«Дорогой мой калека!
Ну и натворил ты дел! Заметь, что я за это на тебя не сержусь. Но ты поставил меня в довольно трудное положение. Ну да, согласен, я послал тебе незаконченное письмо. Но я же не виноват! Это папа заставил меня заклеить конверт. Ты понимаешь, бывают в жизни моменты, когда приходится делать что велят!.. Но сегодня у меня есть время и есть что тебе рассказать. По сравнению с тем, что ты сейчас узнаешь, та ужасная ночь, о которой я обещал тебе поведать, — просто пустяк! Поэтому не буду особенно о ней распространяться, скажу только, что в ту ночь в моей комнате кто-то был, я жутко перепугался и позвонил Симону. Он, бедняга, явился в пижаме и шлепанцах, зажег свет — и, конечно, не нашел ни души! Совершенно непонятная история! Ты, наверное, сейчас крутишь пальцем у виска, однако все это правда. В комнате кто-то был, я в этом уверен, и, возможно, это существо… не такое, как мы с тобой. Оно было неощутимо и неуловимо… Помнишь, что мне рассказывал Альфред Нурей о телекинезе, о камнях, летающих по комнате, проникающих сквозь стены и ударяющихся о мебель? Эта история не выходит у меня из головы. Я тогда еще подумал, что, если бы мне пришлось увидеть нечто подобное, я бы, наверно, свихнулся. Так вот: это произошло, и я расскажу тебе обо всем подробно. Какое же все-таки счастье, что я могу вот так, запросто, поболтать с тобой!
Итак, мой отец теперь не выезжает из замка. Это означает, что он влезает во все дела, всех обо всем расспрашивает. Сравнивает новые показания с предыдущими, а также с теми, которые содержатся в полицейских отчетах, по нескольку раз осматривает интересующие его места… Например, он попросил Рауля открыть окно, через которое мог скрыться убийца. У Симона он зачем-то взял взаймы складной метр и все подряд им измеряет. Он даже вырубил молодые деревца в парке, представляешь?
Я спросил, что он разыскивает. И знаешь, что он мне на это ответил?
— Ничего, просто проверяю. Когда-нибудь, мой дорогой Франсуа, ты поймешь, как верна пословица «Доверяй, но проверяй».
И он удалился, вставив в глаз свою лупу. То есть, разумеется, никакой лупы у него нет, зато он то и дело протирает стекла своих очков. Я впервые вижу его за работой. Как бы мне хотелось, чтобы он посвящал меня в ход расследования, а не отмахивался, как от назойливой мухи!
Он даже кофе после обеда пьет не со мной, а с Раулем. Они усаживаются в углу салона и начинают перешептываться, а если я подхожу к ним, папа делает беззаботное лицо и, по-моему, едва сдерживается, чтобы не сказать мне: «Пойди, дорогой, поиграй». Ну что ж, у меня тоже будет свой секрет — мои письма тебе! Только тебе я могу признаться, что выяснил уже больше, чем он… Да, так на чем я остановился?..
Прошло два дня. Как-то раз мы сидели за столом и ели папины любимые мидии. Подошел Мишель: «Мсье Робьон, вас просят к телефону». Видел бы ты лицо моего папочки! Он весь напрягся, смял салфетку и бросил ее на стол. Минуту спустя он вернулся; выражение у него на лице не предвещало ничего хорошего.
— Собственно, это тебе звонили. Твой друг Поль.
Я так и подскочил!
— Знаешь, он был очень краток. Поздоровавшись, он сказал мне буквально следующее: «Не стоит звать его к телефону. Передайте ему только, что его письмо я получил. Жаль, что он ничего не понял в игре в скрабл. Что же касается той необыкновенной ночи, то пусть он хранит эти воспоминания при себе». Поль был очень сердит. Ты не хочешь объяснить мне, что это была за необыкновенная ночь?
