Прошло уже более пяти месяцев с того дня, как миссис Элиас пришлось спасать мужа от сыновнего гнева.

В течение этого времени Джо не раз беседовал с матерью о своих планах.

— У меня только одно желание — попасть в Городской совет. Мне предстоит сыграть немалую роль в политической жизни этого острова, я уверен. И я не позволю, чтобы отец или кто-нибудь другой стал мне поперек дороги, — говорил он, раздраженно фыркая, и шагал по комнате, заложив руки за спину и сердито дергая плечами.

— Ну, конечно, Джо, ты прав, — громко поддакивала ему мать. — Только предоставь все мне, слышишь? Не трогай отца. Ты только напортишь и себе, и всем нам. Предоставь все мне, — и, взяв с толстых колен штопку, она снова принялась за прерванное занятие.

Разговор этот происходил в августе. Два дня спустя Джо уже снова спрашивал мать:

— Ты говорила с отцом, мама? Говорила?

— Сказала тебе, предоставь все мне. Помидор прежде следует подержать в горячей воде, а потом уже снимать с него кожуру.

Джо вздохнул и развел руками.

— Подходит крайний срок. Я должен уже сейчас выставить свою кандидатуру, чтобы меня успели занести в списки. Иначе я не смогу баллотироваться в ноябре.

— Не попадешь в этом году, Джо, попадешь в будущем. Понятно? Деньги ты получишь, я обещаю тебе это. Только не трогай отца.

Миссис Элиас ждала подходящего момента, чтобы заставить мужа выполнить ее волю. Она знала, что для этого надо только хорошенько напугать его. Однако, опасаясь каких-либо неожиданностей, она решила избрать иную тактику и попытаться добром уговорить мужа переписать один из домов на Джо и выдать сыну тысячу двести долларов из его доли наследства.

Но вдруг в один прекрасный день она узнала, что старый Элиас переписал один из домов на любовницу. Убедившись, что это не слухи, а достоверный факт, переваливаясь, как утка, она вкатилась к мужу в кабинет и, даже не закрыв за собой дверь, решительным голосом заявила:

— Мозес, мне надо поговорить с тобой! — Подтолкнув поближе к столу большое плетеное кресло, она уселась в него.

По ее тону Элиас почувствовал, что теперь ему не избежать неприятного разговора. Однако он изобразил на своем лице такое неподдельное изумление, что даже открыл рот.

— Что случилось? Что-нибудь произошло?

— Да, произошло! — громко воскликнула миссис Элиас, возмущенная таким лицемерием и совсем позабыв о своем решении спокойно побеседовать с мужем. — Твое родное дитя, твой старший сын!.. — начала она, с усилием сдерживая себя. — Мальчик несчастлив, ты это понимаешь? Он хочет попасть в Городской совет. Он неглуп, он умный мальчик. Ты и сам это прекрасно знаешь. — Хотя прошло уже тридцать лет с того дня, как она произвела на свет своего первенца, он все еще оставался для нее мальчиком. — Дай ему денег, ты слышишь, Мозес? Дай мальчику денег!

Элиас склонил голову набок. Это была его обычная манера, когда он собирался сказать что-нибудь злое и обидное. И это всегда выводило из себя миссис Элиас.

— О, дать ему денег, да? Дать ему тысячу двести долларов? — воскликнул он. — Ты думаешь, я просто так подбираю их на улице?

И он разразился коротким презрительным смешком.

— Нет, я знаю, что ты не подбираешь их. Хуже, ты выбрасываешь их на улицу. Скотина! Ты переписал свое имущество на черномазую уличную девку! А о детях ты подумал? Я ничего не прошу для себя, тебе понятно это? Но не думай, что ты можешь раздавать направо и налево то, что принадлежит детям, Мозес! Не думай! Этот дом — моя собственность, он записан на мое имя, не забывай этого! — И, вдруг сообразив, что ее крик разносится по всему дому, она сделала несколько грузных шагов к двери и с силой захлопнула ее. — Если ты хочешь спокойно жить в этом доме, сделай все, как подобает.

