при этом опрокинул стакан вина.
— Франсуа, что ты делаешь! На нас все смотрят.
Прибежала официантка и принялась промокать скатерть.
— Винные пятна надо посыпать солью, — сказала мадам Робьон, у которой была в запасе тысяча рецептов на все случаи жизни.
Без Козыря побагровел. Почему рядом с матерью он всегда чувствует себя нескладным подростком? Всего лишь несколько часов тому назад он преследовал преступников, а сейчас не знает куда девать глаза из-за какой-то испачканной скатерти. Ах, скорее бы кончилось это противное детство!
— Все в порядке, — объявил мэтр Робьон невозмутимо, как всегда. — Примерно час назад его подобрал возле Озанса один автомобилист. Руайер голосовал на дороге. Сейчас он уже дома. Кажется, он очень устал, и доктор Доден на некоторое время запретил посещения. Что это у вас здесь за кровавые потоки?
— У Франсуа упал стакан, — объяснила мадам Робьон. — Ты же знаешь, вещи его недолюбливают. Но адвокат ее не слушал. Он продолжал:
— Честно говоря, я рад, что с этим покончено. В делах подобного рода до последнего момента неясно, чего следует опасаться.
— Руайер должен быть тебе благодарен, — простодушно заметила мадам Робьон. — Последние две недели ты только им и занимаешься…
— Можно мне уйти? — прервал ее Без Козыря. — Я ужасно хочу спать!
Мэтр Робьон бросил на него взгляд заговорщика.
— Выспись хорошенько, — сказал он. — И старайся не думать больше о Человеке с кинжалом. На этот раз с ним покончено.
О нет, с ним еще не покончено! Без Козыря не мог пока открыть отцу свой секрет — сначала надо забрать камеру. Ох, как он устал! Но завтра… завтра… У него едва хватило сил раздеться.
Франсуа встал рано и сразу же оседлал велосипед. Чувствовал он себя так, будто заново родился! Все сомнения предыдущего дня рассеялись. Солнце встает, поют птицы — и все это для него! А главное — то, что камера наверняка сработала. Вот это будет улов! На пленке будет много интересного, и в центре всего станет биться, как пойманная рыба, сам Человек с кинжалом.
Без Козыря принялся насвистывать. Он въехал в лес, но теперь ему не страшно: лес — его друг, у него нет секретов от мальчика. Вот дорогу перебежала белка. Привет, белка! Две сороки вспорхнули из-под колес велосипеда. Салют, сороки! А потом послышался шум того суматошного ручейка. Значит, цель уже близка… Тропинка ужасно неровная, и Без Козыря приходится изо всех сил жать на педали. Смелее! Еще пара минут, и он уже видит в овраге хижину, окутанную утренним туманом.
Без Козыря прячет в траве велосипед и, не вытирая мокрых от росы рук, спускается по склону вниз. Победа! Камера выглядывает из трещины в дереве. Мальчик осторожно вынимает ее, обрывает леску — теперь она уже не нужна. И тут вдруг в голову ему приходит мысль, от которой Франсуа будто холодным душем обдает. А что, если преступники пришли, когда уже стемнело? Ведь тогда на пленке ничего не будет видно. Без Козыря нахмурился. Отцу позвонили из жандармерии около восьми. Руайер был освобожден часом раньше — значит, в семь. Картину и рюкзак забрали, видимо, около шести. В шесть часов света еще достаточно. Должно получиться…
Франсуа сел на велосипед и не спеша вернулся в гостиницу. Самые ранние пациенты уже потянулись к источникам. Без Козыря разделся и целый час блаженно дремал. А рядом с ним на стуле, как рождественский подарок, лежала его камера. Интересно, какой вид будет у них у всех, когда он покажет свой фильм и они увидят на экране лицо вора? Вряд ли он ходил в хижину в маске… Да, это будет настоящий триумф!…
Наконец Без Козыря встал, заказал себе в номер обильный завтрак, а потом позвонил матери.
— Алло, мама? Все в порядке? Да, я спал прекрасно, только что проснулся. Мне надо заехать в магазин, а потом я найду тебя в парке. До скорого!
Лгун! Должен заехать в магазин! На самом деле ему нужно совсем в другое место, но зато как срочно! Настолько срочно, что Без Козыря подъехал к фотомагазину еще до открытия и в течение десяти минут рассматривал свадебные фотографии, выставленные в витрине. Наконец продавец открыл магазин.
— А, это вы? Ну что, пригодилась камера? Без Козыря объяснил, что снял пробный фильм и хотел бы проявить его как можно быстрее, до того, как примется за другой, более важный.
— Вы все одинаковы, — улыбнулся продавец. — Вообще-то у меня очередь, но специально для вас я проявлю пленку побыстрее. Договоримся так: завтра к полудню.
Как долго ждать! Без Козыря был слегка разочарован. Он вернулся в парк, где его мать, устроившись в тенечке, вязала что-то бесформенное.
