Когда Попито вернулся в Порт-оф-Спейн, доставив Янки первую партию груза с таможни, он сразу же пошел к сестре и вручил ей пятнадцать долларов.

— Теперь за квартиру платить буду я, слышишь? Можешь больше не беспокоиться об этом, — сказал он.

То, что брат нашел наконец работу, обрадовало миссис Энрикес еще больше, чем неожиданная возможность погасить долг за квартиру. Смеясь, радостно прищелкивая пальцами, словно молоденькая девушка, она спросила у брата, где же он теперь работает.

— Работаю для разных фирм по таможенным делам, — ответил Попито. Еще по дороге из Файзабада он придумал эту ложь.

— Смотри, ты теперь не должен пить, Попи, — сказала сестра, и в голосе ее послышались укоризна и мольба.

— С этим покончено навсегда, — ответил Попито.

Это было в половине десятого вечера, и Елена уже легла спать. Но, услышав, что дядя Попи нашел работу, она вскочила с постели и прибежала к нему.

— Дай я поцелую тебя! — воскликнула она.

Теперь и ей он должен был повторить свою выдумку о новой работе да еще, чтобы удовлетворить любопытство девушки, рассказать поподробнее о своих новых хозяевах.

— Я не вижу их, — сказал он. — Клерк дает мне накладные, и я получаю товары. — Он обнял племянницу за плечи. — А ты все хорошеешь, а?

Елена ущипнула его за небритый подбородок.

— Я слышала, ты бросил пить. Для меня это самая большая радость. Спокойной ночи! — Чмокнув его, она убежала обратно и юркнула в постель. Вертясь и тихонько посмеиваясь, она поудобнее улеглась и с головой укрылась одеялом. Жизнь казалась ей теперь полной надежд, и не только для дяди Попи, который принес им такие добрые вести, обещал аккуратно платить за квартиру и никогда больше не пить, но и для ее матери, для нее самой; ничто уже не будет угрожать ее юности, благополучию, ее девичьей чистоте. Тихонько посмеиваясь, она поглубже зарылась в подушку и, думая о том, как завтра все уже будет по-иному, крепко уснула...

Радость на лице сестры, голос, каким она уговаривала его не пить, сознание того, что племянница, которую он нежно любил, снова верит в него, глубоко тронули Попито.

Он подошел к сестре и, взяв ее лицо в свои грубые ладони, крепко поцеловал. В этот момент он остро ощутил, как не хватает ему женской любви и ласки.

— Ну, пока. Я должен идти, — сказал он сестре.

Попито так давно не показывал ей каких-либо своих чувств, что теперь на глазах Аурелии заблестели слезы.

— Да, до завтра! — крикнула она ему вслед.

Выйдя через заднюю дверь во двор, Попито остановился по малой нужде. Когда он выходил уже за ворота, навстречу ему попалась Касси — она как раз возвращалась с работы.

Касси была от природы жизнерадостной девушкой, неспособной долго предаваться печали. Когда ее что-нибудь радовало, она делилась своей радостью с Эльдикой, второй служанкой Осборнов, или с кухаркой, напевала, хлопала в ладоши и кружилась по комнате. Она любила танцевать. Эльдике и кухарке казалось, что у Касси нет никаких забот. Она не раз вбегала во двор Осборнов, запыхавшись и опаздывая только потому, что накануне протанцевала весь вечер допоздна. Наспех приколов белую крахмальную наколку и завязав на спине концы фартука, она бежала в комнаты и, еще не отдышавшись, накрывала стол для завтрака. Если в это время заходила Эльдика, чтобы убрать гостиную, Касси своим низким грудным голосом рассказывала ей о вчерашнем партнере на танцах и при этом не делала ни единой ошибки в сервировке стола, не забывала положить у приборов все ножички и ложки и не путала салфеток.

Она была неглупой и практичной девушкой, умевшей, когда надо, быстро принимать решения. Но она была доверчива и всякую обиду принимала близко к сердцу. Если миссис Осборн разговаривала с ней резким тоном, слезы стыда и испуга навертывались у нее на глаза.