Ну и проклинал же я тебя в эту минуту! Щеки у меня горели… Рассказать? Или нет? Отец смотрел на меня поверх очков взглядом не адвоката, а прокурора. И я повел себя как опытный преступник…
— Да ну, ерунда! Мне просто приснился страшный сон, который я обещал ему рассказать. Это бы его позабавило; я стараюсь хоть как-то развлечь беднягу. А потом я просто об этом забыл, вот и все.
Папа настаивать не стал. Но скажи, с чего это вдруг ты решил мне позвонить? А вот насчет игры в скрабл ты прав, я в ней решительно ничего не понял. Признаюсь, я немного приукрашиваю события, когда пишу тебе. Мне хочется тебя позабавить, и я развлекаюсь вместе с тобой. Но если вы все против меня, я ведь могу и перестать! И тогда ты никогда не узнаешь, что я нашел в моем чемодане под одеждой… Впрочем, это меня так поразило, что я не могу удержаться и не рассказать тебе все…
Итак, когда я гулял по пляжу, мне в носки попал песок. Не знаю почему, но здесь все время в носки набивается много песка; более того, он даже на зубах скрипит. Может, потому, что здесь всегда ветрено? В общем, я решил вернуться к себе. Учти, что, уходя, я закрыл дверь на ключ; мой чемодан тоже был заперт. Он лежал на сундуке, как я его оставил. Везде был полный порядок. С некоторых пор папа стал часто заходить ко мне в комнату, вот я и стараюсь, как могу. У меня даже в чемодане ни к чему не придерешься: пуловеры, трусы, майки, рубашки, платки — все это уложено ровными стопками, как на выставке. Носки лежали на дне чемодана. Я взял наугад первую попавшуюся пару, и из нее что-то выпало. Я нагнулся, поднял эту штуку — и… меня будто ударили. Это был маленький деревянный крестик, а на нем прикреплено что-то вроде каски. Каска была покрашена так искусно, будто ее извлекли из траншеи в начале века и она хранит на себе следы времени… Представь себе — это была точно такая каска, какие я видел на оловянных солдатиках в комнате старика! К кресту она была привязана подбородным ремнем.
Я отвязал каску, положил на ладонь, осмотрел. Это была, конечно, работа Ролана Шальмона. Только он мог так тщательно обработать металл и даже воспроизвести на нем след смертельного удара штыком. Каска была размером с наперсток. Я надел ее на палец — и тут почувствовал, что сердце у меня бешено бьется. Этот зловещий крест был спрятан в моем чемодане! Только тут я в полной мере представил, какая паника, должно быть, охватила ту несчастную вдову, когда она обнаружила камни, попавшие к ней в комнату непонятно каким способом.
А ведь крестик с каской — это хуже, гораздо хуже. К тому же в центре креста я заметил какие — то инициалы. Их трудно разобрать, они как будто размыты дождями и снегом, но тем не менее первая буква похожа на «Б», а вторая на «К». Это могут быть инициалы какого-нибудь Бернара Клебера, или Бенедикта Кювье, или… Или — Без Козыря?
Вот так история! Никто в Бюжее, кроме папы, не знает моего прозвища. Почему же именно мне подбросили этот таинственный крест?
Или, может быть, это и есть один из тех загадочных предметов, которые под чьим — то психическим воздействием появляются в самых неожиданных местах? Ну и ну! Я старался взять себя в руки, но, честно говоря, у меня это не слишком хорошо получалось. В голове крутились самые нелепые мысли… Впрочем, приглядевшись, я понял, что это вовсе не «Б» и «К», а цифры 8 и 11, или просто 811. Может, это 811-ый полк? Видимо, такое подразделение действительно существовало: ведь старый маньяк воспроизводит все с абсолютной исторической точностью. Кажется, это похоже правду… Итак, Ролан Шальмон, закрывшись в своей мастерской, уже начал возводить военное кладбище. Он поставит там сотни вот таких маленьких крестов, и на каждом из них будет привязана каска и проставлен номер военного подразделения. Крест, который я держу в руках, попал ко мне, видимо, прямо из его мастерской…
В общем, милый Поль, я вздохнул свободнее, вернулся к реальности и стал думать. Итак: кто подбросил мне этот крест? Конечно, не Ролан; он, словно прокаженный, не выходит из своей комнаты. И не Симон. И не Рауль. Если бы меня хотели напугать, это можно было сделать проще. Например, положить крест на стол, чтобы он сразу бросался в глаза. Кому могла прийти в голову эта несуразная идея — спрятать крест в таком месте, где я еще долго мог бы его не найти?