— Что это ты вяжешь? — поинтересовался Без Козыря, беря себе стул.
— Свитер для тебя. Похоже, это тебя не очень интересует?
— А, свитер…
— Ах ты, неблагодарный ребенок!
У Без Козыря для матери всегда наготове особая улыбка, которая моментально ее обезоруживает. Это помогло и на сей раз. Мама погладила его по голове.
— Ну что, милый, по-прежнему скучаешь? Через пять дней мы уезжаем в Бретань. Наберись терпения!
Пять дней — это ерунда. А вот как пережить один день, когда ждешь Великого События, которое поразит весь мир?..
А стрелки на часах, как назло, еле двигались. Обед длился целую вечность. Перед кофе вся семья перешла на террасу. Раздался телефонный звонок — мэтра Робьона. Это просто невыносимо — не знать, о чем они там говорят, что замышляют. Мэтр Робьон возвращается, с удовольствием допивает кофе, как всегда, не торопясь начать рассказ. К счастью, мадам Робьон сама задает вопрос:
— Кто это был?
— Доктор Доден. Руайер чувствует себя лучше и завтра после обеда ждет нас к себе. Он хочет поблагодарить Франсуа. — Повернувшись к сыну, адвокат добавляет:
— Знаешь, он тебя почему-то очень любит.
Он говорит это с иронией. Мадам Робьон с удивлением смотрит на мужа.
— А что в этом странного? Ты ведь говорил, что он потерял сына, которому сейчас было бы пятнадцать.
— Я тоже его очень люблю, — твердо заявляет Без Козыря, — и намерен это доказать.
Кажется, он проговорился! Как трудно хранить секреты… Но родители, привыкшие к выразительному лексикону сына, даже не спросили, как именно он собирается доказывать свою любовь. Без Козыря это даже задело, но потом он понял — так лучше. Мальчик заявил родителям, что собирается в кино. После кино сразу будет ужин, затем по телевизору пойдет фильм «Дорога к звездам». Так пройдет время до ночи, а потом наступит день, когда он, как фокусник, откроет правду!…
А пока тянется и тянется все тот же вечер.
Но вот наконец и утро. Едва дождавшись полудня, Без Козыря побежал к фотографу. Пленка готова! Продавцу явно хотелось поболтать, но, к счастью для мальчика, в магазине было много клиентов.
— Вы можете заплатить завтра. Заодно скажете мне, довольны ли вы фильмом. У меня даже не было времени его посмотреть.
Без Козыря, конечно, рвался тут же посмотреть фильм, но, как назло, его позвали обедать. Зачем так много есть? И как медленно их обслуживают… Только в два часа они наконец встают из-за стола. Посмотреть фильм уже не успеть; у Без Козыря остаются считанные минуты, чтобы тайком засунуть в багажник экран и проектор. Что касается пленки, то он держит ее при себе. И вот наконец они уезжают. Момент истины приближается!…
Полицейская машина уже стоит во дворе замка; рядом с ней двое жандармов. Капитан и доктор Доден беседуют в библиотеке с господином Руайером. Хозяин дома еще немного бледен, но, кажется, в общем уже оправился. Он очень радостно улыбается Без Козыря и говорит мэтру Робьону:
— Своим спасением я обязан храбрости и сообразительности вашего сына. Я никогда этого не забуду.
Все садятся, и хозяин рассказывает, что произошло после отъезда Без Козыря.
— Человек с кинжалом вернулся. Он завязал мне глаза и повел вниз по лестнице. Затем он втолкнул меня в машину, и мы долго куда-то ехали.
— Вы ничего не заметили, что помогло бы восстановить ваш путь? спросил капитан.
— Нет. Я знаю только, что машину сильно трясло, из чего я сделал вывод, что мы ехали лесом. Это все.
— А сколько времени это длилось?
— Примерно час. Потом меня завели в какой-то дом, где сильно пахло плесенью, — видно, там давно никто не живет. Я спустился по ступенькам; их было, кажется, десять. Затем Человек с кинжалом снял повязку с моих глаз.
— Как он был одет? — осведомился мэтр Робьон.
— На нем были длинный плащ и маска. Меня заперли в погребе. Через некоторое время какой-то человек, лица которого я не видел, оставил на верхней ступеньке поднос. — Руайер задумался, вспоминая, и через минуту продолжал:
— Я немного поел — это была холодная курица — и выпил много воды; я умирал от жажды. А потом… Может, они добавили в воду снотворное? В общем, я уснул. В углу погреба было немного соломы. Позднее тот, которого я называю Человеком с кинжалом, разбудил меня и снова завязал мне глаза. Я понял, что скоро меня освободят. Мы опять долго ехали. Потом машина остановилась, меня вытащили из нее, приказали считать до ста и не двигаться с места. Затем машина отъехала. Конечно, я тут же сдернул повязку. Это было непросто: узел оказался довольно хитрым, — так что машину я уже не увидел. Я стоял на дороге, ведущей в Озанс.