Гордясь своим возлюбленным, полицейским, она хвалилась мебелью, которую он ей купил. Когда он не приходил к ней, она горевала и догадывалась, что здесь замешана другая женщина. Однажды он ударил ее за то, что, намаявшись за день, она не захотела отвечать на его ласки. Тогда она схватила ночной горшок и бросила им в полицейского. Голосом, громким от страха и возмущения, она пригрозила ему, что разорвет его на куски, если он посмеет еще раз ударить ее. Пораженный, он ушел и больше не возвращался. А две недели спустя перекупщик вывез из ее комнаты все вещи.

На следующий день Касси, оглушенная обрушившимся на нее несчастьем, рассеянно выслушивала распоряжения миссис Осборн. При каждом удобном случае она бросала работу и забегала к Эльдике или кухарке, чтобы шепотом перекинуться с ними словечком. После второго завтрака, который обычно сервировали только для госпожи и ее двух дочерей, оставался целый свободный час до того, как в доме подавались коктейли. Касси и Эльдика уединялись в комнатку для прислуги, находившуюся в дальнем конце двора. Эльдика была старше Касси и имела уже троих любовников. Она учила Касси, как вести себя с мужчинами, и считала, что, если мужчина бьет женщину, значит, он любит ее.

Но Касси не принимала всерьез советы Эльдики; любовь представлялась ей такой, какой она видела ее в кинофильмах. Эльдика же давно убедилась в том, что жизнь безжалостно растаптывает надежды и чувства. Она без стыда пускала в ход свои женские прелести, когда хотела добиться каких-то удобств и благ. «Я ему нравлюсь. Он может снять для меня комнатку, к тому же и он мне не противен. Другой мне тоже нравится, но он не в состоянии содержать меня и, возможно, бросит через два месяца». Она не понимала, как может кухарка в течение тридцати лет жить с одним и тем же мужчиной. Он работал носильщиком на вокзале, и кухарка имела от него троих детей, теперь уже взрослых. Эльдика мало верила в мужское постоянство. Когда кухарка намекала, что мужчине следует подсыпать зелье в еду, чтобы привязать его к себе, Эльдика только смеялась.

— Это Обеа, черная магия, я в нее не верю.

Касси тоже смеялась, но вместе с тем в душе восторгалась мудростью кухарки. Она верила в Ориша.

— Это ты можешь так, а я не могу, — говорила она подруге. — Я не могу жить с человеком, который бьет меня. Жить с ненавистью в сердце? Нет, лучше остаться совсем одной.

Разговор обычно прерывался скрежетом шин по гравию дорожки — это возвращался судья Осборн. Касси в ужасе вскакивала: «Коктейли!» Сунув ноги в туфли, она мчалась в кладовую, сопровождаемая насмешливым хохотом Эльдики. Строгий, властный голос судьи, английский акцент, с которым он без улыбки, не глядя на Касси, произносил свое обычное: «Уберите это» или «Мартини на троих», — все это заставляло девушку думать, что судье вообще чужды человеческие чувства. Она отвечала ему хриплым от страха голосом, изо всех сил старалась угодить и поспешно уходила.

Религия Ориша, которую исповедовала Касси, была вывезена рабами из Африки. Теперь она была известна, как религия шанго, так ее называли, искажая имя Чанго, сына Оба, одного из могущественных божеств. Соприкоснувшись с верой французских колонизаторов, религия рабов претерпела неизбежные изменения. Сейчас население острова наравне с африканскими идолами поклонялось и католическим святым. Сплошь и рядом африканские боги просто превратились в католических святых. Жертвоприношения животных, пиршества, на которых подавались яства без соли, приготовленные верховным жрецом, пляски под несмолкаемый призывный грохот барабанов, когда божество вселяется в тела верующих, — все это сохранилось и поныне от древней африканской религии.

Мать Касси поклонялась религии шанго. Однажды она рассказала Касси такой случай: как-то вечером, когда она была совсем одна дома, в гости зашел их знакомый, мужчина средних лет. Отец Касси был на работе, а Касси, которой едва исполнилось пять лет, крепко спала. Гость сильно подвыпил и стал приставать к матери Касси. Она потребовала, чтобы он немедленно убрался из ее дома, но он не ушел, продолжал свои домогательства и, вконец распалившись, погнался за ней по всему дому. Тогда она выбежала во двор. В одном из уголков двора мать Касси по наставлению хоунбонора зарыла в землю топор — символ бога Огуна. Трижды на день — на рассвете, в полдень и на закате солнца — она кропила землю водой там, где был зарыт топор. Если ей приходилось пить ром, то, прежде чем пригубить его, она отдавала божеству несколько капель. Непрошенному гостю все-таки удалось нагнать ее во дворе. Распаленный страстью, словно дикий зверь, он повалил ее на землю. Уже почти обессилев, перепуганная насмерть мать Касси все же сумела оттолкнуть его ударом ноги в грудь, да так сильно, что он упал. Бросившись в дом, она схватила на руки спящую Касси и спряталась у соседки.