И тут мне в голову пришла ужасная мысль! Ведь этот крест мог попасть в мой чемодан в ту самую ночь, о которой я тебе вкратце рассказал. В таком случае он находится у меня уже третий день; если так, я пропал! Я растерянно глядел на свой указательный палец, на котором на манер наперстка была надета каска, и меня все больше охватывало беспокойство. Чтобы не напороться на неприятности, пожалуй, лучше всего сразу рассказать все папе. Папа, на помощь, я один не справлюсь! Меня могут обвинить в воровстве! Вдруг кто-нибудь зайдет ко мне в комнату и обнаружит крест — как мне тогда оправдаться? Я рухнул в кресло. Когда ты, старик, будешь читать эти строки, то согласишься, что ты в лучшем положении, нежели я. Все тебя балуют, холят, оберегают, а я оказался совсем один на переднем крае схватки с кем-то или чем-то абсолютно неведомым! Опасность где-то совсем рядом, я это чувствую!
Знаешь, что произошло дальше? Я уснул. Возможно, это была своего рода нервная разрядка. Я проспал почти час, а когда проснулся, оказалось, что я по-прежнему держу в руке крест. Помню, в детстве я прижимал к себе какую-нибудь игрушку, чтобы быстрее заснуть; на сей раз эту роль сыграл крест. Разозлившись на себя, я бросил его в чемодан, отправился в ванную и подставил голову под струю холодной воды. Немного успокоившись, я сказал себе: «Держись, Без Козыря, не сдавайся! Ты оказался в замке, полном тайн, но это не значит, что надо бежать к папочке и умолять его забрать тебя отсюда!» И, знаешь, это меня отрезвило. Я понял: крест мне подкинули именно для того, чтобы заставить уехать из замка! А уехать я должен буду не один… Значит, отец и сын Робьоны здесь кому-то мешают; а поскольку я более эмоционален, начать решили с меня. Они, видимо, думают, что у мальчишки не хватит сил сопротивляться. Ну что ж, посмотрим!..
— Главное — это молчать. Папе я не скажу ни слова. Ты ведь помнишь — я с самого начала решил не рассказывать ему ничего из того, что узнаю? Теперь это уже не игра; я буду молчать, чтобы не помешать его расследованию… Я быстро сменил носки, закрыл чемодан, дважды повернул в замке ключ и вышел из комнаты.
Пойду-ка я на берег. Мне нравится этот бескрайний, открытый всем ветрам пляж. Здесь я, как нигде, чувствую себя свободным и счастливым. А если найти уютную ямку наверху, в дюнах, и укрыться в ней, как в норе, то становится совсем тепло и спокойно. Тогда приходят совсем другие мысли; мне уже кажется, что меня никто не преследует, а наоборот, это Ролан Шальмон оставил мне маленький подарок, узнав от Симона, как мне понравилась его коллекция… Я так и вижу, как он бесшумно входит ко мне в комнату и, прижав палец к губам, шепчет: «Это тебе, дорогой Франсуа; я знаю, ты сможешь это оценить». Я принял крестик за попытку выгнать меня из замка, а на самом деле он мог быть знаком дружбы. Почему бы нет?.. Вот такие мысли приходят мне в голову на пляже. В этом и состоит чудодейственная сила открытого пространства и западного ветра, который прилетает сюда с самого края света.