— В Озанс? — переспросил капитан. — Это название всплывает довольно часто. Попробуем поискать с той стороны… Хотя, честно говоря, господин Руайер, надежды мало.
— Я тоже так думаю, — кивнул Руайер. — Это дело было тщательно продумано, и преступники, должно быть, уже далеко. Может быть, даже за границей — в Италии, Швейцарии или Испании. Им вполне хватило бы на это времени.
Без Козыря попросил слова. Он был ужасно взволнован.
— Может быть, я смогу вам помочь. Подождите, пожалуйста, минуту… Я сейчас вернусь. — Он сбегал к машине, принес экран, проектор и водрузил все это на стол в центре библиотеки. — Я покажу вам фильм, который проявил сегодня утром. Я сам его еще не видел, поэтому не знаю, стоит ли он чего-то. Но, думаю, он будет вам интересен. Говоря все это, он развернул экран и подключил проектор. Адвокат нахмурил брови.
— Что это ты там делаешь? Знаешь, Франсуа, это уже слишком…
— Подожди, папа. Я сейчас тебе все объясню. Около хижины, в которой я оставил картину и деньги, стоит мертвое дерево. В его стволе я установил камеру и с помощью одного хитрого устройства заснял воров на пленку!
— Вот молодец! — воскликнул капитан.
Что касается Руайера, то он был так поражен, что буквально потерял дар речи. Робьон ошарашенно смотрел на сына. А Без Козыря был счастлив!
— Помогите мне затемнить комнату, — попросил он.
Капитан, как мальчишка, бросился закрывать ставни и задвигать шторы. А Без Козыря тем временем включил проектор… На экране появился бледный прямоугольник.
— Готовы? — спросил Франсуа. — Внимание! Пожалуйста, погасите свет… Спасибо.
Проектор зажужжал, по экрану запрыгали пятна, какие-то цифры… Потом появился мертвый дуб.
— Видите вон ту трещину? Там я оставил камеру, — комментировал Без Козыря. — А вот и хижина.
Изображение немного прыгало, но в общем все было в порядке. В перспективе видны были долина и кусочек неба.
— Сейчас вы увидите меня… Это была генеральная репетиция.
И вот на пороге появился Без Козыря. Вид у него довольный донельзя. Он приближается, заполняет собою весь экран…
— Здесь я остановил пленку.
Франсуа выключил камеру. Лица зрителей казались ему в темноте неясными бледными пятнами.
— Я должен дать некоторые пояснения, — проговорил он. — Камера была направлена на хижину и соединена с дверью почти невидимой леской. Как только кто-то вошел в дверь, камера должна была включиться. Сейчас мы увидим, кто это был…
Наступила мертвая тишина. Ошеломленные зрители затаили дыхание. На экране снова возник светлый квадрат, и вдруг в нем появился силуэт. Какое невезение! Человек шел спиной к камере. Вот он входит в хижину… Почти тотчас же на земле появляется еще одна тень, она медленно подходит к домику сбоку. «Неужели тоже войдет?» — думал Без Козыря.
Так и есть, тень сгущается. Второй персонаж тоже появляется в кадре спиной к зрителям. Вот он останавливается, подносит руку ко рту, закуривает… Очень ясно видна спичка, которую он бросает через плечо. Потом и он исчезает в хижине.
— Это же надо такое придумать! — восхищенно прошептал капитан. — Но пока…
Он замолчал, потому что на экране возник третий силуэт, шире в плечах и ниже ростом. Крупным планом показалось его плечо. Человек проходит совсем близко от мертвого дерева и оборачивается, показывая знакомый профиль. Все одновременно выдохнули:
— Бенуа!
Это действительно Бенуа, слуга господина Руайера. Одет он в темный плащ. Он оглядывается; губы его шевелятся. Видимо, он что-то говорит своим спутникам, на что-то им показывает. На мгновение он исчезает из кадра, уступая место другому персонажу, который идет прямо на камеру.
— Леонард!
Леонард выносит из дома рюкзак, победно потрясает им перед Бенуа и останавливается. А в дверном проеме заметно какое-то движение. И опять невезение! Выходит человек с картиной на плече, но лицо его полностью скрыто полотном. Он задерживается на пороге, чтобы удобнее ухватить картину, нагибается, ставит картину на землю и выпрямляется… Его лицо бьет с экрана, как вспышка молнии…
Без Козыря ошеломленно отступил назад. Нет! Это невозможно! Сам мсье Руайер!…
Никто в комнате не шевельнулся. Все молча продолжали смотреть на экран, словно ожидая чего-то. Тишина нарушалась только жужжанием проектора. Наконец кто-то зажег свет. Руайер, упершись локтями в колени и обхватив голову, смотрел в пол.
— Вы?! — выдохнул доктор Доден.
— Я, — шепотом ответил хозяин замка, не поднимая головы.