— На следующий день, — рассказывала мать, — во дворе я нашла топор... Никто не откапывал его из земли. Это сам бог Огун достал его, чтобы поразить насильника, если у меня не хватит сил самой защитить свою честь. Что было бы, если бы не бог Огун!.. Да, да, говорю тебе!

Маленькой девочкой Касси не раз видела, как в ее мать «вселялся дух» и она начинала плясать. Касси, когда подросла, тоже плясала. Она верила и в Иисуса Христа и тоже молилась ему. Но с богами Шанго, Дамбала и Огуном она породнилась в детстве, они были близки и понятны ей, вошли в ее кровь. Когда два года назад заболела мать, Касси отнесла жрецу петуха и попросила принести его в жертву богу. В тот вечер состоялись ритуальные пляски, и Касси приняла в них участие, а потом помолилась еще и пресвятой деве Марии. Матери стало лучше, она совсем было поправилась, но через пять месяцев внезапно слегла снова и, промучившись всего два часа, ушла навсегда к богу Шанго и Иисусу Христу.

Знакомство с полицейским удерживало Касси от общения с сектой шанго.

— Глупые предрассудки! — ворчал ее возлюбленный, зная о ее принадлежности к религии шанго.

Но теперь она снова почувствовала необходимость в какой-то степени подчинить себе те стихийные силы, которые бросали ее из стороны в сторону, словно щепку.

Вскоре после того, как перекупщик вывез из ее комнаты всю мебель, она снова побывала на молениях секты шанго в деревушке Джон-Джон и приняла участие в ритуальном жертвоприношении. Она была слишком обижена поступком своего возлюбленного, чтобы снова связывать свою жизнь с мужчиной, хорошенько не обдумав такой шаг и не заручившись поддержкой богов. Она просила у них помощи, но помощь почему-то всегда представлялась ей в образе мужчины.

Она обо всем поведала миссис Энрикес, к которой очень привязалась. Ведь портниха дала ей денег, чтобы купить раскладную койку, и всегда советовала, как вести себя с мужчинами. Советы миссис Энрикес были совсем не похожи на те, что давала ей Эльдика, и пришлись Касси по душе.

— Не первого встречного надо выбирать, дорогая, даже если он носит белый воротничок и галстук. Важно не то, как он одет, а какое у него сердце.

Аурелии Энрикес нравилась Кассандра; она сочувствовала девушке и старалась, как могла, помочь ей. Она скроила и сшила ей два платья, не взяв за это ни гроша. В благодарность Касси в свободное от работы время мыла ей полы или что-нибудь стирала для Елены. Касси так больше и не видела Попито Луну. Как-то вспомнив о нем, она спросила у миссис Энрикес, нашел ли он работу...

Теперь же, столкнувшись с ним во дворе, она с улыбкой поздоровалась: — Добрый вечер, мистер Луна! — и хотела пройти в свою каморку, но он остановил ее. Она видела, что ему хочется поговорить с ней.

— Касси, как поживаешь, девочка?

— Спасибо, ничего.

— Ты все еще работаешь у судьи Осборна?

— Да, все еще держусь. А как вы, мистер Луна? Не нашли еще работу?

— Нет, нашел. Еще бы, давно пора. Работа неплохая.

— Что вы говорите! Я так рада слышать это, мистер Луна. Мисс Аурелия, должно быть, тоже очень рада. Она так переживала за вас. Где же вы теперь работаете?

— Так, в одном месте. По таможенным делам.

— О, это очень хорошо...

— А ты только сейчас с работы, Касси? Дай-ка я на тебя погляжу. Ого! Ты выглядишь совсем неплохо, несмотря на тяжелую работу.

Радостно улыбаясь, он взял ее за упругую полную руку и, повернув Касси так, чтобы свет звезд падал ей прямо в лицо, еще раз оглядел ее с ног до головы.