Я чувствую себя очистившимся, спокойным, словно заново рожденным. Итак, решено: буду осторожен, немногословен, всегда начеку. Обещаю себе сохранять хладнокровие. Совершенно ясно, что мне ничто не угрожает. И как только я избавлюсь от этого креста… Да, именно это я должен сделать в первую очередь. Я встаю и отряхиваю прилипший к телу песок. Я должен вернуть крест хозяину! Надо играть по-честному. Это не значит, конечно, что надо заявлять: он — де лежал под моими носками. Просто скажу, что я его нашел, не уточняя, где именно.
Я возвращаюсь, изо всех сил стараясь не думать больше обо всем этом. Я ведь уже принял решение! Достаю из чемодана крест и каску. Как жаль с ними расставаться! Эти маленькие вещицы вначале напугали меня, а теперь стали по — настоящему дороги. Вздохнув, я отправляюсь на поиски Симона. Почему Симона? Да потому, что, как ты помнишь, именно он приходил как-то мне на помощь. Обратиться к Раулю Шальмону? Но, во — первых, я не представляю, как себя с ним вести, в во — вторых, он тут же все расскажет отцу. А к Симону я почему-то чувствую доверие.
Но его нет ни за стойкой, ни в конторе. В конце концов, нахожу его в саду за замком — он срезает цветы для столовой; каждый стол там украшает вазочка с одной-единственной розой.
Я без предисловий обращаюсь к нему:
— Можно с вами поговорить?
Симон удивленно поднимает на меня взгляд. А я добавляю:
— Желательно, чтобы нас никто не видел.
Он осматривается, затем указывает на сарайчик, где хранится садовый инструмент.
— Что-нибудь случилось, мсье Робьон?
Я показываю крест. Он подскакивает от неожиданности — честное слово, я не преувеличиваю, — осторожно берет его у меня и качает головой, что, похоже, означает: «Так я и знал…»
— Я нашел его у себя в чемодане, — поясняю я.
Симон молчит.
— Мне кажется, он из коллекции мсье Шальмона.
Опять молчание.
— Я его не украл!
Не отвечая, Симон выглядывает из сарайчика, осматривается, потом поворачивается ко мне и спрашивает:
— Вы никому об этом не говорили?
— Никому!
— Когда вы его нашли?
— Сразу после обеда.
— Пойдемте…
И мы отправляемся в комнату, где развернута битва под Верденом. Симон зажигает свет и подходит к книжному шкафу в глубине комнаты, — раньше я не обращал на него внимания. Выдвинув ящик, старик говорит:
— Посмотрите.
В ящике лежит несколько десятков точно таких же крестов. Есть здесь и каски — самые разные, в том числе английские и остроконечные немецкие.
— Мсье Ролан иногда фантазирует, — объясняет Симон. — Когда он закончит свой труд, то сохранит только кресты, без касок. А пока он так развлекается…
Странная атмосфера этой комнаты гипнотизирует меня; даже голова немного кружится. И развлечения же однако у старого господина Шальмона…
— Мне показалось, на кресте можно прочесть чьи-то инициалы. Или это цифры?
— Это действительно инициалы. Мсье Ролан помечает каждую новую каску инициалами своих близких. Вот здесь — мои: С. А., Симон Арлан. А тут — видите? — А. Д. Это означает Анри Дюрбан. Каждый вечер, прежде чем лечь спать, хозяин делает полдюжины крестов. Без этого он не может заснуть. Вполне невинная привычка, правда ведь?
— Но при чем здесь Дуомонское кладбище?
— Ох, даже не знаю, рассказывать ли вам об этом… Обещаете сохранить все в тайне?
— Честное слово!
— Так вот, среди сотен безымянных крестов будущего кладбища он задумал разместить тщательно скрытые могилы членов рода Шальмонов. Эти кресты будут стоять на них.
— Но вы, мсье Симон, вы же не из их семьи!
Это замечание, выскочившее у меня против воли, явно задело Симона. Он ответил с достоинством:
— Слуги тоже относятся к роду Шальмонов.
Затем положил крест со своими инициалами в ящик, задвинул его и добавил:
— Когда все будет окончено, в большом кладбище будет запрятано наше маленькое, семейное. Неплохая мысль, не правда ли, мсье Робьон?