На этот раз челюсть старого Элиаса по-настоящему отвалилась от неподдельного испуга и отчаяния. Он хорошо знал, как жена при желании могла сделать его жизнь несносной. А он так любил покой! В его старом, уютном гнезде ему стоило только чего-нибудь захотеть, как по одному повелительному крику жены выполнялись все его прихоти. Он приходил домой, ложился отдыхать и ни о чем не думал: ни об обеде, ни о чистых сорочках, ни о том, что его обкрадывают. Он мог лежать, охать, читать газету, спать. Раз заведенная машина семейной жизни работала без перебоев. Он полностью вверил себя ее главному механику и никогда не спрашивал, каким образом удается приводить машину в действие. Мысль о том, что ему придется менять свои привычки, повергла его в ужас.

— Тысяча двести долларов! — сокрушался он, хватаясь за голову. — Это же расточительство! А если он провалится на выборах, он ведь не получит денег обратно! Он это знает?

— Это не твоя забота. Ты ведь не просишь у своей девки деньги обратно.

— Святое небо! — воскликнул старый Элиас испуганным шепотом. — Как ты можешь так говорить! Я еще никому не давал такой большой суммы.

— Молчи, Мозес! Не испытывай моего терпения. Кроме того, ты должен переписать на Джо один из домов. Да! Да! Не таращь на меня своих буркал.

Она видела, что он совершенно убит. Чутье подсказывало ей, что на этом следует остановиться. Кроме того, теперь, когда ее гнев немного утих, ей самой стало стыдно и противно от того, на что ей пришлось пойти. Прихрамывая, она поспешно покинула кабинет.

— Тысяча двести долларов! Да еще дом!.. Чистое безумие! — оставшись один, сокрушался старый Элиас.

Для Джо было совершенно необходимо владеть недвижимостью. Если он пройдет в Совет, заседания будут отнимать у него столько времени, что ни один хозяин не согласится держать у себя такого работника. Он может лишиться не только средств к существованию, но и самого права на место в Совете.

Однако единственным результатом атаки миссис Элиас на мужа были пока лишь усилившиеся сетования старого Элиаса. Каждый вечер, приходя домой, он охал, вздыхал и бормотал:

— Святый боже, как плохи дела!.. Ни у кого нет денег... Что будет со мной, если придется закрыть одну из лавок?

И при этом он украдкой бросал взгляд на жену.

Шел сентябрь. Выждав еще немного, Джо спросил у отца, что же он в конце концов намерен делать. Старик уклончиво ответил:

— Все равно уже поздно. Скоро октябрь...

— Да, но как насчет будущего года, старый кровопийца?! — Джо приблизился к отцу и разжал свои огромные кулаки, словно собирался задушить его.

Старик поспешно скрылся в кабинете.

Через несколько дней он сказал жене, что ему надо еще посмотреть, как закончится для него этот финансовый год.

Прошел еще месяц. Старый Элиас обладал терпением неграмотного и хитрого крестьянина, которому приходится вести отчаянную борьбу за каждую сэкономленную копейку. Он и дальше находил бы всякие отговорки, чтобы не давать сыну денег, если бы за две недели до рождества вдруг не захворал — с ним случился легкий удар. Доктор уложил его в постель и прописал строгую диэту.

— О господи... господи! Рождество на носу, и некому заняться делами в лавках... Только и время сейчас немного заработать... Ох-хо-хо! — жаловался старик.

Спустя некоторое время он подозвал жену и сказал ей:

— Джо должен вернуться в лавку. Он мой сын, мой наследник. Он должен вернуться и взяться за дело.

— Мозес, он ушел только потому, что ты всегда с ним ссорился из-за выручки, словно Джо обкрадывал тебя, — ответила жена. — Ну, ладно. Дай ему тысячу двести долларов да перепиши дом на его имя, и он вернется.

Старого Элиаса чуть не хватил второй удар.

— Что? — завопил он, и его багровое лицо побагровело еще больше. — Что? Я еще должен платить ему? Платить собственному сыну? Должен покупать его, как покупают американских гангстеров!.. О господи, господи… вот что получается, когда человек уже стар...

— Чего же ты хочешь? — прикрикнула на него жена. — Чтобы тебе стало хуже? Чтобы тебя хватил еще удар и ты отправился на тот свет?

Это сразу же отрезвило старика.

— Ну ладно... ладно, — пробормотал он. — Дай мне чековую книжку... Приходится покупать собственного сына. — А про себя подумал: «Второй раз он этих денег с меня не получит. Я удержу их из его доли наследства».

Джо предупредил Долларда об уходе и вскоре уже заведовал делами отца. Он получил сумму, нужную ему для того, чтобы баллотироваться на выборах, и стал законным владельцем одного из отцовских домов.