Касси рассмеялась. Ей нравился мистер Луна, и не только потому, что он был братом ее благодетельницы: она не забыла, как он отдал ей все свои деньги в тот ужасный день, когда ее постигло такое горе. А ведь он сам был тогда без работы. Чувствуя, что ее лицо и фигура нравятся ему, она кокетливо улыбнулась. Сделала она это почти бессознательно; так ведет себя застенчивая мимоза, когда на нее падают первые лучи утреннего солнца: она поднимает ветви, раскрывает свои тонкие листья и жадно тянется к свету и теплу. Восхищение, светившееся в глазах мистера Луны, согревало Касси, подобно солнцу.

— Вы находите? — сказала она, чувствуя, как дрожь пробегает по ее телу. Четыре месяца прошло с тех пор, как ее касалась рука мужчины.

— Пойдем завтра вечером в кино, — внезапно предложил Попито.

Касси громко и дерзко засмеялась и отодвинулась от него.

— Пустите, я хочу спать. Я не хожу в кино. — У нее пробудилось недоверие к нему, и она почувствовала легкое раздражение. И мистер Луна такой же, как и все... Уж эти мужчины!

Попито видел ее глаза, особенно прекрасные при свете звезд, — большие, лучистые и черные, как сама ночь.

— Почему ты не ходишь в кино? Пойдем, Касси. Ты хорошо проведешь время и не пожалеешь об этом.

— Эге! Вы, оказывается, мастер уговаривать девушек, мистер Луна, — холодно сказала Касси, теперь уже совсем не веря в серьезность его слов.

— Ты думаешь, я шучу? У меня есть деньги, вот, смотри!

И он показал ей пачку банкнотов.

Она с удивлением посмотрела на него.

— Теперь, когда у вас столько денег, мистер Луна, вы можете найти себе компанию получше. Зачем я вам нужна? Ведь я вам не пара — я негритянка.

— Но я сам почти негр, — ответил Попито, не зная, как сказать ей, что отныне он тесно связал свою судьбу с негритянским рабочим классом. — Пойдем со мной, Касси. Почему ты такая несговорчивая? Эх!.. Должно быть, у тебя уже есть кто-нибудь. Ведь так?

— Нет, у меня никого нет, мистер Луна, — с серьезным видом покачала головой Касси. — А что скажет мисс Аурелия? Тс-с-с. Идите-ка спать. Я не хочу неприятностей.

Ее терзали сомнения. Он казался искренним, но пойти с ним? А вдруг об этом узнает его сестра?..

«Мне стыдно будет глядеть ей в глаза, — думала Касси. — Да я и не хочу терять такого друга, как она».

И она упорно отказывалась, к великому недоумению Попито: он-то был уверен, что она будет вне себя от радости.

— При чем здесь сестра? — недоумевал он. — Она меня не кормит, наоборот, теперь я сам помогаю ей. Пойдем, Касси! Мне просто неудобно так долго упрашивать тебя. — Ну что ж, раз не хочешь!.. — и, махнув рукой, он внезапно умолк и отвернулся.

Он был так разочарован и огорчен, что Касси стало жаль его и, невольно уступая, она сказала:

— Завтра вечером я не смогу.

— А когда же?

— В субботу. По субботам я прихожу домой рано, в четыре часа. Хотите в субботу вечером?

И она снова кокетливо улыбнулась. Попито схватил ее за руку.

— Хорошо, тогда в субботу! А где мы встретимся? Давай на углу. Ладно? Это... из-за сестры... Сама знаешь, какие вы, женщины...

— Вот видите! Вы сами не хотите, чтобы она знала об этом!

— Совсем не потому, что она может мне что-нибудь сказать, — оправдывался он. — Значит, на углу в субботу вечером, в восемь. Хорошо?

— Хорошо, — она весело засмеялась и, высвободив руку, убежала. — Спокойной ночи! — крикнула она, не оборачиваясь.

Желание развлечься снова проснулось в ней. Ей льстило, что такой человек, как Попито, назначил ей свидание, к тому же он был белый. Ее даже немного ошеломил такой поворот событий да еще то, что у Попито столько денег.

«Почему он выбрал именно меня? — думала она, зажигая свечу в своей каморке. — Ведь с такими деньгами...»

И радостное предчувствие чего-то хорошего охватило ее. Она разделась и, перекрестившись, юркнула в постель.