— Которая, безусловно, привлечет в отель немало посетителей.
Я сказал это без всякой задней мысли, но сразу почувствовал, что Симон снова расстроился.
— Надеюсь, что нет, — сказал он. — Если Бюжей вместо гостиницы превратится в музей, это будет весьма прискорбно.
Похоже, разговор был окончен. Симон сделал несколько шагов к двери, но я остановил его.
— Я хотел бы все-таки знать, как этот крест попал в мой чемодан. Не мог же он забраться туда сам!
Симон смущенно потупился. Но я продолжал:
— Однажды вы сказали мне, что в замке происходят странные вещи. Что вы имели в виду?
— Лучше бы я тогда промолчал, — тихо проговорил Симон. — Но, к сожалению, это правда. Началось это уже давно, а точнее, вскоре после смерти мсье Шальмона. Здесь действительно творятся непонятные вещи, совсем непонятные. Например, звонит телефон, а поднимаешь трубку — молчание. И еще странные звуки… словно легкий стук то в одну дверь, то в другую. Разумеется, за дверью никого не оказывается… Или ящики в шкафах — вы их закрываете, а они сами по себе открываются снова. Иногда перемещаются отдельные предметы. Например, оставляешь вещь в одном месте, а она вдруг оказывается совсем в другом. Мсье Ролан говорит: «Не беспокойтесь, это папа шутит…» Наши прежние слуги, кухарка и садовник, предпочли покинуть замок; да и местные жители стали нас сторониться… Что касается меня, я ко всему этому привык. Мы с мсье Роланом говорим о покойном хозяине, словно он по-прежнему с нами. Когда мсье Ролану пришла в голову эта идея с солдатиками, он сказал: «Папе это понравится». Так же было и с крестами. Я, мсье Робьон, человек необразованный и не сумею объяснить вам, как крест мог попасть в вашу комнату. Однако я хотел бы заверит вас, что ни одна душа в этом замке не хочет доставить вам неприятности.
Представляешь себе мое состояние? Он поведал мне обо всей этой чертовщине спокойно, как о самых обыденных вещах. Я чувствую, что холодею, а он стоит передо мной как ни в чем не бывало и словно говорит: «Чему тут удивляться? Просто у вещей есть своя жизнь, вот и все». Но именно эта подспудная, непостижимая жизнь выводит меня из себя. И не меня одного!
— Так вы останетесь без постояльцев, — говорю я.
— Я знаю, — отвечает он. Я даже предупреждал мсье Рауля. Но он из тех людей, которые не верят ни в Бога, ни в черта… Знаете, мсье Робьон, старый замок — он ведь как человек. У него бывают свои взлеты и падения. Можно обеднеть, но не потерять достоинства; милостыни нам не надо.
Он гасит свет, вежливо подталкивает меня к выходу и запирает за нами дверь.
— Извините, я забыл, мне надо еще кое-что сделать… Столько забот! До свидания, мсье Робьон.
Гулять мне больше не хочется, но и в замке оставаться нет никакого желания. Я вообще уже ничего не хочу! Даже не стану сейчас продолжать это письмо тебе. Голова у меня трещит; надо дать ей отдохнуть. Старик, я заканчиваю. Конечно, я понимаю, что у тебя нога в гипсе, но зато ты не обязан заниматься, как я, разгадыванием ребусов. Уверяю тебя, это совсем не так весело, как кажется.
До завтра… или до послезавтра.
Твой Без Козыря.
И, пожалуйста, не звони мне больше».
Франсуа даже не смог перечитать письмо. Он запечатал конверт, приклеил марку, написал адрес. Письмо — хороший повод пройтись до Сен-Пьера. В гостиной он увидел отца — тот курил, сидя в кресле.
— Ты один? — спросил его Франсуа.
— Я жду Рауля.
— Привезти тебе что — нибудь из Сен-Пьера?
— Нет. Спасибо.
— У тебя усталый вид.
— Мне надоела эта пустая трата времени. Пожалуй, мы скоро поедем домой. Присядь на минутку. — Адвокат обнял сына за плечи. — Я думаю, тебе интересно, что мне удалось выяснить? — спросил он. — Так вот, должен тебя разочаровать: мне не везет. Я не узнал ничего, кроме фактов, уже содержащихся в полицейских отчетах. Кто-то вошел к старому Шальмону, убил его и тотчас же скрылся. Детали я изложу тебе потом… В одном я абсолютно уверен: убийцей не мог быть какой-нибудь бродяга. Преступник наверняка прекрасно знал, что делает. После смерти старика замок переходил к Ролану Шальмону; видимо, новый хозяин больше устраивал убийцу. Возможно, Роланом легче манипулировать, чем его отцом; может быть, его удастся уговорить продать Бюжей… Такова моя версия на сегодня. Мне кажется, если бы я узнал, кто тот потенциальный покупатель… Но я должен еще покопаться в этом деле. Руку даю на отсечение: в смерти старого Шальмона кто-то был очень заинтересован! Увидишь, это окажется именно так… Но зачем я тебе все это рассказываю? Пойди — ка лучше погуляй. И, главное, не слушай всякую болтовню.
Отец не знал, что Франсуа бьется над той же проблемой. Настоящий преступник не рассчитывает, что найдет оружие убийства прямо на месте… По дороге в Сен-Пьер мальчик со всех сторон обдумывал эту проблему. Впрочем, зачем мучиться? Ни полиция, ни отец не смогли ничего найти; так что же, он, Франсуа, окажется умнее их?..
Он вспомнил, что говорили ему Симон и Альфред Нурей о странностях замка. Нет, он ни за что в жизни не отступит, не решив эту загадку! Франсуа пришли на память строки из Шекспира: «Есть многое не небе и на земле, друг Горацио, что и во сне не снилось твоей учености…» Да нет, что за ахинея! Ящики, открывающиеся сами по себе… И еще этот полусумасшедший Ролан с его «папа шутит»… Нет и еще раз нет! Франсуа обожал сказки, пока они были сказками. Но как только они начинали вторгаться в реальность, он решительно восставал!
Опустив в ящик письмо, Франсуа заметил возле гаража мадам Биболе. Рядом мсье Биболе с недовольным видом демонстрировал владельцу гаража свой «пежо». «Да, — подумал мальчик, — кто-кто, а эта парочка не упадет в обморок от таинственного стука в стену». Подойдя поближе, мальчик сразу понял: что-то случилось.
— Это возмутительно! — восклицал мсье Биболе. — Я буду жаловаться! Ах, мсье Робьон, раз уж вы здесь, посмотрите, что они натворили!
Дверцы машины были раскрыты настежь.
— Мне нанесен ущерб на полторы или две тысячи франков! — продолжал Биболе.
Заглянув в машину, Франсуа обнаружил, что заднее сиденье покрыто толстым слоем навоза.
— Теперь ее остается только продать, — рыдала мадам Биболе.
— Когда это случилось? — спросил Франсуа.
— Прошлой ночью, — простонала старушка. — Машина стояла на стоянке, у гостиницы… Боже, какие вандалы!
— Вандалы?! — отозвался хозяин гаража. — Не думаю… Знаете, на вашем месте я бы уехал из Бюжея. Нехорошее место.
Мсье Биболе в сердцах пнул ногой колесо и обернулся к Франсуа.
— Администрация отеля за это ответит. Я этого так не оставлю!
Хозяин гаража пожал плечами.
— Если бы вам прокололи шину, — сказал он, — я бы это еще понял. Сорванцов у нас тут полно. Но навоз!.. К тому же рядом с замком нет ни одной фермы. Спрашивается, откуда взялся навоз? Многие здешние садоводы с удовольствием купили бы такого…
— Надо составить акт, — решил мсье Биболе.
— А вы сообщили мсье Раулю? — поинтересовался Франсуа.
— Конечно. Разумеется, он знать ничего не знает.
— Или делает вид, что не знает, — ехидно заметил хозяин гаража.